Глава viii. расставание с гуру

О сне Джецюна, побудившем его выйти из пещеры, где он медитировал, и пойти просить у гуру разрешения посетить родные места; о последних наставлениях и предсказаниях гуру; о печальном расставании с гуру и его женой и возвращении на родину.

Речунг тогда спросил Джецюна: «Что заставило тебя покинуть Марпу и сколько лет перед возвращением на родину ты провел, медитируя в пещере?»

Джецюн отвечал: «Я пробыл там много лет. А вернуться домой меня побудили следующие обстоятельства.

Медитируя в пещере, я шаг за шагом продвигался вперед в моем духовном развитии. Обычно я не спал, но однажды под утро я заснул надолго и увидел во сне, что мой дом «Четыре Колонны и Восемь Столбов» разрушается по причине ветхости и похож на уши старого осла. Священные книги заливает вода, проникая через дырявую крышу. Поле «Треугольник Вормы» заросло бурьяном. Моя мать умерла, а моя единственная сестра, оставшись одна, ушла из дома и где-то бродит. Я очень тяжело переживал смерть матери, так как я ни разу не повидался с ней, с тех пор как мы расстались много лет назад в то тяжелое для нас время, и я окликал мою мать и сестру и горько плакал. Проснувшись, я увидел, что моя подушка смочена слезами. Когда я стал думать об этом сне, я еще сильнее захотел увидеть мать и снова разрыдался. И поэтому я решил тогда во что бы то ни стало пойти домой, чтобы повидаться с ней.

Утром на рассвете я разломал стену моей кельи и пошел просить разрешения у гуру. Когда я пришел, он еще крепко спал, и я, сев у его ног, выразил со смирением мою просьбу в песне:

«О Милосердный Владыко, ты неизменный,

Позволь мне, нищенствующему, еще раз пойти домой.

На земле Ца негостеприимной

Три родных человека, мучимые злыми родственниками,

Разлучены много лет

Боль разлуки больше нет сил мне сносить.

И потому я прошу: отпусти меня повидаться с матерью только раз.

Повидавшись, я быстро вернусь».

Как только я закончил петь, мой гуру проснулся. Солнечные лучи, пробившиеся через щель над изголовьем, осветили его мудрое чело, подобно нимбу. И в этот момент его жена принесла завтрак. Эти три события произошли одновременно, и с ними было увязано несколько последующих событий. Мой гуру сразу обратился ко мне с вопросом: «Мой сын, почему ты вышел из своей кельи? Демон (Мара) может овладеть тобой. Этим ты навлекаешь на себя большую опасность. Сейчас же вернись обратно!» Но я снова в стихах изложил мою просьбу и рассказал о моем сне:

«О Милостивый Владыко, ты неизменный!

Разреши мне, отшельнику, снова увидеть свой дом

В несчастной долине Ца.

Хотя из того, чем владел я, немного осталось,

О моем доме «Четыре Колонны и Восемь Столбов»

Хочу я узнать, не разрушился ли он.

О моих священных книгах

Хочу я узнать, в целости ли они.

О моем поле «Треугольник Вормы»

Хочу я узнать, не заросло ли оно.

Мою мать – сосуд, в котором я пребывал,

Хочу я увидеть, если она жива.

О моей сестренке, единственной, Пете Генкьит

Хочу я узнать, где бродит она.

О моей нареченной невесте

Хочу я узнать, способна ли к браку она.

О моем соседе и дяде Юнг-гьяле

Хочу я узнать, жив ли он еще.

О моей жестокой тетке Тигрице-Демоне

Хочу я узнать, жива она или нет.

О нашем семейном духовнике Кунчог-Лхабуме

Хочу я узнать, жив ли он или нет.

Но больше всего я жажду увидеть

Мою дорогую старушку-мать,

И боль разлуки не в силах теперь я сносить.

И поэтому, о Владыко, прошу тебя

Отпустить меня домой только раз.

И побыв там, я быстро вернусь».

