Глава, где говорится о кровавых жертвах, милых сердцу Иеговы.
Бог решил опять уточнить для Моисея, какие именно кровавые жертвы и как именно ему угодно получать их от еврейского народа. Для этого он вновь призывает к себе Моисея и говорит, мол: ты, Моисей, знай, и народу Израилеву передай, что когда мне жертву вознести захотят, пусть возьмут из крупного скота вола без порока, приведут к скинии в собрании, чтобы приобрести ему тем благословение господнее. Потом колите тельца, а священники пусть кропят кровью жертвенник, который у входа в скинию.
Потом повелел снять шкуру с жертвы всесожжения, рассечь ее на части, развести огонь и подбросить дрова. На дрова же следует уложить голову жертвы, части тела и сало. А внутренности и ноги ни в коем случае не выбрасывать, а помыть их водой и тоже на жертвенник возложить. Это, мол, самое приятное благоухание богу…
Если жертва всесожжения из мелкого скота, то пусть будет из особей мужского пола, без порока. Также пусть зарежут их на северной стороне скинии и кровью их покропят жертвенник. Все внутренности их и ноги пусть сожгут тоже вместе мясом. Всё это всесожжение, оказывается - жертва ну очень приятная и благоуханная для бога.
То же самое требует сделать бог и с птицей, только требует пользовать молодых голубей и горлиц. Для этого надо им свернуть шею, а кровь выцедить к стене жертвенника, а зоб с перьями вырвать и бросить подле жертвенника на восточную сторону, где пепел. И надо сломать ей крылья, не отделяя их и сжечь на огне, что тоже очень приятно и благоуханно богу. (Боже, вонь то какая тебе благоуханна!? А каковы у тебя замашки? Ничуть не хуже любого мясника смакуешь подробности убоя живых существ!)
Читаю дальше и вижу: все ж таки, не кровью единой жив бог. Оказывается что он согласен и на хлебные приношения, но только пусть, мол, пусть будут из пресного хлеба, да обязательно елеем помазанные. Но кровь всё же дороже всего, потому что бог вновь возвращается к смакованию жертвы кровавого всесожжения. Только это жертва теперь почему-то мирная. Для нее годится опять - таки телец, овцы или птица, но сжигать ее надо обязательно с почками, курдюком, хребтовой частью, с салом и печенью.
Далее потребовал бог от Моисея приносить жертвы повинности. Мол, если согрешит кто против заповедей господних, так долго не тяните, а сразу же хватайте тельца, потрошите его по всем правилам и на костер его, на жертвенный. Кровь его выпускайте в жертвенник, мажьте ею все пожирнее, и все грехи искуплены будут перед богом. Это относится не только к прегрешению одного человека, но и всего общества. И очистится оно от прегрешения и прощено будет. Но в отличие от простой жертвы, которую приносят в честь и во служение богу, жертву покаянную есть нельзя. Если первую священники могут употреблять в пищу, как священную, то вторую надо сжигать до конца всенепременно. (Вот какой щепетильный бог и все - то у него по полочкам, да все то ему важно!).
И далее все в том же духе. Очень подробно бог оговаривает, как он хочет принимать жертвы себе, какую часть оставлять священникам, в какие сроки все съедать (а что, холодильников то ведь не было!)
Далее, следуют подробности посвящения Аарона и сыновей его в священники. Потекла кровушка, засмердели жертвенные костры точно, по всем правилам боговым. Но вдруг оплошали два Сына Аароновы - не тот огонь они в куреньях поднесли. Тут же осерчал на них бог и сжег их вместе с потрохами и жильем, чтобы другим неповадно было. А Моисею и говорит, мол: так и буду поступать с каждым, который не по моему уставу поступать будет в служении мне. Испугался Аарон, опечалился за своих сыновей, а делать то нечего: на нем уже елей помазан, значит должен богу беспрекословно подчиняться. Потом выяснилось, что сыновья спьяну те курения перепутали, поэтому бог еще одно наставление дал, мол: чтобы, в скинии, ни-ни – вина и крепких напитков потреблять! (Вот вам и заповедь против пьянства, а кто ее слушал когда?)
