Судья Хузер принимает решение

Достопочтенный судья Норман Хузер был крупным, упитанным человеком с ястребиным взглядом и неизменной улыбкой на мясистых губах, из людей того сорта, которые никогда не надевают дважды одну и ту же пару белья. Что-то в его лице намекало на то, что он будет ухмыляться, потроша и поджаривая вас на костре в какой-нибудь лесной глухомани в духе «У холмов есть глаза». Предварительно изнасиловав вас, когда вы признаете, что, в сущности, не считаете Иисуса своим личным спасителем. Этот обходительный, сладкоречивый, хитрый старик обладал великолепными связями и авторитетом, был добрым христианином и, вне всяких сомнений, хранил столько тайн, сколько шефу полиции Калкинсу не светило узнать за всю его жизнь. Будучи судьей, он мог устранить любые юридические препоны одним взмахом руки, росчерком пера или еще какой ловкостью, а выражение его лица говорило о том, что в таких делах он большой дока. Дом – или, правильней сказать, особняк, – в котором он жил, был тому подтверждением.

Я нервничал и потел, чувствуя, что в костюме выгляжу как дурачок. Как будто никто из присутствующих в зале суда ни разу не видел, как я без рубашки толкаю газонокосилку или стою за кассой в форме «Всегда экономь», пытаясь объяснить, почему цены на молоко все растут и растут. Я не был столпом общества.

Когда в зал вошла и направилась к своему столу Дарлин Уилсон, я ожидал увидеть, как за ней бредет Ишмаэль, но, конечно, ошибся. С ним, видимо, остался кто-то другой. Она ободряюще улыбнулась мне – «выше нос».

Слушание началось с рекомендаций Дарлин по «делу Ишмаэля Гуда».

– Я не нашла веских причин, – начала она свою подготовленную заранее речь, – согласно которым Ишмаэлю не следует оставаться под опекой своего дяди – и, как недавно выяснилось, старшего брата – мистера Генри Гуда. Мистер Гуд достойный член общества и никогда не имел столкновений с законом. У него есть свой бизнес, и жители Винегар-Бенда хорошо знают его. С учетом того, что он является ближайшим родственником Ишмаэля, для меня очевидно, что в наилучших интересах ребенка будет назначить мистера Гуда его постоянным опекуном.

Судья бесстрастно слушал ее.

– Как вам известно, – продолжала Дарлин, – мать Ишмаэля, Сара Гуд, в настоящее время содержится под охраной и обвиняется в соучастии в убийстве жителя Алабамы. Также ей предъявлены обвинения в хранении запрещенных веществ, хранении оружия и, среди прочего, пренебрежении родительскими обязанностями. Также установлено, что она нарушила испытательный срок.

– Мистер Гуд делит жилье с Сэмом Рейкстро, который также является законопослушным членом этого общества и работает генеральным менеджером в продовольственном магазине, которым владеет его семья. Мистер Рейкстро также хорошо известен жителям города.

– Я нахожу условия проживания Ишмаэля в доме мистера Гуда и мистера Рейкстро более чем приемлемыми. Кроме того, и сам Ишмаэль вполне доволен своим пребыванием там, и я более чем уверена, что мистер Гуд и мистер Рейкстро обеспечат ему наилучший уход. Они уже зачислили его в школу, и учитель Ишмаэля отметила, что за три месяца, проведенные там, его успеваемость и общее состояние заметно улучшились.

– Таким образом, в свете описанных фактов, я рекомендую суду назначить мистера Гуда постоянным опекуном его младшего брата Ишмаэля Гуда, и чтобы опека вступила в силу немедленно.

Она села.

– Насколько я помню, шеф Калкинс тоже просил дать ему слово? – сказал судья.

У меня упало сердце.

Калкинс немедленно встал.

– Да, ваша честь.

– Можете начинать, шеф. – Судья откинулся в кресле и сложил руки на своем большом животе.

Сэм сжал мою руку.

Я опустил глаза. Я надеялся, что Калкинс не станет меня подставлять и не расскажет судье, что как-то раз Сэм вызвал его посреди ночи, потому что я стоял во дворе – голый, пьяный и злой, – палил из дробовика и угрожал покончить с собой. Это бы вскоре после похорон мамы и папы. У меня тогда настолько помутился рассудок, что ничего этого я даже не помнил.

Сэм, нахмурившись, бросил взгляд на меня – видимо, вспоминая ту ночь, которая, без сомнения, навсегда отпечаталась у него в голосе. По его словам, Калкинсу и его помощнику Тиму Миллеру понадобилось около получаса, чтобы уговорить меня передать им ружье. Они согласились не брать меня под арест при условии, что Сэм отведет меня получить «помощь» в психиатрическом центре в Тупело, что он и сделал.

Калкинс коротко взглянул на меня.

