Задачи исследования, терминология, методологическая основа.
Основной целью монографии было изучение процесса развития государственно-церковных отношений в СССР, выявление их характера в избранный период (1939-1964 гг.). Представленная работа является первым опытом комплексного исследования, обобщения и осмысления истории этих отношений. При ее написании ставились следующие задачи:
1) определение факторов, влияющих на государственную религиозную политику, что частично позволит спрогнозировать и дальнейший курс;
2) выделение ее этапов и их основных характеризующих черт, изучение эволюции конституционно-правовой базы и деятельности специальных органов, непосредственно осуществлявших данную политику;
3) исследование репрессивных акций по отношению к духовенству и мирянам — их форм, масштабов, последствий;
4) определение реакции Московской Патриархии на действия государственных органов, степени самостоятельности ее руководства, меры вовлечения в «большую политику»;
5) выяснение внутренних эволюционных процессов идеологии Русского Православия, характера качественных изменений структуры церковного управления и вероучения;
6) изучение отражения религиозной политики правительства, гонений на церковь в общественной и культурной жизни страны;
7) рассмотрение проблемы «сопротивления» в Русском Православии и его воздействия на курс властей.
Существенным специальным вопросом исследования является выявление определяющих факторов религиозной политики. Некоторые из них уже изучались ранее — идеологический, внешнеполитический и др., но в основном частично. Важно проследить взаимное влияние международных акций и внутриполитического положения Русской Церкви. Ряд факторов указывается и изучается впервые — например, экономический. Так, в конце 1950-х гг. Н.С.Хрущев активно искал источники пополнения государственного бюджета — за счет вооруженных сил, колхозов и т.п. Одним из таких источников являлось «ограбление» Церкви. Новая волна наступления на религиозные организации в 1958г. по-существу началась с многократного увеличения налогов, изъятия части их имущества.
До сих пор в существующей историографии недостаточно разработанной является такая важная проблема, как периодизация государственной религиозной политики в СССР. И для зарубежных, и для современных российских историков в основном характерно выделение неоправданно продолжительных по времени ее этапов. Так, например, Д.Мейендорф и В.Мазар писали о 1917-1943 гг., как эпохе преследования верующих[1]. Г.Штриккер в своей монографии изучал три этапа: 1917-1941, 1941-1953, 1953-1988 гг.[2]. Российский исследователь М.И.Одинцов выделял лишь два периода: 1917 — начало 1940-х гг. и 1943-1985 гг.[3]. Наиболее плодовитые историки 1990-х гг. — В.А. Алексеев и Д.В. Поспеловский этот вопрос вообще специально не рассматривали. Некоторые современные отечественные исследователи все-таки разрабатывали более дробную периодизацию, но доводили ее только до конца Великой Отечественной войны. В частности монография М.Ю. Крапивина делится на три части: 1. церковь и большевистская революция (1917-1920 гг.), 2. религиозный НЭП (1921-1927 гг.), 3. воинствующее безбожие и большевистский антирелигиозный террор (1928-1941 гг.)[4]. А А.Н. Кашеваров подробно изучает следующие, выделенные им в качестве ключевых, этапы: 1917-1920, 1929-1932, 1941-1945 гг.[5]. И с подобной периодизацией можно согласиться далеко не во всем. Так, английский ученый У.Флетчер (один из очень немногих) справедливо писал о том, что уже в 1939 г. начался отказ от резко антицерковной политики предшествовавшего десятилетия [6]. По своему решается эта проблема в исторических трудах священнослужителей Московской Патриархии. Порой гранью, отделяющей окончание одного этапа и начало другого служит смерть Патриарха, проведение Поместного Собора и другие, не имеющие первостепенной важности обстоятельства [7].
