Глава 5. Некоторые аспекты переноса

Меня попросили рассказать о некоторых более глубоких аспектах проблемы переноса, и я согласилась, возможно, немного поспешно; и я должна открыто признать, что не чувствую себя достаточно квалифицированной для этой задачи. Когда Юнг закончил «Mysterium Coniunctionis» , он сказал: «Я полагаю, что я далеко не всё сказал здесь по данной теме; всё ещё есть очень многое, но я представил её здесь настолько, насколько смог.» Так что может быть добавлено кем-то вроде меня? Поэтому я буду говорить только о некоторых аспектах данной проблемы, относительно которых у меня есть как минимум проблески понимания.

Мне кажется полезным для начала выделить в проблеме 4 главные аспекта: (1) архаическое тождество, (2) взаимные проекции, (3) личные отношения, (4) предопределённое духовное единение в «вечности».

На практике в начале наиболее явно проявляется не первый аспект, а скорее второй. Здесь мы имеем дело с фактом, уже отмеченным Фрейдом, что многие проекции, идущие из семейных отношений, входят в перенос — перенос образов отца и матери и брата и сестры — и это создаёт нереалистичное эротическое притяжение, омрачённое инфантильными требованиями и предубеждениями. Как Ханс Дикманн подтвердил в своих экспериментах, эти проекции также констеллируют в аналитике параллельные образы, которые ещё не были обработаны сознанием, и в результате обе стороны практически немедленно вовлекаются в проблему. Негативный материнский комплекс у анализанда, например, пробуждает сходные негативные образы из воспоминаний аналитика. У этого есть и положительная сторона: так формируется базис для эмпатии и понимания со стороны аналитика; но есть также и отрицательная сторона, общее бессознательное, которое, помимо прочего, может сделать необходимым консультации с коллегами аналитика.

Первый аспект: когда мы говорим о «проекциях» на этой стадии, мы должны помнить, что Юнг в своём определении этой концепции[85]указывал, что мы можем говорить о проекциях, только когда есть беспокойство или бессознательное сомнение, которые делают существующий взгляд на партнёра неподходящим; до этого момента властвует архаическое тождество (именно поэтому я выделила эту первую стадию). Я полагаю, что в этом отношении мы часто совершаем ошибку в нашей практической работе: мы говорим с анализандом о «проекции», потому что мы сами так это видим (другими словами, мы сомневаемся), даже если в этот момент всё ещё нет никаких указаний — например, в снах — которые могут прояснить это сомнение для анализанда. Такой подход затем вызывает оправданное и ненужное сопротивление у анализанда. Я полагаю правильным в связи с этой первой фазой просто вести себя с анализандом исходя из того, как он себя чувствует, но без каких-либо словесных конфронтаций. Например, можно отреагировать на требование материнской заботы простым подчёркиванием своего собственного недостатка времени или желания для этого, без обвинения другого в проекциях матери на себя. Со временем, такое отношение само по себе вызовет упомянутое выше беспокойство или сомнение в других, которые выражаются по большей части во снах. Только в этот момент, с моей точки зрения, наступает правильный момент, чтобы откровенно поговорить о проекции, потому что предшествовавшая стадия выполняет жизненно важную функцию, которая не должна быть прервана в незрелом состоянии, так как она часто представляет собой эффективное средство для начала лечения. Это также причина того, почему групповые экспериментов имеет такую сомнительную ценность, — потому что, как всем известно, при их помощи контролируется явление переноса.

То же самое справедливо для аналитика: он должен позволить архаическому тождеству в себе также жить дальше. На своём примере я заметила, что я иногда испытываю достаточно сильные контрпереносные увлечения теми анализандами, кто, с моей сознательной точки зрения, не казался особенно симпатичным, и в этих случаях постоянно оказывалось, что имела место тяжёлая проблема или угроза смерти, которые я проглядела. Как только состояние анализанда улучшалось, всё очарование исчезало как по волшебству. Такой эффект особенно имела незамеченная неизбежность смерти. Мне кажется, что таким образом природа, или, другими словами, бессознательное, просто пыталась силой вызвать необходимое эмоциональное участие и усилия по пониманию с моей стороны, так как мой сознательный подход не соответствовал ситуации. Если в этих случаях я пыталась преждевременно развеять это очарование как «проекцию», то она не теряла способность положительно влиять на состояние анализанда. Поэтому мне кажется, что как бы некомфортно это не было, нужно позволить первой фазе архаического тождества идти своим чередом; и если я правильно понимаю Юнга, то и он поступал так же. И правда, когда мы смотрим на первые картины алхимического Rosarium Philosophorum ,[86]где король и королева встречают друг друга, мы обнаруживаем, что там уже есть прекрасные, позитивные любовные отношения, касания левых рук друг друга. Только после этого происходит купание в ванне, нигредо, и возникает смерть, то есть, те беспокойства, которые нужны нам, чтобы выполнить работу по сознательному распознаванию проекций.

