Житие и подвиги преподобного и богоносного отца нашего Григория Синаита, подвизавшегося в XIV веке

Сей божественный Григорий был родом из малоазийского селения Кукулос, близ Клазомен, и происходил от роди­телей богатых и знатных, и в то же время богобоязненных и добродетельных. Прилежно ими воспитанный, он был отдан учителям, от которых обучился божественным и священ­ным наукам. В то время (тогда царствовал великий Андро­ник Палеолог) агарянский род напал на Азию, разграбил ее и обратил в рабство почти всех тамошних христиан. Вмес­те с ними был обращен в рабство и божественный Григорий с родителями и братьями. Их привели в Лаодикию и Про­мыслом Божиим варвары дозволили им ходить в церковь. Во время обычного псалмопения и славословия местные христиане, увидев, что те стояли с великим благоговением, прекрасно пели и были обучены музыке, удивились их бла­гочестию и пению; тотчас же по отпусте они пришли к ага­рянам и, дав им много денег, выкупили Григория с семьей из рабства. После этого божественный Григорий отправил­ся на Кипр. Он прожил там немного времени, но все полю­били его добродетель и природные дарования. Его приятное лицо указывало на внутреннее состояние божественной его души, а его скромность, благочестие и благоговение к Богу удивляло всех, и народ весьма почитал Григория.

В то время, когда почтенный Григорий жил на острове, Бог, Который знал о его сильной любви к добродетели живущей в его сердце, указал ему одного добродетельного мо­наха, подвизавшегося в безмолвии. Григорий тотчас же с радостью пришел к монаху, был облачен им в монашеские одежды и стал послушником. Проведя со старцем некоторое время, он неоднократно беседовал с ним на духовные темы, а потом ушел на гору Синай, где и был пострижен в монахи. Вместе с пострижением волос Григорий отсек все желания и движения плоти и с большим душевным мужеством про­должил свои подвижнические труды. Прошло немного вре­мени, и тамошние отцы были изумлены его почти невещест­венной бестелесной жизнью в посте, бдении, всенощном сто­янии, непрестанном псалмопении и молитве, еще немного, и они стали бы думать, что он и в самом деле бесплотный.

В послушании - корне и матери добродетелей - и в воз­водящем ввысь смирении он был настолько искусен, что трудно описать их по отдельности, иначе ленивым может по­казаться, что я ради преувеличения говорю о невероятном. Вместе с тем именно из-за ленивцев я не собираюсь замалчи­вать истину и напишу о том, что слышал от его ближайше­го ученика, святого Герасима. Сей блаженный рассказывал мне, что божественный Григорий исполнял с трудолюбием и всяческой ревностью послушание, назначенное ему насто­ятелем, так, как если бы его видел Вышний Бог, и никогда не опускал и обычного братского правила. Вечером, положив по обычаю поклон настоятелю и получив от него благосло­вение, преподобный входил в свою келью. Затворив дверь, он возводил к Богу руки и ум и, полностью удалившись от вещественного сего мира и стараясь приблизиться к Богу, с необычайной ревностью начинал правило. Всю ночь он воспевал Богу псалмы и молился с сильным сердечным же­ланием и коленопреклонениями, до тех пор, пока не заканчивал все псалмы Давида, пение которых доставляло ему радость. Затем утром, когда стучали в било, преподобный, по обычаю, первым оказывался у дверей церкви. Он всегда был настолько строг к себе, что никогда не выходил из храма до окончания службы. Таким образом, Григорий входил в храм первым, а уходил последним. Пищей его были только хлеб и вода, да и то в таком количестве, чтобы только под­держивать жизнь в теле. Григорий три с лишним года ис­полнял послушание повара и хлебопека, и ни разу даже не подумал о том, что служит людям; напротив, он был уверен, что служит чинам Ангельским, а место своего послушания считал истинным алтарем Божиим и жертвенником. Кро­ме того, почти каждый день он восходил на вершину горы Синай, чтобы поклониться тому месту, где совершались из­вестные великие чудеса. Преподобный был весьма искусен в каллиграфии, а чтению предавался так много, что день и ночь усердно выбирал изречения из Ветхого и Нового Заве­та, и старался их заполнить. Не знаю, был ли еще такой отец, который так же изучил Священное Писание, как он, и кото­рый бы знаниями превосходил всех тамошних отцов. Одна­ко злобный диавол не мог спокойно наблюдать за подвигами преподобного. Он тайно ввел монахов в страсть зависти и, будучи сеятелем плевелов, посеял в них сильное смущение и волнение. Ученик кроткого и миролюбивого Иисуса Григо­рий, поняв, что монахи ему завидуют, тайно покинул монас­тырь, взяв с собой Герасима, бывшего родом с острова Эврип и приходившегося родственником правителю острова - Ри­ге. Презрев богатство, славу и благородное происхождение, отрекшись мира и того, что в мире, Герасим пришел на гору Синай, где и познакомился с божественным Григорием. По­разившись его крайней добродетели, Герасим стал одним из его учеников и, с помощью Божией, достиг высокого уровня деятельности и созерцательности, став после великого Григория примером для других.