Автор предложил свою периодизацию, хотя и она отчасти условна. Необходимо отметить, что курс правительства в определенной степени менялся и внутри выделенных временных промежутков. В целом советскую государственную политику по отношению к религиозным организациям можно разделить на десять основных этапов: 1917-1920, 1921-1928, 1929-1938, 1939-1943, 1943-1948, 1948-1953, 1953-1958, 1958-1964, 1965-1987, 1988-1991 гг. Они во многом совпадают с переломными этапами в истории государства и общества. И такое совпадение не случайно, поскольку церковная политика всякий раз по-своему отражает внутреннюю политику властных структур в целом, со своей стороны и церковь никогда не отделяла себя от интересов общества. До сих пор в историографии отсутствует достаточно разработанная аргументация смены курса религиозной политики. В книге подробно исследована эта проблема применительно к избранному периоду 1939-1964 гг., состоящему из пяти этапов. Так, в 1948 г. повлияло резкое падение заинтересованности властей в международных акциях Русской Церкви: крах «средиземноморских» планов И.Сталина (Греция, Турция, Израиль) и соответственно, утрата острого интереса к Восточным Патриархам; в основном завершилось и выполнение Московской Патриархией своей «миссии» в странах «народной демократии»; неудачей закончились планы создания «Православного Ватикана», что ярко проявилось в ходе совещания глав автокефальных церквей 1948 г. и т.п. Кроме того, существовал комплекс внутриполитических причин: переключение внимания И.Сталина к новому витку внутриполитической борьбы, чисток и репрессий, вынужденные уступки части партийного аппарата, не понимающей и неприемлющей послаблений церкви, некоторые кадровые перестановки и т.д. Вообще «благополучие» Московской Патриархии в первое послевоенное восьмилетие в существующих исторических трудах явно преувеличивается. В этот период преобладал сугубо прагматический подход, как только острая заинтересованность пропала, с осени 1948 г. до смерти И.Сталина правительство не разрешило открыть ни одного храма, участились аресты священнослужителей. Соответственно охарактеризовывался каждый переход к новому этапу и основные их особенности.
С середины 1940-х гг. религиозная политика в СССР осуществлялась в контексте общего послевоенного развития страны. На нее самым непосредственным, зачастую определяющим образом влияли имперские амбиции «сталинского» периода, атмосфера «холодной войны», борьба за лидерство в КПСС 1950-х гг., коммунистические прожекты «великого десятилетия». Московская Патриархия расценивалась руководством СССР прежде всего как инструмент государственной внешней политики — в разные периоды более или менее важный. До 1948 г. Советский Союз не располагал ядерным оружием и сталинское окружение для реализации своих далекоидущих планов вынуждено было использовать другие средства — в том числе небезуспешно и церковные каналы. После 1948 г. пришло время другой политики, связанной с ядерным противостоянием. Московской Патриархии в ней также отводилась определенная, но гораздо более ограниченная роль — главным образом, участие в просоветском «движении за мир», призванном компенсировать отставание СССР по военному и экономическому потенциалу странам Запада. Кроме того, в первые послевоенные годы в строго ограниченных рамках поощрялась и деятельность Русской Церкви внутри страны. Это объяснялось логическим продолжением движения от интернационализма и других марксистско-ленинских постулатов к строительству «национальной империи», намечавшегося еще в 1930-е годы с возобновлением преподавания «гражданской истории» и через роспуск Коминтерна и победу в войне приведшего к антикосмополитической кампании конца 1940-х гг.
Следует отметить противоречивость процесса «огосударствления» церкви. «Взаимовыгодные контакты» части государственного аппарата с патриархатом достигло максимальной степени в 1943-1948 гг., тогда же Русская Церковь играла заметную роль в планах правительства, ей уделялось наибольшее внимание высшего руководства страны, выдавались крупные суммы валюты и т.п. С другой стороны максимальный контроль и использование более значительной части деятельности церкви в государственных целях, несмотря на гонения, осуществлялись в 1958-1964 гг. С конца 1950-х гг. постепенно начала проводиться и широкомасштабная кадровая политика контролирующих органов в Московской Патриархии, осуществляться отбор и селекция лояльных кадров священнослужителей. Складывается целый слой духовенства, заинтересованного во внешней, а с 1965 г. и во внутренней политике государства (помощь в борьбе с сектантами, униатами и др.).