Далее бог стал далее наставлять свой народ. К примеру, о животных «чистых и нечистых». Так все животные, у которых копыта раздвоены и они жуют жвачку - это животные «чистые», а значит, годятся в пищу. Но вот верблюд, например, тоже хоть и жует жвачку, и копыта у него раздвоенные, так его есть уже негоже (повезло горбатому!). И тушканчик, и заяц не годятся в пищу, потому что «копыта» у них не раздвоенные. (Видно не знает бог, что тушканчик и заяц вообще к скоту никакого отношения не имеют, а относятся к семейству грызунов, и копыт у них, в действительности, никогда не было. Вот что значит занимать чужое место в творении…).
Свинья тоже оказалась животным нечистым, хоть и есть у нее раздвоенные копыта, зато жвачки она, де, не жует. Далее очень подробно бог оговаривает всех животных, которых можно есть и которых есть нельзя. Например, из рыб и птиц можно есть только тех, у кого есть чешуя и пёрья. Но среди птиц всех падальщиков надо избегать, а из пресмыкающихся можно есть только тех, у кого есть голени (повезло французам - лягушки в этом списке будут первыми!).
Разрешается есть саранчу по роду ее, а значит и кузнечиков тоже. Зато очень большие предостережения против всяких хамелеонов и ящериц. Самое главное - нельзя есть трупы, ибо они нечисты (кто бы спорил?)… И обязательно надо мыть руки после того, как прикоснулся к мертвечине. Словом, советы есть дельные, но полагаю, что они были известны людям в еще более древние времена, а иначе бы они просто не выжили.
Далее бог оговаривает продолжительность нечистоты женщины после родов, мол: если женщина мальчика родила, так будет нечистой 33 дня, а если девочку - то целых шестьдесят шесть (вот такая дискриминация!). А потом, когда очистится, так пусть, мол, идет к священнику и приносит в жертву кого-нибудь из живности чтобы богу всесожжение сотворить. А главное, надо не забыть в восьмой день обрезать мальчику крайнюю плоть, чтобы душою его распоряжаться богу отныне и до века.
Далее бог дает закон о проказе, который требует, чтобы всякий прокаженный и запаршивевший должен явиться к священнику и показать ему свои язвы. Священник, осматривая его каждые семь дней, должен определить какого качества эта паршивость. Если он обнаружит, что паршивость злокачественная, то, мол, пусть разорвет одежды на заболевшем, намотает на его голову тряпки и заставил его кричать о себе: «нечистый, нечистый я…», да и выгонит за пределы селения (вот тебе и лечение!). Но если выздоровеет заболевший, ненароком, так опять к священнику должен пойти и получить разрешение жить в селе.
Далее бог о нечистоте мужчины и женщины заговорил, мол: если у кого что-нибудь из тела вытекает, так это все нечистота. Всякий кто прикоснется к нечистотам, сам нечистым станет, мол: мыться почаще надо, да не спать вместе во время месячных истечений у женщины.
Далее в книге Левит бог говорит: об обязанностях священника; о запрещении закалывать тельца, овцу или козу вне святилища ( как будто святилище и бойня одно и то же!) и предупреждает, мол: если кто ослушается и посмеет заколоть свою овце вне стана или поселения, то этот человек истребится из народа своего (вот как милосердный и человеколюбивый бог поступает!); воспрещает есть кровь (наверное, боится, что самому мало достанется!). Потом он очень подробно расписывает все законы о браке и мерзости половых отношений, дает повеления в отношении религиозной и нравственной жизни, мол: не делай того что я делаю, а делай то что я говорю.., и прочие подробности.
Далее бог устанавливает наказания за нарушение заповедей, объявляет специальные правила для священников и их семей, по которым они обязаны ему служить... Словом, бог очень подробно и нудно устанавливает заповеди, согласно которых избранный им народ должен отныне жить. Надо сказать, что правила эти евреям были жёстко установлены под страхом наказания за нарушения их, а потому оказались усвоены ими достаточно хорошо и соблюдаются по сей день.
Личность же избравшего их бога с тех пор очень реально просвечивает в делах этого народа. Соблюдая все внешние признаки веры, люди превратили свою жизнь в жизнь туловища и холодного рассудка запрограммированного кровавыми заповедями и ненасытным вожделением древнего божества. И ничего удивительного нет в том, что Свидетели Иеговы тоже ничего не говорят о душе (где же ей тут место?).
