Все эти факты как раз и свидетельствуют о том, что официальная дата рождения Исуса – это не момент его рождения, а момент его зачатия.

Таким образом – было ли зачатие Исуса чудесным? О, да! Конечно! А разве не было чудом исцеление Марии от бесплодия?! А было ли зачатие Исуса непорочным? А разве может быть порочной настоящая истинная любовь?!

Таким образом, зачатие Исуса было и чудесным и непорочным.

Но совсем не в том смысле, в котором любят говорить об этом христиане.

И после рождения Исуса, у Марии с Иосифом были еще дети, о чем прямо сказано в библии, когда Исуса прерывают во время проповеди и говорят, что пришла его мать и его братья. Причем именно «братья», во множественном числе, то есть не меньше двух, а значит, с самим Иешуа, их было минимум трое. При этом, ни до рождения Исуса, ни в описании самых первых лет его жизни, ни о каких братьях еще не упоминается. А значит, все братья были только младшие, что еще раз свидетельствует о том, что до рождения Исуса, Мария была бесплодна.

И с момента появления братьев Иешуа, Мария с Иосифом, наконец-то, перестают быть изгоями общества. Причина этого – знаменитая еврейская осторожность и предусмотрительность. Которая очень ярко показана в анекдоте, который, кстати, рассказала мне именно еврейская девочка:

Во времена Советской власти, учительница на уроке говорит: «Дети! Бога нет! Его не существует! Давайте все дружно покажем в небо фигу в знак того, что Бога не существует». Дети дружно показывает в небо фигу, и только еврейский мальчик сидит, скрестив руки на груди, и ничего не показывает. Учительница спрашивает: «Мойша! Почему ты не покажешь в небо фигу? Ведь Бога же нет!» «Но, Мария Ивановна, раз Бога все равно нет, тогда зачем, какой смысл показывать фигу пустому небу?… А если вдруг, окажется, что он все-таки есть? Тогда зачем же я стану портить с ним отношения?»»

Поэтому, семья, в которой не меньше трех детей, (Конечно, при условии, что это настоящие евреи, а настоящими евреями считаются только евреи по матери. И Иосиф, и Мария, и их дети были настоящими евреями) не может считаться изгоями. Люди предпочитают с ними не ссориться, а то кто знает, кем станут эти дети?

Так Мария с Иосифом, наконец-то, перестали быть изгоями. И, хотя жили они бедно, но бедно живущий еврей, это примерно то же самое, что средний, вполне себе не бедствующий русский. Так что и большой хороший дом у них был, и свое хозяйство. Правда, на шелка и бриллианты денег конечно не хватало. Но шелка и бриллианты были глубоко безразличны Марии. Ей был не безразличен ее любимый и дети. А дети были и сыты, и одеты, и, кстати, сумели получить вполне неплохое образование. О чем, правда вскользь, но тоже упоминается в библии.

Так что читайте библию. Читайте внимательно. Когда Суворова спросили, как же ему удалось раскопать столько интересных фактов и документальных свидетельств по Второй Мировой войне, он ответил: «А все из тех же официальных хроник, что и вы. Просто, читая, нужно смотреть не только на то, что тебе хотят показать, но и самостоятельно анализировать то, о чем тебе очень старательно не хотят говорить. И тогда открывается очень много интересных фактов. Смотришь и видишь, какие моменты особенно тщательно обходятся вниманием, анализируешь и сопоставляешь. А кое-где и вовсе вскользь упоминаются официальные документы, указы и договоры. Так что, читайте официальную хронику. Читайте и анализируйте. В ней можно найти очень много интересной информации».

Так что анализ некоторых, наиболее ярких моментов библии, показывает явное несоответствие с тем, чему учит церковь.

Если же сесть и всерьез проанализировать всю библию. Каждую ее строчку. В подлиннике, после первой реформы, после второй реформы, после третьей реформы. То можно будет выявить очень много интересных фактов. И про самого, так называемого Бога-отца, и про то, чего же на самом деле пытался добиться Иисус, и про то, насколько мало общего между учением самого Христа, и тем, чему учит христианская церковь, и насколько она ему прямо противоречит.

И в завершение хочу сказать. Когда Карл Маркс приехал в Россию и подробно ознакомился с деятельностью и программами марксистских кружков, он ужаснулся и сказал: «Нет, товарищи, я – не марксист!» И если бы Иешуа из Назарета, вдруг, случайно оказался здесь и подробно ознакомился с деятельностью христианских церквей. Всех, без исключения конфессий и направлений. Ознакомился с текстами Библий, уже не говоря о трактовках! Да у него бы волосы встали дыбом! Он бы воскликнул: «Нет, люди, я – не христианин!»

