О том, почему каждому образованному человеку необходимо узнать православие

Сейчас говорят и знают в основном, о буддизме, о йоге. О политике. О науке. О спорте. О вещах очень или не очень далеких... Но что мы знаем о том, что всегда было и есть РЯДОМ с нами? Что мы знаем о Православии?

Мы (я буду говорить «мы», потому что Православие не учит делить живых людей на своих и чужих, на спасенных и не спасенных, не ставит крещеного выше некрещеного; каждый может погибнуть, и каждый может обрести спасение) — мы жаждем свободы. Это главная ценность современной цивилизации — свобода. «Пусть мне ничего не навязывают, пусть мне покажут, и я сам стану выбирать все лучшее» — вот наш девиз.

Что же, пусть будет так. Но из чего выбирать и что выбрать? Если, например, выбор заключается в том, чтобы выбрать между Кока- и Пепси-колой, то это, согласитесь, не более чем профанация выбора. Или если наша свобода предполагается в пределах двух измерений, и никак не хочет учитывать третьего — то это свобода... ползать по плоскости.

Наконец, если решая вопрос «какжить», мы заранее отказываемся рассматривать православный ответ как одну из серьезных альтернатив — то, значит, и выбор наш является менее свободным.

Какая же это свобода выбора, если у нас с вами знаний о вере отцов значительно меньше, чем о тибетской Шамбале?

Кто-то из нас скажет: «Да знаем мы эту самую веру! Знаем мы эти свечки, иконы и поклоны, эти стращания адом за «грехи» и обещания райских кущ.

А все-таки — знаем ли? Помним ли?

Россия, начало 20-х годов. Один из тысяч эпизодов тогдашней жестокой действительности: на краю братской могилы выстроены сорок арестованных. Это сорок «церковников» — как их тогда называли — совершенно разных по возрасту и образованию людей.

Работник ВЧК приставляет к голове очередного «церковника» револьвер и спрашивает: «Есть Бог? Если скажешь «нет» — мы тебя отпустим». И вот каждый из этих, в жизни своей очень разныхлюдей, коротко отвечает: «Есть»... Их расстреляли.

Но зачем они решили умереть? Допустим, все они примитивные, дремучие фанатики, верящие всяким «бредням». Но ведь почему-то из-за этих «бредней» безоружных, и, по существу, ничем не способных помешать новой власти людей понадобилось арестовывать, допрашивать, охранять, держать в камерах, а потом расстреливать!

В то время обвиняли либо в «контрреволюционной деятельности» — за призыв сохранять личную, веру в Бога и воспитывать в Православии детей. Либо — «за сопротивление изъятию церковных ценностей».

С первым обвинением, как говорится, все ясно. А что касается второго. Многие ведь и сегодня считают священников и клириков просто хитрыми (или не очень хитрыми) приобретателями — типа отца Федора из «Двенадцати стульев». Такие люди, конечно же, есть среди тысяч священнослужителей.

Но о. Федор, который кажется таким «типичным» батюшкой, вряд ли стал бы так упорствовать в богословском споре, если спор этот окончится не обретением стула с бриллиантами, а«пулей влоб»?

Однако в сотнях, да теперь уже тысячах известных случаев мучительства и уничтожения священников, диаконов, просто верующих — все они оказались готовы погибнуть не за богатства, не за капиталы, а за свою веру.

Вот другой пример. Профессор Войно-Ясенецкий (с 20-х годов — архиепископ Лука), замечательный хирург и ученый и, одновременно, священнослужитель, был в 30-е годы арестован. Он выжил, вновь оперировал и даже удостоился Сталинской премии за книгу «Очерки гнойной хирургии». И тем не менее, и до, и после своих злоключений профессор упорно отказывался приступать к операции без молитвы и крестного знамения! И более того — упорно не желал выступать на научных конференциях и лекциях в мирской одежде! — Почему?

Хорошо ли мы понимаем причины, заставившие людей делать выбор в пользу Православия?

Когда-то в древности жил (не у нас — в Сирии) христианин Авраамий. Он пошел проповедовать свою веру жителям одного языческого поселка — а они его избили и вывезли вон. Авраамий лишь только чуть-чуть поправился — снова пошел в поселок, и его избили буквально до полусмерти и пообещали в следующий раз просто убить. Но прошло недолгое время, и старец опять был в поселке — чтобы рассказать людям о своей вере или умереть от их рук. И тогда язычники задумались: что же это за вера такая, что человек готов умереть ради возможности рассказать о ней? Решили выслушать Авраамия. Выслушали. Стали спрашивать еще и еще. Стали обдумывать каждое слово... и, в конечном итоге, приняли христианство.

У тех язычников были свои, собственные «боги», много полезных и удобных «богов», на все случаи жизни. Мы чем-то похожи на них. Наша свобода — это многобожие, поклонение сотне кумиров сразу. Нам нравится и Христос, и Будда, и Лев Толстой, и Маркс, и Ницше.

