Персефона, или высшие тайны подземных сфер
09.08.2005 Измир
Оклеветанный Христос. Пророки с пробитыми барабанными перепонками. Затравленные инквизицией святые. «Ликвидированная», списанная со счетов, затравленная Божия Матерь (Ее явления с I по XXI век, «забытые легкомысленно» или в лучшем случае благоразумно «переложенные», занимающие какое-нибудь десятое место после «посланий апостола Павла»)… Оклеветанный человек. Оклеветанный мир. Запертый в темницу Бог. Обезображенное лицо древних цивилизаций («язычники», «уроды», «недо»).
Вот только некоторые из великих счетов, предъявляемые сегодня церковной мафии — виновникам близкой гибели 84 цивилизации, прямым наследникам ядовитых пауков жрецов Египта, мудрых шаманов Вавилона, кельтских друидов-каннибалов…
Христос ими осмеян и осквернен как никто. Сравнить их с известными исказителями древнего Яхве, ветхозаветными фарисеями — распинателями иерусалимского Мессии — было бы слишком мягко.
Культура, оставленная христианами, столь низка и смехотворно-убога, что и говорить о ней нечего. Римская цензура «продула» лучшее, что было в христианстве: поспешила вздернуть на виселице и развеять в прах янов гусов, жаков де моле, жанн д’арк, галилео галилеев. Террористическая секта Рима держала под своим инквизиторским прицелом лучшие умы и самые благородные сердца человечества. Православная преисподняя — не лучше. Римляне и греки для них «враги», «язычники», «развратники»…
Феноменальная «затопленная» культура Атлантиды фантомирована этими жрецами. Мамоно-педо-монахо-догмато-мафия как заведено в этой конторе, приписала греко-римским временам свойственное ей. Средневековое искусство только прочитало инквизиторские приговоры Риму и Афинам, когда превратило великих античных богов и героев в пышных развратно-грудастых персонажей «легенд и мифов».
K
Прекрасная затонувшая Атлантида впустила помазанника в священные воды морского Грааля. Что ж: мир отверг пророка — Морская Держава распечатала для него врата.
Первое, о чем с премудрой скорбью поведали мне в Атлантиде: великая цивилизация сочла для себя лучшим (так именно было сказано) уйти в воды мирового океана, в чудесные морские просторы «перевернутого неба». Непонятая миром, Атлантида ушла на дно морское — не по грехам, не по чьей-то вине и даже не по воле Вышнего, а на вершине своего умонепостижимого страстноoго, как цивилизация, на десятки тысяч лет опередившая ход общечеловеческой истории.
Римо-юридическая доктрина «спасения» и «искупления» имела следствием запечатанность неба и Царствия. Спросите у конторы: где святые? Где сейчас падре Пио и Златоуст? И вам ответят: как где? Падре Пио на иконках, поминается на мессах, Златоуст в тринадцати томах полного собрания сочинений… «Не морочьте голову. Где сегодня эти святые?» Разведут руками: «Не знаем». Понятия сегодня-Христос, сегодня-святые для них не существует. Есть для них только то чего нет, что списано в аналы прошлого.
Святые между тем — не столько прощенные (хотя и так), сколько обоженные, теотические существа. У них свои престолы и миссии во Втором Пришествии Христа. Их явления в час откровения Истинствующей Церкви будут неописуемыми, солнечными, вездесущими, сопровождающимися неслыханными чудесами. Есть свой солнечный престол и у Серафима Саровского преподобного, у Серафима Преумиленного, у блаженной Евфросинии Почаевской, у Франциска Ассизского и Екатерины Доэрти.
Пресвятая Дева, восхищенная на брачный одр с Соловьиной горы, была возведена в лик Первообоженицы. Вслед за Ней Мария Магдалина, Иоанн Богослов, первообоженный из мужей Иосиф Аримафейский, апостол Павел, рыцари Круглого Стола и сонмы сонмов совершенных святых. Пройдя свои лестницы пути и искупления, взойдя по ступеням Премудрости к вершинам Брачного чертога, они стали теотическими существами, полубогами. Восприняты в лик совершенных учеников Христовых, истинных сынов Божиих, ангелов, архистратигов, серафитов солнцеликих, огненнокрылых херувимов.
Культуру Греции не понять без категории обоженных. Всевышний (Зевс-Юпитер) окружен «олимпийскими богами» — совершенными святыми. Им приданы вышечеловеческие составы. Они таинственные существа, никак иначе не определимые, в условном человеческом измерении нареченные великими богами и богинями, героями, нимфами…
Отмыть золото среди нескончаемых песков древних цивилизаций приходиться с помощью ключа «эримизации»: придания образа человеческих доблестных рыцарей и героев божественным существам. Прочитать Грецию сегодня, как и Евангелие, следует очами Премудрости, чтобы не споткнуться и не уйти куда-нибудь в другую степь.