Второй аспект: сознательное распознавание проекций является, как мне кажется, прежде всего и более всего моральной проблемой. Я часто вижу, что аналитики имеют тенденцию преждевременно и интеллектуально развеивать как проекции романтические увлечения анализандов, в которые у них нет никакого желания вовлекаться, без учёта того, пришло ли для этого время или нет исходя из указаний внутренней жизни анализанда. И наоборот, многие не интерпретируют свои собственные любовные фантазии как проекции, но, скорее, как необходимые отношения, «предназначенные» жизнью или Самостью, только потому, что это действительно их скрытое желание. Таким образом человеком начинает владеть бессознательная похоть или тенденция отрицания, что приводит к негативными последствиями для обеих вовлечённых сторон.

Как я уже говорила, мне кажется более правильным, например, если присутствует материнский перенос, в самом деле быть по-матерински заботливой в той мере, в какой человек этот перенос ощущает, вплоть до тех пор, пока проекция не «созреет» для обсуждения. Я была особенно поражена тем фактом, что часто почти непроизвольные сильнейшие явления переноса появляются в тех случаях, когда анализанда нужно было принуждать к установлению отношений с его внутренним миром, потому что в противном случае он или она, из сопротивления или же в силу поверхностности, убежит от этого. Что же касается постоянного «обсуждения переноса», как рекомендует Юнгианское Общество Аналитической Психологии в Лондоне, я считаю откровенно вредным использовать его в таких ситуациях. Такую болезненную, тяжёлую ситуацию обе стороны должны просто перетерпеть. И в самом деле, Юнг пишет в письме, что люди попадают в ловушку в безответной любви тогда, когда для них важно избегать эротического опыта, потому что подобный опыт может отвлечь их от цели индицидуации, другими словами, от стремления к большей осознанности.[87]

Кроме того, я иногда наблюдала мужчин-аналитиков, которые не открывались для «оправданной» эмоциональной потребности женщины-анализанда, что приводило к ненужной потере времени и энергии и вызывало у пациентки ненужные слёзы. В этих случаях перенос спустя некоторое время переходит на другого партнёра, с которым лучше потенциал для отношений.

Третий аспект, который должен был бы быть частью анализа с самого его начала, но часто в силу своей природы может развиваться только постепенно, — это личные отношения или даже дружба. Разумеется, такие отношения не могут установиться со всеми анализандами, и то, какими они будут, близкими или далёкими, зависит от неисчислимых и не поддающихся точному определению факторов. Юнг писал в письме к аналитику:

Одной из самых важных и сложных задач в процессе индивидуации является преодоление дистанции между людьми. Всегда существует опасность, что это расстояние будет сокращаться только одной стороной, и это неизбежно будет источником оскорблённых чувств и последующих обид. У каждых отношений есть своя оптимальная дистанция, которая, разумеется, должна быть найдена путём проб и ошибок. Проблема особенно актуальна для женщин, чья сексуальность склонна поднимать свою уродливую голову. Пристальное внимание должно быть уделено вопросу сопротивления . Его достаточно трудно воспринимать серьёзно, так как человек очень склонен к самообману.[88]

Хотя многие ищущие любви анализанды могут обратить своё внимание на нас, слишком сильно сокращая дистанцию, всегда есть и другие, которые не хотят личных отношений. Они хотят, чтобы мы оставались для них подобно механикам, которые чинят машину, не более, чем безличной психологической ремонтной мастерской. И между этими двумя крайними точками есть тысячи промежуточных вариантов. Даже у самого аналитика присутствуют обе крайности. Существует как тенденция устанавливать любящие, семейные отношения и принимать анализанда как партнёра, сына, дочь или любимого, таким образом уменьшая дистанцию слишком сильно; так и тенденция придерживаться подхода циничного отчуждённого зануды с большим самомнением, который «спускает весь внутренний процесс в канализацию», как Юнг однажды это сформулировал, другими словами, отрицать все потребности в человеческом общении. И в между этими вариантами снова присутствуют все тысячи промежуточных точек, которые так сложно обнаружить и между которыми так сложно найти золотую середину.

