Непорочные спортсмены нашего времени
[537]
Мохаммед Али старался соблюдать целибат в течение шести недель перед каждым матчем – когда какое-то время не живешь половой жизнью, становишься злым и легко выходишь из себя, что повышает качества воина, пояснял он. «Величайший»[538]не одинок среди современных спортсменов, соблюдающих целибат ради спорта, хотя причины, по которым он это делал, восходят скорее к древним грекам, чем к современному «мускульному христианству» или движению «Спортсмены за воздержание»[539]Эй Си Грина и организации «Жизнь спортсменов». Их членами были многие профессионалы и участники Олимпийских игр, бравшие на себя обязательство до брака хранить невинность и моральную чистоту; такие звезды, как Энди Петит из «Нью-Йорк Янкиз», обещали хранить верность принципам жизни спортсменов, к числу которых относятся:
Я буду делать то, что правильно, даже если это будет трудно. У меня будут близкие отношения только с тем неповторимым человеком, с которым я вступлю в брак и который станет моим спутником на всю жизнь.
Я с уважением буду относиться к жизни других, особенно еще не рожденных и пожилых.
Я не отступлю и не буду искать извинений в случае неудачи.
Я снова попытаюсь достичь поставленной цели.
«Мы существуем, – заявляют участники движения “Жизнь спортсменов”, – чтобы выжить в мире, где многим из нас причинило вред злоупотребление сексом. Мы не хотим, чтобы болезнь, развод и смерть мешали нам получить от жизни то, что мы хотим». Такой возврат к воздержанию представляет собой моральную позицию в век СПИДа, в корне отличающуюся от традиционного подхода к сексуальной жизни как к обстоятельству, препятствующему достижению высоких спортивных результатов. Как и их предшественники, сторонники «мускульного христианства», участники движений «Жизнь спортсменов» и «Спортсмены за воздержание» стараются соблюдать целибат до тех пор, пока не сочетаются законным браком.
По традиции тренеры и спортсмены, которых они готовят, считали, что сексуальная жизнь ухудшает их спортивные показатели. «Хорошо известно, – писали два эксперта в 1995 г., – что перед состязаниями спортсменам в Соединенных Штатах рекомендуют воздерживаться от половой жизни»[540]. В нескольких научных работах, включая первую, проведенную в 1968 г. Уильямом Мастерсом и Вирджинией Джонсон, была исследована взаимосвязь сексуальных отношений и спортивных достижений. Оказалось, что, по всей видимости, такой взаимосвязи не существует. Тем не менее представление о моральной чистоте или, по крайней мере, превосходстве на самом деле может повысить чувство собственного достоинства спортсмена и тем самым его мотивацию к дальнейшему улучшению результатов соревнований. Точно так же, если какой-то менее дисциплинированный спортсмен узнает о суровом, аскетическом режиме своего соперника, он может быть обеспокоен настолько, что воспримет это как форму своего морального поражения.
Несмотря на отрезвляющую реальность, теория о воздержании чемпиона не хотела умирать – она оказалась на удивление живучей. Тренеры все еще продолжают ее придерживаться, поскольку верят, что сексуальные отношения требуют слишком много энергии, ослабляют организм, снижают сосредоточенность, уменьшают силу мышц, агрессивность и волю к победе. Они порицают добрачную половую жизнь и мастурбацию как действия, отнимающие больше сил, чем половая жизнь в браке. Чем более данный вид спорта напряжен и агрессивен, тем в большей степени тренеры придерживаются таких взглядов. Тренеры по боксу, тяжелой атлетике и футболу рекомендуют своим подопечным целибат гораздо настойчивее, чем тренеры яхтсменов и игроков в гольф. Такое отношение нередко переносится и на игровое поле. Футболисты из колледжей в большей степени, чем бейсболисты, соблюдают целибат, чтобы лучше играть, поскольку верят, что его соблюдение увеличивает физическую силу за счет сохранения энергии.
