Введение: Мой опыт поиска Истины

Прежде всего - как я вообще стал интересоваться Православием? До поступления в протестантский Донецкий Христианский Университет (ДХУ) у меня было достаточно узкое представление о Церкви, полученное мною в общине, в которой я вырос: Церковь - это баптисты ЕХБ и все. Но в Университете я встретил людей с другим мировоззрением, и первый же преподаватель в пух и прах разбил мою веру в исключительность баптизма как Церкви. Он ничего плохого о них не говорил, а представлял лишь различные точки зрения, существующие в богословии по каждому из рассматриваемых им вопросов. Я видел то, что каждое из этих противоречивых мнений неплохо обосновано, и, что удивительно, одной и той же Библией. А какое же из них правильное? Что же истина? Что же на самом деле говорит Библия? Через 4 дня я ушел в рядом находившийся лес и, рыдая, задавал Богу вопрос Пилата, этот, видимо, самый мучительный и важный вопрос человечества во все времена: что же есть истина? Кому мне нужно верить? Мое старое мировоззрение было разбито, и эти вопросы, - что есть истина¹, кто прав из всех, как правильно верить - остались для меня самым главным предметом размышлений надолго. На данный момент я могу сказать, что наконец-то ответил исчерпывающе для себя на этот вопрос: Истина есть Иисус Христос, оставивший Себя в Своей Церкви. Церковь, после вознесения Христа, есть воплощенная Истина, так как Она является Телом Того, Который и есть Истина. Найти Христа, найти Истину в этом мире - значит найти истинную Церковь! Тогда же я стал понимать, что баптизмом христианский мир не ограничивается, и что, оказывается, можно очень искренне заблуждаться. Это обеспечило мне свободу, внутреннюю открытость к изучению наследия других христианских конфессий, хотя на тот момент это ограничивалось протестантизмом. О Православии я по-прежнему думал, как большинство из протестантов, что это идолопоклонство, язычество, отступничество и пр.

Затем, случай от случая, я стал узнавать некоторые на тот момент для меня интересные факты. Я осознал, например, что А. Мень, широко признанный у нас, хотя и не во всех вопросах мыслил православно, но, тем не менее, до конца жизни был православным священником, а значит - крестился, почитал иконы и мощи, молился святым, верил в пресуществление и пр. Потом меня удивило то, что многие протестанты считают Толковую Библию под редакцией Лопухина лучшим толкованием Библии, а ведь написана она была 20-ю православными толковниками! Как же такие страшные «еретики и идолопоклонники», которыми мы часто считаем православных, могли написать лучшие толкования -этого я не мог объяснить. Но, пожалуй, поворотным моментом, когда я уже стал серьезно думать о Православии, стал ответ моего отца на мой вопрос - какая у него любимая книга, лучшая, которую он читал? Он сказал: «О нашем уповании» священника Д. Дудко». Я еще больше приходил в недоумение: ну если у нас все правильно, а православные такие злостные еретики, почему тогда все лучшее у них? Как же такие отступники могли написать лучшие толкования? А если они правильно учат, зачем же мы тогда отделились от них? Тогда я еще мало сознавал то, насколько у них все лучше, но уже тогда я чувствовал, хотя и как-то неосознанно, нерушимое превосходство Православия над баптизмом, да и, вообще, над всем протестантизмом. Я осознал, что это было за чувство, когда прочел у А. Кураева выражение: «Православие -это внутренняя проблема русского протестантизма»². Во время учебы и моего дальнейшего служения протестантским миссионером Православие было для меня именно внутренней проблемой, которая не давала полной внутренней свободы и спокойствия. Оно было тем, к чему я всей душой стремился и чего искал, но никак не мог найти. Сейчас я могу сказать, что все, к чему я осознанно и неосознанно стремился, я нашел в Православии и даже более. В то же время я просто стал больше интересоваться Православием, и чем больше я интересовался, тем больше я поражался Ему и влюблялся в Него. Отмечу здесь, по крайней мере, 3 момента, наиболее меня поразивших при моем изучении Православия. Все эти факты не доказывают ещё истинность Православия, но они очень меня впечатлили.