В сфере первого и второго аспектов, архаического тождества и сознательного распознания проекций, конечно, особую роль великого разрушителя, о котором предупреждал Адольф Гуггенбюль-Крейг в своей книге «Власть в помогающих профессиях», играет могучая тень. «Где любовь отсутствует, власть приходит на её место», — говорит Юнг. Как часть мощной тени мы находим не только желание обеих сторон конкурировать и доминировать; есть также желание аналитика лечить, которое выступает здесь не последним компонентом.

В этой связи я вспоминаю мой первый анализ с серьёзно нарушенным анализандом, пограничный случай. Я отчаянно всеми силами пыталась удержать её от соскальзывания в психотической эпизод. В этот момент Юнг велел мне приехать к нему. Он выслушал историю целиком и затем очень серьёзно сказал: «Что придаёт тебе такую уверенность в том, что анализанду не нужно проходить через эпизод? У многих людей наступает улучшение после эпизода. Что заставляет тебя думать, что ты так точно знаешь её судьбу? Возможно, ты мешаешь именно тому, что в соответствии с Божьей волей должно произойти.» Я была поражена, а затем я впервые увидела, что моё стремление вызвать улучшение было могущественным участником происходящего. Когда я ослабила своё ошибочное давление, анализанду скорее стало лучше, а не хуже, он не соскользнул в эпизод. Позже я была сильно впечатлена, когда нашла следующее в средневековом руководстве по экзорцизму для священников: священник сначала должен попытаться выяснить для себя при помощи молитвы, хочет ли Бог освободить больного от мучающего его демона или же в таинственной мудрости своей хочет продлить его мучения и кропотливую работу с ними. Только когда кажется, что речь идёт о первом варианте, священник должен готовиться к церемонии исцеления. Слишком много христианского помогающего духа — это, как Юнг однажды написал, «вторжение в волю другого. Следует вести себя подобно кому-то, кто предлагает возможность, которая может быть либо принята либо отвергнута. В противном случае вы столкнётесь с трудностями. Это так, потому что человек не полностью благ, в нём почти половина от дьявола.»[89]

Тем не менее, Юнг также отвергал циничное мнение, что оставлять всё на усмотрение Бога или судьбы — это то же самое, что и стремление сделать слишком много. Попытка придерживаться середины между этими крайностями кажется мне на самом деле очень трудной задачей, потому что она меняется при переходе от человека к человеку и от момента к моменту. Я не считаю, что с ней возможно справиться только лишь на основе одного мышления или чувства. Единственное, что может помочь, — это быть в Дао, так что то, что человек должен или не должен делать прямо здесь и сейчас может прийти к нему по наитию из его собственной Самости. Но, конечно, мы далеко не всегда в Дао, в правильном внутреннем контакте с Самостью, или, по крайней мере, я не всегда.

С самого начала, но с увеличивающейся интенсивностью в третьей фазе, ситуация такова, что человек вообще больше не может функционировать, используя правила и концептуальные инсайты или личные чувства; начиная с третьей фазы всё, имеющее критическую важность в работе, зависит от человека и того, насколько он развивается; ибо здесь все общие ориентиры отпадают, и это становится вопросом выбора уникального правильного момента времени для конкретного человека. Ситуации неоднократно возникают в аналитическом диалоге, и в нём человек должен реагировать моментально, с молниеносной скоростью. В этот момент не только то, что человек думает или говорит или чувствует, имеет значение, но и изменение тона голоса, непроизвольное движение, колебание — всё становится крайне важным. Таким образом в этот момент имеет значение только то, что представляет собой человек и как далеко он зашёл в своём собственном развитии, а ни в коем случае не сознательно выученное «поведение», какие бы намерения за ним не стояли.