В футболе, самом популярном в мире виде спорта, целибат нередко является важным инструментом тренировок. И по сей день футбольные болельщики в Перу винят в проигрыше команды своей страны Польше на чемпионате мира 1982 г. со счетом пять – один игроков, нарушивших запрет на сексуальные отношения в ночь перед игрой. Вплоть до чемпионата мира 1998 г. тренеры во всем мире признавали, что накладывали на своих игроков такого рода запреты. Женам и подругам бразильских футболистов запрещали интимные встречи с мужчинами, чтобы не отвлекать их внимание во время соревнований. Во многом по той же причине чилийские и шотландские игроки соглашались на перерывы в сексуальных связях. Только английский тренер Гленн Ходдл в этом плане стоял особняком и ради создания благоприятной обстановки поощрял сексуальные отношения перед играми, приглашая жен и подруг спортсменов навещать их перед состязаниями. Это в корне противоречило событиям 1966 г., когда в Англии было принято правило целибата и английская команда выиграла свой первый и единственный кубок чемпионата мира.
Такое осознанное внимание к целибату в футболе, определяемое все более сомнительными представлениями о силе спермы, представляет собой нечто большее, чем просто вера в стародавнее чудо. Футбол – один из величайших в мире общих знаменателей, и его привлекательность влечет к нему все больше новых сторонников – как зрителей, так и игроков. В Европе и Южной Америке игроков в футбол в чем-то можно сравнить с божествами, нередко превосходящими по популярности звезд кино и других знаменитостей. Их профессиональные достижения документируются, а личная жизнь тщательнейшим образом изучается неуемными любителями сенсаций, выражающими интересы обожающих их болельщиков. Игроки как представители своего народа несут огромную ответственность, поскольку, выиграв чемпионат мира, они как бы осеняют славой как своих соотечественников, так и самих себя и, наоборот, проиграв, особенно в начале состязаний, покрывают позором и унижают их; когда проигравшие возвращаются домой, их нередко освистывают, а иногда в них даже швыряют мусор. Учитывая важность поддержки сограждан, не удивительно, что игроки в футбол и их тренеры хватаются за любые методы, которые могут им помочь. Одной из таких очевидных возможностей является целибат как испытанная временем спортивная традиция.
Тренеры оправдывают целибат и как решение проблемы сексуально активных игроков. Занятия любовью, напоминают они, чреваты отношениями, обусловленными обязательствами и осложнениями, требуют времени и энергии, нередко бывают связаны с употреблением алкоголя и бессонными ночами; выражаясь словами Кейси Стингела[541]: «Не секс истощает этих парней, а поиск сексуальных развлечений и бессонная ночь»[542]. Эти стороны активной сексуальной жизни сами по себе могут резко отрицательно сказываться на физическом состоянии спортсмена, его тренировках и, в итоге, на достигнутых им результатах.
Во всех этих обсуждениях подразумевалось – поскольку целибат не соблюдался неукоснительно всеми крепкими мужчинами из каждой команды, – что половой акт особенно сказывается на мужчинах, поскольку они утрачивают сперму. Однако это не означает, что на женщинах-спортсменках, которые такой опасности не подвергаются, половые отношения сказываются как-то по-иному. По крайней мере, в одном исследовании было выяснено, что, по мнению тренеров, половой акт опасен для женщин, поскольку сказывается на них как эмоциональное опустошение. Мужчины, наоборот, страдают от его физических последствий. Таким образом, само наличие у них спермы делает мужчин заложниками их исключительных сил.
Поразительное распространение популярности футбола продолжает обеспечивать целибату неизменное внимание средств массовой информации. Представители других видов спорта также практикуют целибат, обычно за несколько недель до соревнований. Традиционно к этому прибегают боксеры. Воздерживаются от половой жизни игроки в регби, по крайней мере за ночь до состязаний, и при этом чувствуют себя полными сил и энергии. Для таких спортсменов целибат сочетает в себе характеристики дисциплины и ритуала. Его соблюдение укрепляет их психологически, что помогает им чувствовать себя сильнее физически. Это также придает их жизни определенную привлекательность, преданность идеалам и значимость поставленной ими цели, что обычно бывает присуще героям народных сказаний. Исторические теории, созданные о могуществе, даваемом сохраненной спермой, теперь являются не более чем отзвуком прошлого, но, временно и сознательно соблюдая целибат, эти мужчины хранят наследие легендарных спортсменов былых эпох.
Совсем с других позиций выступают за воздержание мужчины и женщины, являющиеся сторонниками чисто морального подхода к целибату, которые входят в организации «Жизнь спортсменов» и «Спортсмены за воздержание». Они тоже преклоняются перед спортом как высшим призванием и с глубочайшим уважением говорят о «сердце спортсмена», целомудренной жизни, побуждающей к самопожертвованию во имя достижения высших целей во всех смыслах этого слова. Но возможность их связи с женщинами одним махом разрушает чары магии спермы, равно как и женоненавистничество, лежащее в основе raison d’être[543]спортивного целибата и понимаемое как решительное уклонение от эротических ловушек слабого и изменчивого пола. Эти наследники «мускульного христианства» с братским целомудрием берут друг друга за руки и все вместе дают обет всю жизнь хранить добродетель и сексуальную чистоту.
