А один дошел до того, что лег -- в ящик с Плащаницей. Лечь-то он лег, а встать уже не смог - его сразу -- ПАРАЛИЗОВАЛО. Веселье -- прекратилось, так как все очень испугались.

Побежали за священником, привели его в храм.

- Помогите нашему товарищу, он не может самостоятельно подняться.

- Я же не просил его ложиться туда, а посему помочь ему не могу.

Вызвали в храм его жену. Увидев своего мужа, лежащего в Святом ящике на Плащанице, она только руками всплеснула, махнула рукой и ушла домой.

НЕ ПЛАЧЬ МАЛЕНЬКАЯ!

Еще когда Клава была малышкой, она уже стеснялась себя: все вокруг стройные, прыткие, а у нее — горб после неудачного падения. Клава избегала подвижных игр, стремилась к тишине, одиночеству. Отца она не помнила. Он рано их бросил. Почему? Ответа девочка не находила. Мама была доброй, ласковой, только почему-то грустной. Дочка, как могла, пыталась развеселить ее, обрадовать. Мама много работала, даже вечерами кому-то что-то печатала, пока не слипались от усталости глаза. Клава рано стала ей помощницей, овладев премудростью машинописи.

Но вот мамы не стало. Клаве пришлось зарабатывать на хлеб самой. К этой поре она стала прекрасной машинисткой. К ней многие обращались, ибо печатала она в срок и без ошибок. Как-то ее попросили сделать чертеж. По черчению у нее всегда были пятерки, и Клава, хотя и нерешительно, взяла заказ. Получилось. И пошло. В ее одинокий дом на окраине города постоянно наведывались студенты, дипломники, инженеры.

Появился как-то в этом уютном домике Степан Андреевич. Попросил сделать несколько чертежей. У Клавы в эти дни было много работы. Она уже собиралась отказать, но Степан Андреевич сильно уговаривал, торт на стол водрузил. Пришлось незваного гостя чайком угостить. А за чаем разговор обычно к ладу ведет. Ей почему-то стало жалко этого уже немолодого человека. Он показался каким-то раненным жизнью, хотя и скрывал свою боль застенчивой улыбкой. Ей захотелось сделать ему что-нибудь доброе. Дала Клава обещание начертить к сроку, хотя и знала, что для этого придется работать по ночам.

Прощаясь, Степан Андреевич внимательно посмотрел на хозяюшку. Лицо славное, взгляд теплый, а вот ростом совсем маленькая, к тому же -- горб, хотя и не очень заметный. За что ей его Бог дал -- то ли во искупление грехов родителей, то ли для испытания ее духа -- кто знает? Девушка заметила его изучающий взгляд. Когда он ушел, опять потекли мысли про обреченную на одиночество девичью долю. Клава не роптала на Господа, кротко несла свой крест: раз Бог дал, значит, так и надо. Вон соседки-сверстницы уже по нескольку раз "сходили замуж”, да что толку? Все равно на душе пусто. …Каждую ночь свет в окошке горел до самого утра. Лишь часа на два, на три Клава засыпала и, едва пробудившись, — опять за чертежи. Чертит, а лицо Степана так и мерцает перед нею. В назначенный день пришел он за своим заказом. От чертежей был в восторге. И опять торт появился на столе, и вновь хозяйка чаем угостила.

Клаве немного грустно было — вряд ли она когда-нибудь вновь увидит его. А Степан Андреевич внезапно предложил в свободный вечер сходить вместе в кино. Клава вспыхнула. Вообще со своим горбом ходить стеснялась, а тут рядом с таким представительным да интересным мужчиной насмешек не оберешься. Взглянув на себя краем глаза в зеркало, отказалась. Но в субботний вечер Степан с билетами нагрянул. Что делать? Обидеть человека? Решилась, пошла.

Соседки на скамейке аж замерли, потом зашушукались: вот так парочка! Да за такого любая побежит. Ну, это ненадолго… Но пророчества не сбылись. Походили, походили в кино, да и сделал Степан Андреевич Клаве предложение выйти за него замуж. Она — в слезы. Но он твердо заявил: -- Не хочу другой спутницы жизни. Такой светлой души, как у тебя, мне нигде не найти. Поплакала, поплакала Клава, да и согласилась. Но всегда смущалась: и в загсе, и при венчании, и просто по улицам вместе ходить. Степан это чувствовал и уговаривал: -- Маленькая, не обращай внимания. Хорошо тебе со мной? -- Очень! -- Вот и слава Богу!

В счастье и радости прошло несколько лет. Вдруг Степан тяжело заболел. Клава с ума сходила, беспокоясь. Он ее заранее настраивал на неизбежный исход: -- Тела, наши временны, а души вечны. Только веруй в Бога. Пусть будет все по Его святой воле. Слова мало утешали ее. Когда же муж умер, горю Клавы не было конца. Даже чертить не могла -- слезы так и капали на ватман, линии расплывались, не видела ничего. Потом только работой и утешалась, но по ночам все равно плакала. И думала: увидятся ли когда? Есть ли она, вечная жизнь? Порой до утра заснуть не могла.

