Немецкий пиетизм: Шпенер и Франке
Хотя многие идеи, составляющие то, что впоследствии получило название "пиетизм", распространялись в Германии задолго до появления этого течения, Филипп Якоб Шпенер (1635-1705) совершенно справедливо считается "отцом пиетизма". Он родился и вырос в Эльзасе в аристократической семье с глубокими лютеранскими убеждениями. Он изучал богословие в лучших протестантских университетах и, получив степень доктора, стал пастором во Франкфурте. Там он создал группы по изучению Библии, которые назвал "школами благочестия". В 1675 году, через пять лет после начала этого эксперимента, он опубликовал "Pia desideria", где наметил программу развития благочестия. Книга стала хартией пиетизма.
В ней Шпенер обратился к лютеранскому учению о священстве всех верующих и высказал мысль о необходимости обращать меньше внимания на различия между мирянами и духовенством и больше на их общую ответственность как христиан. Это в свою очередь означало, что служение и учеба должны занимать больше места в жизни мирян. Для достижения этой цели Шпенер предлагал создавать малые группы, подобные его "школам благочестия". Что касается пасторов и богословов, он настаивал на необходимости проверять кандидатов, чтобы быть уверенным, что это "истинные христиане" с глубокой личной верой. Он также призывал проповедников отказаться от полемического тона и академизма, ибо цель проповеди заключается не в демонстрации знаний проповедника, а в побуждении верующих следовать Божьему Слову. Все это не содержало никакой критики учений церкви, так как Шпенер был полностью с ними согласен. Но он утверждал, что учение не должно подменять личную веру. Верно, что богословские заблуждения могут иметь губительные последствия для христианской жизни, но верно также, что люди, не выходящие за рамки догматов, вряд ли могут постичь всю глубину христианства. Таким образом, он предлагал начать новую реформацию или, по крайней мере, завершить ту, которая началась в XVI веке и была прервана богословскими диспутами. Вскоре многие уже видели в нем нового Лютера, и из самых разных уголков Германии к нему приходили письма – их авторы благодарил Шпенера за полученное вдохновение и просили его совета.
Однако все это вызывало настороженность приверженцев лютеранской ортодоксии. Шпенер не отходил от лютеранского учения, но он, казалось, не придавал значения тем сложным вероучительным вопросам, в которые ортодоксия внесла ясность. И он, как и Лютер до него, настаивал на необходимости постоянно возвращаться к Писанию и читать его, проникаясь преданностью и благочестием. Более того, в одном вопросе он как будто бы отходил от лютеранской традиции. Лютер, которого занимало и поглощало учение об оправдании верой, уделял мало внимания освящению. В обстановке острой полемики того времени он утверждал, что первостепенное значение имеет не жизнь верующего, а Божья благодать, ибо оправдание дает именно благодать, а неличная святость. Кальвин и реформаты, соглашаясь с Лютером в вопросе об оправдании, в то же время настаивали, что Бог не только оправдывает, но и освящает и что Бог дает верующим силу жить в святости. В этом вопросе Шпенер и его последователи были ближе к Кальвину, чем к Лютеру. Определенное влияние на Шпенера оказывали реформатские учителя, и он был убежден, что лютеранство должно делать больший упор на необходимости освящения. По этой причине многие ортодоксальные лютеранские богословы заявляли, что он, по сути дела, кальвинист. Уязвимым было и отношение Шпенера к апокалиптике. Как это часто происходило в то непростое время, он пришел к убеждению, что пророчества Книги Откровение исполняются и что конец близок. Поскольку его предсказания не сбылись, противники получили основание утверждать, что коль скоро он ошибся в одном вопросе, вполне вероятно, что он ошибается и в других.
Полемика вокруг пиетизма в определенном смысле велась о том, должна ли христианская вера просто утверждать общепринятые нравственные нормы или вести верующих к иному образу жизни. Ортодоксы считали само собой разумеющимся, что Бог требует от верующих исключительно следования правильному учению и благопристойной жизни, и ничего больше. Пиетисты же подчеркивали контраст между тем, чего общество ждет от своих членов, и тем, чего требует от верующих Бог. Этот вызов выбивал церковь из привычной ниши, в которой она так удобно расположилась.