Индийские борцы
[544]
А на другом континенте представления о силе спермы продолжают сохраняться. Сегодня в Индии борцы настолько убеждены в необходимости сохранять сперму и улучшать ее качество, что ревностно соблюдают целибат. «Целибат представляет собой самое важное средство, благодаря которому борец проявляет свой характер. Он – приверженец целибата», – писал ведущий сегодня выразитель идей брахмачарьи , основополагающего элемента индуистской религиозной мысли[545].
Индийская борьба – бхаратия кушти – чрезвычайно популярна, она очень отличается от своего приукрашенного, заносчивого и жестко регламентированного американского аналога. Бхаратия кушти – это ориентированный на занятия спортом образ жизни, необходимыми условиями которого являются целибат и самообладание. Борцы – пахалваны – разделяют принципы брахмачарьи [546], придерживаются положений аскетизма, это праведные люди с исключительно крепким здоровьем, целиком посвятившие себя поискам такого уровня самоотверженности, который позволил бы им познать чистую истину. Пахалваны даже в большей степени, чем остальные сторонники брахмачарьи , озабочены потерей спермы, которая, по индуистским представлениям, содержит суть жизни. Их тревожила потеря даже нескольких капель спермы во время непроизвольных ночных поллюций. Сперма составляет основной элемент их спортивного призвания, и они содрогаются при мысли о потере хотя бы одной ее капли, приравниваемой к шестидесяти каплям крови. Она представляет собой не просто еще одну жидкость, а скорее нечто вроде продукта перегонки крови, костного мозга, костей и других веществ, из которых состоит тело, и потому в определенном смысле включает в себя саму природу человеческого существования.
«Человек должен охранять свою сперму так, как ювелир охраняет свои самые ценные бриллианты», – поясняет один индийский авторитетный источник. Другой, обладающий столь же выдающимся воображением, вторит ему:
Мы уделяем особое внимание брахмачарье – никогда не следует терять сперму. В ней заключена сущность могущества, сущность силы, сущность стойкости, сущность красоты… Брахмачарья придает что-то особое губам, от нее светится тело, блестят глаза и что-то особое проступает на щеках[547].
Пахалваны придерживаются детально разработанной системы, позволяющей управлять сохранением спермы, и это особенно важно, поскольку они такие большие и сильные, что и запасы спермы у них кажутся бо́льшими, чем у обычных мужчин. Во время состязаний по борьбе они одеты в ланготы , плотно обтягивающую набедренную повязку, удерживающую гениталии между ногами. Они думают, говорят и, насколько возможно, слушают, стремясь избегать зла и порока, а также держатся на расстоянии от женщин. Они гонят от себя распутные и похотливые мысли и ограничивают общение лишь людьми, разделяющими присущие им взгляды. Они придерживаются сурового аскетизма, причем одним из наиболее очевидных его проявлений является целибат. Они монотонно поют и молятся, поскольку в основе каждого духовного успеха лежит вера в верховное божество.
Жизнь пахалванов строится таким образом, что они постоянно чем-то заняты. Они никогда не сидят без дела и не витают в облаках; они внушают новичкам, что строительство воздушных замков может легко привести к обстоятельствам, когда запасы спермы истощаются. Мастурбация, ведущая к расходу спермы в больших количествах, категорически запрещается. То же самое относится и к непроизвольным ночным семяизвержениям, которые можно предотвратить с помощью разных средств, например мытья ног в теплой воде перед тем, как идти ложиться спать, размышлений о высшем существе, а можно просто справлять малую нужду, когда возникает такая потребность.
Важную роль здесь играет и диета, потому что пахалван должен не только сохранять свою сперму, ему следует постоянно ее подпитывать и обогащать. Основу режима питания составляет молоко, а образ борца воплощает крупный, плотный мужчина, который может пить молоко полными ведрами. Мужчины пьют молоко для усиления своей мужской силы – в индуистских мифах молоко, особенно коровье, представляется идеальной жидкостью, – и когда они его пьют, считается, что они пополняют запас спермы, содержащейся в их телах.