Значительным своеобразием отличалась религиозная политика руководства СССР в конце 1950-х — начале 1960-х гг. В этот период основными направлениями государственного давления на жизнедеятельность Церкви были: 1. Резкое сокращение количества приходов и монастырей; 2. Подрыв материально-финансовой базы; 3. Ликвидация духовных учебных заведений; 4. Изменение положения об управлении церковью, жесткий контроль над кадровой политикой Патриархии; 5. Давление на различные категории верующих, вплоть до плного запрещения некоторым из них (подростки, военнослужащие и т.д.) посещать храмы. В СССР уже имелся опыт массовых антирелигиозных кампаний 1920-1930-х гг. Он был учтен при переходе в очередное открытое наступление на религию, но уже на новой идеологической основе и в новых политических условиях. Сходство прежней и нынешней политики заключалось в стремлении ликвидировать Церковь, как сколько-нибудь значимый общественный институт, вытеснить из общественной жизни страны. В то же время, в 1930-е гг. официально никогда не ставилась цель полностью уничтожить ее, искоренить религию в стране, как это было в начале 1960-х гг. Хотя в период «большого террора» отношение к Церкви определялось на базе видения ее в качестве «классового врага» и даже «шпионской, фашистской агентуры», в борьбе с ней руководствовались прежде всего практическими целями укрепления существующего тоталитарного режима, уничтожения потенциально опасной оппозиции. Ко времени «оттепели» образ Церкви, как «классового врага» был в основном уже давно преодолен, но его заменило видение религиозных организаций, как реакционного, «идеологически чуждого» социализму и коммунизму явления. Теперь преследовались в первую очередь идеологические цели, что повлияло и на методы борьбы.
Значительно больше внимания стало уделяться пропагандистской, атеистической работе, причем в ней гораздо ярче проявлялось стремление к научному подходу (создание специальных институтов, изданий). Кроме того, вводились элементы новой обрядности, к антирелигиозной агитации активно привлекали ренегатов — отрекшихся от сана священников, что почти отсутствовало в 1930-е гг. и т.п. Однако, с самого начала было совершенно очевидно, что достичь отмирания религии без прямого государственного вмешательства в жизнедеятельность Церкви невозможно. По сравнению с 1930-ми гг. набор внешних, административно-репрессивных методов воздействия являлся гораздо более ограниченным. О массовых репрессиях духовенства уже и речи быть не могло. Конечно, от администрирования не отказались, но теперь появилась принципиально новая политика разложения Церкви «изнутри», проведение ограничительных мероприятий, там, где это возможно руками самой Патриархии. Впервые начала осуществляться целенаправленная массовая кадровая селекция духовенства, происходило вмешательство в богослужебную практику, попрание канонических принципов церковной жизни и т.д. Контроль за церковной деятельностью достиг максимальных пределов. Это обеспечивалось существованием специального государственного органа — Совета по делам РПЦ, во многом управлявшего патриархией, через который можно было действовать под маской законности. Органы госбезопасности, всемогущие в 1930-е гг., отошли «в тень», предпочитая добиваться своих целей опосредованно.
В то же время на антицерковную политику сильное влияние оказывало международное положение СССР. Советское государство возглавляло лагерь стран социализма, входило в ООН и его руководство было вынуждено считаться с мировым общественным мнением. Поэтому большее значение придавалось идеологическому комуфляжу антирелигиозных акций. На различных уровнях официально неустанно заявлялось, что в СССР существует полная свобода вероисповедания. Завеса «хрущевской либерализации» позволяла долгое время держать в заблуждении мировую общественность. Но в конце концов к середине 1960-х гг. для многих «тайное стало становиться явным» и голословно отрицать гонения на веру уже было невозможно. Кроме того, международная ситуация в 1950-1960-х гг. складывалась так, что государство не могло обойтись без Церкви в решении ряда существенных внешнеполитических вопросов. И это также приходилось учитывать при планировании антирелигиозных кампаний. Результат же подобных акций и в 1930-х и в 1960-х годах был общий — в конечном итоге их провал.