Покинув Синай, они пришли в Иерусалим поклониться Живоносному Гробу. Посетив святые места, подвижник взошли на корабль и приплыли на Крит в место, называемое Добрые Пристани, где преподобный с большой ревнос­тью начал искать спокойное и тихое место для жительства. После долгих поисков они наконец нашли тихие пещеры и с радостью поселились там. Тотчас же тот добрый делатель стал прилагать труды к трудам, подвиги к подвигам, неким образом борясь с собой с еще большим мужеством. Пищей ему служил хлеб и вода один раз в день, другого же ничего не было, хотя и была опасность погибнуть от жажды. Лицо преподобного приобрело желтый оттенок от сухоядения, члены тела высохли и были измучены многими трудами, ослаблены от физического напряжения и неспособны на ка­кое-либо другое действие. Кроме того, блаженный старался отыскать такого духовного мужа, который бы мог наставить его в том, чего он сам не мог понять в Священном Писании и чему не был научен духоносными божественными отцами.

Бог, в ответ на его мольбы, послал ему такого мужа. В божественном откровении Он показал божественного Гри­гория и открыл его желание одному отшельнику по имени Арсений, который безмолвствовал в тех краях и был укра­шен благочестивыми деяниями и Божественным созерцани­ем. Движимый Духом Божиим, Арсений пришел в келью к преподобному, постучал в дверь и был принят им с большой радостью. После обычной молитвы и приветствия, Арсении начал беседу как бы из какой божественной книги, говоря о хранении ума, о трезвении, о молитве, об умной молит­ве и о том, как очищается ум через исполнение заповедей и становится подобен свету. Сказав об этом и многом другом, старец, обращаясь к преподобному, спросил: "А ты, чадо, ка­кое делание совершаешь?" Тогда божественный Григории с самого начала рассказал ему все о себе: об отшествии из мира, о любви к пустынножительству, и о всех своих поступках. Божественный Арсений, прекрасно зная путь, который возводит человека на высоту добродетели, с улыбкой заметил: "Чадо все то, о чем ты мне рассказал, у богоносных отцов называется деланием, но не видением". Услышав эти слова, блаженный Григорий в ту же минуту припал к его ногам и стал горячо просить, заклиная Богом, научить, что есть ум­ная молитва, безмолвие и хранение ума. Божественный тот отец, приняв просьбу преподобного как некую находку, не медля, научил его всему, ничего не опуская из того, что сам щедро получил с помощью Божественной благодати. Кроме того, старец открыл ему, что происходит с теми, кто подви­зается в подвиге добродетели, ибо они справа и слева под­вергаются нападкам ненавистников добра, бесов, и завист­ливых людей, которых использует в качестве орудия своей злобы лукавый. Обо всем этом Арсений подробно рассказал Григорию.

После этой беседы Григорий тотчас же решил плыть на Святую Гору. Обойдя все монастыри, кельи, скиты и даже труднодоступные кельи отшельников, он посчитал справед­ливым встретиться со всеми отцами и воздать им должное поклонение ради молитвы и благословения. И, как сам рас­сказывал, на Афоне Григорий встретил множество подвиж­ников, украшенных благоразумием, скромностью и прочи­ми многими добродетелями. Все они прилагали все свое усердие на делание подвига добродетели. Когда же он спра­шивал, занимаются ли они умной молитвой, предаются ли трезвению и хранению ума, они отвечали, что даже не зна­ют, что такое умная молитва, хранение ума и трезвение.