Это подводит нас к четвёртому аспекту, который я назвала «предопределённое духовное единение в вечности», настоящему mysterium coniunctionis . Эта стадия относится к реальному опыту взаимодействия с Самостью, внутренней целостностью, которая не может быть понята интеллектуально, но только через любовь. Юнг пишет: «Эта любовь не является переносом, и это не обычная дружба или симпатия. Это нечто более примитивное, более первозданное и более духовное, нежели всё, что мы можем описать.»[90]В этой области уже не два индивида имеют друг с другом отношения на персональном уровне, но «многие, включая тебя и любого, чьё сердце ты затрагиваешь.»[91]Там «нет никакой дистанции, но непосредственное присутствие. Это вечная тайна. <…>»[92]В некотором смысле в проявлениях четвёртого аспекта имеет место возвращение к первому аспекту, но на более высоком, более сознательном уровне. По этой причине намёк на эту более высокую стадию уже присутствует на стадии первой и приводит к глубинам страсти, с помощью которой многие пытаются достичь состояния мистического соучастия и бороться с попытками сознательно принять и узнать ограниченную человеческую реальность. Юнг в процитированном выше письме говорил, что этот аспект любви более примитивный и более духовный, нежели перенос, дружба и симпатия в обычном смысле этих слов. Это причина диковинных парадоксов, при помощи которых алхимический символизм coniunctio пытается представить такой тип отношений. Я бы хотела попробовать проиллюстрировать это при помощи сна молодой женщины. Он приснился ей во время последней мировой войны в момент, когда сновидица пыталась разрешить свой перенос. Сон был таков.

Я в Мюнхене рядом с административным зданием, в котором, как я знаю, находится Гитлер. К моему удивлению, оно не охраняется. Заинтригованная, я вхожу внутрь и немедленно обнаруживаю себя лицом к лицу с Гитлером. Я держу в руке пистолет, и внезапно меня поражает мысль, что это уникальная возможность. Я стреляю в Гитлера и убегаю. [Затем следует длинное описание погони.] Наконец я обнаруживаю себя идущей пешком по грунтовой дороге через поля в направлении швейцарской границы, на пути домой. Я вижу передо мной белого петуха с большим количеством кур, идущих в том же направлении. Петух спрашивает меня, не возьму ли я его и его куриц с собой в Швейцарию. Я соглашаюсь, но с тем условием, что на протяжении пути не должно быть никаких сексуальных контактов. Петух соглашается, и голос произносит: «И так они шли, подобно князю-аббату со своими монахинями.» Когда мы продолжили движение, я увидела красивую пару людей, которые также держали путь к границе. У них на головах были золотые короны. Это был король и его королева. Так как казалось, что они очень чужды этому миру, я пригласила их идти с нами, и они с благодарностью согласились. В ночи нам удалось пересечь границу. Швейцарские пограничники поместили нас в карантин, где мы должны были находиться четыре недели. Они потребовали, чтобы яйца, отложенные курицами на протяжении этого времени, принадлежали государству Швейцария.

Стрельба в Гитлера означает освобождение от могущественного анимуса, стоящего на пути индивидуации. Затем следует побег в Швейцарию, возвращение домой, другими словами, во внутреннее пространство, в котором у человека есть своё место и которое является землёй свободы. Примитивный, первобытный аспект coniunctio , как его назвал Юнг, представлен петухом и его курицами, в виде образа, который также возникает в алхимическом символизме. Таким образом арабский алхимик Сеньор (Senior)[93]описывает, как лунное вещество говорит солнцу: «О солнце, я нуждаюсь в тебе, как петух нуждается в курице.»[94]В других текстах этот же аспект представлен волком и собакой, оленем и единорогом или другими животными. Яйца, которые вступают в действие в конце сна, являются хорошо известным образом исходного материала процесса индивидуации. Во сне на это множество кур наложена духовная дисциплина, так что их животная природа не будет препятствием на их пути к внутренней свободе. Согласно вышеприведённой цитате Сеньора, петух и курица на самом деле представляют солнце и луну, также как и король и королева в алхимическом символизме. Таким образом королевская пара, появляющаяся во сне позже, на самом деле символизирует другой аспект того же самого.

Это напоминает замечание Юнга о том, что такая форма coniunctio , иерогамия , является более примитивной и более духовной, нежели всё, что мы способны описать. Король и королева, как и животные, представляют нечто полностью трансперсональное, подобно чему-то, что существует в божественной сфере, за пределами пространства и времени. Поэтому сон говорит нам, что королевская пара является «чуждой этому миру». Человеческое эго должно помочь им продвинуться в этой конкретной области. Сон прекрасно изображает промежуточное положение эго, которое с одной стороны накладывает определённую духовную дисциплину на животных, а с другой должно обеспечить королевской паре элемент земной реальности.