– В свете противоречивого характера ситуации я счел необходимым выступить перед этим судом. Ваша честь, некоторые представители общественности сильно обеспокоены характером отношений мистера Гуда и мистера Рейкстро, которые – и они сами вам подтвердят – по своей природе являются сексуальными.

– Я в курсе этого, шеф, – сказал судья.

– Ваша честь, я полагал, что суд должен узнать об опасениях в обществе и, принимая решение, внимательно их рассмотреть. Однако… – Он сделал паузу.

Судья, словно почувствовав, что мы добрались до самого интересного, выпрямил спину.

Калкинс молчал, потирая рот, словно пытаясь решить, что сказать, и, вне всяких сомнений, вспоминая, как я стоял, пьяный в стельку, в чем мать родила, нес околесицу и, как идиот, размахивал дробовиком.

– Мы вас слушаем, шеф, – напомнил судья.

– В общем, ваша честь, я тоже отношусь к тем людям, у которых отношения мистера Гуда и мистера Рейкстро вызывают тревогу.

– И?

– Ишмаэль – они зовут его Иши – показался мне очень счастливым ребенком. Я признаю, что отношения между Генри и Сэмом несколько необычны, но я не уверен, что они хоть как-то повлияют на их способность стать мальчику хорошими родителями. На самом деле, исходя из того, что я видел сам и слышал от самых разных людей, я пришел к выводу, что веских причин, по которым суд должен отказать Генри в полной опеке, действительно нет. Насколько я знаю, у Ишмаэля очень любящий дом, и он живет в очень благоприятной и дружественной обстановке, где все его потребности принимают в расчет. Как служитель закона, я счел своим долгом высказать свои мысли по этому делу. Меня много раз вызывали в другие дома, ваша честь – как вы помните, я много раз свидетельствовал перед вами…

– Разумеется, шеф.

– …и меня очень тревожит то, в какой обстановке зачастую растут наши дети. Ваша честь, дети бесценны. И вам прекрасно известно, что мне не нравятся дела, где фигурируют дети, – когда эти дела попадают ко мне на стол. Однако я верю – а точнее, я убежден, – что на счет мистера Генри и мистера Сэма мне беспокоиться незачем. – Сделав паузу, Калкинс опять посмотрел на меня. – Ваша честь, я считаю мистера Гуда достойным молодым человеком. Он каждое воскресенье ходит в церковь и, если можно так выразиться, добропорядочен до мозга костей. Мне бы хотелось, чтобы в протоколе было отмечено, что я целиком и полностью поддерживаю его. – Калкинс вернулся на свое место.

Сэм взглянул на меня и приподнял брови, словно не веря в то, что услышал.

– Кто-нибудь еще хочет выступить? – спросил судья.

Я оглядел зал суда. Никто не сказал ни слова.

Теперь судья Хузер внимательно смотрел на меня.

– Мистер Гуд, если не возражаете, я бы хотел задать вам пару вопросов. Прежде чем принимать решение, мне нужно прояснить пару вещей у себя в голове. Вы не могли бы встать за трибуну? Пристав приведет вас к присяге.

– Хорошо, – сказал я.

– В своем заявлении мисс Дарлин сказала, что у вас есть свой бизнес. По сути, вы зарабатываете на жизнь стрижкой газонов, все верно?

– Да, ваша честь. Именно так.

– И еще вы работаете неполный рабочий день в продовольственном магазине?

– Да, ваша честь.

– Мистер Гуд, вы бы назвали себя состоятельным человеком?

– Ну… нет.

– Вам известно, что ребенок может потребовать немалых расходов?

– Да, я уже догадался.

– И вы не против этих расходов?

– Я сделаю все возможное, ваша честь.

– Мистер Гуд, вы понимаете, что многие глубоко обеспокоены вашими отношениями с мистером Рейкстро?

Я кивнул.

– Это, по сути, гомосексуальные отношения, да?

– Да, – прошептал я.

– Вы полагаете, что растить ребенка в подобной среде – это хорошая мысль?

Я нервно вытер лицо.

– Я понимаю, люди обеспокоены, – начал я, – но я сделаю все, что в моих силах, чтобы растить Иши как надо. Я не богат, ваша честь. Я даже колледжа не закончил. Но я люблю своего племянника – своего брата, – очень сильно люблю и буду счастлив дать ему дом – такой дом, какого у него не было никогда. Я хочу, чтобы он знал, что его любят, и что у него всегда буду я и его дядя Сэм. По-моему, после всего, через что он прошел, ваша честь, он заслуживает чуточку счастья.

– Но вы полагаете, что растить ребенка в таком доме, как ваш, пойдет этому ребенку на пользу?