1. Высоты, взятые православными. Художника или писателя оценивают не по неудавшимся произведениям, а по лучшим. Если по этому принципу сравнивать протестантизм с Православием, то результаты могут оказаться весьма неожиданными. Я находил, что почти все действительно прекрасное и великое в нашей стране и вообще в мире было сделано православными творцами. Величайшие мыслители, известные религиозные философы в христианстве были православные (Соловьев, Бердяев, Флоренский, Лосский, Вышнеславцев и многие др. еще более великие, но менее известные, такие как Григорий Богослов и Василий Великий).

Лучшая музыка, поистине духовная классика, была создана православными композиторами (Архангельский, Бартнянский, Березовский, Рахманинов, Глинка и др.). К нам в общину г. Артемовска приезжал Юрий Богачев, заслуженный артист бывшего СССР, с двумя высшими муз. образованиями. Так вот он, в беседе с нами, сказал: «Вся православная музыка -это небесная музыка». Тогда это заявление меня впечатлило и оно верно. Достаточно только сравнить нашу, особенно современную, музыку с православной, чтобы и самому понять существенную разницу. Не удивительно, что лучшие песни, которые поют баптисты, такие как «Святый Боже» и «Хвалите имя Господне», которые всегда, сколько я себя помню, очень меня впечатляли, написаны православными композиторами.

Лучшие произведения в художественном искусстве принадлежат также православным иконописцам и художникам. Такие картины, как «Троица» Рублева³, «Явление Христа народу» Иванова, «Христос в пустыне» Крамского,

«Воскресение Христа» Врубеля и многие др. принадлежат к шедеврам иконописи не только в христианстве, но и во всем мире искусства, и все эти художники были православными. Величайшие русские поэты и писатели были православными: Лермонтов, Державин, Сковорода, Некрасов, Жуковский, Языков и среди них же непревзойденный Федор Достоевский, который был глубоко православным верующим. Величайшие памятники архитектуры были созданы также православными (храм Василия Блаженного на Красной Площади в Москве, Успенский собор в Киеве, а также Владимирский собор и Андреевская Церковь и много др.). Ничего подобного нет в баптизме и, вообще, во всем протестантизме, ничего подобного он не создал.

Видя это, я все больше восхищался и все с большим интересом продолжал изучать Православие. Ведь то, что Православие создало столько всего прекрасного, говорит о многом, говорит о его близости к Богу, потому что всякий дар и всякая способность творить прекрасное - от Бога, ведь Он Сам - Творец. Узнал я также о потрясающей статистике православных мучеников. В одной только России в период семидесятилетнего коммунистического господства было убито за веру более чем 200.000 священнослужителей и более полумиллиона было репрессировано⁴. Кроме этого, простых православных верующих во время правления одного только Сталина было убито миллионы. Мы часто хвалимся, что наши братья страдали, но баптисты вместе со всеми остальными протестантами пострадали за свою веру во много раз меньше, чем православные. Не породил протестантизм и таких великих святых, как Православие. Святых, подобных Борису и Глебу, Серафиму Саровскому, Силуану Афонскому, Феофану Затворнику, Оптинским старцам в баптизме нет. Читая учение этих святых и описание их жизни, я видел, что такого величия у нас просто нет. Я осознавал ясно, что учение православных святых - неземное, нечеловеческое учение. Оно есть продолжение и раскрытие Евангелия. Все это изумляло меня, и я продолжал изучение Православия.