В ответ мой гуру сказал: «Мой сын, когда ты впервые пришел ко мне, ты сказал, что не будешь тосковать о родственниках и доме, а сейчас ты тоскуешь не только о них, но и о других людях. Если ты даже сейчас пойдешь домой, вряд ли ты застанешь в живых свою мать, а что касается других, то маловероятно, что они пребывают в добром здравии. Ты прожил несколько лет в Ю и Цанге и здесь ты живешь уже немало лет. Но если ты хочешь пойти, я не возражаю. Если ты рассчитываешь вернуться сюда, знай, что так как ты застал меня спящим, когда ты вошел ко мне, чтобы изложить свою просьбу, мы никогда больше не встретимся в этой жизни. Но лучи восходящего солнца, осветившие мой дом, несут весть о том, что ты будешь ярким светочем среди иерархий буддизма и что ты прославишь Веру. Солнечные лучи, образовавшие нимб вокруг моей головы, есть знак того, что секта медитирующих йогов Каргьютпа будет прославляться и у нее будет много последователей. То, что Дамема принесла завтрак, означает, что твоим пропитанием будет духовная пища. Я разрешаю тебе пойти. Дамема, приготовь алтарь для возложения приношений».

Мой учитель принялся чертить Мандалу, а жена его тем временем готовила алтарь. Затем, удостоив меня принять самое последнее и высшее посвящение и передав мне Тайны Символов Снов[155] и Тантры, сообщаемые учителем ученику на ухо шепотом[156], он сказал: «Запомни, только тебе одному я передаю эти тексты, тайны и посвящения, потому что так велел мой господин Наропа. Ты, в свою очередь, сообщишь их тому ученику, на которого укажут Божества. И я завещаю тебе передавать их с тем условием, чтобы они передавались от одного гуру только одному шишье в течение тринадцати поколений. Если эти Истины будут обменены на мирские блага или переданы с целью приобретения расположения, это вызовет гнев Богов и навлечет несчастье. Поэтому тщательно береги их. Если шишья обнаруживает способность воспринять эти Истины, передай их ему[157], если даже у него нет, чем заплатить тебе. Проявляй особую заботу о таких шишьях, наблюдай за ними, береги их, развивай, и пусть они своими деяниями прославляют веру. Метод, посредством которого Тилопа обучал Наропу и которым я обращал тебя, не очень пригодится в будущем, так как люди будут вырождаться, сердца их не будут раскрыты, и они не смогут понять высшие Истины. Поэтому не торопись применить этот метод.

В Индии есть девять трактатов, относящихся в нашей теме, хотя иногда в отношении их устанавливают не такие строгие требования. Четыре из них я уже отдал тебе. Остается еще получить пять. Один мой ученик отправится в Индию, чтобы достать их у ученика другого ученика Наропы. Ты тоже должен обязательно постараться их приобрести. Они принесут величайшую пользу людям. Но если ты думаешь, что я могу скрыть от тебя какие-нибудь другие тексты, потому что у тебя нет материальных средств заплатить за них, то откинь эту мысль, так как не одни материальные блага приносят мне удовлетворение. Гораздо больше я радуюсь твоей искренней преданности и энергии. Поэтому держи высоко Знамя беззаветной Преданности и Медитации (Знамя Садханы).

Я посвятил тебя в Высшие Мистические Истины, сообщаемые шепотом на ухо, которые были откровением, полученным от Дакини, и переданы мне моим господином Наропой. Никому другому из моих учеников я их не передавал. Тебе же я передал их целиком, как наполняют сосуд до самых краев».

Затем он вызвал Богов-Покровителей, чтобы они свидетельствовали об истинности его слов.

Произнеся этот проникновенный монолог, он затем экспромтом спел песню:

«Почтим Благостного и Милосердного Владыку!

Медитировать на Его Деяниях –

Все равно, что читать священную книгу[158].

Иметь много желаний не приносит спокойствие уму.

Поэтому сохраним в сердце эти мудрые наставления.

Многое, кажущееся Тем, не является Тем.

Многие деревья не дают плодов.

Не все науки – Истинная Мудрость.

Их изучением Мудрость не достигается.

Много разговору приносит мало пользы.

То, что обогащает сердце, есть Священная Мудрость.

Желаешь ты этого богатства? Тогда стяжай его.

Учение, подавляющее низменные страсти,

Есть Благородный Путь.

Тебе нужен этот надежный путь? Тогда иди по нему.

Сердце, не имеющее желаний, – благороднейший царь.

Если тебе нужен этот благородный учитель, тогда ищи его.

Оставь плачущий, отягощенный печалью мир.

Пусть пещеры станут твоим родным домом

И одиночество – твоей истинной радостью.

Пусть твоим неутомимым конем будет Мысль,

скачущая верхом на Мысли,

И пусть твое тело будет храмом, где будут обитать боги,

И твоя бесконечная преданность Учению будет

лучшим для тебя лекарством.

Тебе, сильному, передал я Учение, содержащее всю Мудрость.

Твоя вера, Учение и я – одно.