* * *

Дед Матвей был трусоват. Вечно жался к печи, а то и за печь норовил спрятаться. И ходил как-то все бочком-бочком, по стеночкам да вдоль околицы, а не широкой поступью по дороге. Сейчас же, маленькое трусливое сердечко деда Матвея аж сжималось от страха:

- Все – люди, как люди, в церковь ходють, грехи свои замаливают, а мой-то постреленок, все в лес, да в лес норовит! Вот и сегодня на обедне не был. Да и к вечерне вряд ли вернется. Все тайком. Домой пробирается, когда все уже спят. А утром спросишь – говорит, по грибы ходил. Да только грибов у него с собой немного – говорит, в лесу проголодался, половину на костре зажарил – съел. Да только не верится мне что-то! Ох, боязно все это – а ну как поп прознает?!

И, словно отвечая на его вопрос, в дверь постучали.

Сердце деда Матвея упало куда-то вниз и забилось под печку.

- Кто там? – спросил дед.

- А ты, никак, боишься кого?

Дед Матвей истово крестясь и с опаской косясь на стены побрел открывать дверь.

Толстощекое холеное византийское лицо и приклеенная улыбка местного попа, отца Николая, очень плохо сочетались с его вполне славянской фигурой.

- А ты, дед Матвей, никак напроказил чего, что матушки-церкви боишься? – сразу с порога хозяйским взглядом окидывая внутреннее убранство дома, спросил поп.

- Так это я, батюшка, отец Николай, не от вас, это я мало ли, какие люди, там, лихие заглянут.

- Ты, дед, ври, да не завирайся. Церковь наша, матушка, все под своим крылышком держит – откель в наших краях лихие люди возьмутся?

- Так ведь… Береженого Бог бережет, батюшка.

- Што й то ты темнишь, дед, - поп придирчиво глянул на печку, брезгливо двумя пальчиками приподнял край одеяла и обернулся к деду, - а что это твоего внучка частенько на обедне не бывает, вот и нынче опять не было?

- Так это он, кормилец, все в лес по грибы, да по ягоды ходит. Сам то я староват уж стал.

- Ох, темнишь, дед. Темни-ишь. Ты вот что, за внучком то пригляди- пригляди. Да что углядишь – все мне докладай! Усек?

И поп, напевая себе под нос веселую песенку, вышел во двор. Дед Матвей весь побледнел и осел на пол.

Берегиня бродила по лесу и собирала травы. Дети быстро нашли ее, они всегда сразу ее находили, где бы она ни была.

- Тетя Тильда! Тетя Тильда!

- Ох, рискуете вы, ребятишки, шибко часто ко мне приходите. А ну, как попы прознают? Я то уйду – пойди – найди берегиню в лесу. А вы? А родители ваши? Новгород помните?!

- Да ты что? Тетя Тильда? – в маленьких детских глазках стояли слезы, - Мы ж, каждый по своей тропке. Да и тропка эта – петляет так, что косой не разберет.

Берегиня потрепала ребятишек по головам, обняла их за плечи.

- Вы бы хоть по очереди приходили – все не так заметно?

- Да как же по очереди-то?! – чуть не плакали ребятишки, - Ты тут ТАКОЕ рассказываешь, а друг другу пересказывать – совсем не то, что от тебя услышать – другой кто, вдруг какое слово забудет, или неверно вспомнит!

- Ну что с вами сделаешь? – рассмеялась Тильда, - Только некогда мне сегодня – есть одна травка чудесная, я вам ее сейчас покажу, так вот, травку эту всего один день в году собирать можно, да и то ее правильно собрать может либо чистая душа, либо берегиня. А травки нам этой нужно ой, как много, чтобы на весь год хватило. Мало ли? А вдруг кто захворает? Так что, пойдемте скорее, а то Солнышко вон уже к виднокраю клонится!

- А ты нам по дороге что-нибудь расскажешь?

- Расскажу, но только совсем маленькие истории. Про Иешуа из Назарета.

ИСТОРИИ ПРО ИЕШУА

Иешуа шел по пыльному городу и увидел двоих дерущихся. Один ударил другого, тот ответил - и началась драка. Двое здоровых, крепких мужчин избивали друг друга. Иешуа подошел, и его мягкие, но очень сильные ладони легли на плечи дерущихся.

- Что случилось, из-за чего вы деретесь?

- Ну я… погорячился, - сказал тот, что ударил первым.

- А я ответил, - сказал тот, что ударил вторым.

- Так выходит, что вам не из-за чего было драться? – спросил Иешуа.

- Ну, вроде как… Типа того.

Тогда Иешуа обратился к тому, что ударил вторым:

- Если тебя ударили по правой щеке – подставь левую. Если он остановится, и не ударит тебя – прости его. А если ударит – ответь.

- Я говорил вам, - продолжил Иешуа, уже обращаясь к ученикам, - любите врагов своих. Потому, что враги делают нас сильнее. Потому, что враги указывают нам наши слабости. Потому, что враг скажет тебе то, чего никогда не скажет твой друг. Но прежде, чем ринуться в бой, посмотри, а враг ли перед тобой?

И ученики внимательно слушали его, а апостолы мучительно думали, как бы и эти его слова обратить против него и на благо Яхве.