2. Единство и историчность - это второе, что весьма меня поразило. Учение Православной Церкви остается единым через все века. То, что было принято Церковью в первые века, остается в Ней неизменно и до сегодняшнего дня. Литургия, ход службы, который был установлен еще в первых веках, до сих пор служится в Церкви во всех странах, где есть. Как верили древние христиане, так верят православные и сейчас. Я удивился тому факту, что, читая книги разных авторов, живших в разное время и в разных странах, можно не заметить, что взял уже другую книгу: кажется, что читаешь продолжение предыдущей. Учение Василия Великого, Ефрема Сирина и других Отцов Церкви ^-го века; Кирилла Александрийского и Блаженного Феодорита V-го века; преп. Иоанна Лествичника и Максима Исповедника VII-го века; Феофилакта Болгарского ХТ-го века; Филарета Московского ХТХ-го века и святых ХХ-го века нерушимо едино. Я видел, что как учение Апостолов, оставленное в Новом Завете, так и других учителей Церкви -едино, едино в духе. Как Библия была написана в разные века, разными людьми и в разных странах, но получилась единая книга, так и учение учителей и святых Церкви: все они жили в разное время, в разных странах; были разными по своему образованию, но писали и учили об одном. Такого нет в протестантизме. У каждого протестантского автора свои идеи, свое учение и духовный опыт, и нет того единства духа. Это было очень нетрудно заметить. При чтении же таких книг, как «Старец Силуан Афонский» и «О молитве» архимандрита Софрония, «Моя жизнь во Христе» Иоанна Кронштадского, «О тайных недугах души» арх. Лазаря, «Созерцание и размышление» Феофана Затворника и других, возникает бесспорное чувство, что эти люди знают, о чем они пишут, знают из опыта, и этот опыт у всех един. Кроме того, ощущалась при чтении сила слова, авторитетность, которая не присуща в такой степени протестантским книгам. Когда Христос учил людей, то они удивлялись учению Его, потому что Он учил их как власть имеющий, авторитетно, так как он знал, о чем говорил на опыте, а не как книжники и фарисеи. Этому же я дивился, читая православных авторов: их учение -это не просто теория, хотя бы даже и библейская; это настоящий, истинный и единый опыт духовной жизни и богообщения. Я видел, что православные святые учат как власть имеющие, а не как протестанты.

3. Серьезность и глубина. Серьезность отношения к заповедям и словам Христа - это очередное, на что я не мог не обратить внимания. Когда я впервые стал читать Златоуста, то самое сильное чувство мое было страх: неужели Христос действительно это имел в виду? Читая Златоуста, я впервые осознал и понял серьезность греха, что если, к примеру, я не прощу своего брата, то и Бог мне не простит; если я осужу ближнего, то и Бог меня осудит. Нигде у протестантов, сколько я читал, я не встречал подобного; никто так серьезно и с таким страхом не относится к подобным словам Христа. У нас главное - признать Христа своим Спасителем, а грозить адом и предупреждать о серьезной и реальной опасности попасть в него, если не будем исполнять со всей строгостью всех заповедей Христа, как-то не принято: слишком это для протестантов, особенно западных, выглядит негуманно и старомодно.

Кроме этого, поражала глубина осмысления Писания Св. Отцами. Тот же Иоанн Златоуст в «Письмах к Олимпиаде» так глубоко раскрывает образ Иосифа, что, читая, мне казалось, что до этого я вообще не знал об Иосифе ничего - не знал, сколько он перенес, и о том, какую он проявил святость и добродетель, хотя и читал о нем в Писании много раз. Читая, хотелось подчеркивать каждую строчку; каждое выражение было пережито, обдумано и наполнено глубокого смысла. Разница между православными книгами и протестантскими была разительной.

Вообще, это просто потрясающий факт: среди

православной литературы почти невозможно найти плохой или пустой книги⁵, в то время как среди протестантской литературы нужно ещё поискать, чтобы найти более или менее хорошую, глубокого содержания книгу. Скажу просто, что после прочтения нескольких православных книг я уже не мог заставить себя читать что-либо из нашей литературы и был обречен на чтение только книг православных, так как не хотелось, пользуясь сравнением Христа, после старого вина пить молодое (ср. Лк. 5:39).