Перетопленное жидкое масло из молока буйволицы – гхи, также помогает выработке спермы, придающей мужчине физическую, моральную и духовную силу. На деле оно является более важным источником спермы, чем молоко. «Точно так же, как гхи служит топливом для диас <ламп> при отправлении религиозных культов, сперма является горючей смесью для огня собственного тела человека», – пояснял один гуру, занимавшийся борьбой[548].
Пахалваны в больших количествах едят миндальные орехи, перетертые в густую пасту и смешанные с молоком и медом. После тренировки это блюдо представляет собой прекрасное возбуждающее средство. Некоторые распыляют и едят гашиш, который успокаивает или ослабляет страсть. Что касается остальных продуктов, то они питаются лишь слегка приправленной специями пищей, избегают употреблять соленья и чатни – традиционные индийские приправы, возбуждающие сладострастие, полностью воздерживаются от табака.
Пахалваны трезвенники, поскольку спиртные напитки несовместимы с повышением качества спермы. «Борцы все как один решительно выступают в защиту трезвости, – писал ученый Джозеф С. Алтер. – Их в прямом смысле слова бросает в дрожь при мысли о том, что так много заряженной возбуждающей энергией спермы и всего, что она собой потенциально представляет для роста и развития нации, будет потрачено зря»[549].
Важность сохраняющего сперму целибата для пахалванов очевидна. По этой причине некоторые авторы рекомендуют занятия борьбой как один из способов соблюдения целибата. И поскольку большинство борцов – молодые люди, которым еще нет двадцати или только двадцать с небольшим, ощущение вины, испытываемое ими при эротических мыслях и поступках, влечет многих из них к спорту. Кроме того, еще их к этому побуждает широко распространенное убеждение в том, что брахмачарья настолько действенна, что даже самого слабого и болезненного мальчика может превратить в чемпиона[550].
Сами поединки происходят в акхаре – простом гимнастическом зале с вырытым в земле углублением для борьбы, настилом для тренировок, колодцем и храмом или святилищем в честь Ханумана – божества, соблюдающего целибат. Доступ в акхары свободен для всех мужчин, кроме изгоев, мусульман и, конечно, женщин. Руководителем и хозяином их является гуру, обучающий учеников борьбе и разрабатывающий для каждого из них программу всей жизни, включающую тренировки, питание и отдых. Он же выступает в роли их духовного наставника.
Пахалваны считают себя «исключительными мужчинами, которые делают исключительные вещи своими телами и со своими телами»[551]. До наступления независимости страны борьба была важным средством развития национально-освободительной идеологии. Теперь она представляет собой физическую деятельность с правилами, схожими с олимпийской борьбой, а также духовный поиск мужчин, давших обет развития физической силы и способностей, соблюдения целибата, исполнения долга, послушания, честности и смирения. Роль религии настолько всеобъемлюща, что, как уже говорилось, в акхарах расположены святилища или храмы, а пахалванов сравнивают с индуистским божеством Хануманом, сражающимся со своими демоническими врагами.
Пахалваны живут не в акхарах , а дома, и кроме занятий спортом учатся или работают. В идеальной ситуации пахалван встает в три часа утра, но многие из них просыпаются в полпятого или в пять. Он пьет стакан воды с соком лайма, потом идет в лес или джунгли, где совершает утренний туалет, моется и аккуратно испражняется, что обеспечивает ему полный контроль над собственной спермой. В 9 утра он приходит в просторное и прохладное помещение акхары , тренируется и занимается борьбой, молится по обычаю перед тем, как уйти в многолюдную суету другой своей жизни. Теоретически до конца дня пахалван должен отдыхать, есть и спать, но на практике это невозможно – они либо учатся, либо работают.
Образ жизни пахалвана одновременно суровый и сложный, вписывающийся, как это обычно бывает, в общее русло жизни в Индии. В основе его лежит особый тип целибата физически сильного борца, который стремится не только сохранить сперму, но сформировать ее с помощью тщательно разработанной диеты, основанной на продуктах, помогающих ее выработке (молоко, гхи и миндальные орехи). Организованность размеренной повседневной жизни, руководство гуру, обучающего приемам борьбы, и общение с пахалванами или с другими мужчинами, придерживающимися брахмачарьи , строгий контроль за похотливыми мыслями, самолюбованием и даже непроизвольными ночными семяизвержениями, ежедневные упражнения и поединки с другими борцами разработаны самым тщательным образом с тем, чтобы достичь неукоснительного соблюдения целибата и благодаря ему увеличить и улучшить качество спермы – самой сути человеческого существования.
