Память 14 / 27 июня, в Соборе новомучеников и исповедников Российских и в Соборе Бутовских новомучеников.

Родился 13 / 26 октября[25] 1879 года в селе Троицко-Раменском Бронницкого уезда Московской губернии (ныне город Раменское Московской области) в семье священника Сергея Алексеевича Парусникова, служившего в этом селе в Троицкой церкви при озере Борисоглебском. У отца Сергия и его супруги Александры Герасимовны родилось тринадцать детей, Александр был двенадцатым ребенком. Александра Герасимовна скончалась от туберкулеза в возрасте сорока шести лет, и их старшая дочь Ольга помогала уже отцу растить младших детей. Ольга была человеком глубокой веры; не выходя замуж, она всю свою жизнь посвятила служению Богу и ближним, занимаясь воспитанием не только своих братьев и сестер, но впоследствии и племянников, детей отца Александра.

В 1895 году Александр окончил Донское духовное училище, в 1902 году – Московскую духовную семинарию, но, не намереваясь быть священником, в 1903 году поступил в Императорское техническое училище в Москве. В 1908 году отец сообщил ему, что предполагает выйти за штат, и призвал сына принять сан священника и занять его место, и тот согласился.

Незадолго перед принятием сана Александр обвенчался с Александрой Ивановной Пушкаревой[26]. У отца Александра и Александры Ивановны родилось впоследствии десять детей.

6 / 19 мая 1908 года был рукоположен во священника митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) и назначен в Троицкую церковь, в которой он и прослужил до ареста. С 1909 по 1911 год отец Александр преподавал Закон Божий в Кишиневском земском училище и состоял законоучителем Раменской женской гимназии Общества распространения среднего образования.

Прихожане любили отца Александра за его доброту, отзывчивость и нестяжательность. Уже в советское время, когда он уезжал на требы в деревню, Александра Ивановна, бывало, говорила ему:

– Отец, ты уезжаешь в деревню. Если тебе что-нибудь подадут, ты не забывай, что у нас в доме ничего нет.

– Ладно, – говорил отец Александр. А приезжал без продуктов. Александра Ивановна взглянет на него и спросит:

– Ничего нет?

– Как я там возьму, когда там то же, что и у нас, – отвечал он.

В церкви, когда служил отец Александр, всегда стояла глубокая тишина, люди старались на его службах молиться. Священник был широко образован, и к нему часто приходили для бесед молодые люди, с которыми он вел беседы на разные темы, но чаще всего о вере и Боге. С детьми он всегда был ласков, никогда их не наказывал, только говорил: «Не ссорьтесь, не ссорьтесь».

В эти годы в Троицком храме кроме отца Александра служили священники Николай Фетисов, Сергий Белокуров и иеромонах Даниил. Все они жили достаточно дружно, помогая друг другу выплачивать зачастую непосильные для них налоги. Крошечные пожертвования прихожан, состоявшие в основном из мелочи медью, пересчитывались и отдавались поочередно одному из священников для уплаты налогов.

В конце двадцатых годов у отца Александра отобрали полдома, поселив туда начальника местной милиции, сын которого работал в Московском ОГПУ. Сам он болел туберкулезом в открытой форме, от него впоследствии и скончался. Обычным его занятием было ходить по дому, в особенности в той половине, где жила семья священника, и плевать. Александра Ивановна не раз становилась перед ним на колени и, умоляя его не делать этого, говорила:

– Мы виноваты, но пощадите детей.

– Поповская сволочь должна дохнуть, – говорил тот в ответ.

Вскоре в семье священника заболел туберкулезом сын, затем другой, затем заболела дочь, потом другая дочь. Не проходило года, как Александра Ивановна провожала кого-нибудь из детей на кладбище.