Специальным вопросом исследования являлась позиция Московской Патриархии. Ее руководство в начале 1940-х гг. пошло на частичное выполнение отведенной ему государством роли, преследуя цели — возродить Русскую Церковь из руин, сохранить ее целостность (оно было заинтересовано в государственной поддержке борьбы с расколами и ради достижения единства было согласно на многое). Патриархии удалось за послевоенное десятилетие значительно усилить свои позиции в обществе, даже в определенной степени влиять на его духовное и нравственное развитие, собрать оставшиеся после репрессий 1930-х гг. силы, подготовить новые кадры священнослужителей. Все это позволило выстоять в период «хрущевских» гонений. В заключенном в 1943 г. компромиссе патриархия оказалась дальновиднее властей. Были ликвидированы и основные расколы в Русской Церкви. Однако успехи оказались достигнуты ценой победы консервативного начала. Православие единственное из мировых религий так и не испытало значительных реформ, приближающих его к реалиям современного мира, усиливающих личную связь человека с Богом и его личную ответственность. Хотя определенная модернизация богословия во второй половине XX века в Московской Патриархии происходила. Ряд иерархов, преподавателей духовных академий стремились сделать церковь ближе и понятнее человеку, утвердить идею социальности Евангелия. Прежде всего это было связано с деятельностью в 1960-1970-е гг. митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова). Разрабатывалась богословская концепция религии как инструмента обновления общественных отношений во все времена. Следует отметить, что советские и многие зарубежные исследователи недостаточно учитывая специфику Православной Церкви как конфессии (ее вероучительные догматы, канонический уклад и т.д.), в целом не смогли объективно осветить внутрицерковную жизнь, представить без искажений подлинно церковные оценки и отклики на общественно-политические события в стране.
Одной из догм советского общественного сознания долгое время являлось утверждение, что всякие религии во все времена реакционны, что Церковь может играть только сугубо отрицательную роль в жизни людей. «При этом распространялись иллюзии, что с уничтожением религиозных убеждений общество освободится от старого хлама — морали рабов» и быстро выработает некую новую, в корне отличную от прежней, «классовую мораль победителей старого мира» [8]. Цена подобных утверждений сейчас наглядно видна. Гораздо сложнее определить как же трагедия Русской Православной Церкви отразилась на общественной жизни, духовной культуре, экономике страны, какой невосполнимый ущерб был нанесен России. Это стало одной из задач книги. Глубоких научных исследований по данной теме еще не было. Между тем к 1917 г. благотворная роль церкви во многих основных сферах жизнедеятельности общества, морально-нравственном облике, образе жизни народов России была очень значительной.
Прежде всего последствия отпадения новой государственной власти от христианских начал, ее острого конфликта с православным духовенством проявились в политической сфере. Следует учесть традиционную стабилизирующую, консолидирующую нацию роль Церкви в обществе. Гонения на нее стали одной из важнейших причин обострения внутреннего положения в стране в 1918-1920, 1929-1931, начале 1960-х гг. и другие годы. Характерным для Церкви было также выступление за преобразование мира ненасильственными средствами, свободу политической жизни верующих. По мере утверждения тоталитаризма в стране часть духовенства превратилась в очаг свободомыслия, оппозиции господствующему политическому режиму (почитание новомучеников, молебны о репрессированных и т.д.). В конечном счете разгром и внутренний кризис РПЦ самым непосредственным образом сказался на ограничении свободы совести, утверждении тотального идеологического контроля, размывании нравственной основы борьбы и протеста в стране. Антирелигиозные гонения явились также подготовкой и репетицией массовых репрессий 1930-х гг., способствовали созданию соответствующей общественной атмосферы (появление категории «лишенцев», в т.ч. священнослужителей, преследования их родственников). Движение комсомольцев-безбожников служило фактически подготовкой способного на любые бесчеловечные акции молодого поколения и т.д.
И все же народные массы сберегали в своей основе истинное православие (не приняв подрывавших основы вероучения лозунгов вождей обновленческого раскола), сдерживали натиск государственных попыток уничтожить Церковь. Все 70 лет советской власти сохранялась религиозность значительной части русского народа, не смотря на правительственные акции (прежде всего в 1930-е, 1960-е гг.), но в то же время происходила постепенное размывание православного церковного сознания верующих.
Всегда значительной была роль РПЦ в сохранении русского национального самосознания, воспитании патриотизма. Особо следует отметить ее вклад в защиту Родины от иностранных вторжений в XX веке. Именно необходимость обращения в ходе Великой Отечественной войны к русским патриотическим традициям стала одной из важнейших причин, заставивших И.Сталина и его окружение изменить церковную политику и разрешить в сентябре 1943 г. выборы Патриарха. Последствия в этом плане антицерковных акций — уничтожения русских национальных святынь (чудотворных икон, мощей св. угодников и др.), искажения истории России, ликвидации института военных священников и т.д. также оказались трагичными.