Евреи отвергли Богородицу вслед за Христом. Эллины интересовались Господом в земные дни и, несомненно, спасли бы Его от распятия, если бы Господь соблаговолил встретиться с ними. Из Иерусалима посылали «стукачей» в эфесские общины, чтобы те разведали месторасположение Пречистой и выдали Ее. Обращенные в веру греки восстали на них, а эфесские власти предупредили Иерусалим: если они и дальше будут истребовать их «премудрую Богиню», взошедшую на вершину горы как на эфесский Олимп, они пойдут войной на Иерусалим и обратят его в руины.
Христос ближе к Греции, ближе к Афинам, чем к Иерусалиму! Надо только понять Афины и Иерусалим не в категориях Льва Шестова, христианства и его несчастного детища — еврокультуры. В Атлантиде Христа и Богородицы несравнимо, в миллион крат больше, чем в христианстве.
Как счастлив я впустить Христа в Атлантиду, морскую державу, и упокоить Его среди ведущих хороводы девственных океанид и беззаботно резвящихся в цветущей Никейской долине прекрасных молитвенных дев, нимф красоты и совершенства!
Деметра — среди самых совершенных. Она и в переводе — Divus Mater: матерь Бога. Мария Деметра — Матерь человеческая. От Богородицы в ней много больше, чем в запечатленной сегодня на дешевых католических иконках и православных спичечных коробках. Деметра — дочь Всевышнего, любимейшая в свите Юпитера. Равнообоженная, обожаемая римлянами Церера — мать богооткровенных «семян» с неба, небесных подсолнухов, фиалок, маргариток, преблагоуханных белых лилий, нардовых составов. Таинственная дева, Богородица римская. Древние отождествляли ее с таинством зачатия, плодоношения, плодородия, питались ее плодотворною силой. От ее взора расцветали цветы на лугах, травы на пашнях. А животные мирно покоились в тенистых лесах, облагоуханных ароматами горнего Олимпа.
В греческой «Теогонии» говорится: отцом юной прекрасной Персефоны, любимейшей дочери Деметры, стал сын Хроноса Зевс. Сказано: «стал». Не «зачала от» (даже непорочно, от Духа Святого), а наречен был отцом.
Греки обожают свою матерь девственного плодородия, изобилия и жизни Деметру. Деметра не отводит взора от Всевышнего. И следствие ее предстояния во «вращающемся внутреннем солнечном диске» — непорочное зачатие от луча славы.
Если зачатие Деметрой (сестрой Юпитера) Персефоны от брата — инцест, тогда и Брачный одр Иисуса и Марии на Соловьиной горе инцест. И любовь Отца к Сыну в Пресвятой Троице — и впрямь инцест, как полагает кардинал Эрсилио Тонини. Инцестуозные фантомы — плод фантазии доминиканских инквизиторов, авторов отточенных катехизисов, папских энциклик и смертных приговоров для святых. В действительности же на солнечных Олимпах царит первородная непорочность. И только ее очами можно понять тайну зачатия Деметрой Прозерпины.
Атлантиде известно 12 способов непорочного зачатия. Религия греков и римлян гораздо более монотеистична, чем «крепкий» монотеизм московских инквизиторов, обожествляющий палачей, садистов и изуверов типа Иосифа Волоколамского. О христианских святых в Четьих-Минеях обычно говорится: «благочестиво воспитанные» (родовые, наследственные) или «мученики» (свидетели веры). А о римских обоженных?
О, я хочу еще глубже постичь Христа — для чего отправляюсь странствовать в древнюю Атлантиду, в Древний Рим, в Афины, Гелиополь и Мемфис… В земные дни Премудрость занесла скорбящую Пречистую куда-то на Афон, потом в греческий Эфес. Где сегодня странничал бы Ты, сладчайший Христе, убегая от кощеева всевидящего ока римского престола? Уж не в Оздере ли под Измиром? Уж не на древнем ли Крите укрылся бы Ты как странник под юродивой палаткой где-нибудь в 5 км от туристического пятизвездочного отеля?
Персефона — олицетворенное совершенство Всевышнего
…Божественная Персефона со своими подругами-океанидами беззаботно резвится на цветущей Никейской долине. Подобно легкокрылой бабочке перебегает она от цветка к цветку. Подобно чудесной пчелке вкушает пыльцу растений и, восхищаясь их ароматами, возносит хвалу Всевышнему. Вместе с юными непорочными девами переносится в морскую стихию и ликует в окружении свиты дочерей мирового Океана, купаясь в белой пене и водя ослепительные хороводы на морской поверхности. Персефона перебегает от розы к розе. Ее неописуемый восторг вызывают душистые фиалки, белые лилии-касабланки, красные гиацинты и еще какие-то неведомые, с неба упавшие полевые цветы.