В наше время, и полагаю, читатель согласится со мною, все эти заповеди выглядят несколько дико, если не сказать - чудовищно.
Глава о том, как евреи в пустыне захотели мяса, потом обиделись на Моисея и восстали (вернее о том, как зародись лукавые законы, несметные богатства и причины Холокоста).
Надо сказать, что следить за приключениями евреев в пустыне довольно скучно. Они шли, бедняги, и шли, а бог все накачивал Моисея всякими своими заповедями, главные из которых касались только лишь порядка жертвоприношений. У евреев уже на еду из скота стало не хватать, видно, весь на жертвы извели, и они возопили: надоело нам есть одну манну небесную в перетертом виде - мяса, мол, хотим. А бог этим оказался не доволен очень.
Призывает к себе Моисея и говорит, мол: что это народ твой - сдурел что ли? Я вам - евреям, такое одолжение сделал: поставил над всеми, народом избранным объявил, а вы, видите ли, мяса захотели... Да так распалился, что огнем чуть всех не спалил. Но взмолился тут Моисей и говорит богу, мол: тебе хорошо, а мне каково весь этот народ нянчить? Что, мол, я их родил из утробы своей, чтобы столько сил для них отдавать? И нет у меня помощников и вообще, бог, отстань от меня... Тогда бог смилостивился и говорит, мол: ладно возложу часть забот твоих на других старейшин тоже.
А ты пойди к ним и скажи, что, мол, будет им мясо, да столько, что торчать будет из всех мест... Но скот резать не позволил, видно для себя берег, а послал на стан тучи перепелок. Они прилетели в таком количестве, что образовался слой от земли сантиметров шестьдесят, то есть два локтя. Конечно, перепелки - не мясо скота, но люди и тому рады. Так объелись этого угощения, что многие заболели и поумирали тут же. Оказывалось, это и была кара господня им за их прихоти. Так и назвали то место - «гробы прихоти».
Потом бог стал потихоньку позиции свои сдавать по части заповедей. К примеру, проштрафился сам Моисей, взял себе в жены эфиопку. А бог, как известно, запретил евреям на чужеродных дочерях жениться. Но здесь, в ответ Аарону, который решил обличить Моисея, сказал, мол: если бы это сделал кто-нибудь из простых - одно дело, а Моисей пророк мой, и значит ему все позволено! Да еще заразил проказою Мариам - женщину, которая с вместе Аароном на Моисея «наезжала» с обличениями в грехе. (Вот такая божья справедливость получается. Полагаю, что с этого момента и стало повадно людям на судейство нажимать в случае, если подсудимый знатен и богат. С этого момента и стал «закон, что дышло - куда повернешь, туда и вышло!»).
Понятно, что народ все больше становился недовольным Моисеем и богом, который водил их по пустыне без всякой надежды на спокойную жизнь. Многие стали вспоминать, как им хорошо было жить в Египте. А бог опять вызывает Моисея к себе и говорит, мол: доколе твой народ будет меня раздражать, доколе он не будет верить мне, при всех знамениях, которые я им показывал? Вот поражу их язвой, истреблю, а от тебя одного опять народ зачну, многочисленнее и сильнее этого. А Моисею такая перспектива совсем не по нраву. Молит он бога: ты, мол, прости их, сами не ведают, чего творят. А бог не унимается, мол: детей их отдам врагам, а трупы их падут в пустыне, а сыны их будут сорок лет по пустыне мотаться. И исполнил частично: поразил множество народу в кочевом стане, особенно тех, которые более всего роптали.
Но потом вновь призывает к себе Моисея, как ни в чем небывало, и говорит, мол: я кое-что еще добавлю к своим заветам. И потребовал, чтобы кроме кровавых жертв и хлеба ему, еще и вина приносили на всесожжение, хотя сам же запретил его ранее под страхом смерти. Так и говорит, мол: вина принеси четвертую часть при всесожжении, да еще на каждого агнца! (аппетит-то приходит во время еды!). Но и на этом не остановился: так видно вино в голову ударило. Однажды поймали человека, который собирал дрова в пустыне в субботу, в которую было положено богу служить. Привели к Моисею, а бог то и говорит, мол: сего человека следует камнями побить до смерти. Так и сделали - бог ведь сказал!