Сиреневатые вспышки и всполохи, почти видимые глазом сияли в черном ночном небе. А потом на этом месте появилась и не погасла яркая сияющая звезда.

- Вы видите! Нет, вы ЭТО видите! – вскричал Иешуа, - Вот она, настоящая Мать Вселенной! Смотрите! Смотрите! Это рождается новая звезда! Откройте ваши глаза и уши! Откройте ваше сердце! И тогда падет храм старой веры!

И ученики, не отрываясь, смотрели на рождение звезды. И кое-кто из них даже сумел увидеть сиреневатые вспышки, предшествующие ее рождению. И потом он снова и снова показывал им эту звезду через недели, и через месяцы.

- Смотрите! Она не погасла! И не погаснет! Это не то, что называют «новыми звездами», которые загораются, а потом, через несколько дней, гаснут! Это живая звезда! И она родилась! И она живет! Это целый Мир - где-то далеко!

И ученики смотрели на звезду. А она сияла им. А апостолы довольно потирали руки – завтра же весь народ узнает, что Иешуа призывает людей разрушить Иерусалимский храм.

Иешуа шел по городу и увидел совсем молоденькую девушку. Ее избивала толпа. В разорванном платьице, слишком ярком и слишком коротком, и в маленькой рогатой шапочке без труда узнавался наряд блудницы. Иешуа сразу понял, что произошло – ведь сегодня была суббота.

Сильными плечами, Иешуа раздвинул людей и быстрым и точным, не упускающим ничего взглядом окинул толпу. Иешуа у каждого нашел до чего докопаться.

- Что здесь произошло? – спросил он мягким и спокойным, но перекрывающим рев толпы голосом.

- Эта блудница посмела работать в субботу! – выкрикнул один из толпы.

- В субботу – это нехорошо, - сказал Иешуа, - А почему у тебя косы заплетены, как попало, а не так, как должны быть в субботу?! И почему в них простые черные шнуры, а не яркие ленты, как это должно в субботу?!

Не ожидавший такого поворота разговора, человек опешил, а Иешуа не давал опомниться:

- А почему у тебя ермолка подшита, как попало, а не так, как должна быть подшита ермолка?! – спросил он следующего в толпе.

- А почему твои штаны заправлены в сапоги, а не выпущены поверх, как это должно в субботу?!

- А почему твой пояс завязан непонятно как, и узел болтается неизвестно где?! И разве так должен выглядеть праздничный пояс?!

- А что это такое застряло у тебя в бороде?! Уж не следы ли вчерашней засохшей сметаны?! Вчера был пост! Так, как ты посмел, в пост есть сметану?!

- Ну что! Кто из вас сам без греха?! Пусть первый бросит камень!

Иешуа аккуратно задвинул девушку себе за спину.

- Уведите ее! Быстро! – шепнул он своим ученикам.

Иуда быстро подхватил девушку, затолкал ее в самый центр собравшихся учеников и велел увести ее подальше. А сам остался, чтобы в случае чего прикрыть спину Иешуа.

Апостолы стояли чуть в стороне. Им никак не хотелось попасть под раздачу, если толпа вдруг сорвется. Но они внимательно слушали. И старательно думали, как бы исказить слова Иешуа, чтобы направить их против него и на благо Яхве.

- Как тебя зовут, девушка? – спросил потом Иешуа.

- Магдалена, - тихим шепотом ответила она.

Иешуа долго отлечивал израненную душу Магдалены.

- Подумать только, - говорил он Иуде, - девочку в двенадцать лет отдала в публичный дом собственная мать! И это для них нормально. Семья живет бедно – должен же кто-то зарабатывать деньги. А за то, что вышла работать в субботу... И ведь она сама бы не пошла – мать заставила. Но мать не виновата. Мать - почтенная женщина. Виновата – она.

Иуда уже тогда полюбил Магдалену. Но никогда не сознавался в этом даже самому себе. Уж не говоря о том, чтобы сказать Магдалене или Иешуа.

- Готов ли ты платить, Иуда? – спросила мудрая Морана, - у тебя не будет твоей любимой? У тебя не будет твоих детей?

Иуда был готов платить. С Иешуа к победе, или с Иешуа к смерти. Он не собирался бросать друга. Никогда.

У Магдалены была вся душа выжжена и изранена. Она не верила, что бывает любовь. Она не верила, что солнце бывает ярким, а трава – зеленой. Иешуа долго и бережно лечил ее раны. Он заново научил ее любить. И впервые за всю свою жизнь, Магдалена наконец-то была счастлива. Эти двое больше не расставались. Теперь они всегда были вместе. И даже на проповедях она была вместе с ним. Прошло два года, и ее раны зажили настолько, что она родила ему сына. И они ходили по городам. Они учили людей. А за спиной у Иешуа всегда надежной стеной стоял Иуда, готовый в любую секунду броситься на помощь.