Божественная дочь Деметры и Всевышнего восхищается запахами не эмоционально. В каждом из цветков ей видится дар вышней мудрости, отражение вечнодевственной красоты, миниатюрная вселенная Всевышнего. Восторг Персефоны неописуем. Сколь же прекрасны хороводы дев! Какие высокие миры предназначил Всевышний для слуг Своих — водимых, видящих, непобедимых, непятнаемых!
Современный мир вообще утратил высоту девственных игр. Способен ли нынешний человек понять высоту приведенного расцвеченного по Гомеру описания? Но серафиты их поймут. Так живут девственники. Они восхищаются красотой Всевышнего и повсюду видят престолы Его Славы. Девство открывает им таинственные врата полевых цветов и речных лилий. И они буквально без ума от совершенной музыки Царствия, безмолвно звучащей в морских солнечных закатах, во взмахе крыльев бабочки, в стрекоте кузнечиков.
Непорочные не просто слиты с природой. Они умеют читать в ней начертания божественные.
Как прекрасна Персефона! Как чист ее ум! Какая великолепная богиня, созданная царствовать на Олимпе с Артемидой, Афиной, Апполоном и Дионисом!
Деметра не нарадуется своей дочери. Персефона — само олицетворенное совершенство Всевышнего. Какой крест несет подобной высочайшей метки душа, кружа с океанидами над морскими просторами или вместе с харитами среди полевых цветов!
Какой же удел Таинственный Всевышний определил для столь высокого теотического существа?
Дальше христианам можно не читать. Слишком чувствительным натурам — тоже. По превосходящей любви — превосходящая премудрость и превосходящее страстноoе. Этот уникальный закон Универсума Софии в сказании о Деметре и Персефоне запечатлен идеально.
Премудрость определила этой величайшей душе стать царицей мрачного Тартара. Тысячелетиями будет восседать на золотом троне среди чудовищных сторожевых псов и злобных эриний вместе с Плутоном, братом Юпитера (Аидом).
О возможно ли подобное? Богородица, спускающаяся в ад? Христос, беседующий с атлантами во время Своего схождения в преисподнюю?
«О почему? — рвет на себе волосы Деметра. — Какая вопиющая несправедливость!»
А Премудрость не предъявляет великой богине, матери Персефоны никаких аргументов. Одиноко брату Зевса Аиду в этом царстве кошмарных снов и кривых зеркал среди летающих теней и бесконечных стонов огненных языков. Неистовая, чисто греческая доброта Всевышнего такова, что Свою непорочную вестницу, непорочно зачатую дочь от первообоженной Деметры Он посылает в царство мрачных теней осветить его. Одиноко и скучно Плутону. Но еще безысходнее — нескончаемым жертвам Аида. Как же осветится их царство благороднейшей Персефоной!
Какие неслыханные перспективы! У христиан никакой связи между небом и адом. У греков — олимпийская наследница Персефона, вечнодевственная красота, не успев и побывать в мире, не став женою какого-нибудь греческого царя или посвященной девой-жрицей в храме, отправляется в царство теней, похищенная Аидом.
Какое неописуемое страстноoе, достойное ее одной! После Христа «Неизвестного» (Мережковский), после Христа Истинного, как Его открывают на Соловках, понять это проще, чем во времена греков и римлян…
Персефона больше не увидит светлейшего солнца Олимпа. Многие годы не сможет она вкушать сладчайший аромат цветов. Но она сможет много больше.
Неописуемый (да-да!) мир водворится в преисподней. Сколько истошных воплей затихнет. Свет Всевышнего проникнет в подземные миры.
Каково серафической деве Персефоне пребывать в мрачном Аиде среди зловонных миазмов, грязных страстей, отвратительных криков и орудий пыток? Об этом знает только госпожа Премудрость, дающая великим душам посильное страстноoе…
Аид знает: убедить Персефону будет невозможно. И он решается ее похитить.
Ему удается уговорить покровительницу земли, священную Гею, вырастить в Никейской долине неописуемой красоты чудесный цветок. Чем-то он подобен маку, но россыпь черных тычинок вкраплена в его облик.
«Что это за цветок? — спрашивает Персефона. — Я никогда не видела ничего подобного. Нет, он не земного и даже не небесного происхождения. Какой таинственный аромат!» Наивная Персефона не подозревает: этот цветок происхождением из Гадеса, подземного сада.