Как-то скрипнула калитка. Глянула и глазам не поверила – Степан, не уж-то живой? Не может быть, ведь его почти год, как -- схоронили!? Бросилась к нему, а он руку -- поднял, к себе не допуская: -- Маленькая, ты слишком -- МНОГО плачешь. Мне от твоих слез -- тяжело. Ты лучше помолись. Не убивайся: души наши на небесах -- БУДУТ вместе. Сказал и растаял, словно его и не было.

Клава уже не плачет. По-прежнему помогает студентам, подает милостыню, часто молится и дома, и в церкви. Теперь ей спокойно: на этот мир смотрит как на дымку, которая скоро рассеется. Она ждет встречи с ним, встречи -- с Вечностью.

"Устами младенца глаголет истина".

Не зря народная мудрость гласит: "Устами младенца глаголет истина". Часто через детей, кротких, незлобивых, Господь открывает -- то тайное, что мы не можем видеть.

Так я однажды убедилась, как БЛИЗКИ -- к Богу наши больные детки из интерната. Мы привели малышей на службу в храм блаженной матушки Ксении. Усевшись в ряд на коврике, детишки притихли, наблюдая с любопытством за батюшкой, хором и незнакомыми дядями и тётями, которые довольно шумно себя вели. Потом, как все дети, они устали и стали баловаться. Я старалась их успокоить, забыв о главном -- о том, что сие место свято есть (Ср. Нав. 5,15) и что пришли мы с детьми к Богу.

Шла Литургия верных. И вдруг после возгласа священника - Святая святым! - маленький Андрюша громко, на весь храм, вскрикнул:

-- Тише, Бог идёт!

Все притихли, а мне стало страшно. Ведь это было явное чудо. Откуда ребёнок, который почти не говорит и, казалось, не понимает смысла происходящего, мог так точно предвозвестить -- вынос святой Чаши?

ВЫНУЖДЕННОЕ ПОКАЯНИЕ.

Однако и когда грешник идет к духовнику, чтобы рассказать ему о своих грехах, только потому, что БОИТСЯ -- попасть в адскую муку, – это тоже не ПОКАЯНИЕ. То есть, для такого человека задача не в том, как бы покаяться, а в том, как бы -- не попасть в адскую муку! Такое «покаяние» -- Бог не принимает.

НАСТОЯЩЕЕ ПОКАЯНИЕ -- осознать свои прегрешения, испытать за них боль, попросить у Бога прощения и после этого по исповедоваться, с твердым желанием – ИСПРАВИТЬСЯ и стать ЛУЧШЕ! Таким образом к человеку придет -- Божественное утешение. Поэтому я всегда рекомендую людям -- Покаяние и Исповедь. Одну только исповедь я не рекомендую никогда.

СТАРЫЙ СВЯЩЕННИК.

Не так давно умер один священник, монах примерно моего возраста. Я познакомился с ним лет десять назад, вскоре после его возвращения из концентрационного лагеря , в котором он провел 36 лет. 36 лет для многих из вас -- вся жизнь, это очень большой срок.

Он сидел на кушетке и, глядя ликующими, сияющими благодарностью глазами, говорил: «Представляете, как Бог был милостив ко мне? Советские власти НЕ ДОПУСКАЛИ священников -- ни в тюрьмы, ни в лагеря. И Он выбрал меня, неопытного молодого священника, и заключил сперва на несколько лет в тюрьму, затем на оставшийся срок в лагерь, и так в течение 36 лет, чтобы я МОГ -- СЛУЖИТЬ людям, которые действительно – нуждались -- в Нем и в Его слове».

Вот что такое внутренняя устойчивость и преодоленный конфликт: этот священник -- ПРИМИРИЛСЯ с Богом, обнаружил, что воля Божия -- МУДРА, что дела Божии -- МИЛОСЕРДИЕ, сострадание и любовь, что раз он -- христианин, его место там, где ПРЕБЫВАЛ бы -- и Господь Иисус Христос, и он принял это с благодарностью.

НИЩИЙ.

Один из отцов рассказывал: «Когда я был в городе Оксиринхе, пришли туда в субботу вечером нищие за милостыней. Когда они легли спать, у одного из них была одна только рогожка: половина ее была под ним, а другая половина — над ним. Был же сильный мороз.

Я слышал, как он, дрожа от холода, утешал себя: «Благодарю Тебя, Господи! Сколько теперь находится в темнице -- богатых, отягченных железом, а у других и ноги -- забиты в дерево, так что они не могут и мочиться. А я, как царь, могу вытянуть ноги, могу пойти, куда мне угодно». Я стоял и слушал, когда он произносил это. Я рассказал это братиям. Слышавшие получили пользу». (Древний патерик. 1874. С. 158. № 54.)

ПИЩА И БЛАГОСЛОВЕНИЕ БОЖИЕ.