Ощущение этой промежуточной констеллирует бесконечную кропотливую заботу, но, как указывал Юнг, оно жизненно важно не только для индивида, но также для морального и духовного прогресса человечества. Таким образом, если психотерапевт трудится над этим ощущением, он работает не только для своих конкретных пациентов, но также и для своей собственной души, и каким бы малым не было его достижение, оно достигает совершенства там, куда в настоящее время сдвинулся нумен , другими словами, в месте, куда сместилась проблема человечества.[95]Это также причина того, что во сне возникает фрагмент вероятной мировой истории, убийство Гитлера, как реакция на тот факт, что сновидица приняла решение воспринять свой перенос серьёзно. Вот почему бессознательное часто использует такие явно космические и возвышенные образы, чтобы выразить проблему переноса, другими словами, выразить, что происходит что-то значительное.

Так, одному анализанду после просмотра фильма «Хиросима, моя любовь» приснился сон, что либо влюблённые смогут быть вместе должным образом, либо же атомная бомба взорвётся. Таким образом бессознательное говорило, что происходит что-то потрясающее и очень важное.

То, насколько значимой проблема любви считается бессознательным, может также быть проиллюстрировано следующим сном. Он приснился женщине средних лет, испытывавшей сильнейшую любовь к женатому мужчине, на которую он ответил взаимностью; однако она продолжала бороться с этой любовью из соображений приличия и по рациональным причинам. Вот этот сон.

Я слышу мощный, глубокий звук бронзового колокола, экстраординарный звон, подобного которому я никогда не слышала и не представляла, звук свыше, невероятной красоты, неотразимый! Очарованная, я встала, так как я каким-то образом должна была добраться до источника звука, который мог быть только божественной природы. Так как звук показался мне сакральным, я подумала, что он идёт из церкви, и внезапно я оказалась в церкви чистейшего готического стиля, из белого камня, и я была готова подняться на колокольню, чтобы найти колокол, источник этого серьёзного ритмичного перезвона, который я всё ещё могла слышать. Но всё изменилось. Церковь превратилась в широкое подземелье, подобное нефу собора, сделанному из прозрачного живого красно-оранжевого материала, погружённого в красноватый свет и поддерживаемого лесом колон, которые напомнили мне сталактиты в пещере, которую я однажды видела в Испании. На мгновение я увидела себя крошечной и одинокой, стоящей в этом грандиозном зале, подавленная ощущением, что у меня есть целый мир, чтобы его исследовать. Это было моё сердце. Я стояла внутри моего собственного сердца, и в этот момент я осознала, что восхитительный колокольный звон, который я всё ещё слышала, был ничем иным, как биением моего собственного сердца, или же что этот внешний звук и моё сердцебиение были одним и тем же. Они звучали в одном и том же ритме. Макрокосм и микрокосм были синхронизированы; ритмы мирового сердца и моего сердца были одинаковы.

Я думаю, что этот сон не требует интерпретации. Он говорит сам за себя и показывает, как Эрос и индивид неразрывно связаны друг с другом.

Я бы хотела в этот момент сослаться ещё раз на сон женатого мужчины, который я вкратце обсуждала в другой лекции.[96]Он был влюблён в замужнюю женщину, Альберту, и имел с ней сексуальные отношения. В момент сна они оба думали о разводе.

Я был с моим учителем, присутствующим незримо, на краю сферы, которую он описал как «высшую реальность», нечто лишённое времени и пространства, неописуемое. Только те, кто видел это, могут понять этот опыт как «всё-ничего», «везде-нигде», «все-никого», как «Cлово, которое ещё не было произнесено». Каким-то образом учитель помог мне выхватить два существа или чего-то подобного из этой высшей реальности. Я их не видел, но я знал о них. Чтобы сделать их видимыми, учитель помог мне извлечь серебристо-серую подобную туману субстанцию из пространства, в котором мы парили, и ею мы покрыли этих двух существ и что-то третье, что разделяло двоих. Когда я увидел их оформленными, я был сильно поражён. «Они ангелы», — крикнул я. «Да», — ответил он, — «этот — ты». Я видел серую завесу, которая разделяла двух ангелов, и учитель объяснил: «Это пелена иллюзий.» В ней было много отверстий. Я был глубоко тронут и закричал: «О, она падает, она падает», и у меня было чувство, что тысячи лет, которые были прожиты в полубессознатлеьной надежде, что она будет разорвана, наконец-то оправдались. Я подошёл к ангелу, который был «мной», и увидел серебряную нить, идущую от него к очень крошечному созданию, которое также было «мной» в сфере иллюзий. Другая нить тянулась прямо туда к женщине. Это была Альберта. Два ангела казались одинаковыми и бесполыми, и они могли «думать вместе» в своей некой «одинаковости» (что иногда происходило со мной и Альбертой в реальности «прямо там»). И мы думали: «Такая маленькая часть нашего сознания живёт в этих маленьких существах, и они волнуются о столь незначительных вещах. Бедные маленькие существа!» И мы увидели, что их союз не может состояться должным образом, если эти два маленьких существа не выполнят свои обязательства по отношению к тем, кто рядом с ними, прежде своих эгоистичных желаний. И в то же самое время нам было ясно, что будет грехом против «высшей реальности» (грехом против Духа Святого?), если мы не будем заниматься процессом взаимного стремления к осознанности.