Обойдя всю Святую Гору, преподобный пришел наконец в скит Магула, напротив честной обители Филофей. Там он встретил трех монахов: Исайю, Корнилия и Макария, кото­рые занимались не только деятельными добродетелями, но немного и созерцательными. Много потрудившись вместе со своими учениками, он построил там кельи. На небольшом расстоянии от них он выстроил для себя исихастирий, чтобы наедине беседовать с Единым Богом посредством умной молитвы и умилостивлять Его деятельными добродетелями. Вот тогда-то преподобный и вспомнил о наставлении честного Арсения, и о том, что тот говорил ему о хранении ума, трезвении и об умной молитве. Подчинив в себе все чувства, соединив ум с духом и пригвоздив себя ко Кресту Христову, он часто-часто повторял: "Господи, Иисусе Хри­сте, Сыне Божий, помилуй мя грешного". Молясь так с уми­лением и сокрушением сердечным, с воздыханием из глу­бины души, он постоянно плакал и слезы текли из глаз его подобно реке. За эти слезы Господь не презрел его молитвы: «Сердца сокрушенного и смиренного Ты не презришь, Боже» (Пс. 50: 19), ибо: «взывают праведные, и Господь слышит» (Пс. 33:18). Под действием Святаго Духа распалилась его ду­ша и сердце и, изменившись добрым и дивным изменением, просветленный Божественной благодатью, преподобный увидел, что келья его наполнилась светом. Исполнившись радости и неизреченного веселья, проливая снова потоки слез, он был уязвлен Божественной любовью, ибо поистине на нем исполнились слова сказавшего: "Деяние есть путь к созерцанию". Ведь преподобный оставил плоть и этот мир, и весь исполнился Божественной любови. С той поры свет непрестанно освещал праведника, по сказанному: «Свет праведным всегда» (Притч. 13: 9). Когда я (блаж.Каллист) и другие уче­ники спрашивали приснопамятного о смысле этих слов, он отвечал: "Тот, кто по благодати Святаго Духа возвыша­ется в Боге, зрит как в зеркале всю тварь на свете, «в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю», как говорит апостол Павел (2Кор. 12: 2), до тех пор, пока кто-либо не воспрепят­ствует этому, заставив прийти в себя".

Просто и совершенно без всякого любопытства я зада­вал ему разные вопросы, когда Григорий выходил из кельи с веселым лицом и кротко смотрел на меня. Вы, духовные отцы, знаете, насколько больше вы любите последних своих духовных чад, в сравнении с первыми. Подобно этому и мой присноблаженный духовный отец выказывал ко мне больше любви, как к последнему своему духовному чаду, а я шептал ему как любящему отцу. Он же отвечал мне так:

- Душа, которая прилепится к Богу и уязвится Его лю­бовью, поднимется выше всякой твари, будет жить над всем видимым миром и соединится с желанием Бога. Она не смо­жет укрыться, как и Сам Господь обещал ей, говоря: «Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6: 4). И еще: «Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5:16). Ибо сердце трепещет и веселится, ум изливается, лицо становится веселым и радостным, как и сказал мудрец: «Веселое сердце делает лице веселым» (Притч. 15:13).

Я же снова попросил его:

- Божественный отче, научи меня ради любви к истине, что есть душа, и что об этом говорят святые.

С присущей ему кротостью он отвечал:

- Возлюбленное мое духовное чадо, не ищи того, что вы­ше тебя, и не исследуй того, что глубже, ибо чтобы понять то, о чем ты меня спросил, ты должен перестать быть младен­цем несовершенным, который не может переварить твердой пищи. Уразуметь высокие понятия тебе не по силам, подоб­но тому, как пища совершенных мужей не приносит пользы нежным младенцам, которым требуется только молоко.

Припав к его ногам и крепко ухватившись за них, я горячо просил его ответить. Снизойдя к моей усиленной просьбе, Григорий сказал: "Тот, кто не увидит воскресение своей ду­ши, не сможет в точности узнать, что такое душа умная".

- Скажи мне, отче, достиг ли ты меры сего восхождения, то есть, узнал ли ты, что такое умная душа?

-Да.

Тогда я попросил его, ради любви ко Господу, научить и меня тому, что могло бы принести великую пользу моей душе. Божественный и всечестный Григорий, похвалил мою ревность, преподал мне такое учение.