Итак, Православие все больше меня захватывало, но наряду с восхищением росло недоумение и некоторое тягостное чувство. Как мне быть? Если Православие лучше, то могу ли я оставаться баптистом? Можно ли восхищаться Православием со стороны или нужно все оставить ради него? А как же примирить те «противоречия» Православного учения с Писанием, которые, как я ещё думал, существуют? Я все больше осознавал, что напрасно мы отделились от Православия; что лучшего мы ничего не создали и уже не сможем создать; что наши основные предпосылки о том, что Церковь отступила и умерла (на основании чего мы и отделились от Нее) - ложные, ведь я обнаруживал там просто напряженнейшую, глубочайшую духовную жизнь, опыт и здравое, неповрежденное и нееретическое учение. Чем больше я знакомился с Православием, тем больше я приходил к очевидным выводам. Первый: мы совсем не знаем Православия, а то, что мы знаем о нем, - это одно извращение, а не

Православие. Второй: в Православии нет догматических заблуждений и отступлений. Отступили от Писания и первоапостольской Церкви не православные, как мы думаем, а мы сами. Третий: не было нам причин отделяться от Церкви, и, отделившись, мы сделали смертельный грех, который осуждает Писание. Но прийти к этим по своей сути очень простым и очевидным выводам мне было очень нелегко и очень болезненно. Ведь если я приму Православие, как отнесутся ко мне моя жена, родные, друзья, община? Как они отреагируют на это? Сейчас я хочу рассказать о тех трех препятствиях, которые мне встретились на пути к Истине, на моем пути духовных исканий.

1. Предубеждение. Это, пожалуй, самый трудный барьер на пути в поиске Истины для каждого человека. Это такой подход и состояние сердца, когда мы зараннее знаем, «убеждены пред», что мы ни за что не согласимся с данной идеей или учением еще до всякого обсуждения. Этому состоянию сердца способствуют весьма естественные и понятные факторы. Человек очень не любит неудобных перемен. Ведь что значит для нас, протестантов, то, если Православие вдруг окажется истиной? Это будет означать много неприятностей, неудобств и трудностей. Подумайте: здесь наши друзья и родные. Здесь мы все и всех знаем, нам здесь удобно. Мы хорошо себя чувствуем и хорошо ориентируемся в своей привычной субкультуре. Кто-то проповедует, кто-то преподает, кто-то поет, кто-то участвует в каком-то другом служении - все занимают свое место в коллективе. А что там? Там мы никого не знаем, мы не знаем, как там себя вести; мы там новички. Если мы станем православными, то нас, очевидно, не поддержат и оставят друзья и родные. Там я - как новообращенный, который не знает, как перекреститься, как вести себя в храме. В моем случае, как и в случае многих служителей, прибавлялось и то, что я жил при молитвенном доме и получал миссионерскую зарплату. Для меня уход - это потеря всего. Кроме того, здесь я - проповедник, миссионер, учитель, а через пару лет и пастор. Все чаще меня приглашают на разные встречи руководителей. Здесь у меня все хорошо и неплохие перспективы. Там всего этого нет, там я никто - простой новообращенный. Таким образом, стать православным для нас означает оказаться не в «своей тарелке», лишиться своих друзей, положения, а может и гуманитарной помощи, зарплаты, бесплатных путевок в лагерь и т.п. Когда мы все это начинаем осознавать, становится ну уж как нельзя более желательным, чтобы истина оказалась на нашей стороне. Это и создает состояние предубеждения. Наше самолюбие никак не может допустить такого унижения и лишения. Ко всему прочему меня осудят, не поймут и высмеют: ходил, мол, проповедовал одно, был баптистский миссионер, а тут сам обратился. Ведь это полное падение в своих собственных глазах, это крах всему тому, что я строил и во что верил, а такого унижения нам во что бы то ни стало хочется избежать.