Здесь алхимическая королевская чета заменяется двумя ангелами, посланниками Господними. Однако они представляют тот же самый трансцендирующий сознание более глубокий аспект любовных отношений, который на этой стадии развития соскользнул слишком сильно на конкретный сексуальный уровень. Как указывает Юнг, он может быть неверно понят и как способ достижения более высокого уровня духовности, и как способ уклонения от конкретных обязательств, чтобы позволить отношениям деградировать до атавистично-примитивного уровня. Эти две возможности представляют собой Сциллу и Харибду, между которыми человек должен найти свой путь. На текущем этапе была констеллирована вторая опасность, поэтому сон так сильно подчеркнул духовную сторону. Ранее, однако, тот же сновидец видел сон, в котором он должен был принять опасный, очень важный круглый медный объект, вокруг которого свернулись волнистыми линиями змеи. В той стадии своей жизни он неправомерно хотел отойти от физической стороны проблемы любви. Этот круглый объект напомнил ему во сне о терновом венце Христа, и он знал, что это означает «кровь и слёзы». И действительно, перенос всегда ведёт к распятию, другими словами, к смерти природного — иначе говоря, бессознательного, — человека, которым он до сих пор был. [97]Мы — точка пересечения конфликтующих сил, во-первых, проявлений нашей собственной тени в форме ревности, территориальности, сексуальных страстей и т.д.; во-вторых, того факта, что мы не обладаем партнёром, и, в третьих, содержаний коллективного бессознательного, которые при помощи переноса выходят на поверхность и начинают оказывать всё большее влияние на нашу судьбу. Всё это ведёт к смерти эго, и, если всё идёт правильно, к рождению Самости. На этой стадии принципиальной является задача, насколько мы знаем, примириться с анимусом и анимой.

Я бы хотела здесь повторить описание анимы, взятое из неопубликованного семинара Юнга по детским снам. Анима является своего рода желанием или системой ожиданий, которые мужчина имеет в отношении женщины, фантазией по поводу отношений и эротики. Если внешние ожидания, подобно обычным чувственным желаниям или планам в отношении денег, власти и т.д. смешиваются с ней, всё утрачивается. Таким образом сознательное признание анимы означает любить другого человека ради него самого и ради самой любви. «Когда я следую своей любви, тогда моя любовь удовлетворена.» Только для человека, который следует за анимой ради неё самой, она становится Беатриче. Для такого мужчины она становится мостом к трансцендентным сферам. «Размышляя, я шёл по пути любви», как это выразил Данте. Однако изначально аниму можно найти также в амбициях человека, и таким образом она опутывает его чувством вины и ошибками, если он сознательно не узнаёт свою жажду власти. Если человек не способен на это, он в конце концов оказывается в полной изоляции в состоянии одержимости.

Мы также можем применить это описание к анимусу, который на самом деле является системой понимания.