Самым выдающимся последователем Шпенера был Август Герман Франке, тоже выходец из состоятельной лютеранской семьи. Он разделял взгляды Шпенера, хотя и не соглашался с ним в трактовке текущих событий как событий Откровения. Он с еще большей настойчивостью, чем Шпенер, говорил о радости христианской жизни, которая должна быть песней хвалы Богу. Будучи профессором университета в Галле, он также больше внимания уделял взаимосвязи между пиетизмом и традиционным лютеранским богословием. Свой собственный религиозный опыт он описывал так:
Внезапно Бог услышал меня. Мои сомнения исчезли с необычайной легкостью. В сердце моем я получил уверенность в Божьей благодати, ниспосланной через Иисуса Христа. С этого момента я смог называть Бога не только Богом, но и Отцом. Уныние и тревога сразу же покинули меня. Меня внезапно захватила волна радости, такой сильной, что я начал вслух прославлять и возвеличивать Бога, Который наделил меня такой благодатью{15}.
Это описание религиозного опыта вкупе с высказываниями Весли и других породили ложное представление о том, что пиетисты настаивали на необходимости именно такого личного переживания. На самом же деле на раннем этапе движение просто проповедовало живую личную веру, причем тому, как и когда человек ее обретает, не придавалось первостепенного значения.
Невзирая на то, что некоторые богословы обвиняли пиетистское движение в излишней эмоциональности, субъективизме и даже ереси, к нему присоединялись тысячи христиан, объединявшиеся в небольшие кружки или "школы благочестия". В конечном счете, несмотря на противодействие ему, пиетизм оставил отпечаток на всей лютеранской традиции. Кроме того, хотя Шпенер и Франке были лютеранами, пиетизм приобрел сторонников среди немецких реформатов. Выдающимся представителем реформатского пиетизма был Ф.А.Лампе (1683-1729), чьи гимны, проповеди и книги во многом способствовали распространению духа пиетизма. Лампе избегал сугубо специальной терминологии, свойственной сочинениям ортодоксов, и благодаря этому приобрел множество последователей среди мирян, одновременно вызвав крайнюю неприязнь к себе со стороны ортодоксальных богословов. Но реформатская ортодоксия не пользовалась в Германии таким политическим влиянием, как лютеранская, поэтому реформатский пиетизм не испытывал такого политического давления, как лютеранский, во всяком случае – до того времени, когда он получил распространение в Нидерландах, где ведущее положение занимала реформатская ортодоксия. Позднее в Северной Америке "Великое пробуждение" продемонстрировало степень влияния пиетизма на реформатскую традицию.
Однако самым важным вкладом пиетизма в историю христианства стало создание протестантских миссий. Реформаторы XVI века, занятые борьбой за выживание протестантизма, не обращали особого внимания на нехристианский мир. Некоторые из них заявляли даже, что современные христиане не призваны проповедовать другим народам, так как это поручение было дано только апостолам. Поначалу пиетисты тоже не проявляли интереса к миссионерству, хотя и принимали активное участие в удовлетворении нужд братьев-христиан, открывая школы, приюты для сирот, бедных и других нуждающихся. Но в 1707 году король Дании, который был сторонником пиетистов, решил отправить миссионеров в свои колонии в Индии. Поскольку в Дании не нашлось людей, способных справиться с такой задачей, король попросил Франке порекомендовать ему двух наиболее способных выпускников университета Галле. Эти два человека, Бартоломей Цигенбальд и Генрих Плютшау, основали в Индии Транкебарскую миссию. Их письма и отчеты расходились по Германии, вызывая большой интерес среди пиетистов. Вскоре под руководством Франке университет в Галле стал центром подготовки миссионеров. А в Дании при поддержке короля и с активным участием пиетистов открылась школа, готовившая миссионеров для работы в Лапландии и Гренландии.