О неописуемое богословие цветов, неизвестное даже девам, резвящимся под просторами южного солнца! Цветок Гадеса, заключающий в себе богословие подземных сфер (искупительную истому миллионов и стоны: «Откройте! Простите! Помогите же!») еще прекрасней, прекрасней райских цветов.
Персефона не может оторвать от него глаз. Она никогда не сталкивалась с подобной богословской светописью. А какой аромат! Боже, какой аромат! Цветок отдает чем-то ладанным и одновременно сладчайшим. Это сила искупления, превосходящая возможности земли. Это благодатная сумма скорбящих миллионов. Это их искупительная пыльца.
Персефона вкушает запах и не может остановиться. Она закрывает глаза и слышит стоны, и благоухание нарда над умирающими, и хор небесных птиц над усопшими, переносимыми в царство вечных снов на ладье Харона.
Персефона потрясена дивным цветком. Она отдает ему предпочтение перед духовными мирами, запечатленными в богословско-цветовой гамме прочих цветов. Она хотела бы изучить его и иметь при себе.
Привычным движением она и срывает стебелек. Тотчас же под нею разверзается земля. Владыка преисподней на золотой колеснице, запряженной черными конями, уносит ее с собой.
Парки и Мойры (покровительницы судеб) спокойны. Персефона сделала свой выбор. Из всех небесных и земных цветов она избрала этот — таинственный цветок Гадеса. Значит, ей предстоит тысячелетиями вкушать ароматы подземного страстноoго душ, еще преданных страстям, но уже преображающихся и очищающихся в них.
Внешне — похищение, захват, насилие. В духовном мире — условия царской свободы.
«Ма!… Дем!…» Крик ужаса прорезал воздухи вселенной.
Никто не видел, что произошло.
Солнечный бог Гелиос, летающий по небу на колеснице с запряженными крылатыми конями, был единственным кто услышал с высот светлого Олимпа голос Персефоны. Но земля оцепенела. Могла ли мать, которая одно с дочерью, не услышать ее крик?
Словно молния пронзила сердце Деметры. Что с Персефоной? Кто посмел покуситься на ее любимую дочь? Персефона под покровом Всевышнего! Ни о каких разбойниках и злых духах не может быть речи.
Но обнажился в душе этот адский крик, адский душераздирающий вопль. В мгновение ока оказалась Деметра в Никейской долине. «Где моя дочь? Где Персефона?» — надрываясь от плача, спрашивает она у океанид, ее подруг. Но те разводят руками.
О любовь, какой нет на земле! Нет ее и на небесах. А в священных и светлых мирах Олимпа она есть.
Деметра обезумела. Величайшая скорбь овладела ее сердцем. Почему молчат небеса? Где Персефона?
Молчит Всевышний. Олимп замер.
Деметра облекается в траурные одежды. Девять дней как тень ходит по земле, проливая горькие слезы, ничего не понимая. Она стучится в дома, просит о помощи, кричит: «Помогите! Идите на поиски вместе со мной! Куда пропала божественная Персефона?» Но люди как ошалелые тени бегут от нее прочь, не понимая, кто пред ними.
На десятый день Деметра приходит к солнечному Гелиосу и молит его со слезами:
— О лучезарный Гелиос! На своей золотой колеснице ты объезжаешь небо, землю и все моря. Ты видишь все, что происходит. Ничто не может скрыться от твоего взора. Снизойди же к горю несчастной матери и скажи: где моя дочь Персефона? Где мне искать ее? Какое злодеяние произошло? За какие грехи наказаны я и моя дочь? Или Владыка наш сошел с ума и казнит самого себя, предав Свою непорочную дочь каким-нибудь преступникам? Что произошло? О, не скрой от меня правды! От горя я лишилась ума. Я ничего не хочу знать. Я ничего не хочу слышать. Я не хочу возвращаться на Олимп… Скажи мне, где моя дочь? Где моя дочь?
Деметра как бесплотная тень касается руки Гелиоса.
— Великая и пребожественная сестра Всемогущего! Мое сердце разрывается при виде твоего горя. Знай же, что по воле Всевышнего твоей дочери Персефоне определен удел царицы умерших. Ничего нельзя изменить. Подобает смириться.
Ни слова не молвила Деметра в ответ Гелиосу. Кровь в ее жилах застыла. Почему Всевышний не посоветовался с ней? Почему Премудрость не взяла у нее согласия? Почему ей не был объяснен план Вышнего? Или ее жалели? Разве есть нечто, чего она не может вместить? Тогда зачем небеса воздают ей божественные почести и славят ее миры видимые и невидимые?
Нет, все боги Олимпа и сама Премудрость Всевышнего не стоят того, чтобы пожертвовать ими ради Персефоны!