Поскольку дети, живущие с родителями-лишенцами, и сами считались лишенцами, теряя право на получение продуктовых карточек, Александра Ивановна пробовала распределить их по знакомым и родственникам. Но трудно им было жить у чужих людей без родителей, которых дети горячо любили, и они тайно от милиционера-соседа ночами возвращались домой и спали на сеновале, а мать, бывало, глядя на них, обливалась слезами. Как-то раз одного из сыновей представители власти застали дома и на этом основании выслали его за пределы Московской области. Александра Ивановна при всевозможных проверках прятала его в сундуке, а сверху заваливала тряпьем. В этом сундуке он и был обнаружен.

В школе детей отца Александра преследовали как детей священника, показывая им в каждой мелочи, что они неравноправны относительно других. Если дома они что и поедят, то в школе уже сидят весь день голодные. Других детей администрация школы распорядилась кормить: им давали завтрак, а детей священника отсаживали в это время на отдельную лавку.

Отец Александр шел как-то по улице с дочерью, держа ее за руку, а люди, идущие навстречу, оборачивались и плевали священнику вслед. Дочь крепче сжала руку отца и подумала: «Господи, да он же самый хороший!» Священник почувствовал, как тяжело все это переживает дочь, и, успокаивая ее, тихо сказал: «Ничего, Танюша, это всё в нашу копилку».

Семья священника до последней возможности держала корову, которая, как и во многих семьях тогда, стала единственной кормилицей, но и она властями была отобрана. Отец Александр был в это время в храме. Вернувшись домой, он увидел пришедших в смятение домашних и спросил, что случилось.

Александра Ивановна сказала:

– Корову увели у нас со двора.

– Корову увели? Пойдемте все быстренько; детки, вставайте на коленочки. Давайте благодарственный молебен отслужим Николаю Чудотворцу.

Александра Ивановна с недоумением посмотрела на него и воскликнула:

– Отец?!

– Сашенька, Бог дал, Бог взял. Благодарственный молебен давайте отслужим, – сказал отец Александр, тем самым показывая.

С тех пор, как у них не стало коровы, каждый день на крыльце появлялась корзинка с бутылью молока и двумя буханками хлеба. Старшие дети долгое время дежурили у окна, выходящего на крыльцо, чтобы узнать, кто приносит им хлеб и молоко. Бывало, до глубокой ночи высматривали, но так им и не удалось увидеть благотворителя.

По ночам отца Александра часто вызывали в НКВД и однажды сказали:

– Уходи из церкви, ведь у тебя столько детей, а ты их не жалеешь.

– Я всех жалею, но я Богу служу и останусь до конца жизни в храме, – ответил священник.

Бывало, он и ночь в НКВД проведет, а наутро идет служить в храм. Прихожане уже и не чаят его видеть на службе. За долгое и безупречное служение отец Александр был возведен в сан протоиерея и награжден митрой.

В конце тридцатых годов были последовательно арестованы все священники Троицкого храма; последним, 24 марта 1938 года, арестовали отца Александра. Незадолго до его ареста лжесвидетели дали против него показания. Из протокола допросов:

– Как часто вы собирались в церковной сторожке, с кем и какие вели разговоры? – спросил следователь.

– В церковной сторожке мы собирались довольно часто, почти ежедневно, – начал обстоятельно отвечать священник. – Собирались после службы я – Парусников, изредка присутствовал настоятель церкви священник Фетисов, который очень часто уезжал в Москву, – теперь он арестован органами НКВД, иногда присутствовал священник Белокуров, тоже арестованный органами НКВД. Еще присутствовали псаломщики: Соловьев, Ларионов, Рождественский, бывал председатель церковного совета Замотаев и бывали верующие, фамилии которых я не помню, так как каждый день были новые лица. В первую очередь разговоры велись служебного характера, а иногда и обсуждали вопросы текущей политики.

– Какие во время сборищ в церковной сторожке велись контрреволюционные разговоры и кем?

– Конечно, разговоры контрреволюционного антисоветского характера были, но кто говорил, что говорил, я не помню.

– Какие разговоры контрреволюционного антисоветского характера велись лично вами?