- Когда душа употребит всю свою ревность и с разумом и рассуждением будет подвизаться в деятельных добродетелях, тогда, оттесняя все страсти, она подчиняет их себе. А когда она покорит страсти, ее будут окружать только природные добродетели, которые следуют за ней, как тень следует за телом. Эти-то добродетели не только последуют за ней, но и научат и наставят ее на то, что сверхъестественно, подобно восхождению по духовной лестнице. И когда ум, по благода­ти Христовой, взойдет в вышеестественное состояние, тогда, просвещаемый сиянием Святаго Духа, он светло прострет­ся и в созерцание. Став выше себя, согласно мере благодати, данной Богом, он ясно и чисто зрит природу сущего, ее связи и порядок, но не так, как болтают внешние мудрецы, прибе­гающие только к тени вещей и не старающиеся следовать, как должно, существенной энергии естества, потому что, как говорит Писание, «омрачилось несмысленное их сердце; на­зывая себя мудрыми, обезумели» (Рим. 1: 21). Затем та душа, которая приняла обручение и благодать Святаго Духа, ма­ло-помалу, в силу множества созерцаний, которые имеет, ос­тавляет прежнее и восходит в вышнее и Божественное, как говорит апостол Павел: «забывая заднее и простираясь впе­ред» (Флп.3: 13). Душа, поистине очищенная таким образом, отлагает всякий страх и робость и, прилепившись любовью к Жениху Христу, видит, что естественные ее помыслы пол­ностью прекращаются и отпадают, как и велят святые отцы. Достигнув невиданной и неизреченной красоты, она наедине беседует с Единым Богом, светло освещаемая светлостью и благодатью Святаго Духа. Просвещенная таким образом бесконечным светом, она движется только к Самому Богу, и через дивное это и новое изменение более не ощущает низ­кого, земного и вещественного тела, потому что душа кажется прозрачной и светлой, без всяких добавлений и земной привязанности, естеством по преимуществу умным, каким был до преступления своего наш родоначальник Адам. Вначале он был покрыт благодатью того бесконечного света, а потом за ненавистное преступление (о горе!) лишен светлой славы и освящения. Так это драгоценное животное, человек, оказалось нагим.

Преподобный поведал мне и то, что человек, который достиг такой высоты посредством утомительного занятия умной молитвой, и чисто видел и познал собственное свое состояние, в которое пришел по благодати Христовой, - ви­дел воскресение души раньше общего воскресения, на кото­рое все мы надеемся. Душа, очищенная таким образом, мо­жет вместе с божественным Павлом сказать: «в теле ли - не знаю, вне ли тела - не знаю» (2 Кор.12: 2), но и сама недоуме­вает и изумляется этому и с удивлением вопиет: «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непости­жимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11: 33). Вот что поведал мне божественный тот отец.

Об учениках же его, которые водительством преподоб­ного взошли на высоту добродетели, не знаю как достойно рассказать и как поведать об их бранях и подвигах. Первым из них был святой Герасим, происходивший из Эврипа, как я уже говорил. Впоследствии он стал учеником святейшего патриарха Исидора, принес огромную пользу и заслужил его похвалу, ибо с самого начала был хорошо научен божест­венным Григорием добродетели и житию, подобающему монаху. Сей дивный муж подражал бывшему в древности преподобному Герасиму (Иорданскому), и как тот прошел апостольским путем и укротил пустыню Иорданскую, воздвигнув в ней честные обители, так и сей новый Герасим, исполненный Божественной благодати и просвещенный Богом, пришел в Грецию. Подобно апостолам, он обошел ее и всех алчущих и жаждущих слова Божия насыщал сладчайшим учением Добродетели, обогащая, сколько было возможно, богатством освящения и благочестия. Но и сам Герасим, благодаря своему старанию и прилежанию, собрал вокруг себя множество учеников и, с помощью Божией, основал небесное жилище и обитель монашескую, передав братьям правила строгого ангельского жития, учил их, являясь образцом добродетели, как в древности преподобный Герасим. Подобно том и этот новый Герасим сподобился зреть в безмолвии Божественные видения, и провел жизнь в духовных подвигах, достойных удивления, после чего преставился о Господе.

Вторым учеником преподобного был Иосиф, соотечест­венник и товарищ Герасима, который с мужеством подви­зался за Православие, противясь латинянам, и многих из­влек из этого злочестия, по благодати Христовой приведя их в Православие. Мало кто из известных и преуспевших во внешней премудрости смог столько сделать для Правосла­вия, сколько сделал Иосиф, ибо он имел внутреннюю и ис­тинную премудрость - благодать Святаго Духа, с помощью Которого и те рыбари, божественные апостолы, прослави­лись и постыдили внешних мудрецов. Так и дивный Иосиф был прославлен у Бога и посрамил латинян. О прочих же его добродетелях и знаменитом и скромном жительстве кто может по достоинству поведать? Умолчу об этом и я.