В нашем «пантеоне» много личностей и теорий, часто взаимоисключающих — ведь мы современные, образованные люди, мы смотрим на вещи широко.

Но вот мы, знатоки философий и сторонники свободы выбора, вдруг отвергаем Православие! Не потрудившись вникнуть в его суть, вопреки собственной же логике (ведь выбор наш из-за такого «вычеркивания» становится неполным.

Это же явный изъян нашей «свободы»! Мы читаем «навороченные» книги о культах Востока, продираемся сквозь тома Марксова «Капитала»,., а прочесть жизнеописания святых (причем уже есть замечательные книги о подвижниках XX века!), открыть труды если не древних «отцов Церкви», то хотя бы наших современников — нам почему-то кажется «ненужным», «неважным», лишним...

И в храм войти нам помешает что или кто угодно, включая «злую старушку» — это по истине опаснейшее существо, перед которым меркнет жуткий образ современного рэкетира!

Ну давайте же, наконец, вдумаемся: разве особенность церковно-славянского языка, «красивости» духовной литературы, отсутствие навыка к восприятию иконы или, наконец, пресловутое раздражение на «злую старушку» — настолько серьезные причины, чтобы отказаться познать веру, которая говорит нам о смысле жизни и готова ответить на вечный и главный вопрос «зачем мы живем»?

Или мы боимся получить ответ, который нас не устроит?..

Вероятно, так называемая православная христианская «миссия» действительно парадоксально слаба на нашей российской земле. Парадоксально — потому что сейчас «нашу» веру начинают узнавать, понимать и принимать англичане и американцы, укрепляются православные церкви в Японии, Индии, во многих африканских странах.

Возможно, церковные общины у нас здорово замкнулись после целых эпох государственных гонений и запретов, и никак не подберут ключей к сердцу тех, кто о вере не знает.

Но создается впечатление, что главная причина отказа все же не в этом, а в нас самих.

Православие либо сводят к форме (обрядам, одеждам, языку), либо искажают и отвергают самую суть веры, ничего толком еще не поняв (точно так же, впрочем, действуют и многие «принимающие» как православие, так и религии Востока).

В наполненном мифами общественном сознании Церковь предстает либо этнографическим заповедником, либо очень крупной и фанатичной сектой. Сектой, считающей всех вокруг «грешниками», судящей, осуждающей и стращающей всех «своими» адскими муками. Христианство представляется «губительным принципом», который, по словам ученого, «рушит сознание, ставя ему рамки».

Естественно, для многих людей усиление Православия кажется опасным явлением, представляющим реальную угрозу «идеалам современной жизни» и в целом — избранному курсу на «свободу» и «плюрализм». Кроме того, растет число тех, кто считает «фанатичность» православного христианства источником конфликтов и нестабильности в обществе, потерявшем единство в вере.

И в этом — удивительная параллель между нашей эпохой и древностью: теми веками истории Римской Империи, когда христиан гнали, боялись и ненавидели.

Многие ли сегодня знают, а в чем, собственно, обвиняли римские власти христиан? За что пытали и убивали? Как объясняли необходимость тотального искоренения этой религии?

Ведь Римская Империя (как это ни покажется кому-то странным) — это классическое правовое государство (недаром римское право является обязательным предметом в юридических ВУЗах). С четко очерченными правами и обязанностями граждан. С широчайшим религиозным и идейным плюрализмом. С очень сильной судебной системой. Поэтому, например, когда иудеи попытались устроить расправу над христианином — апостолом Павлом, власти вывели его из Иерусалима под мощной охраной: разве можно было допустить бессудное убийство римского гражданина!

И, однако же, римский судв конечном итоге осудил и ап. Павла, и тысячи других христиан на мучительную смерть. А еще тысячи погибли во время римских гонений 11-111 веков и вовсе без суда — как и в России первой половины XX века.

Это противоречило человеческой логике — большинство осужденных являлись лояльными подданными, хорошими тружениками, воинами, учеными людьми. Среди казненных во времена Римской империи было много государственных деятелей, военачальников, даже членов императорских семей (например, святая великомученица Екатерина)! Причем они даже не были непосредственно опасны — а были лишь опасны потенциально, т. е. считалось, что эти люди угрожали «общественной безопасности», «солидарности» империи.

А империя в то же самое время признавала законными всех почитавшихся на ее территории богов. Включая и Единого Бога древних иудеев!

Римские императоры вообще боялись государственной нестабильности намного больше, нежели Бога. И поэтому их не устраивал именно Христос. До мифологических, маленьких божков, им не было дела. Они оказались достаточно «широки», чтобы стать идолами римского Пантеона, а вот Христос был недостаточно широк для язычников, и при этой своей «узости» в римский Пантеон... не вмещался!

Христос был опасен. Языческие «боги», в отличие от Христа, не требовали от каждого человека подлинного духовного и нравственного выбора. Азначит— не подрывали пусть построенную на лицемерии и неправде, но внешне стабильную имперскую систему, не противоречили государственной идее (которую точнее всего можно было бы выразить поэтической строкой «паситесь, мирные народы»).

