Смерть Иоанна Крестителя (14:3-12).
3 Ибо Ирод, взяв Иоанна, связал его и посадил в темницу за Иродиаду, жену Филиппа, брата своего, 4 потому что Иоанн говорил ему: не должно тебе иметь ее. 5 И хотел убить его, но боялся народа, потому что его почитали за пророка. 6 Во время же празднования дня рождения Ирода дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду, 7 посему он с клятвою обещал ей дать, чего она ни попросит. 8 Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя. 9 И опечалился царь, но, ради клятвы и возлежащих с ним, повелел дать ей, 10 и послал отсечь Иоанну голову в темнице. 11 И принесли голову его на блюде и дали девице, а она отнесла матери своей. 12 Ученики же его, придя, взяли тело его и погребли его; и пошли, возвестили Иисусу.
Здесь евангелист Матфей, сокращая несколько более подробный рассказ Марка (Мк 6:14-29), следует популярной версии истории, то есть тому, чтó говорили в народе. Мол, Ирод Антипа преследовал и, в конце концов, умертвил Иоанна за то, что тот обвинял его в нарушении Закона, то есть в прелюбодеянии. Правда глаза колола. Что касается не народной молвы, отраженной в Евангелиях, а историка Иосифа Флавия, то он пишет, что Креститель был казнен по политическим причинам, а не потому, что он обвинял Ирода Антипу и Иродиаду в прелюбодеянии. Вот слова Иосифа Флавия:
«Так как многие стекались к проповеднику, учение которого возвышало их души, Ирод стал опасаться, как бы его огромное влияние на массу … не повело к каким-либо осложнениям. Поэтому тетрарх предпочел предупредить это, схватив Иоанна и казнив его раньше, чем пришлось бы раскаяться, когда будет уже поздно. Благодаря такой подозрительности Ирода Иоанн был в оковах послан в крепость Махерон и там казнен»[22]. Мрачная крепость Махерон была построена на скале, окруженной ущельями, и возвышавшейся над восточным берегом Мертвого моря.
Евангелисты же воспроизводят широко распространенный в народе рассказ. Мы читаем о самом Ироде Антипе, его жене Иродиаде, его брате Филиппе и о дочери Иродиады, имя которой не названо, но сохранилось в предании. Ее звали Саломия (или Саломея). Вообще говоря, брачные связи большой семьи Ирода Великого очень запутаны, и мы не станем в них разбираться, оставив эту заботу историкам. Ясно одно: его сын Ирод Антипа женился на своей невестке Иродиаде, которая была, во-первых, его племянницей, а во-вторых женой его брата Филиппа. Тем самым Ирод Антипа нарушил иудейский закон («Наготы жены брата твоего не открывай, это нагота брата твоего» (Лев 18, 16)) и преступил все нормы приличия и морали. Из-за этого прелюбодейного брака, за то, что Ирод Антипа сознательно соблазнил жену своего брата, Иоанн Креститель укорял его.
Как сообщает Матфей, Ирод «хотел убить Иоанна, но боялся народа». Марк пишет, что Ирод, несмотря на обличения Иоанна Крестителя, все же боялся и уважал его. Но не такой была злая Иродиада: она была непримиримо враждебна к Иоанну и твердо решила убрать его с дороги. Она воспользовалась моментом на пиру в честь дня рождения Ирода, на котором присутствовали придворные и военачальники. На этом пиру «дочь Иродиады плясала перед собранием и угодила Ироду». Ирод был очень доволен и предложил Саломии, дочери Иродиады, любое вознаграждение. Вполне возможно, что он сделал это, будучи прилично пьяным. «Она же, по наущению матери своей, сказала: дай мне здесь на блюде голову Иоанна Крестителя». То есть Иродиада воспользовалась возможностью, которую она так долго искала и ждала, и, потворствуя ее злобе, Ирод «опечалился, но, ради клятвы и возлежащих с ним, повелел дать ей, и послал отсечь Иоанну голову в темнице. И принесли голову его на блюде и дали девице, а она отнесла матери своей».