Ты же, о слушатель, размысли о другом ученике святого -дивном авве Николае, старце восьмидесяти лет от роду, из Афин, который был достоин почитания не только за внуша­ющий уважение возраст, но и за благоразумие и скромность нравов. Он мужественно претерпел за Православие много­численные преследования от латиномудрствующего Миха­ила Палеолога: его ссылали, расхитили имения и множест­во раз заключали в мрачные темницы. В то время, когда божественный Николай проповедовал у себя на родине сло­во Божие и учил народ хранить православную веру, не при­нимая порочного учения латинян, царь послал жестоких и бесчеловечных латинствующих своих слуг, чтобы наказать его. Повинуясь приказу царя, они крепко связали Николая веревками, на шею и руки надели цепи; чтобы устыдить, обрили бороду и, жестоко избив палками и ногами, водили по дорогам повсюду напоказ. Не знали суемудренные, что этим они только свою злобу выставляли напоказ, а для Николая были причиной большей славы. Но поскольку, по милости Божией, в Церкви Христовой в это время настал мир, и гонения на православных прекратились, вселенский патриарх, святейший Иосиф, испробовал разные способы, чтобы рукоположить божественного Николая во епископа. Тот же, смиренномудрый, никак не соглашался стать епископом, и, желая безмолвия, пришел на Святую Гору. Тогдашний прот Святой Горы весьма возлюбил Николая, украшенного все­ми добродетелями и благочестием и назначил, вопреки его воле, экклесиархом в честной монастырь Кареев. Через не­которое время Николай встретился с дивным Григорием и, услышав его сладчайшие поучения, всей душой захотел стать его учеником.

Как магнит своей огромной естественной силой притяги­вает к себе твердейшее железо, так и божественный наш учи­тель Григорий душеполезными своими словами (которые каждый благоразумный справедливо назвал бы словами жизни вечной, и поистине Божественным гласом) привлекал к себе всех, кто видел его или беседовал с ним. Как однажды Андрей, который увидел Христа и тотчас же оставил Иоанна Предтечу, после чего неразлучно следовал за Иисусом, так и ученики божественного Григория постоянно сопровождали его, наблюдая, какого необычайного благоговения он достиг, в какую невозмутимость и душевный мир пришел, потому что кроткое и радостное его лицо указывало на внутреннее осияние и благодать его души; многие добродетельные мо­нахи оставляли своих старцев и, стремясь услышать его на­ставления и присоединиться к его братству, чтобы получить пользу для себя, шли к нему в послушание. Так поступил и авва Николай, который не только оставил почести и славу человеческую, как суетное и излишнее бремя, но презрел и собственную старость, бросившись к ногам преподобного. Он с радостью принял подвиг и труд послушания, как ес­ли бы приобрел некое великое сокровище. Внимая сладким словесам преподобного, впитывая его наставлениям, он искушен во всякой добродетели, а особенно в смирении, превзойдя в этом всех своих собратьев.

Следует подивиться и тому, как поступал со своими послушниками божественный отец. Когда он хотел исправить согрешившего ученика, то, размыслив прозорливыми душевными очами о том, как бы принести пользу послушнику вдруг начинал поносить его, называя злым и порочным, го­воря, что он состарился во зле, а ничего доброго не сотворил. Преподобный называл его лентяем, который небрежет о спа­сении своей души и часто приказывал какому-нибудь мона­ху, чтобы тот с суровым видом прогонял согрешившего из трапезной. При всем этом преподобный всячески заботился о спасении души брата. Услышав обо всем этом, подвижник Христов авва Николай припал с великим смиренномудрием к ногам святого и стал плакать. Да и у меня самого, который рассказывает это, сжимается сердце и текут обильные слезы от удивления, когда я представляю почтенного старца, рас­простертого у ног учителя. Ты же, слушатель, поразмысли и подивись этой истории. Отругав таким образом согрешив­шего ученика, Григорий наставлял его и, простив, отпускал с великой для того душевной пользой. То, о чем я сейчас рас­сказал, лишь крошечная частица, поскольку нет возможнос­ти поведать подробно обо всех подвигах преподобного.