И пусть это Совершенное Семя Истины, вверенное моему сыну,

Прорастет и принесет плоды,

Которые не гниют, не уносятся ветром и не высыхают[159]».

Закончив петь, гуру возложил руку на мою главу и сказал: «Мой сын, расставание с тобой приносит мне боль, но так как все составные части бытия подвержены рассоединению, невозможно этому помешать. Все же побудь со мной еще несколько дней. Просмотри свои тексты, и если ты найдешь в них непонятные места, постарайся их понять». Я послушался, и за это время все непонятное в текстах стало мне понятным.

Затем гуру велел своей супруге возложить приношения на алтарь для совершения церемонии, что она исполнила с большим тщанием, возложив на алтарь приношения – для Богов-Покровителей, жертвенные хлеба для Дакини, и устроила для братии большой пир, на котором гуру предстал перед собравшимися в виде Гайпа-Дордже и в обликах других божеств, с различными символическими знаками – дордже, колокольчиками, колесами, драгоценными камнями, цветами лотоса, мечами и другими атрибутами. Он также представил мистические (мантрические) слоги Ом, Ах, Хум в различных цветах.

Продемонстрировав так свои оккультные способности, он затем сказал мне: «Они называются психофизическими способностями, которые никогда нельзя показывать ради того, чтобы похвастаться ими. Я продемонстрировал их как прощальный подарок тебе, Миларепа».

Тогда я понял, что гуру такой же совершенный, как сам Будда, и радовался этому безмерно. Я дал себе слово подражать моему гуру и развить в себе такие же оккультные способности.

Мой гуру тогда спросил меня: «Сын, ты видишь и веришь?» – «Да, господин и учитель, – отвечал я, – невозможно не верить. Я буду подражать тебе в преданности, чтобы приобрести такие же способности». «Похвально, мой сын. А теперь ты уже можешь отправиться в путь, так как я показал тебе эфемерность всего существующего. Осознай это сам во время твоего отшельничества в горных потаенных прибежищах, в необитаемых пещерах и местах, удаленных от жилищ. Из горных обителей знаменита Гьялгьи-Шри-Ла (Святая Гора Блаженного Уединения). Она освящена стопами многих великих индийских святых и йогов, а вершина Тисе (гора Кайласа) упомянута самим Владыкой Буддой как великая гора, обитель Демчога (Шамвары) и место для медитаций. Медитируй там. Лапчи-Канг – самое священное место среди всех Двадцати Четырех Мест Паломничества, называемое Годавари в Священных Писаниях. А Риво-Палдар и Елмо-Кангра в Непале упоминаются в «Лалита-Вистаре». Медитируй там. Чубар в Брине (Дрине) – место, освященное Дакини, и любая необитаемая пещера, вблизи которой есть топливо и вода, пригодна для медитации и для водружения Знамени Преданности. Расположенные вблизи друг друга Деви-кот и Цари находятся на востоке, но еще не наступило время их открывать. Ученик твоей иерархии откроет эти священные места паломничества и будет охранять их. А ты посвятишь всю свою жизнь медитации в этих местах, о которых было пророчество. Если ты будешь исполнять это со всей преданностью, ты совершишь угодное для твоего гуру дело и отплатишь ему за его доброту и любовь, а значит, послужишь Делу Всеобщего Блага. Но если ты не будешь по-настоящему предан, то твоя жизнь, какой бы она ни была продолжительной, будет лишь временем накопления грехов. И поэтому оставь все мирские заботы. Не трать время на пустые разговоры с теми, кто стремится только к достижению материальных благ, но сразу начни медитировать».

На глазах моего гуру появились слезы и текли по щекам, когда он продолжал свою речь: «Мой сын, мы больше не увидимся в этой жизни. Но я буду носить тебя в моем сердце, а ты будешь носить меня в своем, и мы обязательно встретимся снова в чистых небесных обителях за пределами этой жизни, и поэтому радуйся.

В какой-то период твоей жизни в отшельничестве ты столкнешься с угрожающей твоей жизни опасностью. Когда это случится, ты посмотри на эту вещь, но сразу не вскрывай ее». И он передал мне замечательный свиток. Каждое слово, произнесенное тогда гуру, проникло глубоко в мое сердце и помогало мне в моей последующей жизни.