Брахмачарья и сила спермы
[552]
Подвижничество целибата
Само по себе индийское слово брахмачарья , возможно, вызывает в воображении нечто большее, чем индийские мужчины-аскеты в набедренных повязках, избегающие взглядов женских глаз и воздерживающиеся от сексуальных отношений. Но если при мысли о таком человеке одновременно вызвать в воображении фигуру Махатмы Ганди, внезапно в нашем сознании возникает калейдоскоп видений и образов. Как ни странно, самым поразительным из них станет маленький, сухонький старичок с оттопыренными ушами, как в гареме лежащий обнаженным рядом с вереницей очаровательных, доверчивых, наряженных как в день рождения и совсем молоденьких женщин: это государственный деятель преклонного возраста Ганди подвергает испытанию данный им обет верности соблюдению брахмачарьи . Независимо от того, видим ли мы в этом сладострастие похотливого старого козла или восхищающую невинность, такая картина представляет собой своего рода незабываемое введение в непростой индийский идеал брахмачарьи. Брахмачарья означает гораздо больше, чем простое воздержание. Традиционно возлагаемая на супружеские пары, поскольку, по словам Ганди, «лишь они могут благородно и честно регулировать рождаемость»[553], она воплощает собой образ жизни при интенсивном самоконтроле, когда рациональный разум низводит все плотские желания до нуля. Вот так, совершив обряд очищения, может мужчина – поскольку соблюдать брахмачарью , по определению, могут только мужчины, – достичь состояния подвижничества, необходимого для осознания истины.
Брахмачарья основана на традиционных положениях, включая содержащиеся в медицинских трудах, где люди, успешно придерживающиеся брахмачарьи, представлены как добродетельные мужчины, обладающие исключительно крепким телесным здоровьем, достигнутым очищением тел, которое, как это ни удивительно, происходит через подавление их плотских желаний, аскетическим образом жизни, физическими упражнениями и соблюдением целибата. Возникающая в результате этого общая физическая форма во многом складывается благодаря сперме человека, соблюдающего брахмачарью, сущности жизни, больше не расточаемой впустую, а сохраняемой в качестве внутреннего ресурса. Ганди сожалел, что как сексуально активный муж, а потом придерживавшийся брахмачарьи человек, страдал от непроизвольных ночных семяизвержений и зря потратил так много спермы, что считал себя «не полностью соблюдающим брахмачарью <так>… Этот мой недостаток известен миру»[554].
«Цель брахмачарьи, – делает вывод американский антрополог Джозеф С. Алтер, – заключается в сборе достаточного запаса живительной спермы, чтобы тело – в глобальном, психосоматическом смысле – излучало ауру жизнеспособности и силы»[555]. С другой стороны, мужчины без стыда и совести морально слабы, они неспособны руководить другими. С точки зрения Ганди,
целомудрие представляет собой одно из величайших качеств, без которого человек не может обрести стойкости в своих убеждениях. Лишенный целомудрия мужчина теряет жизненные силы, делается вялым и трусливым. Тот, чей разум раздирают животные страсти, не способен ни на какое мало-мальски существенное усилие[556].
Однако осознание роли спермы – это лишь часть пути брахмачарьи к познанию истины. Шаги, совершаемые на этом пути, просто изложить, но проделать его невероятно трудно. Указания Ганди на то, как его нужно совершать, включают четыре условия. Во-первых, осознание необходимости брахмачарьи . Во-вторых, постепенное установление контроля над всеми чувствами, достигаемого, прежде всего, через голодание и тщательно продуманную диету, которая ни при каких обстоятельствах не должна включать мясо животных. В-третьих, общение только с непорочными людьми – как в жизни, так и в литературе. И последнее условие – молитва.
Поскольку основное внимание брахмачарьи сосредоточено на духовном просвещении, соблюдения лишь телесного целибата недостаточно. Тот, кто истинно стремится к достижению брахмачарьи , никогда даже потехи ради не допустит эротических мыслей. Хоть это вовсе не означает, что такого рода фантазии не могут закрадываться к нему в голову. Вся штука здесь заключается в том, чтобы отказаться на них сосредоточиваться. «Если мы не пойдем на поводу у разума в его порочных блужданиях, – писал Ганди, – в итоге победа будет за нами». Именно в этом смысле следует рассматривать его сомнительные эксперименты с брахмачарьей .
