Нерушимые обеты, которые можно обойти хитростью

Я думаю, что современный человек слишком легкомысленно относится к обетам и клятвам. Быть может, отчасти именно поэтому мы возмущаемся тем, как к обетам и клятвам относились люди Ветхого Завета. Главы 19–21 Книги Судей содержит два таких обета, к которым израильтяне относятся крайне серьезно. Во–первых, народ поклялся предать смерти всех тех, кто не откликнется на призыв к оружию; во–вторых, израильтяне поклялись не выдавать своих дочерей за сынов Вениамина. Позже они поняли, что из–за второй клятвы колено Вениаминово должно исчезнуть с лица земли, и стали думать о том, как этого избежать. И здесь они поняли, что их может спасти первая клятва. Кто не явился, чтобы принять участие в битве? Жители Иависа Галаадского. Согласно правилам herem (о чем мы поговорим ниже) они перебили всех жителей города, за исключением девственниц. Но этого оказалось недостаточно для того, чтобы каждый из сынов Вениаминовых получил себе жену. Вместо того чтобы признать свою клятву безрассудной, израильтяне нашли ещё один способ её обойти: они посоветовали сынам Вениаминовым похищать танцующих девушек Силома. Это позволило им оставаться верными своему обету. Не нарушая клятвы, они ухитрились исполнить именно то, что эта клятва должна была бы запретить.

Но прежде чем мы разберем данный случай, нам следует рассмотреть несколько других библейских отрывков, которые показывают, насколько серьёзно в древнем Израиле относились к клятвам и обетам. Мы уже упоминали эпизод из 2 Цар 21, где важную роль играют клятвы. Страна переживала голодные годы из–за того, что Саул нарушил клятву, данную гаваонитянам. Поскольку та клятва была получена с помощью обмана, перед израильтянами стояло искушение забыть о ней и предаться мщению. Но Книга Иисуса Навина 9:16–21 показывает, что вожди Израиля настаивали на соблюдении клятвы, несмотря на то, что она была получена нечестным путем. И когда Саул нарушил данную клятву, страна должна была за это расплачиваться. Чтобы восстановить справедливость, гаваонитяне потребовали от Давида казнить семерых потомков Саула. Решения Давида также отражают представления о нерушимости клятвы: Давид не желает казнить Мемфивосфея, сына Ионафана, «ради клятвы именем Яхве, которая была между ними» (2 Цар 21:7; см. 1 Цар 20:17). Это показывает, что клятвы и обеты играли важную роль в жизни израильтян.

Другим примером опрометчивой клятвы служит обет Иеффая в случае, если Яхве дарует ему победу, принести в жертву первое, что выйдет из ворот его дома. Иеффай был потрясен и убит горем, когда увидел, что первой ему навстречу выбежала из дома единственная дочь (Суд 11:34–35), но «он совершил над нею обет свой, который дал» (Суд 11:39). Для Израиля обет есть обет, никаких компромиссов.

Видя такое жесткое и буквалистское отношение к клятвам и обетам, мы можем задать два вопроса. Во–первых, как Бог относился к такому положению дел? Во–вторых, чему такое отношение к клятвам учит нас самих?

Отвечая на первый вопрос, нам следует признать, что Бог стремился соответствовать тому отношению к обетам, которое существовало в древнем Израиле, и мы можем понять почему. Если мы вспомним о том, какой уровень нравственности отражают главы 19–21 Книги Судей, мы увидим, что Богу было почти не на что опереться, потому что в Его народе было крайне мало добра. И потому, хотя гостеприимство было глубоко искажено «мужским шовинизмом» и хотя народ придавал великое значение букве клятвы, пренебрегая её духом, эти две вещи, по крайней мере, свидетельствовали о том, что Израиль способен держаться за нечто доброе. И в периоды глубокой деградации это было крайне важно. Отношение Израиля к обетам указывало на некоторую честность и целостность, и Бог мог постепенно облекать эти качества в одежды праведности и справедливости. Бог начал Свою работу с того сырого материала, который был у Него под рукой. Конечно, подобно нам, Он мог мечтать о более достойном народе, но Он не мог выдавать желаемое за действительное. Зато Он мог начать работу с людьми, которые верны хотя бы чему–то, даже если верны букве или ложным идеалам.