Такова эта безумная превосходящая любовь. Для нее не существует логики, границ, авторитетов — в том числе божественных. Она превосходит самые высокие превосходства и царствует над всем, даже над небесными законами.
Деметра решает покинуть Олимп. Она забывает про свою миссию ниспосылательницы божественных семян, и облекаясь в траурные одежды, как тень ходит среди смертных, круглосуточно рыдая. Ее горю нет конца.
Безумная страстнаoя мать Деметра! Персефона довольна своим уделом. Подобно Серафиму Умиленному, будет она вставлять горящие свечи в сердца.Она утешает своего мужа Аида. Аиду бесконечно одиноко, и его девственная жена готова разделить удел со своим мужем.
Даже в аду существуют непорочные браки. Преисподняя для греков — как бы перевернутое Царство.
Прекрасные. Аид и Персефона восседают на золотом престоле среди нескончаемых мрачных пустынь, химер с обглоданными костями, душераздирающих криков диких животных. «Неужели нет закона и суда над нами? — стенают нагие тени. — Неужели мы, преступники закона, вовеки обречены влачить жалкое существование в царстве теней безысходно и безвозвратно?»
Кто утешит их, если не дочь твоя — Персефона? О, как она скорбит о своей небесной мамочке. Часу не проводит она без слезной молитвы о ней. Но сердце ее разрывается при виде скорбей узников подземных сфер. И она творит свой праведный суд.
Утешься, Деметра. Миллионы душ обрели покой.
Не чудо ли: среди первородного греха в преисподней водворилась первородная непорочность? Закрыт ли ад с водворением в нем Персефоны?
Но Деметра безутешна. Не может быть, не может быть! Никто и ничто не может разлучить уз безумной превосходящей любви. Если Деметру не понимает даже божественный Зевс, она не хочет знать его.
Деметра буквально тает на глазах. Она находит утешение среди смертных — ведь ее дочь теперь царит среди бедных земнородных. Хотя бы этим Деметра хочет быть ближе к Персефоне.
Холодные ветры пришли на землю. Листья завяли и опали. Леса стоят как скелеты. Трава поблекла и цветы засохли. Не дают плодов виноградники. Опустели плодородные нивы. Повсюду голод, плач и стоны.
— Безумная Деметра, вернись на Олимп! Наберись мужества продолжать свою миссию!
— Нет. Оставьте меня. Не могу.
В Элевсине Деметра остановилась у городской семьи и присела на камень скорби близ «Колодца Дев». Мать отдала бы бессмертие (она уже пожертвовала Олимпом и своей миссией), чтобы только опять увидеть Персефону.
— О скорбящая Деметра! Твоя дочь взята в преисподнюю не как грешница — как величайшая из помазанниц. Музыкой превосходящей любви она будет упокоять злобных и мстительных чудовищ. Смирись же.
Нет. Мать не может простить богам этот страшный предсмертный душераздирающий крик. Почему так поступили с ее дочерью? Ее предал Бог — она предаст Бога. Ее оставили одну — она оставит в одиночестве олимпийских богов и все творение.
Она согласна на любую работу. Она пристроится стирать белье, качать детей, топтать точило. Только бы куда-то скрыться с глаз долой — чьих угодно. Только бы развеять свою смертную тоску по безумно любимой дочери.
Священноминэo — Превосходящая Любовь божественная, теогамическая — не укладывается в рамки «эрос», «агапэ», «сторге» (родственническая), «филиа» (братская) и пр. Но проявляется во всех формах, в том числе и любви Отца к Сыну в Троице или матери к дочери (Деметра, Персефона).
В Элевсине ее увидели дочери местного царя. Девочек поразила благообразная женщина, точно каменная статуя стоящая у Колодца Дев, с глубочайшей скорбью на лице глядя куда-то вдаль.
«Кто вы? — участливо спросили они. — Не можем ли мы вам чем-то помочь? Кто причинил вам горе?»
Деметра сказала им: «Меня зовут Део. Родом я с Крита. Морские пираты напали на наш корабль, и я с трудом выбралась из их плена. Отведите меня в дом вашего отца. Я готова быть последней служанкой, подметать полы, воспитывать детей».
…Она совершала один за другим безумные поступки и все больше уходила в глухую смертную тоску. Чтобы окончательно не сойти с ума от горя, просила как можно больше работы — уничиженной, последней. Но от нее исходил божественный свет. В ней признавали богиню.
В доме элевсинского царя Келея и жены его Метаниры Деметра хочет даровать бессмертие их маленькому сыну Демофонту. По ночам она, обернув Демофонта в пеленки, бросала его в пылающую печь, питала своим молоком, дышала бессмертным дыханием богини, натирала амброзией (пищей богов, дающей бессмертие) и, пылая огнем вышней любви, закаляла в печи.