Женщины Ганди
«Соблюдение целибата… как хождение по острию меча, и каждый миг я вижу необходимость хранить бдительность», – признавался боровшийся с искушениями Ганди[557]. Самый знаменитый и яркий поборник целибата не был склонен к его соблюдению. И в юности, и даже состарившись, он мучился от переизбытка сексуальности.
Ганди был избалованным, любимым младшим сыном провинциального премьер-министра. В тринадцать лет его женили на Кастурбай Маканджи, ей тоже было тринадцать лет. Тогда он считал ее просто «странной девочкой, с которой можно было играть»[558]. Спустя два года, подготовленный женой брата, он вступил с ней в половые отношения и, несмотря на очевидную «несклонность» Кастурбай, давал себе с ней выход своей подростковой похотливости. Позже, вспоминая об этом с глубоким раскаянием, Ганди откровенно признавался в том, что половое влечение тогда просто сводило его с ума.
Три года спустя после заключения брака сына отец Ганди смертельно заболел. Молодой Махатма много времени проводил у его постели, массируя больные ноги отца, и как-то раз дядя предложил ему сделать перерыв. Ганди с радостью согласился, пошел к своей беременной жене и занялся с ней любовью. В разгар этого занятия в дверь постучал слуга и сказал, что его отец только что скончался.
Этот случай навсегда оставил шрам в сердце Ганди, который винил свою неуемную похоть за то, что из-за нее он не оказал последних услуг умиравшему родителю. Чувство вины еще больше усилилось, когда несколько месяцев спустя Кастурбай родила мертвого ребенка. Ганди был совершенно подавлен. «А на какой другой исход я мог рассчитывать?» – сетовал он, убежденный в том, что смерть ребенка была связана с его греховной похотливостью[559].
Два года спустя Ганди один уехал на три года в Англию, предварительно пообещав любимой матери, что будет избегать вина, женщин и употребления мяса в пищу. По крайней мере один раз он подвергся серьезному искушению со стороны любительницы повеселиться, у которой снимал квартиру, но ему удалось его избежать без потерь. В тот период он стремился к достижению духовной мудрости, черпая ее из разных источников, включая христианских священников, что прекрасно передано вот этим стихом из «Бхагавадгиты»:
Если кто-то
Размышляет над предметом чувств, возникает
Влечение; из влечения появляется желание.
Желание разжигает неземную страсть, страсть питает
Неистовство; потом память все предает,
Дает пропасть благородной цели и иссушает разум,
И тогда цели, разуму и человеку, всему вместе приходит конец[560].
Вернувшись в Индию, Ганди продолжал хранить целомудрие. Необъяснимая ревность к жене так его раздражала, что он отослал ее на год к родителям. Кроме того, он проводил много времени с духовным гуру, чьи взгляды на целибат оказали большое влияние на его впечатлительного ученика. Тем не менее Ганди возобновил супружеские отношения, пока не отправился в очередное путешествие, на этот раз в Южную Африку. Он просил Кастурбай не следовать за ним сразу же, поскольку часть выплачиваемой ему там зарплаты, отсылаемая домой, обеспечивала бы ей прекрасную жизнь в Индии. Однако истинная причина его просьбы состояла в том, что он очень хотел вести целомудренный образ жизни, а жена его этому ненамеренно препятствовала, разжигая в нем сексуальную страсть.
Кастурбай, в свою очередь, не хотела жить в разлуке и приехала к мужу в Южную Африку, где он основал ашрам – общину, в основе существования которой были заложены брахмачарья, ахимса – ненасилие, сатия – правдивость. За первым, данным Ганди в 1901 г., еще неуверенным обетом воздержания в 1906 г. последовала окончательная клятва пожизненного соблюдения целибата – брахмачарьи . В таком его решении нашли отражение полные чувства вины воспоминания о собственной похотливости в связи со смертью отца и новорожденного ребенка, укоренившиеся культурные традиции почитания целибата, знакомство с положениями христианского аскетизма и другие влияния, включая метаморфозы, описанные Львом Толстым в «Крейцеровой сонате».