В связи с этим можно вспомнить о ситуации ребенка, которому дали обещание, включающее в себя некоторые условия: «Мы пойдем в зоопарк, если ты закончишь прополку сада и позанимаешься музыкой». Ребенок может помнить только о зоопарке, забыв об обязанностях. Он помнит про обещание, но ещё до какого–то возраста неспособен взвесить все его последствия. Так и древний Израиль в эпоху судей помнил о клятве, но ещё не дорос до способности взвешивать все последствия.

Как нам следует относиться к обетам и клятвам? Прежде всего, нам следует помнить о предостережении Книги Екклесиаста о том, что лучше вообще воздержаться от клятвы, чем пообещать и не выполнить сказанного (см. Еккл 5:5). Но это не помогает нам в ситуации, когда опрометчивая клятва может причинить страдания невиновным. И возможно, именно слово «невиновный» дает ответ на наш вопрос, потому что зрелое понимание принципов, изложенных в Писании, заставляет меня прийти к выводу, что я никогда не должен причинять вред невиновному человеку. Нарушить это ключевое правило справедливости ради соблюдения моей опрометчивой клятвы было бы неразумием, ошибкой и недостойным поведением для христианина. Однако здесь следует добавить, что никакие соображения личной выгоды не могут быть основанием для нарушения клятвы, хотя именно такое искушение нас постоянно подстерегает: скажем, когда я обещал продать по такой–то цене старье, хранящееся в моем доме, и здесь узнаю, что это ценный антиквариат, — я должен выполнить то, что обещал. Я всегда должен смотреть на свои клятвы с точки зрения закона Божьего. Ради того чтобы оставаться честным человеком, я всегда должен приносить свои личные интересы в жертву этому закону. Я должен стремиться к тому, чтобы Бог руководил всеми моими поступками и решениями, даже если это ведет к мучительным и неприятным последствиям. Я верю, что Бог всегда ожидает от меня правильных поступков, неважно, связан я при этом клятвой или нет, и я смогу соответствовать этому ожиданию только в том случае, если буду поддерживать непрерывную связь с Богом.

Однако следует признать, что подобные рассуждения о решениях и поступках вряд ли приходили в голову членам народа Божьего в древности. Но вправе ли мы этого от них ожидать? Для того чтобы понимать обеты и заповеди в свете любви, справедливости и милосердия, нужен иной уровень зрелости, которого Израиль тогда ещё не достиг. Главы 19–21 Книги Судей показывают, что народ уже начал понимать, что поспешные клятвы приводят к печальным последствиям, но ещё не нашёл ответа на вопрос, как избежать этих последствий, сохраняя верность Богу. Так что израильтяне решили обойти свой обет с помощью похищения девушек, танцующих в винограднике. Более разумный подход к нравственным вопросам появился у них позднее. Вспомним известные слова из Нового Завета: «Когда я был младенцем, то по–младенчески говорил, по–младенчески мыслил, по–младенчески рассуждал; а как стал мужем, то оставил младенческое» (1 Кор 13:11). В каком–то смысле древний Израиль оставался маленьким ребенком, о чём свидетельствуют многие места Ветхого Завета. Любопытно посмотреть, как этот образ обыгрывают глубокие слова пророка Осии:

Когда Израиль был юн, Я любил его и из Египта вызвал сына Моего.

Звали их, а они уходили прочь от лица их:

приносили жертву Ваалам и кадили истуканам.

Я Сам приучал Ефрема ходить,

носил его на руках Своих,

а они не сознавали, что Я врачевал их.

Узами человеческими влек Я их, узами любви,

и был для них как бы поднимающий ярмо с челюстей их,

и ласково подкладывал пищу им

(Ос 11:1–4).