* * *

Дед Матвей лежал на печи и притворялся спящим. Вот Митька, внучёк, покормил гусей и кур. Помыл руки. Надел чистую косоворотку и душегрейку для леса, взял большое лукошко под грибы и беззвучно выскользнул за дверь.

Дед Матвей вскочил. Он лежал уже одетый под одеялом. Быстро надел башмаки и выскочил за дверь.

Боязливо припадая к земле, дед Матвей крался по лесу, стараясь не упускать из виду мелькающую среди деревьев спину внука. Вдруг, спина мелькнула и исчезла. Дед выскочил и опрометью побежал к тому месту, где последний раз видел внука. Никого не было. Кругом одинаковая густая трава. Правее начинался кустарник. Митька ходил не оставляя в траве протоптанной колеи. Трава словно обтекала его, смыкаясь за его спиной. И кто научил его так ходить?! Дед Матвей оглянулся назад, и понял, что если бы сам ходил также, вряд ли нашел бы дорогу обратно! Лес вокруг был весь какой-то чужой и одинаковый. Ох негоже крещеному человеку в таком лесу ходить – того и гляди – лешие запутают! Дед Матвей ломанулся через кусты, в надежде увидеть-таки впереди знакомую спину внука, но дальше весь подлесок состоял из густого кустарника. Дед Матвей в отчаянье плюхнулся на землю и ударил себя ладонью по колену:

- Упустил! Матерь Божья, пресвятая Богородица! Упустил! Что же теперь батюшка, отец Николай скажут!?

Дети сидели в кругу и смотрели в Огонь. Маленькая девочка играла на тоненькой свирельке плавную и ненавязчивую мелодию. Звук свирели тонко вплетался в шелест листьев и перепевки птиц, в тихонько звенящее, как маленькие колокольчики, журчанье ручья и тихий урчащий гул пламени костра. Мелодия не перекрывала, не заменяла собой, а аккуратно вплеталась, как еще одна прядка в длинную густую косу.

- Тетя Тильда, а как это все так получается, Иешуа из Назарета – такой великий герой, и все равно его поймали и казнили. Сколько раз его пытались подловить, а он кривду все равно, всякий раз разворачивал на правду. Сколько ни пытались его слова искажать, а он все равно разворачивал их к истинному значению. Как вышло так, что его слова все-таки сумели исказить и настолько, чтобы его арестовали и убили?

- Да! Попы говорят, что его предал Иуда, но ты рассказывала, что Иуда был его близким другом, почти братом. Кто-то говорит, что это козни Люцифера, но ты рассказывала, что Люцифер и вовсе выбрал верную смерть, чтобы только не вредить живому. Так как же так вышло, что Иешуа все-таки убили?

- Это апостолы виноваты, помните, тетя Тильда говорила, что Иешуа не мог прочитать их души?! Это адепты были – типа того епископа, который устроил резню в Новгороде!

- В Новгороде не было героя, и волхвы туда прийти не успели! А Иешуа был и герой и волхв одновременно – он бы справился с тем епископом, как наш кузнец прошлой зимой с медведем-шатуном! Помните – медведя волочет – а на самом, ни царапины!

- Одного бы епископа, он легко победил, но их было несколько!

- А Иешуа был гораздо сильнее духом, и тем более – с ним был Иуда!

- Все верно,- улыбнулась Тильда, горящими глазами следившая за спором ребятишек, - Апостолы, сколько ни пытались исказить его слова, он легко разбивал их ложь. Вспомните – они слушали его и не слышали! Поэтому, когда они пытались трактовать людям слова Иешуа – ложь была слишком неправдоподобной и люди ее видели. Так что, сами апостолы бы не справились. Нужен был кто-то, кого Иешуа подпустил бы гораздо ближе. Кто-то, кому он захотел бы помочь, в кого вложил бы свою душу.

- Так это получается – кто-то близкий!? Неужели Иуда?! Не может быть! Он же…

- Иуде не нужна была помощь. Он сам оберегал Иешуа. Он учился вместе с ним, а не у него. Иуда был тем, на кого, случись что, Иешуа мог опереться.

- Но как друг - человек, которому Иешуа помог - вдруг сдает его Чернобогу?!

- Вспомните путь страха. Стоит подчиниться собственному страху – и предашь себя. А предавший себя – предаст всех.

- Но предать близкого друга – это уж какой-то совсем гнилой человек получается.