В общем, нам даже и представлять не хочется вариант перехода в другую Церковь (общество, культуру), и мы заранее решаем, что истина - это то, что нам удобно. Человек наделен способностью мыслить избирательно, обманывать себя, когда хочется. И он начинает видеть все хорошее у себя и все отрицательное у оппонента. На каком-то этапе я понял, что нельзя так искать Истину и что заранее нужно решить искать Ее искренно, чего бы тебе это ни стоило. Это решение было настоящее, сердечное, и оно стало одним из решающих моментов в моих духовных поисках и в моей духовной жизни. Я решил, что нужно честно перед самим собой и Богом разобраться, кто прав. Христос ведь говорил, что если кто возлюбит кого-либо или что-либо более Его (Истины), тот не достоин Его (Мф. 10:34-37). Мы не можем любить родных, друзей свое удобное положение, уважение людей и все остальное больше Истины.

2. Универсализм или плюрализм. Этим западным плюрализмом, как особым мировоззрением, которое не признает существование объективной истины, а допускает возможность иметь каждому свое представление о ней и быть в одно и то же время всем правым, заболевает все больше протестантов. Такие люди часто говорят: «это мое личное мнение», «есть вот и такое мнение», «ты можешь верить и по-другому» и т. д. Это, конечно, допустимо иметь по некоторым второстепенным не догматическим вопросам разные мнения, как говорит Писание: «надлежит быть и разномыслиям между вами...» (1 Кор. 11:19). Подобную мысль высказывал и блаженный Августин, говоря, что в главном должно быть единство, во второстепенном - свобода и во всем - любовь. Но универсалисты-экуменисты допускают возможность расхождения в самых главных догматических вопросах. Эта свобода уже совсем иная, чем та, о которой говорили Ап. Павел и Августин. Если раньше люди понимали, что человек свободен выбирать, как ему верить, то все же понимали и то, что не всякий путь и не всякая вера истинна. Сейчас же, в нашу эпоху постмодернизма, все больше распространяется не только в мире, но и в христианстве мировоззрение релятивизма, когда мы уже ничего не утверждаем и ничего не отвергаем, а просто говорим о мнениях: «Есть такое мнение и вот такое, и твоя точка зрения имеет право на существование». И никто не может сказать, какая же из них истинная, а какая ошибочная. У каждого своя истина и каждый прав, если ему это подходит и если это ему нравится. Граница между добром и злом, между истиной и заблуждением в протестантизме стирается. Мы как-то беседовали с моими друзьями из ДХУ, и они меня спросили, как я провожу разборы Библии. Я сказал, что даю всем сказать свое мнение, а затем подвожу итоги и говорю о наиболее вероятном значении текста, как правильно нужно понимать. В ответ на это оба моих собеседника засмеялись. О чем это говорит? О неверии в существование объективной, одной истины. Пусть мы не знаем по некоторым вопросам, в чем она заключается, но она должна быть одна, и из двух противоречивых мнений правильным может быть только одно (или ни одного). Для нас же сказать, что вот так правильно, а не так - уже смешно. Никто не знает как правильно, есть только мнения, и по-разному может быть правильно. Часто можно замечать это неверие в единую истину и безразличие к ней в разговорах. Люди до определенной степени

интересуются спорными вопросами веры, но, встречая несоответствие своих убеждений с Писанием, не желают даже думать над этим, а просто говорят, что нас здесь Господь призвал - здесь мы и будем. Но подумайте, насколько неверно так легкомысленно думать. Получается, набрел на харизматов впервые - там и будь; попал к мармонам - там и оставайся; родился «свидетелем» - не надо менять ничего. А все больше протестантов так начинают мыслить: пусть каждый верит как знает, главное, чтоб друг другу не мешали. Был случай, когда один человек просил Бога о послании к нему кого-нибудь для объяснения ему Писания, так как он ничего не понимал. Пришли, как и следовало было ожидать, «свидетели Иеговы». Но Бог ли их послал? Ведь нельзя так думать, что кто первый нам о Боге сказал - тот и от Него, и что это - истинная вера. То, что мы родились баптистами или харизматами и здесь нашли первых друзей, здесь имели свой первый духовный опыт - не есть причина оставаться здесь, если мы видим, что наша вера и церковь не истинные. Ведь если бы так все думали, то никакого обращения ни мусульман, ни других язычников в христианство быть не могло. Слава Богу, что Он мне дал понять, что вопрос о выборе Церкви не из тех, на которые можно ответить по-разному, который имеет несколько правильных вариантов. Не все церкви одинаково хороши и истинны и не все Христовы. То, что я родился в баптизме, не обязывает меня оставаться здесь: я должен сам избрать, как мне верить; и за это я дам отчет Богу. Я не предаю тем самим своих родителей, родных и свою общину, в чем меня сейчас часто обвиняют; ведь мы же не считаем предательством то, когда к нам приходят, допустим, субботники. Каждый человек ведь обязан перед Богом и Истиной более, чем пред кем бы то ни было. Златоуст говорил: «Мы мало должны думать об оскорблении,