Затем мой гуру, обратившись к Дамеме, сказал: «Завтра Миларепа покидает нас. Приготовь все, что нужно в дорогу. Хотя мне будет тяжело, я должен проводить его». А мне он сказал: «Ложись со мной сегодня ночью. Мы двое, отец и сын, поговорим друг с другом». И я лег с ним. Когда Дамема пришла к нам, она сразу начала рыдать. «Дамема, почему ты плачешь? – сказал гуру. – То, что мой сын получил все драгоценные Истины и собирается медитировать на них, вдали от мирской суеты, – это повод для слез? Подумай о том, как все живые существа, хотя потенциально являющиеся Буддами, из-за незнания своей истинной природы и своего предназначения, страдают, и мучаются, и умирают в мучениях, и особенно человеческие существа, получившие (благодаря своему рождению) счастливую возможность улучшить свое состояние, отказываются от этой возможности и умирают непросветленными. Вот об этом и следует плакать, даже не переставая».

Дамема отвечала: «Ты правильно говоришь, но такое сострадание трудно испытывать в полной мере. А я плачу сейчас, потому что не могу не плакать. Смерть отняла у меня сына, преисполненного всех совершенств, телесных и духовных, который смог бы выполнить свои желания и желания других. А сейчас другой сын, такой преданный, энергичный, умный, добросердечный, целеустремленный, безупречный во всех отношениях, должен разлучиться со мной, будучи жив. Как я могу не плакать?» И она снова разрыдалась. Меня самого сотрясали рыдания и моего гуру тоже.

Так мы провели ночь в слезах, и для серьезного разговора времени у нас не осталось. На следующее утро тринадцать человек собрались проводить меня и пройти со мной четыре-пять миль. Все были печальны и выражали свою печаль словами и слезами. Когда мы поднялись на вершину холма Чхе-Ла-Ганг (Холм Религии), с которого открывался хороший вид на окружающую местность, мы сделали привал и сели подкрепиться. Затем мой гуру взял меня за руку и сказал: «Мой сын, мне бы хотелось, чтобы ты шел не один, а вместе с надежными товарищами, потому что тебе придется идти через Ю и Цанг, и говорят, что на перевале Силма орудуют разбойники, но так как я знаю, что тебе придется идти одному, я буду молиться за тебя и просить божественных защитников охранять тебя в пути. Будь очень осторожен. Сейчас ты пойди к ламе Нгогпа и сверь с ним комментарии к священным текстам, которые ты получил, и отметь все расхождения. Затем ты можешь сразу пойти домой. Дома оставайся не более семи дней. А затем удались в пустынное место и медитируй там. И отныне твое служение будет твоей единственной обязанностью. Только этим ты принесешь благо себе и всем живущим». Тогда я экспромтом спел для моего гуру псалом:

«О Владыко, ты неизменный, о Дордже-Чанг!

Впервые как смиренный нищенствующий иду я в Цанг.

Впервые я, твой смиренный шишья, иду домой.

О милосердный Владыко и Отец!

Твоя благостная любовь дает мне

В провожатые на перевале Силма двенадцать Богинь Гор.

Вверив себя Трем Драгоценным Прибежищам,

В сопровождении сонма Дакини,

С сердцем, чистым и искренним,

Я иду, охраняемый Богинями.

Мне ли нужно бояться смертельных врагов?

И все же с мольбой я обращаюсь к тебе:

Будь моим Вечным наставником

В этой и будущей жизни.

Благослови мое тело, речь и ум

И огради их от соблазнов.

Снизойди к моей молитве

И в знак твоего согласия

Наложи на нее печать твоей духовной власти.

Сокровенные Истины помоги мне осознать.

Я также молю тебя благословить меня на долгую

жизнь без болезней.

Жизнь моя принадлежит тебе.

Ниспошли мне благословения быть неизменно

преданным отшельнической жизни».

Выслушав мою молитву, мой гуру промолвил: «Мой сын, сладостна твоя речь. Сейчас я тебе дам самые лучшие и последние наставления. Храни их всегда в сердце».

Затем, возложив руку на мою главу, он спел для меня гимн:

«Почтение всем Гуру!

Возвышенномыслящий, благородный добродетельный сын,

Дхарма-Кая да будет достигнута тобой.

Пусть твоя нектароподобная молитвенная речь

В Самбхога-Кае достигнет полного совершенства.

Пусть твоим праведным, чистым и благородным сердцем

Будет осуществлена Нирмана-Кая[160].

Пусть эти мои последние и драгоценные слова,

Такие же истинные, как Вечный Закон,

Проникнут глубоко в твое сердце и сохранятся в нем,

И пусть благословения Дэв и Дакини

Будут вдохновлять тебя,

А духи-защитники охранять.