- Есть люди, которые даже просто чего-то неизвестного боятся больше, чем верной и мучительной гибели. Внутри – сила есть у всех. Но если человек разрешает себе стать внутренне слабым – то рано или поздно, он сломается. Невозможно предать кого-то. Предательства не бывает. Если ты кого-то любишь – станешь ли ты помогать врагу причинить ему зло?! Да никогда – даже если тебя убивать будут! Предательства не бывает – бывает вражина. То есть, человек играет роль близкого друга – а на самом деле мы ему совершенно безразличны. Он никогда не впускал нас в свое сердце, а то, что мы его впустили – с его точки зрения – сами себе дураки. Он вроде друг. Но в угоду своему страху или выгоде легко встанет на сторону нашего врага. Предать (пере – дать, перейти на другую сторону) можно только самого себя. Разрешить себе стать внутренне слабым. Вы стали бы уважать и любить внутренне слабого человека? Вы стали бы ценить его? Разрешить себе стать внутренне слабым, значит намеренно причинить себе вред – перейти на сторону своего врага. Выбрать путь страха – предать себя и перейти на сторону своего врага. А раз ты свой враг – значит ты враг и всех своих родных и близких и друзей. Такой человек предает только самого себя – для всех остальных – он не предатель – он враг, которого они не сумели вовремя разглядеть – вражина. Поэтому и выходит, что разрешивший себе быть слабым – легко встает на сторону врага тех, кто его любит и кому он дорог. И легко помогает этому врагу их уничтожить.

- Но для этого нужно вообще не иметь сердца!

- У кого-то в сердце огонь – а у кого-то – огонь слишком слаб – и оно, остывая, превращается в камень.

Каменное Сердце.

Цветущий сад на крыше элитного заведения для боевых офицеров и знатных патрициев благоухал ароматами весны.

Патриций Магнус зачитывал вслух письмо от сына, отправленное прямо с передовой.

- Мой сын представлен к званию легата и назначен командиром четвёртого легиона, - воскликнул он. Его речь, наполненная радостью и восхищением за сына, внезапно оборвалась. В глазах легата Марка Валерия стояла боль.

- Прости, Марк – Пробормотал Магнус, поняв, что расписывая подвиги сына причиняет страдания больному другу.

Марк Валерий натужно откашлялся, на платке проступила кровь. Обожжённые ангелом лёгкие доставляли страшные мучения при каждом вздохе. Но разве это боль?

- Тебе не за что извиняться, Магнус. Это моё горе отца. Я не сумел воспитать собственного сына достойным. Так и не сумел заложить в него тот стержень, ту жизненную силу, которая заставляет человека идти по жизни, не сгибаясь от трудностей. Сын Марка Валерия – предатель! Он предал свою любовь, предал себя. А предавший себя

- предаст всех.

- Но ты бы сам осудил его, если бы он выкупил ту галльскую девушку.

- Нет. Просто он должен был принять решение и отстоять свою любовь! Как я когда-то отстоял перед отцом своё право жениться на Хаве Кюхельбекер.

- А может быть зря? – осторожно спросил Магнус, намекая на то, кем в результате стал их сын.

- Делай, что должен - и будь, что будет. Такова наша римская Правда, Магнус. На завтра у меня назначена встреча с императором.

- Что ты собираешься делать?

- Попрошусь на передовую. Командовать боевым легионом. Этим мальчикам я всегда был хорошим отцом. В отличие от собственного сына, – горько усмехнулся Марк.

Марк Валерий погиб в бою на франкской войне. Его легион попал в засаду. Марк Валерий попытался пробиться. Он сам пошёл во главе клина тяжёлой кавалерии на сомкнутые ряды франков, и был поднят на копья.

Тело Марка Валерия было предано огню. Урна с его прахом была перевезена в Рим, и хранилась в родовом склепе Валериев вплоть до нашествия гуннов.

Сын Марка Валерия – предатель!

А ведь Иуда Валерий когда-то проходил посвящение в воины. И легат Марк Валерий вручал сыну родовой меч Валериев. С этим мечом Иуда не расставался, даже будучи в ученичестве у Иешуа…

- Меня зовут Иуда, - гордо сказал сын Марка Валерия, - Я хочу стать твоим учеником. Я – лучший. Я буду лучшим из твоих учеников.

Иешуа долгим спокойным взглядом смотрел, казалось, в самое сердце. И страх зародился в душе Иуды, страх и понимание «Он знает… Знает про меня всё!!!»

Варта

…Сад Валериев примыкал к саду патриция Юлиана. Тогда шла галльская война, и в Рим постоянно стекались новые караваны рабов. Юный Иуда Валерий прогуливался по саду, и заметил за оградой, на территории Юлиана, прекрасную девушку. Её гордый, стремительный взгляд поразил Иуду. На точёной шее девушки блеснул тонкий серебряный ошейник – знак рабыни Юлиана.

«Такой взгляд у рабыни?» – ещё больше поразился Иуда, и, подойдя ближе, спросил:

- Кто ты?

Девушка взглянула на него и ответила с необычайным величием;

- Меня зовут Варта.

- Рабыня? – решил уточнить Иуда.

- Военнопленная! – она и не подумала опускать взгляд, напротив, смотрела с вызовом в его глаза, - Я сражалась, когда римляне напали на нашу деревню. Римляне…- Её глаза блестели, - не чтят Закона! Меня должны были убить, или обменять. Они не смели надевать на меня рабский ошейник!

- Тише! Тише, тебя могут услышать.

- Пусть! Мне всё равно! – с силой ответила Варта, - Чем быстрее я уйду – тем лучше! – её глаза полыхали.