При «возвышенном пути» понимания Ветхого Завета легко упустить из вида эту «детскость» древнего Израиля. В истории христианства это приводило к двум разным, но в равной степени плачевным последствиям. Некоторые христиане отказывались видеть в Ветхом Завете Слово Божье из–за того, что древнее откровение Бога не соответствует нашим «высоким» стандартам. Другие же оправдывали свои варварские обычаи и неразумное поведение, ссылаясь на Ветхий Завет. Так, в XIX веке к нему обращались, желая защитить рабовладение, а в двадцатом — чтобы оправдать идею мужского превосходства.

Herem (заклятие)

Если даже вы не знаете еврейского слова herem, вы читали об этом обычае в Суд 19–21 и, вероятно, он вас должен был возмутить. Это слово нелегко перевести на современные языки, что усугубляет наше непонимание, поскольку и существительное, и глагольные формы этого слова встречаются в Ветхом Завете довольно часто. С этим обычаем в Суд 19–21 прямо связана клятва истребить всех израильтян, которые не пойдут войной на Вениамина. И когда Израиль посылает воинов в Иавис Галаадский, они должны «предать заклятию», то есть истребить, всех, за исключением девственниц (Суд 21:11). Слово «предать заклятию» отражает использование глагольной формы слова herem , в случае же Ахана мы можем видеть употребление существительного, когда тот «взял из заклятого» после покорения Иерихона (Ис Нав 7:1). Если мы прочтем то место, где Иисус Навин дает указания воинам относительно Иерихона (Ис Нав 6: 15–21), мы можем лучше понять, как используется это существительное и глагольные формы. Если сказать кратко, herem представляет собой священный обет, по которому нечто обречено на полное уничтожение, и очень часто речь здесь идет обо всем городе.

Если принесён обет заклятия, некоторые вещи или некоторых людей можно не уничтожать в том случае, если их можно «посвятить» для какого–то особого употребления. Так, Иисус Навин объявил, что всё золото и серебро Иерихона, а также медные и железные сосуды нужно сохранить для священного употребления: они «войдут в сокровищницу Яхве» (Ис Нав 6:19). Девственницы Иависа Галаадского, о которых говорится в Суд 21, «посвящены» делу продолжения рода сынов Вениаминовых, но все остальные жители города, включая замужних женщин и детей, были истреблены мечом (см. Суд 21:10). Но по своему произволу нельзя «посвящать» вещи или людей для особого употребления, что ясно показывает трагическая история победы Саула над Амаликом. Саул получил повеление «предать заклятию» амаликитян (1 Цар 15:18), но Саул не выполнил этого указания, не слишком убедительно объясняя свою ошибку тем, что он оставил самый лучший скот для жертвоприношений Яхве (1 Цар 15:21). Как показывают предыдущие примеры, могут существовать исключения из правил herem, но такие исключения не должны делаться на основании прихотей непослушного царя.

Нарушение правил herem иногда приводит к ужасным последствиям. В случае Ахана это привело сначала к поражению Израильтян при Гае, а затем к истреблению самого Ахана, его семьи и всего его имущества. В случае Саула нарушение правил herem привело к тому, что он лишился права быть царем. Известные слова «послушание лучше жертвы» прозвучали именно тогда, когда Саул нарушил правила herem (1 Цар 15:22).

Herem упоминается также в своде законов Пятикнижия, где этот обычай служит чисто религиозным целям: если кто–то введет селение израильтян в грех поклонения иным богам, кроме Яхве, необходимо внимательно исследовать это дело. И если окажется, что это действительно так, всё селение следует «предать заклятию», включая скот и всю добычу (Втор 13:12–18). Это крайне жестокие слова для Бога, который любит свободу, не правда ли? Да, однако Израиль мог ожидать только таких слов и таких указаний от своего Бога. Израиль не отделял религию от светской жизни. Наказания за религиозные нарушения карались с тою же строгостью, что и уголовные преступления. Яхве распоряжался всей жизнью народа и отвечал за соблюдение справедливости.