Да исполнится скоро эта молитва моя.

Да быть тебе всегда любимым преданным религии.

И пусть двенадцать богинь

Сопровождают тебя на перевале Силма,

И Ангелы-Хранители охраняют твой путь

Во время твоих последующих странствий.

В печальном облике твоих дома и полей

Заключена проповедь в иллюзорности.

Твои отношения с сестрой, тетей и родственниками

Станут твоим учителем, который развеет ложные

Представления о прочности семейных связей.

Жизнь в одиночестве в пещерах

Есть рынок, где ты можешь обменять

Мирскую суету на вечное блаженство.

В храме твоего одухотворенного тела

Есть зал для встречи богов[161].

В приносящей здоровье похлебке из крапивы

Содержится нектар, приятный богам[162].

Научная система, изложенная в твоих текстах,

Дает урожай прекрасных плодов.

Ненависть и презрение, ожидающие тебя дома,

Побудят тебя немедленно отдаться служению религии.

В келье отшельника,

До которой не доносятся голоса людей и лай собак,

Заключено благо быстрого достижения сиддхи[163].

В свободной жизни, полагаясь только на себя,

Мирное сердце вкушает небесное блаженство.

В незагрязненном месте, вблизи священного храма,

Заключена радостная перспектива успеха[164].

В искренней религиозной преданности

Есть благо, достигаемое с помощью ревностного служения.

В священном Саду Послушания[165]

Находится источник всех достижений.

В жизнедательных истинах, полученных от Дакини,

Находится граница между сансарой и Нирваной[166].

В Школе Марпы Переводчика

Есть надежда достигнуть вечной славы.

Упорство и энергия Миларепы

Есть столп буддийской веры.

На Того[167], кто держит этот Столп, пусть будут ниспосланы

Благословения Благородной Иерархии,

Благословения святых секты Каргьютпа,

Благословения Божественных Существ,

Демчога, Гайпа-Дордже и Санг-Дю,

Благословения Благородных Истин,

Благословения Жизнедательных Истин, открытых Дакини,

Благословения милосердных Дакини,

Благословения Живущих в Трех Обителях[168],

Благословения благородных Защитников Веры[169],

Благословения Матери Кали[170],

Благословения Благородных братьев по вере.

Благословения твоей преданности, рожденной послушанием,

Благословения твоим последователям. Да исполнятся молитвы.

Храни их, мои последние наставления, в твоем сердце и следуй им».

Марпа испытывал большую радость, исполнив этот гимн. Затем Почтенная Мать, супруга моего гуру, преподнесла мне в качестве подарков необходимые для меня вещи – одежду, обувь и провизию. «Мой сын, – сказала она, – этот мой скромный подарок тебе на прощание в знак моих дружеских чувств. Я желаю тебе счастливого пути, и пусть мы снова встретимся в благословенной, священной райской обители Ургьен. Не забудь об этих последних духовных дарах и об искренней молитве, которую твоя мать сейчас произнесет». И она поднесла мне человеческий череп, наполненный освященным вином, и спела гимн:

«Почтение стопам Милосердного Марпы!

Мой терпеливый сын, такой энергичный,

Преданный, много перенесший,

О сын высочайшего предназначения,

Испей до конца нектар Божественной мудрости твоего Гуру.

В совершенном спокойствии и полной безопасности иди своим путем,

И как друзья пусть мы встретимся в будущей жизни

В благословенной священной обители.

Не забывай своих духовных родителей,

Часто возноси молитву им.

Из священных книг и проникновенных проповедей

Извлеки пищу, питающую сердце.

В совершенном спокойствии и полной безопасности иди своим путем,

И как друзья пусть мы встретимся в будущей жизни

В благословенной священной обители.

Не забывай своих духовных родителей.

Благодарную память о них храни всегда в твоем сердце

И об их искренней заботе о тебе часто вспоминай.

Согревающее дыхание ангелов носи,

Как твое одеяние, чистое и мягкое.

Думая о беспомощных обитателях сансары,

Внедри в сердце самоотверженность.

Ношу Высшего Пути (Махаяны)

Неси всегда с непоколебимой преданностью.

В совершенном спокойствии и полной безопасности иди своим путем,

И как друзья пусть мы встретимся в будущей жизни,

В благословенной священной обители.

Дамема, дочь благородной семьи,

Своему сыну дает последние наставления,

И пусть он всегда хранит их в своем сердце.

Тебя, о сын, твоя любящая мать не забудет.