- Неужели тебе совсем не дорога жизнь?

- Жизнь? Разве это жизнь? – она с горечью дёрнула свой серебряный рабский ошейник, - Я уйду, и вернусь – с мечом в руках. Не чтящие Закона не должны жить!

- Но ты же – женщина. Ты рождена для любви, а говоришь о войне и мести?!

- Любовь?! Рабская любовь?! Если тебе нужна рабская любовь – купи себе собаку или ослицу! Рабыня не может любить! Рабыня может отдать тебе своё тело, но не любовь! Любовь и свобода – неразделимы!

- Но я мог бы выкупить тебя, - с жаром сказал Иуда, и понял, что действительно этого хочет.

- Ха! И чем я должна буду тебе заплатить? Тем, что стану женой того, кто не чтит Закон, кто отнимает жизнь и свободу у моего народа? Да, ты бы мог выкупить меня – но не мою любовь, римлянин…

- Тебе приглянулась моя новая рабыня? – раздался голос Юлиана, - Предупреждаю, она очень строптива. Потребуется много сил, чтобы её приручить. – Юлиан подошёл к Варте.

- Этого не будет никогда! – воскликнула девушка, она сжала кулачки и смотрела на Юлиана с презрением.

- Вот видишь, Иуда, что я тебе говорил.

- Иуда?! Так ты не римлянин? – в лице Варты на миг что-то переменилось, глаза засветились надеждой.

- Не выношу, когда мне дерзят,– поморщился Юлиан, - продам её кому-нибудь, а то назначить экзекуцию – рука не поднимается. А хороший хозяин её вмиг обломает. Спесь, конечно, уйдёт, но вот изюминка какая-то пропадёт, и будет не красавица, а растение.

При слове «экзекуция» Иуда вздрогнул.

- А кому ты хочешь её продать? – Иуда спросил, стараясь сохранить невозмутимость.

- Да, хоть тебе! – спокойно ответил Юлиан, - конечно, если Марк Валерий не будет против.

- Марк Валерий? – значит всё-таки римлянин. – Глаза Варты потухли, и вся она, словно съёжилась.

- Отец не будет против. – Почему-то сказал Иуда, хотя думал по-другому. - Я с ним поговорю.

- Иуда, новая жизнь зародилась внутри меня.

- У тебя будет ребенок? – спросил он.

Легкий кивок, Варта выжидательно посмотрела на него. Она никогда ни о чем его не просила. И никогда не попросила бы. И только долгий взгляд больших печальных глаз говорил ему: «Ну что же ты медлишь, Иуда?! Выкупи меня. Я же жду ребенка. Разве ты хочешь, чтобы он родился рабом?»

В саду его сразу встретил Юлиан. Патриций довольно потирал руки.

- Ну что, Иуда Валерий? Скоро ли в моих погребах появится знаменитое вино с виноградников Валериев? – чуть шутливым тоном поинтересовался он и бросил недвусмысленный взгляд на комнату Варты.

«Что же делать?» - думал Иуда. Он со всей ясностью представлял себе грозное лицо отца, полное гнева и возмущения:

- Иуда Валерий, наследник семьи Валериев, женится на рабыне?! На варварке?!

Смеющиеся лица друзей и знакомых:

- Вот как, Иуда?! Ты даже не способен завоевать сердце свободной девушки?! Не отказать тебе могла разве что рабыня?!

«Уроды!» - думал Иуда Валерий: «Они все – уроды!!! Да, Варта даже в кандалах остается более свободной, чем многие «свободные девушки». В кандалах… Ведь я же могу снять с нее эти кандалы! Я могу выкупить ее». Он представил себе разговор с отцом. Страшно. Слишком страшно.

«Надо. Надо поговорить с отцом», - думал Иуда. Перед ним полыхало грозное лицо Марка Валерия:

- Ты опозоришь семью! Ты опозоришь род! – в гневе выкрикивало оно. «Надо поговорить с отцом».

Иуда шел по коридорам родового поместья. Комната отца. Дверь открыта. Марк Валерий стоит спиной к двери, положив руку на широкий стол, и задумчиво смотрит на фреску на стене. Иуда тихонько вошел. Услышав шаги, Марк Валерий обернулся. Одного взгляда хватило ему, чтобы понять, что сын хочет сказать что-то важное.

- Говори, - сказал Марк.

- Да нет… Ничего… Просто зашел пожелать доброй ночи, - пробормотал Иуда, отвел глаза и ватной походкой удалился из комнаты.

«Страшно! Слишком страшно!»

Иуда долго ворочался и не мог уснуть.

«Варта! Милая! Я люблю тебя! Но как же мне страшно!»

В дверь постучали.

- Да.. Да. Да, пробормотал Иуда.

На пороге появился Марк Валерий:

- Ты всерьез считаешь, что я ни о чем не догадываюсь? – чеканным голосом произнес он, - Прими свое решение, Иуда. И пусть оно не будет позором для римлянина и для Валерия!

