Глава третья. О том, что отвага рождается от доверия Богу

В отваге нет варварства

Подвиги совершают не те, кто ростом велик, а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой. И на войне те, в ком есть отвага, имеют и доброту и не убивают других, потому что в отваге нет варварства. Такие люди стреляют не во врага, а вокруг него и вынуждают его сдаться. Добрый предпочитает быть убитым, нежели убивать. Человек, настроенный таким образом, приемлет божественные силы. Люди же злые трусливы и малодушны, свой страх они прикрывают наглостью, боятся и самих себя, и других и потому от страха стреляют без остановки. Когда я проходил военную службу во время гражданской войны, мы как-то раз зашли в одну деревню. "Здесь никого из бандитов нет, — сказали нам местные жители, — все ушли. Осталась только одна сумасшедшая". Один из наших издали увидел эту женщину и из ручного пулемета выпустил по ней две очереди. "Что я вам сделала?" — вскрикнула ненастная и упала на землю.

— Он от страха это сделал?

— Да, от страха. Люди такого склада ищут для себя легкие решения. "Врага лучше прикончить", — говорят они, чтобы уже не сомневаться. Человек менее трусливый будет и менее злым. Он будет стараться вывести врага из строя, например, повредить ему руку или ногу, но убивать его не будет.

Мужество, отвага — это одно, а злобность, уголовщина — совсем другое. Брать врагов в плен для того, чтобы перерезать им горло, — это не мужество. Настоящим мужеством будет схватить врага, сломать ему винтовку и отпустить его на свободу. Мой отец так и делал. Когда он ловил четов[168], совершавших набеги на Фарасы, он отбирал у них винтовки, ломал их и говорил: "Вы бабы, а не мужчины". После этого он отпускал их на свободу. А однажды он оделся богатой турчанкой, пришел в их стан и спросил главаря. Заранее он договорился со своими парнями, чтобы те начинали атаку сразу, как только услышат условный сигнал. Когда четы провели его к главарю, отец сказал ему: "Пусть твои мужчины выйдут и оставят нас вдвоем". Как только они остались один на один, мой отец выхватил у главаря винтовку, переломил ее и сказал разбойнику: "Теперь ты баба, а я — Эзнепидис!"[169]. Тут он дал условный сигнал, налетели его молодцы и выгнали четов ил деревни.

Для того чтобы преуспеть, надо иметь шальную, в хорошем смысле этого слова, жилку. В соответствии с тем, как человек использует эту шальную жилку, он становится или святым, или героем. Однако, если такой человек собьется с пути и увлечется злым, он может стать преступником. Тот, в ком нет шальной жилки, ни святым, ни героем стать не может. А потому должен завестись наш внутренний моторчик, должны заработать сердце, отвага. Сердце должно стать безрассудным. Я знаком со многими офицерами, вышедшими в отставку и от расстройства не находящими себе места. Некоторые из них хотят, чтобы началась война, чтобы быть при деле, — так в них все горит. А кто-то, только лишь получает призывную повестку, сразу весь дрожит, а еще кто-то притворяется сумасшедшим, чтобы не попасть в армию. Сколько отставников говорили мне, что хотят поехать в Боснию и повоевать! Не использовав свою отвагу в жизни духовной, они, слыша о войне, радуются возможности повоевать. Знаешь, какие подвиги, какую духовную борьбу подъяли бы эти могучие люди, познай они духовную жизнь? Да они бы стали святыми.

Какая отвага была в старину

— Геронда, однажды вы рассказывали нам что-то о своей бабушке...

— Моя бабушка была очень отважным человеком. На всякий случай для безопасности она всегда имела при себе ятаган[170]. Вот тебе, пожалуйста, женщина вдовая, двое детей, вокруг турки, но жить-то надо было... Тяжелые были годы... Все ее боялись. Молодчиной была! Как-то раз один разбойник залез в виноградник, который находился возле кладбища. Чтобы его испугались, он надел длинную, до пят, белую рубашку. Потом, выйдя из виноградника, он, как был в белой рубашке, зашел на кладбище и давай там шастать. Случилось в ту пору проходить через кладбище моей бабушке. Разбойник, когда увидел ее, растянулся на земле и притворился мертвым, чтобы она приняла его за вурдалака и напугалась. Однако бабушка подошла к нему и сказала: "Тебя, если б ты был человек порядочный, давно бы уже земля взяла!" И, сказав это, начала бить злодея тупой стороной ятагана! Искалечила его. Кто это был такой, она даже не знала. Уже потом, в деревне, услышала, что, мол, такого-то изувечили, и так узнала, кто это был.

В нашу эпоху отвага является редкостью. Люди замешаны на воде. Поэтому, если, Боже упаси, начнется война, одни умрут от страха, а у других даже от небольшого испытания опустятся руки, потому что они привыкли к хорошей жизни. А в старину какая была отвага! В Флавиановском монастыре в Малой Азии турки схватили и убили одного христианина. Потом они сказали его жене: "Или ты отречешься от Христа, или твоих детей мы тоже зарежем". — "Моего мужа, — ответила она, — забрал Христос, детей моих я поручаю Христу и сама от Христа не отрекаюсь!" Какая отвага! Если в человеке не будет жить Христос, то как в нем будет жить отвага? А сегодня люди без Христа строят всю свою жизнь на мусоре.

В те годы были молодцами матери, были молодцами и дети. Помню, как в Конице наша соседка, будучи в положении, одна пошла на поле окучивать кукурузу, а нужно было идти пешком полтора часа. Там она родила малыша, положила его в подол и вернулась в деревню. "А у меня младенчик!" — похвалилась она, проходя мимо нашей двери. Была оккупация, годы тяжелые. А сейчас есть женщины, которые для того, чтобы родить одного ребенка, от страха по шесть-семь месяцев проводят в кровати. Речь [разумеется], идет не о тех, кто делает так по причине болезни.