Трудно переоценить влияние Церкви на морально-нравственное сознание, духовность общества и последствия подрыва ее духовного авторитета. В СССР происходила подмена христианских (общечеловеческих) ценностей классовыми. Был разрушен деревенский микромир с его религиозной доминантой. Искоренялись и православные элементы традиционного образа жизни русского народа (церковные праздники, посты, крестные ходы). Особенно масштабными являлись соответствующие акции 1920-х гг. — публичное снятие икон в общественных местах, красные крестины, свадьбы, новые имена, комсомольские пасхи и т.п. В это время начался кризис церковного брака, проповеди плотской чистоты и святости плодоношения. Последствия были печальны — рост проституции, венерических заболеваний и т.д. Некоторое распространение (в обновленческой «Церкви») получили даже брачный епископат, многобрачие клириков, ликвидированные только к 1940-м гг. Разрушались традиции почитания усопших — ограничение отпеваний, уничтожение значительной части кладбищ, государственное разграбление могил.
Значительной к 1917 г. являлась роль духовного образования и религиозного воспитания детей в обществе (деятельность детских церковных союзов и т.п.), а также религиозной благотворительности, борьбы церкви с преступностью, алкоголизмом, наркоманией (православные общества трезвости, чуриковцы). Соответствующие сферы деятельности Московской Патриархии были окончательно запрещены в начале 1960-х гг. Этим в частности ликвидировалась духовная ниша для изгоев общества — закрытие больничных, приютских, тюремных храмов.
Особо следует выделить роль Русской Православной Церкви в культуре народов России. Религия всегда служила источником великого в человеческом творчестве. Антицерковные акции не только стали причиной гибели значительной части культурных ценностей страны (уничтожение храмов, колоколов, угасание церковной музыки, живописи, народных ремесел), но и оказали негативное влияние на отношение к старому культурному наследию в целом. Способствовали они также и снижению интеллектуального потенциала общества: уничтожение монастырей — культурных, духовных центров страны, вытеснение «лишенцев», в их числе значительных слоев интеллигенции из общественной жизни СССР, гонения на богословие, идеалистическую философию (высылка в 1922 г. из страны С.Булгакова, Н.Бердяева, убийство о.Павла Флоренского и т.д.). В этой связи необходимо отметить последствия запретов на издательскую деятельность Патриархии, ввоз духовной литературы из-за рубежа, ликвидации церковных архивов, библиотек, уничтожения их книг, документов. Не случайно в настоящее время одинаково остро стоят взаимопереплетающиеся проблемы возрождения Православной Церкви и национальной духовной культуры.
Негативно влияла государственная религиозная политика и на экономику страны: уничтожение экономической основы Патриархии; кризис религиозного отношения к труду, уважения к частной собственности; взаимосвязь раскулачивания со всплеском антицерковных акций и т.д.
В монографии решалась задача изучения всех основных форм сопротивления православных верующих антирелигиозной политике советского государства: иосифлянского движения, Катакомбной Церкви, церковного диссидентства. Первая из них возникла в 1927 г. после «легализации» временного Синода при Заместителе Патриаршего Местоблюстителя митрополите Сергии (Страгородском). Она получила свое название по имени руководителя — митр. Иосифа (Петровых). В работе сформулирована концепция иосифлянского движения как попытки части духовенства и мирян найти самостоятельный, альтернативный к т.н. «сергианскому» и катакомбному (тайному), путь развития Русской Церкви в условиях утверждавшегося тоталитарного режима — легальной или полулегальной оппозиции. Были определены тактика движения, его характер, примерный численный состав, хронологические рамки (1927 — середина 1940-х гг.), причины исчезновения.