Дверь за Марком Валерием закрылась, и Иуда снова остался один.

«Вот он и сказал это. Хотя я даже не успел его спросить», - подумал Иуда: «Не опозорь род Валериев! Варта! Милая! Если я не откажусь от тебя, я стану изгоем в собственной семье. Я стану посмешищем для толпы. Как же мне страшно!»

В огромном очаге полыхали дрова. Марк Валерий мерил шагами комнату. Его глаза полыхали гневом.

- Неужели и это я должен сделать за тебя! Позор, Иуда! Разве ты забыл нашу Римскую Правду?! «Делай, что должен – и будь, что будет!» «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» Неужели ты не можешь отстоять даже свою любовь?! Иуда Валерий – слабак и трус?!?!?! Иуда Валерий – испугался гнева отца и какого-то там общественного мнения?!?! Да, служил бы ты в моем легионе – я приказал бы тебя выпороть! Но ты – мой сын! Мой сын! Позор!!!

Иуда снова шел через сад патриция Юлиана.

- Иуда Валерий! – окликнул его Юлиан. Иуда обернулся, - Иуда, патриций Лоренций решил приобрести заведение для элитного отдыха. У него там будут такие девочки! – Юлиан аж причмокнул, - Он очень заинтересован в том, чтобы купить Варту, - серьезным голосом продолжил Юлиан, - он предлагает очень большие деньги… Знаешь, для Валерия, я пожалуй даже дал бы рассрочку. Даже если Марк Валерий против, в конце концов, у тебя же появятся свои деньги?! Легион Клавдия Краска объявляет набор. Три центуриона Краска купили себе имения в самом Риме, вернувшись из последнего похода. Даже Клавдий Левий из семьи Левиев, пошел к Краску одним из центурионов – на днях он купил себе прекрасный оливковый сад! Ты умен, Иуда. И ты отличный боец.

Иуда молчал.

- В конце концов, деньги могут быть у Арона Кюхельбекера. Ты – сын его старшей дочери – разве он не одолжил бы тебе немного денег?

Иуда отвел глаза.

- Ну, как знаешь, - произнес холодным голосом Юлиан.

Варта ждала его.

- Меня покупает Лоренций, для своего заведения шикарного отдыха, - спокойно сказала она.

Вопрос стоял в глазах Варты, но она молчала. Даже сейчас, она не просила его ни о чем.

- Я… не могу, - пробормотал Иуда, - меня проклянет род моего отца. Меня проклянет род моей матери. Я стану посмешищем для людей… Я… не могу, - промямлил он и разрыдался.

И кровь полыхнула в ее глазах. Если бы Иуда был на войне, он узнал бы этот взгляд. Такой взгляд бывает у воина, когда вражеский клинок вспорол его грудь, выпуская наружу внутренности. Но он еще живой. Он видит свое уже убитое тело, и его взгляд встречается со взглядом убившего его.

Но она не пожелала смотреть на него, как на врага. И тогда ее глаза снова вспыхнули любовью.

- Даже если это последние минуты моего счастья – пусть они будут! – ее голос звенел, и казалось, раздавался из самого неба,- Иди ко мне, - мягким шепотом добавила она.

Утром, он собирался в полной растерянности. Вещи валились у него из рук. Она молчала. Она молчала, когда он рыдал. Она молчала, когда он оправдывался. Она молчала, когда он говорил, что пойдет в легион и заработает денег, или, в конце концов, займет денег у Арона Кюхельбекера, и выкупит ее. Она знала, что он врет, но предпочитала верить ему. И только когда он уходил, она сказала:

- Не бойся. Не бойся за меня. Со мной все будет хорошо, - она посмотрела на него долгим взглядом, и потом добавила, - Я назову его Ратим, что на нашем языке означает «Воин». Последний из рода воинов – будет воином. И я знаю – ты сделаешь все, чтобы он был свободен, - ее ладонь мягко провела по его груди, - Прощай, Иуда.

- Ты правильно поступил, - выслушав его, сказал Арон Кюхельбекер, - То, что Хава вышла за муж за римлянина – еще не так страшно. У нас, у евреев, род передается по материнской линии. И даже несмотря на то, что твоя мать вышла за муж за не-еврея, род передался по ее, а не по его лини. Но в нашей семье нет ни одной внучки, и если бы ты, старший внук, женился на варварке, то наш род, наш древний род, перешел бы к ней, к иноверке, недостойной принадлежать к избранному Господом народу. Это был бы страшный позор, который мы вряд ли когда-нибудь смогли бы смыть.

Иуда просто бежал из Рима. Он больше не мог вынести холодного взгляда отца, холодных и отчужденных взглядов патриция Магнуса и патриция Юлиана. Они ни разу не сказали ему плохого слова, но в их присутствии он чувствовал себя каким-то не таким, каким-то недо- , недо-человеком, недо-римлянином, недо-мужчиной. Но почему?! Ведь он все сделал, как надо! Он даже предал свою любовь, чтобы не пойти против них!