– Если б я так не думал, меня бы здесь не было. Мой дом не лучше и не хуже других. Если честно, я никогда не проявлял особого интереса к интимной жизни родителей и сомневаюсь, что Иши будет интересоваться моей. Я не понимаю, при чем здесь все это.

– Я не цепляюсь к вам, мистер Гуд. Я лишь указываю на то, что люди обеспокоены, и что, возможно, вам захочется тщательнее это обдумать. Насколько мне известно, недавно ваш автомобиль был разрисован вандалами?

– Да, это так.

– Характер любых взрослых отношений, которые вы желаете завести, это ваше личное дело, мистер Гуд, и суд очень хорошо это осознает. Однако отношения, которые вы заводите, говорят о вас очень многое – как и в случае с любым другим человеком. Они говорят о том, кто вы, как личность, и какие решения будете принимать. Насколько я понимаю, вы состоите в крепких отношениях с мистером Рейкстро вот уже четыре года. Все верно?

– Да, сэр.

– Вы бы назвали свои отношения с мистером Рейкстро стабильными?

– Я люблю Сэма. С десятого класса. Так что я бы назвал их очень крепкими и очень стабильными.

– В ваши намерения входит и дальше оставаться с мистером Рейкстро?

– Сэр, как только легализуют однополые браки, мы первыми постучимся к вам в дверь.

Судья улыбнулся – на миг.

– Мистер Гуд, как давно вы являетесь гомосексуалистом?

– Я не вижу, какая тут связь, – ощетинился я.

– Моя точка зрения станет понятна через минуту, мистер Гуд. Не могли бы вы сделать мне одолжение и ответить на этот вопрос?

– Кажется, мне было двенадцать, когда я осознал, что я гей.

– Двенадцать лет? В самом деле?

– Да.

– Значит, вы считаете себя гомосексуалистом с двенадцати лет?

– Да.

– И с тех пор вы не передумали?

Со стороны шефа Калкинса и его подручных послышался смех.

– Нет, сэр, не передумал.

– И не ожидаете, что это случится когда-либо в будущем?

– С чего бы?

– Именно к тому я и веду, мистер Гуд. У вас есть полностью сформированное мнение по этому вопросу и есть четкая цель. Это хорошо. Это демонстрирует суду, что вы выбрали гомосексуальный стиль жизни не случайно, не поневоле, а напротив, совершенно осознанно. И вы не боитесь стоять перед судом и прямо о том говорить. Я хочу, чтобы этот факт особо отметили в протоколе.

Я ничего не ответил на эту словесную эквилибристику.

– Еще один вопрос, если можно.

– Хорошо.

– Каков характер ваших отношений с мистером Рейкстро?

– Сэр, я не вполне понимаю, о чем вы.

– Расскажите немного о вашем партнере.

Я оглянулся на Сэма. Тот улыбнулся.

– Я люблю Сэма. Вот, по сути, и все, ваша честь. Ни больше, ни меньше. Мне все равно, что о нас говорят или насколько не одобряют, пишут ли слово «педик» на лобовом стекле моего пикапа или выгоняют меня из церковного хора. В Библии рассказывается о Давиде и Ионафане, о том, как душа Давида переплелась с душой Ионафана, о том, как они любили друг друга. Вот, в общем, и все. Боюсь, это несколько скучно.

– А как мистер Рейкстро относится к присутствию в доме ребенка?

– Он любит Иши. Мы оба любим его. Каким-то образом он превратил нас в семью. В смысле, мы с Сэмом всегда были семьей, но теперь она словно бы настоящая. Я не знаю, как объяснить. Нам так здорово с Иши, и я не представляю наш дом без него. Ваша честь, до того, как мы взяли Иши к себе, у него никогда не было велосипеда. Он никогда не праздновал Хэллоуин. У него никогда не было даже собаки, а теперь она у него есть. Мы старались делать все, что могли, чтобы он был с нами счастлив и чувствовал себя частью нашей семьи. Когда я думаю, что Иши могут отослать… в детский дом… или в другую семью… – Я замолчал.

При мысли о том, что этот упитанный человек в чине судьи обладает достаточной властью, чтобы отнять Ишмаэля и отослать его неизвестно куда, у меня защипало в глазах. Я дал себе слово не плакать, но сдерживаться больше не мог.

– Пожалуйста, не забирайте его. – Я поднял глаза и посмотрел на судью, нарушив тем самым еще одно данное себе обещание: не умолять. – Ваша честь, он проблемный ребенок. Он никому не будет нужен так сильно, как нам. И он моя кровь. Он хороший малыш. Не наказывайте его из-за меня.

– Ваши опасения будут учтены, мистер Гуд, – с некоторым официозом пообещал судья. – Я бы хотел объявить перерыв и поговорить с Ишмаэлем наедине. В час мы опять соберемся, и я объявлю, что решил.

Мы встали, и судья покинул зал заседаний.

Глава 119