Все 70 с лишним лет советской власти в стране существовала Катакомбная Церковь. Первые ее общины возникли в 1918 г. вслед за выходом январского воззвания Патриарха Тихона, предававшего анафеме гонителей верующих. Автор впервые разработал периодизацию нелегальной церковной деятельности в СССР. Первый основной этап продолжался с 1918 по конец 1920-х гг. В подполье в это время находилась небольшая часть священнослужителей и мирян — исключительно истинно-православные христиане (ИПХ), а с 1928-1929 гг. и некоторые общины иосифлян. Второй этап приходится на 1930-е — середину 1940-х гг. В результате ожесточенных антирелигиозных гонений произошел резкий рост рядов Катакомбной Церкви, на нелегальное положение перешло значительное количество священнослужителей, основная часть которых сохранила верность патриархии. В последние годы войны они снова вышли из подполья. Общее количество катакомбников многократно уменьшилось. Заключительный — четвертый этап — охватывает конец 1950-х — начало 1990-х гг. Хотя общин ИПХ становилось все меньше, ряды Катакомбной Церкви вновь заметно выросли вследствие очередной кампании в борьбе с религией. В «катакомбах» произошли качественные изменения: оформилось 8 основных течений, как на базе истинно-православных, так и главным образом на основе нового «пополнения». Таким образом к моменту падения советской власти тайная Церковь не только не перестала существовать, но и находилась на подъеме. Феномен православных «катакомб» (религиозных нонконформистов) показал не только свою чрезвычайную устойчивость в разных условиях, но и наличие тенденции к самовоспроизводству и увеличению за счет обращаемых.
В конце 1950-х гг. в Русской Церкви возникла новая форма сопротивления — церковное диссидентство. Появление ее связано как с началом второй стадии «религиозного возрождения» — процесса обращения к вере некоторых групп советской интеллигенции, так и с кризисом доверия к руководству Патриархии среди определенной части священнослужителей и мирян в период «хрущевских» гонений. Церковное диссидентство представляло собой принципиально иную, чем предшествующие форму сопротивления. Для нее были характерны следующие отличительные признаки: открытый, хотя и незаконный характер деятельности и даже афиширование ее; организационная неоформленность (хотя внутри движения и существовали отдельные кружки, семинары и т.п.), что затрудняло проведение репрессивных акций государственными органами; публичные обращения к нецерковной общественности (иосифлян и катакомбников она практически не интересовала); аппелирование к существующим законам; постоянные обращения к международной общественности и ее активная поддержка; принадлежность значительной части участников движения к Московской Патриархии, те, кто изначально относился к ее юрисдикции, как правило из нее не выходили. Соискатель предложил свою периодизацию деятельности церковных диссидентов, разделив ее на 3 основных этапа. Первый — начальный приходится на 1958-1969 гг., когда постепенно набиравшее силу движение в целом существовало еще в рамках Московской Патриархии. На втором этапе — в 1970-1979 гг. оно вышло из них и пережило бурный подъем. 1980-1991 гг. характеризуются сначала сильным спадом под ударами КГБ, а затем новым ростом с 1986-1987 гг. Условной границей завершения третьего периода можно считать осень 1991 г. — время крушения советской власти. Все указанные формы религиозного сопротивления помогали Русской Церкви выстоять даже в периоды самых жестоких гонений, оказывали непосредственное воздействие на государственную политику, являясь важной причиной изменения ее курса, тех или иных уступок советского руководства.
В связи с описанием задач исследования необходимо остановиться и на некоторых вопросах терминологии. Специально следует оговорить неоднократно употребляемое выражение «религиозное возрождение». Это явление следует понимать как процесс, характеризующийся новым обращением к вере различных слоев советского, российского общества. Начался он в годы Великой Отечественной войны и прошел три стадии: возрождение церкви в 1940-е гг., пробуждение интереса к религии в среде интеллигенции с конца 1950-х гг. и, наконец, массовый религиозный подъем в последние восемь лет. Данное явление было также тесно связано с отходом от официальной коммунистической идеологии. Протоиерей А.Киселев справедливо писал в 1988 г.: «Процесс, который начался во время войны с Германией, есть медленная мучительная деидеологизация государства, общества, человека... Долгие годы процесс этот шел подспудно, с редкими выплесками в официальную жизнь. Но вот наступает время, когда совершавшееся в глубине выходит на поверхность»[9].