Метанира однажды увидела сына лежащим в огне и смертельно испугавшись упросила Деметру не делать ничего подобного.
Боги хотели бы обжечь в печи бессмертия человечество. Но препятствием тому метаниры, келеи и прочие земные родители. Метанира, увидев своего младенца в огненной печи, пришла в неописуемый ужас. Руки ее дрогнули, и со сведенными челюстями она прошептала: «Только не это, госпожа моя!»
— Несчастная, — ответила Деметра. — Божественные существа не нарушают законы Универсума. Если мать против, не может быть насилия над сыном. Разве не желает мать благоденствия своему сыну? Я хотела дать рожденному тобой смертному превосходящие дары. Я хотела вернуть его в бессмертие. Я питала его от своих девственных сосцов. Я сделала бы его прекрасным рыцарем пренепорочности. Я обожгла бы его в печи страстноoго. Возжгла бы в его сердце любовь к Всевышнему и помазала мирровым нардом и амброзией его духовные составы.
Я, богиня Деметра, оставила Олимп, плодородные нивы, леса и виноградники и посвятила себя без остатка воспитанию твоего сына, чтобы сделать его равным Аполлону и Гермесу. И ты, несчастная, оказалась первым врагом благополучия Демофонта. Неразумная мать! Я хотела сделать твоего сына бессмертным, неуязвимым для греха и стрел лукавого. Я провела бы его ступенями метаноической лестницы и в глубинах Элевсинский пещер возвела на высочайшую ступень обожения, сделав бессмертным. Знай же: я Деметра, божественная Матерь, дающая силы и радость смертным и помазанникам.
Деметра преобразилась перед Келеем и Метанирой. Пребожественный свет разлился по покоям элевсинского царя. Деметра сияла, величественнейшая и прекраснейшая. Золотистые волосы ниспадали на ее плечи, и глаза горели божественной премудростью. От одежд Ее изливалось благоухание.
— Я Деметра, дающая силы и радость детям моим!
Деметра повелела установить в Элевсине храм и учредить празднество в ее честь.
Небеса простираются перед нею: опасность грозит всей земле. Быки тщетно таскают за собой плуг на пашне. Гибнут целые народы. В храмах перестали куриться жертвенники бессмертным богам.
Снова и снова Зевс отправляет посланника-Гермеса к Деметре с просьбой вернуться на Олимп. Но Деметра отгоняет его прочь, как привидение. Крик Персефоны стоит у меня в ушах, и я ничего не могу поделать с собой. Даже если все творение погибнет, я не изменю свого решения. Пусть винит себя тот, кто принял решение разлучить меня с моей прекрасной дочерью и послать ее в мрачное царство мертвых».
Бог богов освобождает Персефону из преисподней, несмотря на великую скорбь владыки Аида. Персефона дает слово своему мужу хранить завет брачных уз, для чего соглашается проглотить гранатовое семечко. Две трети времени она теперь будет проводить у своей матери на земле и одну треть — в мрачном Аиде.
Какова же радость Деметры, когда она видит свою дочь, возвратившуюся на золотой колеснице в сопровождении прекрасноликого Гермеса! Деметра забывает о своем горе и возвращается на Олимп. Мир оживает и правда восстанавливается. Вновь зеленеют луга, пестреют цветы. Возвращается жизнь на земле.
Но какая превосходящая любовь, превосходящее страстноoе! Каждый год Деметра опять облачается в траурные когда Персефона, верная своему обету, возвращается в подземное царство.
Сколь велики мудрость и сострадание олимпийских совершенных! Не в силах видеть ее превосхищенного страстноoго, Зевс дает согласие в «нарушение» законов (никто не возвращается из подземных сфер) отпустить Персефону, если муж ее даст на то согласие. Гермес, посланец богов, просит Аида смилостивиться. Аид побеждает свою личную любовь к Персефоне, свою смертную тоску. Владыка преисподней готов нести свой крест облегчения загробных мук несчастных, обреченных вечной печали…
Ничего нельзя понять! Зевс (таинственное Божество) нарушает законы мироздания и дает согласие вызволить Персефонуиз преисподней, вернув ее в объятия божественной матери. Плутон, опять же в нарушение законов, дает согласие отпустить жену с единственным условием, что она проглотит зерно граната в знак супружеской верности. Деметра отказывается от своей божественной миссии Млекопитательницы сущего, становится страстноoй юродивой смертной… В траурных одеждах проливает слезы у Колодца Дев в Элевсине, забыв обо всем, кто она, к чему призвана… Небо прощает ей все, даже восстание на волю Вышнего.
Любовь выше богов. Любовь выше закона. Таков единственный евангельский мотив религии Атлантиды.