– Я лично контрреволюционных антисоветских высказываний не делал. Были с моей стороны разговоры, что в связи со вскрытием антисоветских групп трудно разобраться, где враги и где хорошие люди.

– С кем вы поддерживаете связь?

– Связь я имел со священниками Фетисовым и Белокуровым до их ареста органами НКВД, других связей я не имею.

– Скажите, признаете ли вы себя виновным в проведении вами контрреволюционной деятельности среди местного населения города Раменское?

– Я в предъявленном мне обвинении... виновным себя не признаю, а посему поясняю: контрреволюционную деятельность я нигде, никогда не проводил и ни с кем никогда не разговаривал и не беседовал на эти темы.

В тот же день отцу Александру были устроены очные ставки со свидетелями. Все свидетельства он категорически отверг, лишь об одном счел нужным пояснить:«Показания на очной ставке Потакар я совершенно отрицаю... поясняю: контрреволюционную деятельность в момент проведения политической кампании государственного займа обороны я не проводил. На заём подписалась моя жена; когда она подписывалась, меня в этот момент дома не было, и по вопросу о займе я ни с кем не разговаривал и не беседовал».

Во все время следствия протоиерей Александр содержался в камере предварительного заключения при Раменском отделении милиции. Среди милиционеров был один по фамилии Плотников. В его обязанности входило водить священника на допросы и в баню. Накануне того дня, когда он должен был вести отца Александра в баню, он глубокой ночью пришел к Александре Ивановне и сказал: «Завтра я вашего батюшку поведу. Приходите к мосту испрячьтесь под мост. Я к вам его туда приведу».

Александра Ивановна собрала чистое белье, что-то из еды, с учетом того, что после пыток у отца Александра были выбиты зубы. Священник с супругой устроились под мостом и разговаривали до тех пор, пока не подошел милиционер и сказал: «Вы меня простите, батюшка, но пора уже идти». Они попрощались, отца Александра увели в баню, а матушка пошла домой.

Из тюрьмы отец Александр передал несколько написанных им на папиросной бумаге записок, которые пронес один из освободившихся заключенных в каблуке сапога. В них священник жене и детям писал: «Дорогая Саша, спасибо тебе за то счастье, которое ты мне дала. Обо мне не плачь, это воля Божья».

«Дети мои, всех вас целую и крепко прижимаю к сердцу. Любите друг друга. Старших почитайте, о младших заботьтесь. Маму всеми силами охраняйте. Бог вас благословит».

«Мой дорогой Сережа, прощай. Ты теперь становишься на мое место, – писал священник старшему сыну. – Прошу тебя не оставлять мать и братьев и сестер, и Бог благословит успехом во всех делах твоих. Тоскую по вас до смерти, еще раз прощайте».

В конце мая следствие было закончено, и отца Александра под конвоем повели на вокзал. Дочь Татьяна в это время на улице играла с детьми. Увидев, что ведут отца, она подбежала к нему, обняла и через рясу почувствовала, как он в тюрьме исхудал, а отец положил ей руку на голову и ласково сказал: «Танюша, какая ты стала большая». В это время конвоир ее отогнал, и девочка поспешила к матери рассказать, что видела отца. Александра Ивановна тут же выбежала из дома, догнала мужа и вместе с ним и конвоиром вошла в электричку. Милиционер, войдя в вагон, освободил от пассажиров одно купе, посадил туда священника и сел сам. Александра Ивановна села сзади мужа. В середине пути конвоир разрешил ей сесть рядом с отцом Александром, и они смогли о многом переговорить. Это была их последняя встреча.

2 июня 1938 года тройка НКВД приговорила отца Александра к расстрелу. В это время он находился в Таганской тюрьме в Москве.

Расстрелян 27 июня 1938 года на полигоне Бутово под Москвой и погребен в безвестной общей могиле.

24 июля 1989 года был реабилитирован Прокуратурой Московской области по 1938 году репрессий.

Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви от 6 октября 2001 года причислен к лику святых новомучеников Российских для общецерковного почитания.

Использованные материалы