И потому может показаться, что есть, по меньшей мере, доля истины в традиционных ссылках на «теократию» как объяснение некоторых жестокостей в Ветхом Завете, таких как массовое уничтожение врагов на войне или смертная казнь. Такой подход к «проблемам» Ветхого Завета очень популярен в консервативных кругах, однако он косвенно предполагает, что чем непосредственней народ руководим Богом, тем «тяжелее» Божья рука. С этим я никак не могу согласиться. Израиль действительно находился под непосредственным руководством Бога, однако жестокость в Ветхом Завете имеет прежде всего человеческое, а не божественное происхождение.

Ссылки на теократию неубедительны ещё и по той причине, что в древние времена практически каждое общество имело теократический характер. Израиль отличался от своих соседей не тем, что в нем царила теократия, но тем, что он верил в Единого Бога, на Которого действительно можно было положиться. Израиль мог доверять Яхве, Который поддерживает справедливость. Другие же народы не знали, на кого можно положиться, потому что их боги сами часто враждовали между собой или с какими–то людьми. Но хотя Израиль представлял себе теократию совершенно не так, как его соседи, во всем Древнем мире наказания были достаточно суровыми, причем все народы считали, что их одобряют боги. Здесь Израиль ничем не отличался от своих соседей.

Археологические открытия позволяют утверждать, что ужасающий обычай heremсуществовал и у соседей Израиля. Знаменитый Моавитский камень свидетельствует именно об этом. На этом камне были найдены надписания от имени царя Моава по имени Меша, который жил примерно в то же время, что и израильский царь Ахав. Меша повествует о том, что его бог Хамос наказал моавитян, предав их в руки враждебного израильского народа. Но наконец Хамос про своей милости освободил Моав, причем Меша упоминает о том, что он «предал заклятию» некоторые израильские города. Здесь слово herem употребляется в том же самом смысле, как и в Библии, однако заклятие совершается в честь Хамоса, а не Яхве.

Думаю, у нас есть все основания полагать, что herem придумал не Бог, но это был настолько глубоко укоренившийся в древней культуре обычай, что Богу пришлось его терпеть и даже использовать для своих целей. Если представить себе, что Бог восседает на небесах и оттуда спускает на землю Свои законы и постановления, которые совершенно не принимают во внимание культуру Древнего мира, — а именно так считают многие консервативные христиане, — тогда эти ветхозаветные законы и обычаи действительно недостойны доверия, потому что они отражают образ совсем не Того Бога, Который был открыт в Иисусе Христе.

Разумеется, мое понимание этих обычаев и историй тесно связано с откровением о Боге в Иисусе Христе. Если Евангелия говорят мне о дающем жизнь и долготерпеливом Боге, Который отказывается от любого рода принуждения и желает дружить с грешниками, тогда я должен с этим знанием вернуться к Ветхому Завету и искать там Такого же Бога, поскольку Новый Завет однозначно выражает веру в то, что Яхве Ветхого Завета есть Бог, Который был открыт нам в Иисусе Христе. Современные исторические сведения о древнем Ближнем Востоке и свидетельство Нового Завета о Едином Боге позволяют сделать неизбежный вывод, что Бог Ветхого Завета проявлял неслыханное терпение и рисковал Своей репутацией, чтобы действовать среди таких людей, какими они были на тот момент. Ветхозаветный Бог был жестоким только потому, что имел дело с жестокими людьми. Но по жестокосердию людей деяния Бога нередко понимались неверно, как мы это особенно ярко видим на примере ужасающей истории Суд 19–21. Если, однако, мы будем читать эту историю, помня о терпеливом Боге, Который любит свободу и избегает принуждения, мы откроем немало удивительного и прекрасного, касающегося характера Яхве и Его взаимодействия с человеком. Давайте присмотримся к тому, как эта «наихудшая» история показывает Бога, и постараемся лучше понять, как этот Бог относится к человеку.

Наши рекомендации