Куда никто из смертных не входит, вхожи Гермес и Ирида — вестники Всевышнего. А за ними — Орфей и Богородица, Дионис и Христос. Деметра не соглашается вернуться на Олимп, обрекая на гибель, по сути, все творение. Откуда никто не возвращается на лодке сурового Харона, знающей лишь одностороннее движение леденящих вод Стикса, на золотой колеснице вылетает Персефона.
Персефона — сладчайшая дочь Всевышнего, чье сердце разрывается от смертной тоски. Чем, если не соображениями вышней любви, руководствуется эта прекраснейшая и смиреннейшая дева, готовая нести свое ярмо «адаптационного» страстноoго? Представьте, каково ей — чистейшей божественной деве, олицетворенной дщери света — влачить дни свои с жалким судьей подземного мира, разбираясь в клоачных страстях несчастных и благодатью вечного девства облегчая их страдания! Каково ей менять вечный мрак на пренебесный свет и ежегодно возвращаться из объятий мрачного мужа своего Плутона в объятия сладчайшей своей матери, пребожественной Деметры.
Нет, Персефона не «повинуется закону», когда, отбыв положенный срок с Деметрой на Олимпе и предаваясь божественным играм и страстям, она слышит внутренний зов. Персефона влюблена в Аида. Она руководствуется одной любовью.
Какое сверхчеловеческое страстноoе! Какая сверхчеловеческая мудрость! Какие превосходящие степени любви и сострадания! Как могут подобной высоты личности, исповедующие превосходящее превосходящих Таинственное Божество своим началом и Отцом небесным и земным, быть «кумирами», «бесами»? Навешанные христианами фантомы, осквернение памяти величайшей из цивилизаций.
На нее нет никакого закона. Важно только одно: войти в измерение в этой солнечной превосходящей любви. Обрести этот внутренний маленький солнечный диск — величайшее сокровище смертного.
Вчитайтесь в сердце Прозерпины. Возжженная свеча любви влечет ее не только к мужу — могущественному царю преисподней, равному по величию Зевсу. Персефона любовью, какой ее любит мать, влюблена в несчастных узников. «О сладчайшая мать и богиня, — восклицает она Деметре. — Прекрасно хороводить среди нимф и муз, предаваться чтению божественных книг, созерцать благоуханные цветы, падающие с неба, и блики Грааля на лазурной поверхности непорочного моря. Но разве не ты провела меня через вершины посвящения в страстноoе? Насколько же выше светлых ангельских игр — сойти в царство вечного мрака, помазать несчастных прокаженных, безысходных, вопящих. О, как они нуждаются в любви! Отпусти меня. Не терзай больше мое сердце, пребожественная мать моя Деметра. Я всего лишь твоя дочь. На моем месте ты поступила бы так же».
Каково же ей, прилепленной девственными частицами к Всевышнему, олицетворению олимпийского света, находиться среди змей и вурдалаков, видеть растерзанные чудищами окровавленные и изъеденные тела несчастных! Боже, какой крест и какое неисповедимое величие!
И опять — единственный мотив: не сводимая ни к каким нормам и аргументам превосходящая, разгорающаяся еще и еще, не имеющая границ любовь.
Силой этой любви Персефона, истинная дочь божественной Деметры, помазует смертных амброзией и нардом. Отлепляет их от «змеева отродья», от проклятых химер земного прошлого и учит о величии Вышнего.
«О царица наша Персефона, величайшее из утешений, знак несказанной милости Всевышнего! — вопят миллионы несчастных в преисподней. — Теперь мы постигли: законы совершенны. Премудрость богов нескончаема. Согласно законам мы обречены на вечное страдание. Выхода из преисподней нет. Но разве не в нарушение законов Премудрый повелел тебе треть времени проводить среди нас,не судя и не обрекая, а помазая нас и наставляя, прощая, покрывая? Разве не в нарушение законов ты принесла небесные блаженства в преисподнюю и возвращаешься оттуда, откуда нет возврата, в объятия своей небесной матери? Мы, несчастные смертные, хотели бы из преисподней вернуться на землю и услаждаться земными благами. Ты же, пребожественная Персефона, из преисподней возвращаешься к вершинам горнего Олимпа! И Премудрость попускает тебе не ослепнуть и не превратиться в прах! Как можешь ты совершать подобные головокружительные путешествия, без того чтобы сойти с ума?
Согласно божественным законам мы обречены на вечные мучения. Но есть нечто выше закона — высшая любовь. Скажи нам: есть ли и у нас надежда покинуть эту мрачную юдоль, это царство вечных стонов и страданий и вернуться в объятия наших ближних, и вести жизнь прекрасную и вечную подобно той какую ведешь ты?»