Идея провозглашала Рим великим, вечным, незыблемым, а римского императора — пастыря послушных народов — ставила как бы НАД нравственными понятиями, оправдывала все его деяния и преступления, лишь бы они укрепляли «вечное» царство...

И против тех, кто смел открыто верить иначе, против тех, чей Бог даже в «унижении» казнимого, даже в распятии продолжал проповедовать и раскрывать Царство Высшее — устраивались беспрецедентные по тогдашнему масштабу гонения.

Ведь если есть действительно Вечное, подлинно Всеобщее Царство, значит земная империя Рима — невечная, не незыблемая?! Значит, ее император ответит за все содеянное — перед Богом; по единому для всех нравственному закону; в этом самом Царстве Божием, где, по словам апостола Павла, «нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного»,., т. е. там, где все равны?!

Это была та идея, за которую императоры готовы были убивать... А христиане — умереть. Потому что для римских язычников их религия являлась неким культурным досугом, а для христиан вера была больше, чем вопросом жизни и смерти: делом спасения души.

Рим веками боялся христиан, долгие годы благоволил гражданам-язычникам, а гибель встретил под ударами совершенно неизведанного врага — язычников-варваров. От былого могущества ничего не осталось. И единственной реальной, живой и необходимой людям традицией, связывающей нас с тем далеким миром, оказалось... христианство!

Идея Царства Божьего как-будто бы победила идею «вечного» человеческого царства. Но в широком общественном сознании все осталось по-прежнему. Возникали и исподволь «нависали» над христианством новые империи, гибли, уступая место новым государствам — уже без Христа.

Идея власти мельчала, дробилась, и теперь уже каждый человек хочет сам быть пусть не царем — такхоть «маленьким принцем» на своей «планете». Только, если проводить аналогии со сказкой Экзюпери, из нас получаются не маленькие принцы, а все больше незадачливые короли, «повелевающие» Солнцем, биржевики, закладывающие звезды в банк, или просто горькие пьяницы...

Человек вновь создал себе пантеон богов и героев, где, как и в римские времена, стоят рядом Венера, Астарта и Иисус Христос (были и такие сочетания в императорских молельнях!). И опять (простите за это неудобоваримое слово) плюрализм развязывает нам руки, ставит нас выше Закона, «освобождает» на свой лад.

Причем эта «свобода», в отличие от Православия, действительно не ставит сознанию рамки. И таким образом... рушит наше «неограниченное», слепое сознание.

Ведь без рамок свобода хороша на равнине. А если нет барьеров на крутой горной дороге?

Ведь сознание — вещь аморфная; оно рушится, если его не структурировать, если не поставить рамки!

Православие своими «рамками» пытается предупредить от падения, но не загородить путь, не лишить свободы двигаться. Более того, именно в Православии открывается новая степень свободы — ведь движение здесь не налево-направо, а вверх!..

Но тут-то мы и говорим «стоп». Мы не терпим, чтобы нас поучали. Именно поэтому если нас самих пытаются предупредить о том, что «жить как хочется» не синоним свободы, что свобода не в том, чтобы побольше набрать, а в том, чтобы ВЫБРАТЬ — наше самолюбие восстает, и мы затыкаем уши.

Мы, на поверку, чрезвычайно нетерпимы. Поэтому, как и прежде в нашей кумирне никто: ни Христос — придуманный нами, такой, какой нам нужен, ни Маркс, ни Фрейд, ни Бакунин — не добьются от нас покаяния, отчета в своей дурной жизни.

Это — и есть свобода в нашем нынешнем понимании, коварная и неверная. Она подразумевает бесконечное самооправдывание и осуждение всех, кроме себя. Она предлагает огромный выбор самых безыдейных идей, самых бесполезных предметов, самых безнравственных мыслей и поступков. Она оправдывает, угождает, лакействует, ведет в «заветные» тупики, заводит в «живописные» расщелины — пока не изведет человека до конца. До болезни, несчастья, смерти, когда никакой возможности двигаться, никакой «свободы» не будет и в помине.

Модная псевдосвобода отступит, чтобы предать своего «клиента», оставить его страдать в одиночку.

И человек может умереть, так и не поняв, что свобода есть не выбор удобств. Что всю жизнь ему нужна была только одна, настоящая Истина, которая и есть подлинная свобода! Которая не предаст...

Он поймет это потом, после самой своей смерти... А рядышком, в соседнем храме, в непрочитанной Книге, в сердце незнакомого верующего человека, вокруг и внутри его — продолжит жить мир тысячелетней православной веры. Этот мир открывает тайны бытия, отвечает на самые страшные вопросы, он освобождает и он не дает умереть — потому что Бог однажды победил смерть...

Так давайте же прежде чем сделать «свободный выбор», узнаем, что такое Православие. И, возможно, именно эта вера не оставит нас никогда.

Владимир Гурболиков. Журнал «Фома», № 2,1996.