наносимом нами людям, когда покорность им могла бы причинить оскорбление Богу»⁶. Когда я встретился с учением Православной Церкви о том, что Она является хранительницей полноты истины, а все другие более или менее отступили от истинного учения и Церковью не являются, то я стал болезненно понимать, что это нужно или принять, или отвергнуть, это или правда, или нет. Если я останусь баптистом - значит я отвергаю это и признаю это учение за ложное. Если же я не могу опровергнуть это утверждение -мне нужно принять Православие, иначе я погибну. Это так же, как если кто слышит уверения Христа о своей божественности и Его призыв следовать за Собой. Нельзя избежать решения: нужно или принять Его и пойти за Ним, или отвергнуть. Никаких двух правильных решений здесь быть не может. Так и Пилат, как ни хотел не принимать решения - он не смог его избежать. Принимаем мы или нет учение Православной Церкви о том, что Оно является единственной истинной Церковью Христовой, где Он пребывает в полноте - вот конечный вопрос встречи с Православием, и за свое решение мы ответственны. Если мы говорим, что Православие - это неплохо, но остаемся на своем и предпочитаем Ему свою традицию, свое учение, свою истину, свою точку зрения, свою церковь - то, по сути, мы отвергаем Его, мы не принимаем. От многих протестантов сейчас можно услышать, что они очень хорошо и с уважением относятся к Православию; но как я могу говорить, что Православие - это истинная Церковь и я очень хорошо к нему отношусь, но оставаться в баптизме, который появился как раз из отрицания Православной Церкви как истинной? Это несовместимо. Истина едина. Чисто логически правы могут быть или баптисты, или православные (или никто из них). Не могут быть правы и одни и другие, утверждая при этом обратное по самым главным вопросам веры.

3. Незнание. Знакомясь с Православием, с книгами, священниками и рядовыми верующими, я просто удивлялся тому, что на самом деле есть Православие, и насколько оно далеко от того представления, которое мы подчас имеем о нем. В принципе, то, что мы часто имеем в виду под Православием, вообще не является Православием, а истинного Православия мы часто не знаем, хотя и живем, можно сказать, на православной земле, где оно уже 1000 лет является господствующей религией. Все мое изучение Православия -

это одно удивление: неужели вся эта красота и величие -Православие? Хочу напомнить лишь то, что незнание не оправдывает. Знать правду есть наша обязанность. Бог

выносит приговор: «Истреблен будет народ Мой за

недостаток ведения» (Ос. 4:6), а в Лк. 12:47-48 Христос

говорит, что раб, который не знал, будет бит меньше, чем тот, который знал, но наказан все же будет. Ведь мы часто просто не хотим знать. Когда я захотел, то узнал о Православии за год очень много. Отчасти поэтому я и задумал написать данную книгу, о результатах моего изучения, чтобы хоть чуть-чуть рассказать правду о Православии и о том, чему оно действительно учит, хотя разве можно Его вполне изучить, а тем более рассказать о Нем? Ведь Церковь так же

неисследима, как Христос, так как Она является самим воплощенным Христом, Его Телом. Таким образом, я перехожу здесь непосредственно к основному изложению и обсуждению наиболее важных и актуальных вопросов, в которых мы не согласны с православными.