Ганди был прекрасно осведомлен обо всех порочных наслаждениях Толстого, его загулах и любовницах, зависимости от спиртного и табака. Когда великий писатель отрекся от всего этого, чтобы жить аскетической, набожной жизнью, Ганди был одним из его самых благожелательных сторонников. А когда Толстой не смог больше вести такой образ жизни, Ганди отказался его за это осуждать. Вместо этого он напомнил критикам Толстого, что лишь сам мужчина знал, с каким ожесточением он сражался за собственную духовную чистоту или сколько раз он одерживал победу над искушениями. (По иронии судьбы, «Крейцерова соната» была брачным манифестом Толстого только теоретически. К сожалению, сам он не мог придерживаться целибата, который проповедовал. Новая беременность его жены стала «настоящим послесловием к “Крейцеровой сонате”», язвительно писала она[561]. Однако Ганди понимал Толстого, которого до восьмидесяти двух лет терзала похоть.)
Брахмачарья , к сожалению отсутствовавшая в браке Толстого, чрезвычайно положительно сказалась на браке супругов Ганди. Кастурбай была согласна ее соблюдать, и Махатма перестал винить ее за то, что она выступала против его решения соблюдать целибат. «Я не мог покорить сердце моей жены, – писал до этого властный и деспотичный муж, – пока не решил относиться к ней по-другому, чем делал это раньше, и потому я восстановил все ее права, лишив себя всех так называемых прав в качестве ее мужа»[562].
В основе брахмачарьи Ганди лежал индийский ее вариант с некоторыми изменениями, внесенными христианством и его собственными взглядами. Он стремился быть «евнухом Господа», используя христианскую метафору. Кроме того, он связывал целибат с постом или особой пищей – наваждением всей его жизни. «Из собственного опыта я знаю, что соблюдение целибата становится сравнительно легким, если человек обретает возможность контролировать свои желания»[563].
В то или иное время кухня ашрама запрещала лук, соль и другие приправы, сахар, финики, смородину и молоко. Члены ашрама, как некоторым из них казалось, проводили слишком много времени, обсуждая вопросы, связанные с пищей, а именно – что они могли или не могли есть в каждый данный момент времени. «Иногда мне кажется, было бы лучше, если бы мы просто ели что-нибудь и ничего об этом не думали», – заметил один из них[564]. Часто соблюдался пост, который служил важным подспорьем в борьбе с сексуальностью.
Вернувшись в Индию, Ганди понял, что его конечная задача была еще более сложной и пугающей, чем борьба за независимость родины. Тем не менее он регулярно нарушал общепринятые предосторожности брахмачарьи , сводившиеся к тому, чтобы избегать соблазна, держась подальше от женщин. Вместо этого на деле он вступал в контакт с женщинами, которых приветствовал в своем ашраме и вызывал в их сердцах бурю чувств.
Так, Ганди любил прогуливаться с молодыми, нравившимися ему женщинами, положив им руку на плечи. Ревность среди его поклонниц была ужасной, в стремлении свести счеты они ссорились друг с другом. Его получившая широкую известность новая последовательница Према Кантак, обиженная насмешками других девушек – «Бапуджи[565]не кладет свою руку на твои плечи!», – очень расстроилась, узнав о правиле ашрама, гласившем о том, что Бапу мог обнимать только девушек моложе шестнадцати лет. А ей тогда было уже на семь лет больше. Она призналась в своей досаде Ганди, и тот посоветовал ей попросить разрешения у коменданта ашрама. Према отпрянула от него. «С чего бы это мне так сильно хотеть, чтобы ты положил мне руку на плечо, что я для этого должна у кого-то просить разрешения?» – дерзко огрызнулась она.
Но как-то ночью она услышала, что Ганди упал около туалетов, ослабев от поноса, вызванного экспериментами с едой. Према помогла ему добраться до постели, поддерживая его еле двигавшееся тело, которое прижимала к своему. После этого правило ашрама было забыто, и Бапу часто по вечерам прогуливался с Премой, которая однажды поцеловала его руку и воскликнула: «Рука, пошатнувшая трон Британский империи, обнимает меня за плечи!»[566]
Как и ее соперницы – а их было немало, – Према страдала и переживала, потому что ей приходилось конкурировать с ними в борьбе за внимание со стороны любимого Бапу. В работе «Интимные отношения» психоаналитик Судхир Какар анализирует сущность тактики Ганди. Он стремился усиливать близость отношений с нравившимися ему женщинами, но немедленно прекращал попытки, если кто-то из них намекал, что он позволил себе перейти невидимую линию установленных им самим отношений. После этого он пытался контролировать боль частично отвергнутой женщины или охлаждение ее с ним отношений, но так, чтобы сами отношения продолжались. Следствием такого постоянного эмоционального смятения женщин, а иногда и самого Ганди, было то, что эмоциональная атмосфера в ашраме нередко достигала накала страстей, приводившего к частым взрывам.