Пусть мы, любящие мать и сын,

Как друзья встретимся в будущей жизни

В благословенной священной обители.

Пусть эти добрые пожелания принесут плоды,

И пусть чистая преданность будет твоею платой».

Во время пения слезы душили ее, и долго скрытая печаль присутствующих прорывалась потоками слез и рыданием. В последний раз я отдал поклон моим духовным родителям и пошел, обернувшись назад, смотря на них до тех пор, пока мог видеть лицо моего гуру. Я видел, что провожавшие стояли на том же месте и плакали. Велико было тогда мое желание вернуться. Но когда я исчез из поля их зрения, я уже больше не оборачивался, пока не поднялся на пригорок, откуда их снова увидел, но уже как едва различимую группу людей. Мое сердце призывало меня вернуться к ним, и мне стоило больших усилий побороть себя. Я напомнил себе, что получил Истины во всей полноте и что с этого времени я не буду совершать поступков, осуждаемых религией, и до конца моих дней буду постоянно медитировать на моем гуру как находящемся над моей головой[171] и окруженном сиянием. «Гуру обещал мне, что в будущей жизни мы снова встретимся в Святых Обителях, – размышлял я. – Причем я ухожу не надолго, а только, чтобы повидать мать, которая дала мне жизнь. Повидавшись с матерью, я могу вернуться к моему гуру». Так я шел в печальном настроении до самого дома ламы Нгогдун-Чудора. Во время пребывания у ламы я сверил вместе с ним наши записи и обнаружил, что он превзошел меня в толковании тантр, но я не очень отставал от него в части исполнения ритуалов и церемоний и их применения в повседневной жизни, а в некоторых вопросах я преуспел больше, чем он, так как я владел эзотерическими знаниями, передаваемыми шепотом[172].

Выполнив это задание, я выразил ему должное почтение и надежду встретиться с ним снова и отправился в путь. Я достиг дома через три дня благодаря приобретенной мной способности контролировать дыхание и радовался, что смог в этом преуспеть[173].

Так все исполнилось: я получил Истину во всей полноте и во время тщательного ее изучения увидел вещий сон, побудивший меня расстаться с гуру и вернуться домой».

На этом заканчивается повествование о четвертом приносящем заслугу деянии Миларепы[174].

ГЛАВА IX. ПУТЬ ОТРЕЧЕНИЯ

О неоправдавшейся надежде Джецюна застать в живых мать и о принятии им обетов жить аскетической жизнью и медитировать в отдаленных безлюдных местах.

Снова Речунг спросил: «Почтенный Гуру, когда ты пришел домой, ты увидел, что сон подтвердился или ты застал мать в живых?»

Джецюн сказал: «Сон был вещим: матери уже не было в живых». «Тогда расскажи нам, почтенный гуру, – попросил Речунг, – как ты вошел в свой дом[175], с кем ты встретился и как жители деревни приняли тебя».

В ответ Джецюн продолжил свой рассказ: «На возвышенном месте в этой долине, откуда был виден мой дом, я встретил пастухов и, притворившись посторонним, расспросил их о названиях этих мест, домах и их обитателях, и они мне все подробно рассказали. Затем, показывая им на мой дом, я спросил их о названии дома и его владельцах. Они сказали мне, что дом называется Четыре Колонны и Восемь Столбов, но что сейчас в нем обитают только привидения, а из людей там никто не живет. Когда я их спросил, почему дом оставлен и что случилось с его владельцами, живут ли они в другом месте или умерли, я услышал в ответ: «Раньше здесь жила очень зажиточная семья, и в этой семье рос единственный сын. Отец умер рано, и из-за ошибки, допущенной при составлении завещания, его родственники захватили все имущество, принадлежащее несовершеннолетнему сыну. Когда он достиг совершеннолетия, он попросил их возвратить его имущество и, получив отказ, отомстил им с помощью черной магии. Он послал проклятия и навел град на это место и сотворил много зла. Сейчас мы все боимся покровительствующих ему богов, и никто из нас не осмеливается даже смотреть на этот дом, не говоря о том, чтобы войти в него. И поэтому в доме до сих пор находится труп матери этого человека и обитает несколько злых духов. У него сестра, которая, оставив труп матери, ушла просить милостыню и не вернулась. Она, должно быть, также умерла, так как никто о ней ничего не знает. Если ты, странник, не побоишься войти в этот дом, ты найдешь там несколько книг». Я спросил моего собеседника, когда это случилось, и он сказал, что мать умерла около восьми лет назад, но когда случились град, и другие несчастья, вызванные колдовством сына, он не помнит, потому что тогда был еще ребенком, а о более ранних событиях он слышал от других.