Понятно, что общество уже не могло терпеть несправедливости. Восстали двести пятьдесят человек, пришли к Моисею и говорят, мол: что ты себе позволяешь делать то чего нам запрещено делать? Разве привел ты нас в земли богатые, разве дал нам в пользование виноградники и поля? А бог тут как тут, шепчет Моисею, мол: ты их собери-ка в шатрах их, тут - то я им и задам...
Послушался Моисей, ведь к провокациям сам бог толкает. Словом, нашел бог на эти шатры облаком и разверз землю под ними, куда и провалились зачинщики. Но мало показалось: свое облако прямо в народ направил, да и стал всех подряд огнем косить, пока не погубил четырнадцать тысяч семьсот человек. Остальных Аарон спас тем, что сам вбежал в тучу, тут-то огонь и прекратился. («Строг, но справедлив», однако!).
После этого события, бог, как протрезвевший дебошир, стал задабривать тех, кого обидел зря. Он решил поощрить Аарона и его сыновей тем, что отказался в их пользу от части своего жертвенного. Для этого ему опять пришлось нарушить и ранее принятый им же завет, где он требовал себе десятую часть всего добра. Теперь он согласился на десятую часть от десятины, а остальные девять десятых, он согласился отдавать в пользу священника. Кроме того, он милостиво разрешил есть жертвенное мясо, которое можно было теперь не сжигать до конца, как ранее.
В продолжение сего, в девятнадцатой главе Чисел бог вновь отступает от своего завета, поскольку теперь он позволяет резать животное, выводя его из стана, а вовсе не рядом со скинией. Так и говорит, мол: пусть приведут рыжую телицу без порока (хотя раньше требовал, чтобы это был только телец!) и пусть выведет ее из стана и заколет ее... Словом за этим богом требуется глаз да глаз, и ухо держи востро, а то ненароком исполнишь заповеди его, а их уж и нет - словно он их полуобморочном состоянии дает!
Так мотались бедные евреи по пустыне и не хотели их местные племена через свои земли пропускать. Моисей уже и не знает чем ублажить свой народ, даже воду из скалы добывал, а тот все ропщет. В одних землях их побили, в других они сами погубили многих, но нет той земли, чтобы понравилась евреям. А бог, знай, все свои заповеди умножает, да после каждого истребления народа вновь пересчитывать велит. Да подробно так, поименно, словно сам не косил всех и каждого, «за здорово живешь».
Теперь жертву надо было приносить уже ежедневно, бог так взалкал на этом поприще, что и остановиться никак не мог. Говорит Моисею, мол: скажи сыновьям Израилевым, чтобы они внимательно наблюдали за тем, чтобы жертва мне благоуханна обязательно была и, чтобы приносили мне ее в положенное время. Каждый день пусть приносят по два агнца. Один утром, другой вечером. Да хлеба при них и вина положенное количество, да елея и благовоний сколько указано! Ему, богу, нет дела, что народ уже изнемог, что кончаются силы у него. Богу вынь, да положь!
Но и этого мало, потому что в субботу надо ещё по два агнца приносить, и хлеба и вина – всего вдвое. А вот каждый месяц, чтобы крупный рогатый скот приносили в жертву: двух тельцов, одного овна и семь однолетних агнцев, ну мучного и вина в соответствии с мясом. Но и это не все, потому что в первый месяц, четырнадцатого дня - Пасха господняя, так в это время целых семь дней, (кроме ежедневного жертвоприношения двух агнцев!), мол, приносите в жертву еще из крупного скота двух тельцов, одного овна, и семь агнцев. И так семь дней! Потом еще одного козла в жертву за грех, сверх утреннего всесожжения, которое есть постоянное.
Но и это еще не все, потому что в день первых плодов опять надо приносить жертву сверх ежедневной. Так же два тельца, один овен и семь агнцев, кроме этого хлеба и вина. И одного козла в жертву за грехи.
Тут уж я не выдержала, и очень мне захотелось счесть весь скот, который надо было убить и сжечь во всесожжении богу бедным евреям в течение одного года их брожения по пустыне.