Несколько спорным представляется термин «религиозные диссиденты», применительно к участникам движения конца 1950-х — 1991 гг. Они никоим образом не покушались на православные каноны и догматы, поэтому более правильным является выражение «церковные диссиденты». Но поскольку в современной научной литературе данные термины часто употребляются как синонимы [10], в этом значении в отдельных случаях они используются и в книге. Очень запутанными являются вопросы терминологии и классификации в отношении различных толков и групп в Катакомбной Церкви. Малоизучены и многие стороны мировоззрения катакомбников, особенно их эсхатологические (представления о конце света) и антихристологические (взгляды на антихриста) воззрения. В книге эти проблемы подробно рассматриваются. Так, например, объясняется появление и смысл понятий «Истинно-Православная Церковь» и «истинно-православные христиане», которые нередко ошибочно рассматриваются в качестве равнозначных.
Объектом исследования являлся процесс развития отношений между советским государством и Русской Православной Церковью. Избранные тема и способ описания заставляют вести разговор о двух, хотя и связанных, но разных предметах: о государственной религиозной политике и истории самой Церкви. Необходимость «переключаться» с одного на другое влечет за собой потенциальную опасность путаницы в понятиях и подходах. Эту трудность приходилось постоянно учитывать. При изучении истории Церкви следует опираться на развитые в XX веке прежде всего в зарубежной историографии методы социальной истории. Из работ, написанных в этом ключе и касающихся истории Русской Церкви, можно назвать труды американского ученого Г.Фриза. Он занимался исключительно дореволюционными сюжетами, но в 1995 г. опубликовал первую статью и по советскому периоду[11]. К сожалению ни одна из работ Г.Фриза пока не переведена на русский язык. Среди отечественных историков пользуются указанной методологией очень немногие, например, медиевист А.Гуревич[12].
Для монографии характерно в основном первичное исследование. Основными методами сбора данных являлись: архивные изыскания, проведение опросов, анкетирование и запись воспоминаний. Работа содержит и элементы вторичного исследования с использованием материалов прессы, научной литературы, проведения обзора юридических и политических директив, документирующих эволюцию государственной религиозной политики.
Полученные в ходе первичного исследования данные подвергались качественным методам анализа. Собранные сведения оценивались с точки зрения их достоверности и весомости, архивные материалы сопоставлялись с другими источниками. Например, сопоставление соответствующих обзорных архивных документов с анкетами, воспоминаниями, биографическими материалами помогло выявить характер и значение церковного сопротивления, масштабы и формы репрессий. Сравнительный анализ содержания опубликованных официальных актов правительства и недавно рассекреченных документов по тем же вопросам с учетом установленных фактических действий властей по отношению к верующим позволил определить действительные намерения советского руководства в его церковной политике. Полученная в ходе вторичного исследования информация также изучалась аналитически.
Уделялось внимание и количественной стороне описываемых процессов. Собранные данные о реальной численности действовавших храмов, монастырей, учебных заведений Московской Патриархии за 1945-1964 гг. были сведены в специальную таблицу и подвергались анализу. Погодная динамика указанных цифровых данных в широком временном иннтервале позволяет наглядно проследить многие исследуемые процессы. Освещалась и финансово-бюджетная сторона деятельности Патриархии: сколько Церковь «зарабатывала сама» в различные периоды и как расходовались эти средства, какая часть затрат (на международные акции) покрывалась из государственного бюджета? Надо сказать, что цифры о количестве официально зарегистрированных приходов и т.п. в 1940-1960-х гг. в советской историографии и информации для мировой общественности сознательно завышались более чем вдвое. В рассматриваемый период можно назвать лишь единственный, уникальный случай, когда в книге Н.И. Юдина 1962 г. издания сообщались примерно соответствующие действительности сведения — 11,5 тыс. действовавших православных церквей и 14 тыс. представителей духовенства (вероятно включая псаломщиков)[13].
В работе также прослеживалась динамика религиозности основных слоев населения СССР. При этом использовались работы советских социологов, хотя к их выводам, как правило очень тенденциозным, надо подходить критически. Перед войной согласно материалам переписи 1937 г. верующие составляли около половины населения страны, что признавалось и отечественными исследователями. Практически все они подчеркивали и то, что в годы Великой Отечественной войны религиозность граждан СССР выросла. Однако это признание не спасло их от серьезного искажения реального положения дел. Так, социолог М.К. Тепляков, используя метод экстраполяции «установил» что доля верующих среди взрослого населения равнялась в 1937 г. — 47%, в 1945 г. — 37%, в 1950 г. — 34%, в 1961 г. — 26%, в 1967 г. — 22,4% [14].