Для анимуса имеет значение понимание или правда исключительно ради правды и без любой примеси чувственности или жажды власти. Только женщина, которая любит истину ради неё самой, может интегрировать анимус, и тогда он становится, подобно аниме, мостиком к Самости, другими словами, к знанию Самости. И когда два человека, состоящие в отношениях друг с другом, находятся на пути к взаимному процессу индивидуации, тогда констеллируется мотив coniunctio надличностной пары. Юнг в приведённой в начале цитате указывал, что в случае иерогамии не два эго сталкиваются лицом к лицу, но скорее «все, чьё сердце мы затрагиваем». Эту странную множественность очень трудно понять. Это как если бы свыше существовала только одна божественная пара, Шива и Шакти, которые находятся в вечном объятии, и земные человеческие существа принимали бы участие в их coniunctio только как «гости на пиру», как Андреэ изобразил это в своей книге «Химическая Свадьба». Это множественное единство может быть проиллюстрировано следующим сном, который приснился молодой девушке. Она по трагической случайности потеряла своего любимого жениха. После примерно двух лет другой молодой человек, который сейчас является её мужем и которого она достаточно любила, проявил к ней интерес; но что-то в ней сопротивлялось его принятию, потому что она рассматривала это как измену по отношению к своему первому жениху. Однако она обручилась с этим вторым человеком, и он подарил ей красивое кольцо. Однако затем она снова начала сомневаться. Во сне, который она увидела в этот момент, появился её мёртвый жених и сказал: «Но это я дал тебе это кольцо» (и показал кольцо, которое подарил второй жених). Это сделало возможным для неё принять новые отношения.

Я не претендую на полное понимание этого сна, но мне кажется, что он указывает на тайну пары в потустороннем мире, в чьё единство включено множество людей, «чьи сердца мы затронули». В символике алхимии это представлено так называемым образом multiplicatio . Когда философский камень найден, он преумножает себя сторицей, как бы сам собой, превращая все близлежащие камни и металлы в золото. Когда это событие выделяется на фоне человеческой встречи, тогда присутствуют бог и богиня, затем возникает чувство вечности, как если бы момент более ранней встречи был сейчас и всегда в одно и тоже время, как это выразил Юнг, — «непосредственное присутствие». Таким образом Юнг писал в своих мемуарах, что «привязанности <…> значат очень много, но в них всегда заключена проекция, некое субъективное смещение угла зрения, которое необходимо устранить, чтобы достичь объективности и самодостаточности. <…> Суть в том, что объективное знание в большинстве своём скрыто за эмоциональным отношением. И только объективное знание открывает путь к истинному духовному единению.»[98]И в другом месте: «и в наших отношениях с другими людьми важно то же самое: присутствует ли в них некая безграничность».[99]Эта безграничность кажется мне мотивом проявления в фоне бога и богини.

Проблема множественного единства также, как мне кажется, есть в китайском даосском взгляде на жизнь после смерти. Согласно этой концепции душа умершего распадается и превращается в мужскую, духовную часть, которая ускользает вверх, и феминную, земную часть, которая опускается на землю. Затем они двигаются, в первую очередь на восток, потом на запад, и оттуда к таинственному космическому центру, «жёлтому источнику». Там эти две части празднуют свою свадьбу, «тёмное единение», как Лорд Востока и Леди Запада, как любая божественная пара, которую всегда воплощает каждый мёртвый человек.

Когда отношения достигают настоящей глубины, тогда это coniunctio mysterium каким-то образом возникает из вневременного царства и просвечивает через все желания, сопротивления, проекции и идеи, появляясь на поверхности. По большей части это происходит только в определённые моменты и исчезает в следующий период времени. Мы никогда не будем способны ухватить это, но мне кажется важным как минимум иметь подозрение о существовании этой тайны, так что каждый не должен на основе рациональных предрассудков закрывать дверь перед богом и богиней, когда они хотят войти.

Мотив иерогамии , как Юнг это выразил в другой момент, — это тайна взаимной индивидуации, «ибо ничто не может быть завершено без любви, ибо любовь приводит нас в состояние ума, в котором мы готовы рисковать всем без оглядки»[100]. Только таким образом возможна встреча с Самостью. Поэтому Юнг назвал фигуру Самости, которую он нарисовал в Боллингене, Филемоном, «любящим».

Стремление стать целостным является наиболее сильным импульсом у человека, и именно оно на самом деле скрывается за более глубокой страстью в переносе. В конце своей жизни Юнг признавал:

Тщетно я старался бы найти язык, который был бы в состоянии адекватно выразить неисчислимые странности любви. Эрос есть космогония, он — творец сознания. <…> Здесь скрыто самое великое и самое малое, самое далёкое и самое близкое, самое высокое и самое низменное. И одно не живёт без другого. <…> И, если у него есть хоть капля мудрости, ему придётся смириться, обозначив ignotum per ignotus — то есть назвав любовь именем бога.[101]

И однажды в разговоре он сказал: «Проблема любви так трудна, что человек должен быть счастлив, если в конце своей жизни он может сказать, что никто не был уничтожен по его вине.»