Сообщение пастуха убедило меня в том, что жители деревни очень боятся моих богов-покровителей и поэтому не осмелятся выступить против меня. Я был охвачен отчаянием и печалью, когда узнал о смерти моей матери и исчезновении сестры. Я спрятался в укромном месте до вечера и горько плакал. Когда солнце скрылось, я пошел в деревню и увидел свой дом точно таким, как видел во сне. Некогда прекрасный дом, который выглядел, как храм, был теперь в полуразрушенном состоянии. Священные книги были залиты водой и покрыты толстым слоем пыли и земли, проникавшими через дырявую крышу, и в них устроили себе гнезда птицы и мыши. Полное запустение царило в доме, и тяжелое, гнетущее чувство овладело мной. Пробираясь ощупью в крайние комнаты, я натолкнулся на кучу земли и тряпья, на которой росла трава. Разобрав кучу, я увидел, что это груда костей, и интуитивно почувствовал, что это кости моей матери. В этот момент меня охватила невыразимая тоска. Мысль о том, что я никогда больше не увижу мать, была столь тяжела для меня, что я чуть не лишился чувств и превозмог себя только потому, что вспомнил о наставлениях гуру. Общаясь с духом моей матери и с божественными духами святых Каргьютпа, я сделал себе подушку из костей и пребывал в состоянии невозмутимого покоя, в ясной и глубокой медитации, и я понял тогда, что можно спасти моих отца и мать от страданий в сансаре. В этом самадхи я пробыл семь дней и ночей[176].

Я понял также, что нет постоянства в любом состоянии существования в сансаре. С костями матери я решил поступить согласно обычаю – истолочь их, смешать с глиной и сделать из этого маленькие чайтьи, называемые тша-тша[177]. В качестве платы за изготовление тша-тша я думал отдать свои священные книги и затем удалиться в пещеру Драгкар-Тасо[178] и жить там до конца жизни, непрерывно медитируя. Я принял решение сидеть там день и ночь, пока не умру, и дал себе клятву, что если какая-нибудь мысль о мирском будет меня соблазнять, я убью себя, но не позволю подчиниться ей. Я обратился с молитвой к богам-хранителям и Дакини взять меня из этой жизни, если у меня явится мысль пойти по более легкому пути религиозного служения. Все время повторяя мысленно свое решение, я собрал кости матери, затем очистил книги от пыли и грязи и увидел, что буквы все еще разборчивы. Я вышел из дома, неся книги на спине, а кости матери в подоле. Невыразимая боль терзала мое сердце. С этого дня для меня ничего не существовало в мире, что могло бы прельстить меня. Повторяя клятву соблюдать строжайший аскетизм ради достижения Истины, я решил непоколебимо следовать по этому пути. Потрясенный случившимся, я пел о принятом мной решении:

«О милосердный Марпа, Ты неизменный,

Сбылись Твои пророческие слова.

На родине – тюрьме из соблазнов

Нашел я учителя, показавшего мне, как эфемерна земная жизнь.

И пусть я по Твоему благословению и по Твоей милости

Приобрету опыт и веру с помощью этого благородного учителя.

Все явления, существующие и кажущиеся,

Непостоянны, изменчивы и неустойчивы.

Но больше всех обманчива земная жизнь:

В ней ничего нельзя приобрести навеки.

И поэтому я не буду заниматься бесполезными делами,

А Божественную Истину буду я искать.

Сначала, когда жил отец, сына у него не было.

Затем, когда я родился и подрос, мой отец ушел из этого мира.

Но даже если бы мы встретились опять,

Мало было бы пользы от этой встречи.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину,

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Когда была жива мать, я, ее сын, был далеко отсюда.

Когда я вернулся домой, я узнал, что ее уже нет.

Но даже если бы мы встретились опять,

Мало было бы пользы от этой встречи.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину,

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Когда моя сестра была дома, я, ее брат, был далеко отсюда.

И прежде чем я вернулся домой, она ушла и где-то бродит.

Но даже если бы мы встретились опять,

Мало было бы пользы от этой встречи.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину,

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Когда священные книги были в сохранности, не было

к ним благоговейного отношения.

Когда благоговейное отношение появилось, их повредил дождь.

Но если бы даже не повредил,

Мало было бы пользы от этого.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину,

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Когда дом был в хорошем состоянии, хозяин в нем не жил.