Вот и Арон Кюхельбекер подтвердил его мысли: женись он на Варте – и род Кюхельбекеров отречется от него! Он станет изгоем в собственной семье! До этого, его мысли подтвердил Марк Валерий: «Ты примешь решение, Иуда. И пусть оно не будет позором для римлянина и для Валерия!»

- Ты правильно поступил, - ворковал над его ухом мягкий голос Арона Кюхельбекера.

- Я же правильно поступил! Я – прав! Именно я – настоящий мужчина! я не опозорил наш род порочной связью с рабыней! Я не трус! Я не предатель! – вскричал Иуда.

И тень перед ним сгустилась в силуэт отца:

- Ты позабыл нашу Римскую Правду! – звенел голос Марка Валерия, - «Делай, что должен – и будь, что будет!» Ты предал свою любовь! Ты предал себя! А предавший себя – предаст всех! Ты – не мужчина! Трус!

Иуда бежал по бесконечно длинному коридору поместья Валериев.

Впереди появилась смутная тень, постепенно обретая очертания прекрасной женщины.

- Варта?!

Ее огромные печальные глаза смотрели на него.

- Ты предал не меня – ты предал себя, - сказала она, - а я связала свою жизнь с твоей. И теперь мой род оборвется. Я была последней из древнего и свободного племени Галлов, - ее глаза с печалью и жалостью смотрели на него, - Какой же ты все-таки трус! Ты – не мужчина.

Иуда развернулся и бросился бежать.

- Нет!!! Я не виноват! Я не предавал! У меня не было выбора! – в ужасе кричал он.

Длинный, бесконечно длинный коридор. Но страх заставлял его бежать быстрее и быстрее. Поворот. Еще поворот. Впереди появилась неясная тень, постепенно приобретая очертания еврейской женщины, прикрывавшей лицо уголком платка. Когда он подбежал ближе, платок был отброшен и прямо ему в глаза вонзился горящий взгляд гордой женщины.

- Думаешь, мне было проще?! – раздался голос Хавы Кюхельбекер, - да, я – женщина! И род все равно передается по материнской линии. Но все родные, близкие, и дальние родственники приходили в наш дом. И каждый считал своим долгом вылить на меня ведро грязи: «Иудейка!? Выходит за муж за римлянина?! За язычника?!» Но я не предала себя! Я не предала свою любовь! А ты?! Ты же мой сын… Трус! Ты – не мужчина!

Иуда в ужасе попятился от нее и снова бросился бежать. Бесконечно длинный коридор. А вокруг него кружился калейдоскоп образов и лиц:

- Трус!… Трус!... Трус!... Не мужчина!... Предатель!...

Иуда проснулся, весь в холодной испарине. Ярко светило солнце. За окном щебетали птицы, рассевшиеся на ветвях смоковниц прекрасного сада, поместья Кюхельбекеров.

- Приснятся же такие кошмары!... Все в порядке. Это всего лишь сон. Я все сделал правильно. Именно я – настоящий мужчина. Я – не предатель. Я – не трус…

Он был первый парень в городе. Молодой широкоплечий красавец. Девушки смотрели на него горящими глазами, а парни поглядывали с нескрываемой завистью. Он был из знатного израильского рода. А отец его был римский патриций, и по праву крови, ему дозволялось носить длинный меч. Наследник двух великих семей, римлянин по отцу и еврей по матери, Иуда сочетал в себе цвет двух народов. Он был истинной гордостью своего города.

Однажды в городе появились ягуары – людоеды. И многие, возвращаясь поздно домой, были растерзаны дикими кошками. Женщины боялись выходить из дома. В домах стали пропадать дети. Люди пришли к нему:

Иуда, выручай!

Его звали Иуда, и он очень гордился этим именем. Как Роман – истинный римлянин, гордость римского народа, Герман – истинный немец, гордость германского народа, так Иуда – истинный еврей, гордость иудейского народа.

Иуда не расставался со своим мечом – подарком отца – римлянина:

Хорошо, - сказал он, - я займусь этими кошками.

И поздно ночью, пропитав одежду душистыми маслами, чтобы перебить человеческий запах, Иуда вышел за калитку и живой тенью заскользил вдоль заборов.

Он увидел запоздавшего прохожего. Человек шел быстрой походкой и оглядывался вокруг. Он был явно не рад, что пришлось возвращаться так поздно, но, похоже, выбора у него не было. Из кустов раздался приглушенный рык. Ягуар бросился на перехват человеку. Человек в панике дернулся в сторону. Сжатой пружиной, взвился Иуда из своего укрытия и кинулся на ягуара. Сзади послышался второй и третий рык – кошек было трое. Меч, описав широкую дугу, обрушился на ягуара. Дикий кот рванулся, уходя от удара, и Иуда едва успел увернуться от удара мощной лапой. Когти рванули край одежды. Челюсти клацнули у самого его уха, и меч, пропарывая брюхо, вонзился в сердце зверя. Иуда крутанулся, вырывая кл