Ты же, возлюбленный, взгляни на другого ученика божест­венного Григория, досточудного Марка, который был родом из Клазомен. Придя в Салоники, он был пострижен в монаха в обители, называемой монастырем господина Исаака. По­пав на Святую Гору, он подвизался с великой ревностью и прилежанием, стяжав умную молитву, трезвение, и крайне любил непрестанную молитву. Хотя Марк стал драгоценным хранилищем всех добродетелей, он настолько возлюбил сми­рение и послушание, что хотел ревностно служить, насколько это было возможно, не только настоятелю, но и всей во Христе братии. Он был очень недоволен, если не удавалось послужить, подобно рабу, всем приходившим туда монахам­. Поистине своими делами он нелицемерно исполнял заповедь Христа: «кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом» (Мф.20: 27). Не было никого, кто бы не удивлялся и не восхвалял божественного Марка, и не ощущал его духовного благоухания. Увидев его всего лишь однажды, любой человек принимал от него в душу свою освящение и брал с него пример смиренномудрия. Божественный же этот подвижник, придя в глубокую старость, с великой радостью хотел совершать такие же подвиги, как и в молодости, сов­сем не задумываясь ни о старости, ни о бессилии, ни о чем другом, что могло бы ему помешать. Он ревностно исполнял послушания на поварне и ни разу не пренебрег своими обя­занностями, под каким-либо предлогом. Посему и Бог, Кото­рый ублажает смиренных сердцем, видя такое его смирен­номудрие, возвел его в такую славу, что, сияя от Божествен­ной благодати, он стал светлейшим орудием Святаго Духа. Достигнув безмятежной и тихой пристани, он соединился стремлением своим с Богом, собеседуя с Ним наедине и не­изреченно радуясь Его светлости, многим доставляя душев­ную пользу от своих поучений и святости. Таким узнал его и я, и имел возможность испытать в течение долгого времени, потому что стал жить вместе с ним, имея одно помышление и одно желание во всем, по благодати Святаго Духа. С самого начала, когда я только с ним познакомился, то полюбил всей душой, необычайно высоко почитая его дружбу. И хотя он велел мне не разглашать о тех добродетелях, которые даро­вал ему Бог, но поскольку похвала святым относится к Богу, то я рассудил справедливым нисколько не замалчивать его подвиги, о которых с радостью и благодарностью говорят и слушают, и которые склоняют слушателей подражать под­вижнику. Решив вернуться в честную Лавру, божественный отец наш Григорий так соединил нас, одного с другим, сво­ими учениями и наставлениями, что, казалось, у нас была одна душа в двух телах. Повелев нам пребывать неразлучными до конца, движимый благодатью Святаго Духа, он о многом добром рассказал нам, в том числе и о том, что если мы будем пребывать в единении, то сподобимся Царствия Небесного. Мы же, положив обычный поклон и приняв благословение молитвы, остались вместе и были неразлучны, думая и делая все одинаково. Мы не знали, что такое "мое" и "твое", но прожили вместе целых двадцать восемь лет. Если кто-то звал Каллиста, то вместе с ним был и Марк. Если же кто звал Марка, то приходил и Каллист. Все отцы, жившие с нами в скиту, видели в нас похвальный пример из-за добро­го согласия, бывшего между нами, по благодати Христовой. А если иногда и случались, по диавольской зависти, у неко­торых братьев разногласия и споры, они часто вспоминали о нашем богоугодном примере.

Затем, не знаю как, случилась у Марка телесная болезнь. По сей причине пришли мы ради исцеления в священную Лавру. Познав великую его добродетель, тамошние отцы не захотели его отпустить, ибо для них это было бы невыно­симо. Я же, движимый Богом, пришел в честной Иверский монастырь, и хотя некоторым казалось, что мы разлучи­лись друг от друга телесно, пребывая в разных местах, но душой, по благодати Божией, соединяющей и удерживаю­щей доброе, мы продолжали быть вместе. Где бы ни находи­лись, мы всегда были соединены друг с другом, и каждый из нас сохранял воспоминание о другом с большой любовью. Блаженный же Марк был прославлен Богом, каждый день приемля большую славу с дарами и просвещением, которым удостаивался от Него.

А сейчас расскажем и о другом ученике святого, достохвальном Иакове. С помощью поучений и наставлений бо­жественного Григория он взошел на такую высоту доброде­телей, что сподобился принять и архиерейское достоинство, став епископом Сервийским.

Немного позже пришел на Святую Гору Аарон, и был принят преподобным Григорием, который очень жалел его, потому что тот был слеп. Святой говорил ему, что по Своей крайней благости Бог стал Человеком, чтобы воззвать праотца нашего Адама, который пал через преслушание, освободить его от тирании диавола, привести в первое начальное состояние благородства и воздвигнуть от тли смертной. Слепота же телесная не только очищает очи души, но и дарует вечный свет тем, кто переносит ее с благодарением и несомненно надеется на Бога. Когда мы, с помощью Божией и Его благодатью, очистим горячей молитвой и непрестан­ным молением наши сердца, тогда просвещаются ум наш и помышление, которые есть как бы два ока душевных. Ког­да же просветятся и отверзутся душевные наши очи, тогда человек, в Боге ставший духовным, видит естественно, как видел и Адам до преступления.