Когда же хозяин вернулся, дом к тому времени обветшал.

Но если бы он не обветшал,

Мало пользы было бы от этого.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину,

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Когда поле было плодородным, владелец его отсутствовал.

Когда он вернулся, то увидел, что поле заросло сорняками.

Но если бы оно не заросло,

Мало пользы было бы от этого.

И поэтому я пойду искать Божественную Истину.

В пещере Драгкар-Тасо буду я медитировать.

Родина, дом и все приобретения,

Я знаю подлинную цену вам.

Неблагоразумного человека вы привязываете к себе.

А мне, преданному религии, нужна Вечная Истина.

О Милосердный Отец Марпа,

Пусть я достигну цели, медитируя в уединении».

Преисполненный веры, я спел эти стансы, представляющие собой нечто среднее между песней и гимном, а затем пошел к моему бывшему домашнему учителю. Самого учителя я не застал в живых, и меня встретил его сын. Я предложил ему книги и попросил изготовить тша-тша из праха моей матери. Он сказал, что боится взять мои книги, так как, если он возьмет их, покровительствующие мне боги поселятся в его доме. Однако он любезно согласился изготовить для меня тша-тша. Когда я убедил его, что боги не будут его преследовать, так как я сам отдаю ему книги, он принял их со словами: «Пусть будет так». Я помогал ему, когда он делал тша-тша. Когда работа была закончена, я попросил освятить их и, поместив их в ступу, собрался уходить, но сын моего учителя просил меня пожить у него несколько дней, чтобы побеседовать со мной о прошлом, и был готов предоставить мне все лучшее, что у него было. Я сказал ему, что тороплюсь, так как немедленно хочу начать медитировать, и поэтому у меня нет времени для разговоров. Он тогда попросил меня хотя бы переночевать у него, чтобы за это время он смог приготовить для меня небольшой запас провизии, которая мне пригодится во время медитации.

Я согласился, и он продолжал беседовать со мной. «Когда ты был молод, – сказал он, – ты убил своих врагов с помощью черной магии. А сейчас, в зрелом возрасте, ты обратился к религии. Это, конечно, похвально. Ты, наверное, станешь святым. Кто был твоим учителем и какие религиозные учения ты изучил?» Видно было, что ему это интересно. Я сказал ему, что мне было передано Учение о Высшем Совершенстве, и рассказал, как я встретился с Марпой. Он поздравил меня и посоветовал отремонтировать дом, жениться на Зесай и жить здесь на положении ламы секты Ньингма. Я ответил ему, что Марпа женился для того, чтобы служить людям, но если я буду подражать ему, не имея таких же чистых намерений и такой же силы духа, то это будет напоминать состязание зайца со львом, и я буду ввергнут в бездну ада. «Я вообще убежден в том, – продолжал я, – что мне ничего другого не нужно, кроме медитации и служения религии, и жизнь в миру не привлекает меня. Мой гуру завещал мне жить отшельником и посвятить свою жизнь медитации. Поэтому я поставил себе цель следовать идеалу Каргьютпа[179] и, выполняя волю моего гуру, служить всем живым существам и Иерархии. Тогда я смогу спасти моих родителей от сансары и даже принести пользу себе. Я не интересуюсь ничем иным, кроме медитации, и поэтому ничего другого не хочу делать и ни к чему другому не стремлюсь. Когда я увидел мой разрушенный дом и разоренное имущество моих покойных родителей, мысль о бренности земного существования глубоко проникла в мое сердце, и в нем зажглось желание уйти от мирской жизни. Жизнь в миру может удовлетворить тех, кто не страдал так, как я, и тех, кого не тревожила так сильно мысль о смерти и преисподней. А меня мои жизненные обстоятельства привели к осознанию необходимости посвятить свою жизнь до самой смерти преданному служению религии, углубленной медитации, даже если мне придется терпеть голод и другие лишения».

И со слезами на глазах я начал петь:

«Почтение Твоим стопам, о благородный Марпа.

Пусть по Твоей милости я освобожусь от

привязанности к мирской жизни.

О вы, несчастные,

Кто стремится к преходящим вещам.

Чем сильнее мое горе, тем больше я думаю о вас.

Чем сильнее моя печаль, тем больше я сочувствую вашей.

Мы крутимся, вертимся, пока не попадаем в ад.

Для тех, чья карма разъедает сердце печалью,

Преданность Истине – лучшее лекарство.

Владыко Дордже-Чанг, Ты неизменный,