В 1960-1980-х гг. в СССР неоднократно проводились социологические обследования с целью получения представления об объекте атеистического воспитания, однако их методика являлась достаточно уязвимой. В соответствующей литературе было принято делить верующих по степени их религиозности на фанатиков, убежденно-верующих, верующих по традиции и колеблющихся. Но это деление очень условно и относительно. На практике исследователям приходилось встречаться с самыми разными по характеру, психологическим особенностям, социально-политическим взглядам верующими. И далеко не каждому, проводящему опрос удавалось вызвать на откровенный разговор религиозно ориентированных людей, а тем более изучить их за время короткой беседы. Кроме того, даже некоторые советские исследователи признавали, что сознание человека не находится в застывшем состоянии, а меняется. «В зависимости от тех или иных причин и условий, верующий мог быть и фанатиком, и верующим по традиции и даже колеблющимся»[15].
В целом в советской социологии утвердилась точка зрения, что общая численность верующих и колеблющихся не превышала в конце 1960-х гг. 25%, а в 1980-х гг. 10-15% взрослого населения[16]. Например, А.И. Барменков в 1986 г. утверждал, что «около 90% населения страны навсегда порвали с религией» и даже в республиках Средней Азии и в Казахстане «среди опрошенных уровень религиозности колеблется между 10 и 15%»[17]. Причем эти цифры многократно уступали доле людей, совершавших религиозные обряды. Характерен пример воронежского исследователя А.И. Демьянова, писавшего, что по данным социологических обследований в области в начале 1980-х гг. оставалось лишь 9,8% верующих. Но несколькими страницами ниже он же сообщал, что при этом 52,5% всех жителей отмечали религиозные праздники, 43,2% имели в домах иконы, 44,5% крестили детей и свыше 60% хоронили умерших по религиозному обряду[18]. Трудно сопоставить такие взаимоисключающие цифры. Ведь необходимо учитывать, что в условиях жесткого контроля за всеми требами, их обязательной регистрации в специальных книгах, совершение обряда венчания или крещения порой являлось актом гражданского мужества. Последствия могли быть самыми плачевными — исключение из общественных организаций, увольнение с работы. Немногие неверующие, атеисты, зная об этом, стали бы сознательно рисковать своей карьерой по просьбе родственников, ради традиции, моды и т.п.
С другой стороны значительная часть зарубежных исследователей утверждала, что в СССР насчитывалось и в 1970-1980-х гг. 100-150 млн. верующих. Так, У.Флетчер в 1981 г. писал о 115 млн. или 45% населения страны[19]. Вслед за ними и некоторые современные отечественные историки пришли к такой точке зрения. В.А. Алексеев считает, что в начале 1960-х гг. верующих было до 120 млн., то есть более половины населения СССР [20]. Это преувеличение. Архивные статистические данные свидетельствуют, что после окончания Великой Отечественной войны в стране существовало два периода роста религиозной обрядности — в 1953-1957 гг. и 1964-1967 гг., в остальное время она снижалась. А в начале 1960-х гг. в РСФСР отпевали 33% умерших и крестили 30% новорожденных. В других союзных республиках эта доля традиционно была выше — в 1967 г. в Молдавии количество крещений составляло 57%, на Украине — 51% и т.д. Представляется, что в целом по стране численность верующих в 1960-х гг. примерно равнялась 40-45% (а в последующие десятилетия, вплоть до 1988 г. она постепенно снижалась). Результаты некоторых замалчиваемых обследований на местном материале давали сходные данные. Например, в ходе опроса 1966 г. в селах Пензенской области советские социологи выявили, что даже по их методике 47% населения составляли верующие или колеблющиеся, а от 63 до 97% семей держали в домах иконы[21].
Важное методологическое значение для написания книги имели труды российских, советских и зарубежных ученых — философов, политологов, социологов, а также богословов и теологов, посвященные вопросам взаимоотношения государства и Церкви, отношения коммунистической партии к рели<