Услышав такие наставления и познав их умом, Аарон стал с сердечным сокрушением просить Бога: "Господи Боже мой, к земле приклонившуюся восставивый, единым словом рас­слабленного исцеливый, очи слепому отверзый, воззри на меня неописуемым Твоим благоутробием и приклоненную тиной греха и на земле лежащую несчастную мою душу не презри отчаянием. Яко Человеколюбец, отверзи очи серд­ца моего, да вселится страх Твой в него, чтобы разумети заповеди Твоя и творити волю Твою". Молясь так Богу из глубины души, Аарон был услышан и отверзлись душевные его очи, так что ему больше не только не требовался пово­дырь, но, сидя в келье, он иногда предсказывал, что должно произойти, например: "Выйдем на улицу, потому что идет к нам (такой-то) старец или (такой-то) брат". Удивительно, но именно так, как он предсказывал, и случалось. Когда же должен был настать день памяти какого-нибудь великого святого или Владычний праздник, он задолго говорил об этом, никем не наученный и ни от кого не получавший по­добных сведений. На вопрос, как он об этом узнавал, Аарон отвечал, что перед праздником сходит в его душу от Бога великое освящение и слава, и от Бога все его знания. Так, однажды, когда они шли вместе с Иаковом к одному монаху и находились от его кельи на расстоянии двух миль, просве­щенный Богом, Аарон сказал Иакову: "Монах, к которому мы идем, держит в руках Священное Четвероевангелие и читает из него вот этот стих". Придя в келью и расспросив монаха, они обнаружили, что тот действительно читал тот стих, о котором говорил Аарон.

Должно рассказать и о других учениках преподобного: Моисее, Лонгине, Корнилие, Исайи и Клименте. Они начали жительство по Богу с великой ревностью и много подвизались в поте и трудах, чтобы стяжать все добродетели. Непре­станно упражняясь в спасительном делании умной молит­вы и приобретя множество учеников, они мирно скончались предав души свои в руки Божий. Поскольку я вспомнил о дивном Клименте, справедливо будет немного рассказать о том, что даровал ему Бог.

Сей Климент был пастухом овец, родом из Болгарии. Однажды ночью, когда он стерег овец, то увидел странный сильный свет, осветивший все стадо. Весьма обрадовавшись, он начал размышлять, откуда мог возникнуть такой свет: может быть, внезапно рассвело и взошло солнце, пока он немного вздремнул, опершись на посох. Пока он так раз­мышлял, свет начал понемногу отступать и взошел на Небе­са. И снова сделалась ночь и тьма. Очень этому удивившись, Климент пришел на Святую Гору и, найдя в скиту Морфи­на, монаха-простеца, но благочестивого и добродетельного, стал у него послушником, но научился у него только мо­литве: "Господи, помилуй". Через некоторое время тот свет стал опять понемногу появляться и наполнил душу Кли­мента Божественной благодатью. Был же Климент челове­ком весьма простым и безыскусным и внимал только Богу. Поскольку старец велел исповедовать ему все помыслы, он рассказал о бывшем ему видении, прося открыть, что бы это значило. Неспособный к этому старец вместе с Климентом пошел к божественному Григорию, которому они обо всем и рассказали, горячо прося принять их и зачислить в свое братство. Подражая Христу и желая всем спасения, преподобный принял их с веселостью и, отделив от всех, научил всему, что необходимо для спасения души, заповедав иметь терпение, смирение, всегдашнюю надежду на Бога, от Которого всякое благо людям, никогда не пренебрегать данным ему правилом и непрестанно помышлять о смерти. Приняв с великим смиренномудрием заповеданное божественным отцом, Климент обещал неустанно все исполнять. Он стал подвизаться в делании по Богу с такой ревностью и приле­жанием, что скоро ум его просветился светом Божествен­ной благодати, и он взошел не только в созерцание сущего, но восходя от созерцания к созерцанию, достиг состояния сверхъестественного. Если простая по естеству своему ду­ша истинно приступит работать Богу и ревностно посвятит Ему себя, она становится богоподобной, получает отдохно­вение и входит в состояние вышеестественное. Климент рас­сказывал, что когда божественный Григорий посылал его в Священную Лавру, то всякий раз, когда подвизавшиеся там отцы благоговейно начинали петь "Честнейшую Херувим...", с Небес спускалось светлое облако и дивным образом покры­вало Лавру до тех пор, пока не заканчивалось песнопение, после чего облако снова поднималось в Небо.