Но Ганди терпел такой эмоциональный климат, в создании которого и сам принимал участие, постоянно подчеркивая, насколько были связаны брахмачарья и жизнь в ашраме и как это было важно для развития женщин.
…как только женщина входит в ашрам, она вдыхает воздух свободы и изгоняет из мыслей все страхи. И я полагаю, что соблюдение в ашраме брахмачарьи вносит в такое положение вещей большой вклад. Взрослые девушки живут в ашраме как девственницы. Мы знаем, что этот эксперимент сопряжен с риском, но полагаем, что никакое пробуждение среди женщин невозможно, если не подвергнуться ему[567].
Некоторые из этих взрослых женщин воспринимали свою жизнь по-иному. Према ушла, чтобы основать другой ашрам, лишь после того, как долгие годы провела в состоянии эмоционального смятения, будучи жертвой постоянных манипуляций Ганди – мягкого, насмешливого отторжения, сменявшегося настойчивыми уговорами и лестью. Она обвиняла его в эмоциональном совращении, в том, что он завлекает людей в эту ловушку. Ганди отрицал ее обвинение, но добавлял, что даже если бы он делал такие вещи, ей нужно было бы сохранять уверенность в себе.
Другой пострадавшей была Мадлен Слейд, британская аристократка, с неиссякаемым энтузиазмом участвовавшая в жизни ашрама и испытывавшая симпатию к Ганди. Вскоре Ганди стал отвечать ей взаимностью, и большую часть тех двадцати четырех лет, которые они провели вместе, он и Мира, как ее звали, если не брать в расчет целомудрия их отношений, вели себя как несчастные любовники. Когда напряжение становилось невыносимым, Ганди отсылал ее прочь. Мира, неспособная выносить эти разрывающие ей душу эпизоды, которые Ганди предпочитал называть духовной борьбой, страдала от нервных срывов. Потом она вновь появлялась в ашраме, но лишь затем, чтобы вскоре снова быть из него изгнанной.
Ганди смягчал ее изгнание нежными словами в письмах, мало чем отличавшихся от других любовных посланий. «Сегодняшнее расставание было печальным, потому что я видел, что причинил тебе боль. Я хочу, чтобы ты была совершенной женщиной… чтобы ты избавилась от всякой неловкости», – писал он после одного такого бурного расставания[568]. После другого он написал ей: «Не мог удержаться от того, чтобы послать тебе отсюда любовное послание. Мне было очень грустно после того, как я позволил тебе уйти»[569]. В следующий раз он послал ей почтовую открытку: «Это просто чтобы сказать тебе, что не могу выкинуть тебя из головы. У каждого хирурга есть мазь, снимающая боль после тяжелых операций. Вот это – моя мазь…»[570]. А в письме он жаловался: «Я никогда еще так не волновался, как теперь, надеясь получить от тебя весточку, потому что отослал тебя прочь слишком быстро… Этой ночью ты мне снилась, и друзья, к которым я тебя послал, сообщили мне, что ты была вне себя, но никакая опасность тебе не грозила»[571].
Вот что он писал ей из тюрьмы, где переводил для нее книгу индийской поэзии на английский язык: «Перевод гимнов для тебя доставил мне много радости. Разве я не выражал свою любовь чаще в бурях, чем в мягких, успокоительных выражениях привязанности?»[572]. А однажды, когда она, казалось, никак не могла выпутаться из ловушки, в которую попала, он ей написал: «Ты не выходишь у меня из головы. Я оглядываюсь по сторонам, мне тебя не хватает… И так далее, и тому подобное»[573].
И так далее, тому подобным образом Ганди продолжал изящно улучшать обхождение с женщинами в своем гареме-ашраме. Он ухаживал за женщинами, если можно так выразиться, в стиле брахмачарьи . Према и Мира занимали ведущее положение среди его фавориток, обе они были интеллигентными и сообразительными женщинами. Он не хотел и не мог заставить себя бросить или, скорее, освободить их от мертвой хватки оков своей любви, несмотря на высокую цену, уплаченную