Получается, что одних только ягнят нужно было для ежедневной жертвы семьсот тридцать, да плюс пятьдесят штук сверх того за двойную норму по субботам. Сорок тельцов, двадцать семь баранов, и сто сорок баранов - однолеток! Вот тут каждый возропщет, ведь по пустыне то ходить пришлось целых сорок лет! А где напасешься на такого прожорливого бога?! При том, что пустыню эту за трое суток в наше время проехать можно, и я представляю, как насмердели в ней евреи пока бог их туда-сюда водил! Это же еще надо умножить все перечисленное количество животных на 40, чтобы представить – сколько же одной только крови, вони и пепла за ними осталось! Неслучайно их другие народы в свои земли пускать не хотели…
Понятно, что своими силами вырастить такое количество животных в пустыне у евреев не было никакой возможности. Да и работать они уже разучились, получая манну небесную. А на жертвоприношения скот где-то брать надо. Вот и посылает бог Моисея на медианитян, мол: иди и разори их! И что ж? Пошли евреи и убили всех людей мужеского пола, а жен и детей взяли в плен. Так не доволен бог, мол: зачем в плен брали? Кто велел? Убейте женщин, которые мужа знали и детей мужеского пола, а девочек себе возьмите. Награбленное добро сочтите. А от воинов, ходивших на войну, мол, пусть возьмут по душе от каждых пятисот людей (вот и человеческие жертвы начались!), и из крупного скота. И из ослов, и из мелкого скота. И было добычи той: из мелкого скота шестьсот семьдесят пять тысяч, крупного скота семьдесят две тысячи, ослов - шестьдесят одна тысяча, женщин, которые не знали мужеского ложа - тридцать две тысячи.
А вот сколько скота после этого сожгли во славу божью: мелкого скота шестьсот семьдесят пять голов; крупного скота - семьдесят две головы, да шестьдесят одного осла. И тридцать две девственницы, «в придачу»! И все это было сожжено в усладу бога. Полагаю, именно с тех пор человеческие жертвы стали не редкостью, и за многие века и тысячелетия количество человеческих жертв всесожжения увеличилось многократно.
И тут мне вспомнились крематории Освенцима и Бухенвальда, о которых до сих пор с содроганием вспоминает каждый еврей: «Какой мерой меряете - такой и вам отмеряно будет...» - вновь прозвучали слова Иисуса Христа в моём сознании…
Но вернёмся к тем числам. Далее, в тридцать первой главе Чисел, евреи стали считать золото добытое в войне. Это были цепочки, перстни, серьги и привески. Всего принесли в жертву богу шестнадцать тысяч семьсот пятьдесят сиклей, но если учесть, что богу приносили всего один процент, или десятую часть от десятой, то получается, что всего золота было награблено один миллион шестьсот семьдесят тысяч сиклей!
(Так вот откуда у евреев начали складываться капиталы, которые по сей день лежат в банках и держат за горло весь мир! Золото Египта соединилось с золотом медианитян, а потом добавилось золото других народов... Прошли тысячелетия, но золото хранится практически вечно. Видно именно поэтому этот странный «бог» сделал захват чужого добра основной заповедью как наградой за послушание. В священном писании откровенно и цинично заповедал право для избранного народа красть, обманывать, убивать, предавать... и все ради золота. Золото - оружие! Золото - средство для управления миром! Золото - концентрированная энергия мирового Зла... Есть над чем подумать!)
Как бы в подтверждение моим мыслям уже в тридцать второй главе книги Чисел, Моисей отговаривая Рувима и Гада, которые захотели остаться на завоеванных землях, дабы жить там и пасти свой награбленный скот, говоря, мол: как же вы останетесь и не пойдете на Иордан, куда посылает нас бог наш? Ведь сожжены будете огнем гнева божьего, неужели не боитесь, что за ослушание ваше весь народ пострадает.
А те в ответ, мол, мы тут себе уже и овчинные дворы присмотрели, да и город годится для жизни детей наших. Так разреши нам хоть бы детей да семьи здесь оставить, а сами пойдем Иордан завоевывать. А когда его завоюем, так не будем претендовать на добычу. На такой поворот дел согласился Моисей, мол, если вы так сделаете, так не будет на вас господь в обиде. А потом до окончания книги Числа, господь делит земли, населенные другими народами, между всеми коленами евреев. Очень подробно и даже до того нудно, что и повторять неохота.