Евангелисты Матфей и Марк изобразили то, чтó говорили о своем правителе народные массы. Вероятно, просто пересказывали народное предание. Недаром Матфей, только что назвавший Ирода по-ученому «четвертовластником», здесь называет его по-простонародному «царем»: «опечалился царь». Вообще говоря, принцесса танцующая перед выпившими мужчинами, пьяная клятва Ирода Антипы, отрубленная голова на блюде – всё это находится где-то на пределе реальности, и, с исторической точки зрения, с трудом представимо. Но…, как говорится, из песни слова не выкинешь. Таково уж красочное предание. Красочное и зловещее. Чуть ли не пляска разнузданной девицы с отрезанной головой праведника. – В истории припоминается еще один случай надругательства мстительной женщины над отрубленной головой врага: По устойчивой римской легенде, голова убитого в 43 году до РХ великого оратора Марка Туллия Цицерона была доставлена Фульвии, жене Марка Антония, и она из мести Цицерону за его обвинительные речи против ее мужа проткнула его язык своей золотой шпилькой. Более красочное предание говорит о том, что Марк Антоний поставил голову Цицерона на свой обеденный стол, дабы насладиться этим зрелищем. А его жена Фульвия исступленно колола язык мертвого оратора булавками.
В долгой истории толкования этого отрывка Евангелия от Матфея основное внимание уделялось Ироду и злобной Иродиаде. Упоминалось и непотребное поведение ее дочери, которая плясала на пиру пьяных мужчин. Вот, например, как морализирует по этому поводу святой Иоанн Златоуст: «Подлинно, где пляска, там и дьявол. Не для того Бог дал нам ноги, чтобы бесчинствовать, но для того, чтобы ходить чинно; не для того, чтобы прыгать, подобно верблюдам (и они, а не только женщины, отвратительны, когда пляшут), но для того, чтобы ликовать с ангелами»[23]. Да, сравнение женщин с верблюдами, пожалуй, несколько смелое. Но у Златоуста и не такое встречается.
Так – в Древней Церкви. В Новое же время эмансипированная от Церкви светская культура начинает романтизировать и поведение Иродиады, и пляску Саломеи. Примеров можно приводить много. Вот один из самых ярких – поэтическое сочинение Генриха Гейне «Атта Тролль» (1841), опирающееся на фольклорное предание, чтó характерно для романтизма. Здесь Иродиада, приговоренная к вечному проклятию, каждую ночь Иоанна Купалы появляется как дух:
«В сонме призраков ей мчаться
Вплоть до Страшного суда.
И в руках она доныне
Держит блюдо с головою
Иоанна и безумно
Эту голову целует.
Ведь она его любила.
Библия молчит об этом,
Но хранит народ преданье
О ее любви кровавой,
Да и как понять иначе
Злую прихоть этой дамы?»[24].
Что касается дочери Иродиады, то наивысшей точкой ее романтизации можно считать написанную по-французски одноактную пьесу Оскара Уайльда «Саломея» (1893). Эта скандальная пьеса, в которой царит душная атмосфера какого-то безумия, встретила в викторианской Англии протесты, но послужила поводом для целого потока художественных изображений Саломеи в литературе, живописи и музыке. Из них наибольшую известность получила исполненная экстатической чувственности опера Рихарда Штрауса «Саломея» (1905). Но это уже время заката романтизма и расцвета модернизма «конца века».
Однако если мы задумываемся о намерениях самого Евангелиста Матфея, то, разумеется, в центре его повествования мы увидим не эти второстепенные для него фигуры, но Иоанна Крестителя, смерть которого – еще один яркий пример того, как поступают люди с вестниками, которых Бог посылает в мир. На земле им уготована мученическая кончина. В лучшем случае, их ученикам дозволяется похоронить их тела: «Ученики же его, придя, взяли тело его и погребли его». Затем ученики Иоанна «пошли, возвестили Иисусу» о смерти Его Предтечи, чья судьба пророчески предвозвещала земную судьбу Того, о Ком он возвестил: «Идущий за мною сильнее меня; я не достоин понести обувь Его; Он будет крестить вас Духом Святым и огнем»(Мф 3:11).
Беседа № 50.
Мы уже знаем, что в родном Назарете Иисус отвержен, в синагоги Он больше даже не заходит. По-видимому, из Назарета Он отправился в другой галилейский город Капернаум, где Он в последнее время чаще всего находил пристанище. Матфей даже называет Капернаум, который находился на Галилейском море, «Его городом»(Мф 9:1). Там Иисус останавливался в доме Петра. Теперь, после того как Он услышал о казни Иоанна Крестителя и понял, что Ему тоже грозит опасность со стороны правителя Галилеи Ирода Антипы, Он удаляется из города в малонаселенное место. Там и происходит великое чудо насыщения пяти тысяч, о котором теперь пойдет речь.