Какие изменения претерпело православное богослужение в период «неосавваитского синтеза»?

Тафт Р.Ф. Византийский церковный обряд. Краткий очерк / Пер. с англ. А.А. Чекаловой; Редакция русского перевода и послесловие В.М. Лурье. – СПб.: Алетейя, 2000. – 160с. [С. 94–98].

В результате победы монашества над иконоборчеством, монахи оказались в лучшем положении по сравнению с белым духовенством. Процесс монастизации (возрастания роли монашеского элемента), имевший место еще до IV крестового похода (1204г.), усилился во время латинского завоевания (1204–1261гг.), когда сильно ослабленное белое духовенство оказалось не в состоянии поддерживать» «ᾀσματικὴ ἀκολουθία» («песненное последование» Великой церкви), и вынуждено было согласиться на следование богослужебным уставам монашеского происхождения. После прихода к власти Палеологов (1259–1453гг.) византийская Церковь продолжала оставаться очень важной силой в жизни общества, особенно во время исихасткого возрождения, начавшегося на горе Афон. Но отныне это была Церковь под главенством монашества не только в том, что касается ее управления и духовного влияния, но и литургической практики.

От студитов к агиоритам (святогорцам)

(1) Ранний упадок студийских монастырей и (2) подъем афонского монашества – являются ключевыми факторами этой эволюции.

В Константинополе студийские монастыри сохраняли свои позиции как главная форма городского иночества вплоть до 13 века. В других местах, однако, монастырские центры стали смещаться к западу, поскольку под давлением турецкой угрозы на востоке империи центр византийского иночества переместился из Малой Азии ближе к монашеским центрам Греции.

Уступка Константинополя латинянам с 1204 по 1261 гг. – явилась жестоким ударом по византийской культуре и обществу. Однако вакуум, возникший в результате ослабления императорской власти, привел к подъему престижа и авторитета Церкви.

Юрисдикция над горой Афон, принадлежавшая ранее императору, перешла в 1312г. к патриарху, и иночество продолжало процветать на территории, оставшейся от «Империи проливов» в Европе. Это святогорское иночество, несмотря на свое студийское происхождение, впоследствии отказалось от строгих форм студийского монашества в пользу более структурно свободного савваитского иночества лавр и келий малых монастырей Палестины. В том, что касается, по крайней мере, богослужения, этот процесс уже имел место в самом Константинополе. К 12 веку савваитский вариант во втором поколении начал проникать в богослужение студийских монастырей столицы. Это было начало новой эпохи, последняя стадия формирования современного византийского обряда.

Ново-савваитский синтез

Р.Ф. Тафт называет это новосавваитским синтезом. «Ново» – дабы отличить его от студийского обряда, который являлся ранним синтезом савваитских элементов с константинопольским обрядом.

Взаимообогащение усилилось в период, последовавший за крушением святоградского богослужения в результате разрушения иерусалимского храма (базилики Воскресения или Гроба Господня, как его называют на Западе) халифом аль-Хакимом в 1009 году. С 11 века палестинские монахи перерабатывали студийский синтез в соответствии со своими нуждами. Это особенно касается порядка ночных бдений («агрипния») и, далее, канона повседневной утрени («ортхрос») и количества псалмопения.

Первым этот процесс описал Никон Черногорец (ок. 1025 – после 1088 гг.), монах монастыря Богородицы, расположенного на Черной Горе к северу от Антиохии (Сирия). Он первым использовал слово «Типикон» для этих новых монастырских уставов. В своем духовном завещании, предпосланном его Типикону, он говорит: «Я нашел и собрал различные Типиконы студитов и Иерусалима, и ни один из них не находился в соответствии с другим: ни один студийский с другим студийским, ни один иерусалимский с другим иерусалимским. В сильном изумлении я принялся вопрошать мудрецов и старцев и тех, кто сведущ в этих делах и кто наставлен в том, что касается богослужения – экклисиарха и других – священного монастыря нашего Святого Саввы в Иерусалиме, включая службу игумена…»[8]

Собрав сведения об устроении церкви и псалмопения и о различных традициях, устных и письменных, он приспособил их для своих собственных целей (Тактикон, I). Итак, в то время как константинопольский обряд подвергся влиянию монашеского через Палестину, палестинский обряд все более византинизировался, И Никон перечисляет различия между обычаями студийских монастырей и Иерусалима. Пристальное прочтение Тактикона (I, 1–23) показывает, что он противопоставляет всего лишь два варианта в сущности одного и того же савваитского обряда. И в том и другом обряде использована та же самая палестинская Псалтирь из двадцати кафизм – в них просто по-разному распределены обязанности. В утренях в обоих вариантах имеются стихиры[9] на хвалитех и стихиры на стиховне – но агиополиты опускают стихиры на хвалитех по будням. Есть различия в использовании Великого славословия (Слава в вышних Богу) в утренях (I, 22), к тому же студиты не совершают малые (первые) вечерни до ужина и великие вечерни после него, как подобает согласно палестинской системе «бдений» («агрипния»).

Во времена Никона единственным существенным различием между обычаями являлись именно эти «агрипния». Насельники монастыря Св. Саввы служили всенощную в течение всей ночи накануне воскресений и праздников, в то время как студиты придерживались обычного монастырского порядка вечернего богослужения в следующих службах:

«Необходимо знать, ...что нет бдения в течение всей ночи, но скорее существует последование («аколотхиа») во время повечерия («аподейпнон»), полунощницы («месониктикон») и утрени («ортхрос»), согласно Типикону Студия и Святой Горы и, одним словом, согласно обычаю монастырских уставов» (Тактикон I, 20).

Следующая примечательная черта ново-савваитского развития заключается в значительном увеличении в количестве псалмопения и в девятипесненном каноне на будничных утренях. Следует, однако, подчеркнуть, что оба обряда – студийский и ново-савваитский – являлись всего лишь различными вариантами одной и той же основной традиции.