Древняя Индия: обряды вознесения на Небо
Мы помним ритуальное значение березы в тюрко-монгольской религии, особенно в шаманизме: береза или столб с семью или девятью зарубками символизирует Мировое Древо, и поэтому считается, что она находится в «Центре Мира». Влезая на нее, шаман достигает самого высокого неба и предстает перед Бай Ульгеном.
Ту же самую символику мы встречаем в браминском ритуале: он также включает в себя церемониальное восхождение в мир богов. Действительно, «у жертвы есть только одна твердая точка опоры, только одно обиталище: небесный мир» 105. «Жертва – это быстрая рыба, проплывающая мимо» 106; «жертва, во всем своем единстве, – это корабль, несущий тебя в небо» 107. Механизмом ритуала является дурохана 108, «трудное восхождение», поскольку оно предполагает вознесение самого Древа Мира.
Действительно, жертвенный столб (юпа) сделан из дерева, отождествляемого с Мировым Древом. Сам жрец вместе с дровосеком выбирает его в лесу 109. Во время срубывания дерева жрец обращается к нему с речью: «Своей верхушкой не раздирай Небо, своей серединой не рань Атмосферу!..» 110. Жертвенный столб становится чем-то вроде космической опоры: «Вознесись, о ванаспати (Господин леса), на верхушку Земли!» – призывает его Ригведа 111. «Своей верхушкой ты подпираешь Небо, серединой наполняешь Атмосферу, корнями укрепляешь Землю» 112.
По этой космической опоре жрец поднимается на Небо, сам или со своей женой. Приставляя лестницу к столбу, он обращается к жене: «Поднимемся на Небо!..» Жена отвечает ему: «Идем!» Этими ритуальными фразами они обмениваются три раза 113. Достигнув верхушки, жрец касается небосвода, разводит руки (как птица крылья!) и кричит: «Я достиг Неба, боги, я стал бессмертным!» 114 «Воистину, приносящий жертву сам себе создает лестницу и мост, чтобы достичь небесного мира» 115.
Жертвенный столб является Axis Mundi – Осью Мира, и как древние народы высылали жертвы в небо через дымовое отверстие или центральный столб жилища, так ведическая юпа была «колесницей жертвы» 116. К ней обращали молитвы такого рода: «О Древо, позволь жертве идти к богам» 117; «О Древо, пусть эта жертва направится к богам» 118.
Мы также помним орнитологическую символику шаманского наряда и многочисленные примеры магического полета у сибирских шаманов. Подобные идеи встречаются и в Древней Индии: «Жрец, став птицей, возносится в небесный мир», утверждает Pancavimca Brahmana 119. Во многих текстах упоминается о неких крыльях, которые необходимы для того, чтобы достичь верхушки Древа 120, о «гусе, жилище которого находится в луче света» 121, о жертвенном коне, в облике птицы возносящем жреца на самое небо 122, и т. п. 123. Как мы скоро увидим, традиция магического полета была широко распространена в древней и средневековой Индии, всегда в связи со святыми, йогами и магами.
»Взобраться на Древо» – это выражение в браминских текстах стало довольно привычным образом духовного восхождения 124. Эта же символика сохранилась в фольклорных традициях, хотя еe значение не всегда понятно 125.
Вознесение шаманского типа мы встречаем также в легендах о рождении Будды. «Сразу же после рождения 126 Бодхисаттва встает прямо на ноги, поворачивается к северу и делает семь больших шагов, прикрывшись белым зонтом. Он внимательно осматривает все окрестности и произносит своим бычьим голосом: «Я выше всех в мире, я лучше всех в мире, я старше всех в мире; это мое последнее рождение; у меня больше не будет нового существования». Эти семь шагов возносят Будду на вершину мира; подобно тому, как алтайский шаман взбирается на семь или девять надрезов ритуальной березы, чтобы достичь последнего неба, Будда символически проходит семь космических этажей, которым соответствуют семь планетарных небеc. Нет необходимости говорить, что старая космологическая схема шаманского (и ведического) восхождения на небо обогащена здесь тысячелетним вкладом индийской метафизической мысли. Семь шагов Будды направлены уже не в ведический «мир богов» и не в «бессмертие», а к преодолению человеческого состояния. Действительно, выражение «я выше всех в мире» (агго'хам асми локасса) означает не что иное, как преодоление Буддой пространства, точно так же, как выражение «я старше всех в мире» (джетто'хам асми локасса) означает его над-временность. Ибо, достигнув вершины мироздания, Будда достигает «Центра Мира», а поскольку творение вышло из «Центра» (= вершины), Будда становится современником начала мира 127.
Концепция семи небес, о которой упоминает Majjimanikaya, восходит к браминизму, и мы, вероятно, имеем дело с влиянием вавилонской космологии, которая – хоть и косвенным образом – оставила свой отпечаток также на алтайских и сибирских концепциях. Но буддизму тоже известна космологическая схема с девятью небесами; эта схема глубоко «интериоризирована», поскольку первые четыре неба соответствуют четырем джанам, четыре следующих – четырем саттавасам, девятое и последнее небо символизирует Нирвану 128. Каждому из этих небес соответствует божество буддийского пантеона, одновременно представляющее определенную ступень йогической медитации. Как известно, у алтайцев семь или девять небес населены различными божественными и полубожественными персонажами, с которыми шаман встречается и разговаривает во время вознесения; в девятом небе он предстает перед Бай Ульгеном. Конечно, в буддизме речь идет уже не о символическом вознесении на Небо, а о ступенях медитации и, в то же время, о «шагах» к конечному освобождению. (Считается, по-видимому, что буддийский монах после смерти попадает на тот уровень, которого ему удалось достичь при жизни в своем йогическом опыте, тогда как Будда достигает Нирваны 129.)