«Да. В свой час», — отвечает им сладчайшая Прозерпина и впадает в еще более экстатическое страстноoе, прославляемая уже не только заключенными подземных сфер, но и олимпийскими богами за свое великое сердце и несказанную премудрость.
«Страсти по Деметре», «Страсти по Персефоне», «Страсти по Аиду»… Степень превосходящей любви, превосходящего страстноoго, премудрости и сострадания здесь такова, что выливается в сплошную «Девятую» Бетховена и «Magnificat» Баха.
Божественная любовь Священнотеогамия побеждает здесь не только врагов (смерть, ад, страх, болезнь, плоть, дьявол, родовая программа, корысть, крадущиеся во след призраки и атакующие помыслы). Любовь эта побеждает волю олимпийских богов и заставляет Саму Премудрость и Таинственное Божество изменить свое решение.
«Достойная дочь Деметры Персефона!» — восклицают участники элевсинских мистерий, спускаясь в подземные пещеры, где проходят путь победы над «внутренним тартаром», приобщаясь к высоким тайнам Вышнего.
Каждый год Персефона покидает Деметру и с Олимпа возвращается к Аиду. Христиане сказали бы: несет свой крест. Деметра опять надевает траурные одежды и спешит в Элевсин к своим детям — посвящать их помазанием безумной смертной тоски. Неразлучная со своей дочерью, в духе пребывает она вместе с нею даже в «геенне огненной»…
Никаких «крестов», кеносисов, смирения и прочих инквизиторских аксессуаров. Единственный достойный этих божественных существ мотив — превосходящая любовь, превосходящее страстноoе.
Чтобы постичь эти состояния, необходимо в них войти и принести обеты. Посвященные знают об этом, готовясь к элевсинским мистериям до часа наступления их. Тайна помазания — единственно в этом: через обет отречения от низших страстей, от плотских похотей и мизерабельных привязанностей, через рассеяние внутренних химер войти в высокие сферы пребожественной любви и стать подобно Деметре и Персефоне, Ириде и Гермесу вестниками высшей любви.
Как помогает Мария-Деметра понять Пресвятую Богородицу! Прекрасно паломничать по местам Ее явлений в Харольдсбахе, Грушево, в Африке и Аргентине. Но насколько выше этих паломничеств иные — мистические и метаисторические!
Сколь усладительно паломничество в морскую державу Атлантиды, где можно увидеть сияние Божества Пречистой Девы в неизреченных ликах! Достаточно взглянуть только на античные изображения Деметры. От мудрой девы веет юной чистотой, жертвенной готовностью служить и той незакатной красотою Вечнующего Девства, какой любуются олимпийские боги и их блеклые отражения — смертные на земле. Теми вечнодевственными семенами, коими Деметра, богиня плодородия, щедро рассыпает дары людям и вознаграждает труды земледельцев, богатыми урожаями наполняя их амбары. Той красотой девства, какой цветут и благоухают яблоневые сады и при полуденных лучах солнца зеленеют виноградники, пробуждается природа и все живое. Они славят сладчайшее божество Вечного Девства, дарующего жизнь смертным и уже бессмертным, вечным.
Морская держава, ад — только немногие проявления, жалкие крохи триотической короны превосходств: Любви, Страстноoго и Премудрости. «Столп» династии богов, Колодец Дев, солнечный Олимп, царство Плутона, Прозерпина во главе элевсинской мистерии, украшающая статую Деметры с колосящимися зернами в руках, — гимн Вечнующему Девству, вечной жизни, вечной правде.
Боже, кто достоин в томительной ночи, чей стон может быть услышан только чутким слухом? Прозерпина, царица преисподней, спешит. Ад для нее не только подземная сфера. Божественная Персефона, дочь премудрой Деметры, не ограничена царством Аида. И золотой трон, на котором она восседает с мужем своим, и золотая колесница с впряженными в нее черными конями — только внешние атрибуты, символы таинственных начертаний. Прозерпина в действительности никуда не удаляется, равно как и Деметра. Она пребывает в сфере, которая «есть и есть и есть», равно как Всевышний «Есмь-и-есмь-и-есмь».
Ад и рай, и просветленный Олимп, и способность видеть насквозь, проходя взором сквозь пещеры, огненные печи, огненные свадьбы, таинственные закалки и помазания, происходят в земных (или околоземных) сферах. Царство мрачного Тартара — среди обычных смертных и их яичных скорлуп, среди их нескончаемых стонов. И сколь же высока теогамия греков и римлян, если беспредельная милость Таинственного Божества может затем только послать душу на дно Тартара, чтобы помазать ее к вышней любви, открыть ей золотые врата и вернуть на вожделенный Олимп — сокровище Всевышнего, царство вечного света, созерцания и радости!