Климент получил большую душевную пользу от поуче­ний преподобного, и не только он, но и все те, кто слышали божественные его слова и принимали их с любовью и благо­говением. Почти все монахи приходили к нему, будучи со­вершенно не в силах пребывать без его поучений, ибо препо­добный сподобился приять от Бога великую духовную пре­мудрость и благодать, доставлявшие пользу слушателям, как о том мне рассказывали те, кто испытал это на себе. Богоносный тот отец предлагал ученикам духовные и боголюбезные беседы, которые сопровождала Божественная благо­дать. Когда он начинал говорить об очищении души и о том, что человек становится богом по благодати, тогда в души на­ши приходила дивная и чрезмерная Божественная любовь. Подобно тому, как когда великий Петр учил в доме Корнилия сотника, и сошел на них Дух Святый, так произошло и с теми, кого учил божественный Григорий, по свидетельству самих учеников его. Присноблаженный прилагал множество усилий, чтобы склонить всех отцов-отшельников и общежительных заниматься умной молитвой и хранением ума.

Однако ненавистник добра диавол не успокоился, но воз­двиг против преподобного наиболее образованных монахов, которые, как и обычные люди, подверглись страсти. Они позавидовали божественному Григорию и положили своей целью изгнать его со Святой Горы. По неведению с ними со­гласились и другие, которые, спутав упрямство с гордыней и возношением, говорили преподобному: "Не учи нас этому пути, о котором мы ничего не знаем", имея в виду умную молитву и хранение ума. Видя, что вместо мира разгорается зависть, а добро уступает место злобе, преподобный с одним из своих учеников и неким подвижником по имени Исаиа, который первым из всех построил себе келью в скиту Магула, ушли оттуда в Протат. Скажем несколько слов об Исайи. Этот блаженный много пострадал от латиномудрствующего царя Михаила Палеолога, потому что не хотел общаться с тогдашним патриархом Иоанном Векком из-за его ново­введений в православное вероучение. Движимый ревностью по Богу, Исаиа много подвизался за Православие, неустан­но учил, прилагал все свое старание и усердие, чтобы еще теснее соединить всех с Православной Церковью Христовой. Вместе с этим дивным учеником преподобный и пришел в Протат, но тогдашний прот, хотя и принял их с радостью, но начал, якобы по-дружески, язвить божественного Гри­гория. Делал он это не потому, что тот учил о трезвении и умной молитве, ибо как можно противиться истине и пре­подобному, который был духоносным мужем и явно для об­щей пользы проповедовал о Боге, а потому, что тот учил без его разрешения. Узнав же о необычайной добродетели этого святого мужа и высоте его Божественного учения, прот оставил все свои насмешки и, примирившись с ним, приобрел большую пользу для себя. Беседуя с Григорием и Исайей, прот говорил: "Сегодня я беседую как бы с первоверховными апостолами Петром и Павлом". Увидев, с какой заботой прот Святой Горы принял их, а также узнав о его похвалах, и прочие отцы познали истину и с той поры все - и отшельники, и общежительные - приняли с большой душевной радостью божественного Григория, как общего учителя. Однако, из-за множества приходивших к нему людей обрести покой пре­подобному было нелегко. Поэтому, любя безмолвие, он мно­го раз менял свое местопребывание. Иногда шел к честному монастырю святого Симона и оставался на безмолвие в его окрестностях, ибо дорога туда была труднопроходимой, а иногда безмолвствовал в глубоком лесистом ущелье, назы­ваемом Джегрея. И в этих пустынных местах он выстроил кельи, подальше от дороги, и в них часто скрывался от при­ходивших к нему, потому что весьма любил отшельничество и даже на один час не хотел прерывать своего духовного со­зерцания.

Но что же случилось дальше? Однажды внезапно напало на Святую Гору варварское племя агарян и, схватив всех под­визавшихся там монахов, обратили их в рабство. Размыш­ляя, с одной стороны, о том великом зле, что постигло его, когда он был обращен в рабство этими варварами, о чем я уже говорил вначале, а с другой, о том, что произведенный шум рассеял его ум, а варвары нарушили его безмолвие, преподобный решил снова отправиться на Синай, чтобы безмолвствовать там на вершине горы. Вместе с нескольки­ми учениками мы пошли в Салоники, а потом, через два месяца, тайно от всех, только со мной и другим монахом, взошли на корабль и приплыли на Хиос. Там мы встрети­ли монаха, направлявшегося в Иерусалим. Не знаю, что он сказал преподобному, но это помешало нам идти на Синай. Мы отправились на Митилену, откуда, пробыв немного вре­мени на горе Ливан и не в силах обрести безмолвие, пришли в Константинополь. По причине суровой зимы мы провели там шесть месяцев, таясь, как странники. Царь же Андро­ник Палеолог, ревнитель и поборник Православия, узнав, что в Константинополе Григорий, милостиво пригласил его прийти к нему. Царь уже давно желал увидеть подвижника, ибо он знал о громкой славе п