Жанна действительная и жанна предположительная

Жанна д'Арк, деревенская девушка из Вогез, родилась около 1412 года,

была сожжена за ересь, ведовство и колдовство в 1431-м, кое-как

реабилитирована в 1456-м, провозглашена преподобной в 1904-м, объявлена

блаженной в 1908-м и, наконец, причислена к лику святых в 1920-м. Самая

выдающаяся святая воительница от рождества Христова и самая большая

чудачка среди эксцентричных фигур средневековья; рьяная и как нельзя более

благочестивая католичка, она была вдохновительницей крестового похода

против гуситов и, в сущности, одной из первых протестантских мучениц.

Кроме того, она принадлежит к числу первых апостолов Национализма и она же

первая во Франции ввела в практику наполеоновский реалистический метод

ведения войны, отказавшись от спортивной игры ради выкупа, какая велась

рыцарством той эпохи. Первая поборница целесообразной женской одежды, она,

подобно шведской королеве Кристине, правившей два века спустя, да и

Каталине де Эраузо и бесчисленным оставшимся неизвестными героиням,

которые переодевались в мужское платье и служили солдатами и моряками,

отказалась принять специфический женский удел и одевалась, сражалась и

вела солдатскую жизнь наравне с мужчинами.

Поскольку она сумела утвердить себя всеми этими способами с такой

энергией, что прославилась на всю Западную Европу, еще не выйдя из

отроческого возраста (да, собственно, она так из него и не вышла), то

неудивительно, что ее сожгли по суду за якобы целый ряд тяжких

преступлений, караемых смертной казнью, которые в наше время уже не

наказуются таким образом и которые принято у нас называть неподобающим и

недопустимым для женщины поведением. В восемнадцать лет притязания Жанны

уже превосходили притязания самого гордого из пап римских или самого

высокомерного из императоров. Она утверждала, что она посланница и

полномочная представительница самого Бога и что, еще будучи во плоти, она

принадлежит к торжествующей церкви. Она покровительствовала своему королю

и требовала от английского короля покаяния и повиновения ее приказам. Она

поучала государственных деятелей и прелатов, говорила с ними свысока и

командовала ими. Она пренебрежительно отвергала планы генералов и

приводила их войска к победе на основании собственных планов. Она питала

безграничное, нескрываемое презрение к официальным взглядам, суждениям и

авторитетам, а также к тактике и стратегии военного министерства. Будь она

мудрецом и монархом, в котором слились воедино освященная веками духовная

власть и славнейшая династия, ее претензии и поведение были бы столь же

раздражающими для бюрократического мышления, что и претензии Цезаря для

Кассия. Но коль скоро она была всего только выскочкой, то о ней

существовало лишь два мнения: либо что она наделена сверхъестественной

силой, либо что она невыносима.

ЖАННА И СОКРАТ

Если бы Жанна была зла, эгоистична, труслива или глупа, она стала бы

одной из самых отталкивающих личностей в истории вместо того, чтобы стать

одной из самых привлекательных. Будь она достаточно опытна, чтобы

понимать, какое впечатление она производит на мужчин, унижая их тем, что

оказывалась права, когда они были не правы, и научись она им льстить и

обводить их вокруг пальца, она, быть может, прожила бы столько же, сколько

королева Елизавета. Но она была слишком молода, неотесана и неопытна и не

знала всех этих хитростей. Когда ей противоречили те, кого она считала

дураками, она не скрывала, что она о них думает и как их глупость ее

раздражает. По своей наивности она воображала, будто они должны быть

благодарны ей за то, что она выводит их из заблуждения и вызволяет из

беды. Надо сказать, что незаурядным личностям всегда невдомек, в какую

ярость приводит людей недалеких разоблачение их глупости. Даже Сократ,

несмотря на свой возраст и опытность, не сумел защитить себя на суде, как

подобало человеку, понимающему, почему так долго копилась обрушивавшаяся

на него ярость и почему требовали его смерти. Его обвинитель, родись он на

2300 лет позже, мог быть любым из тех, что в утренние или вечерние часы

"пик" едут в Сити и из Сити в вагоне первого класса; обвинителю, по сути,

нечего было сказать кроме того, что ему и ему подобным неприятно

оказываться в дураках каждый раз, как Сократ откроет рот. Сократ же, не

понимая, в чем его обвиняют, чувствовал себя совершенно беспомощным; он

сообщил судьям, что он старый воин и честный человек, а его обвинитель

безмозглый сноб, и на этом выдохся. Он и не подозревал, какой страх, какую

ненависть порождает его интеллектуальное превосходство в сердцах людей, к

которым сам он испытывал лишь добрые чувства и которым делал добро.

СОПОСТАВЛЕНИЕ С НАПОЛЕОНОМ

Если Сократ был так наивен в свои семьдесят лет, то можно себе

представить, как наивна была Жанна в свои семнадцать. Но если Сократ,

обладавший даром убеждения, воздействовал на людские умы постепенно и

мирно, то Жанна, начиненная энергией, воздействовала на людей физически,

бурно и насильственно. Потому, очевидно, Сократа и терпели так долго, а

Жанну уничтожили прежде, чем она вышла из отроческого возраста. При этом у

обоих колоссальные способности сочетались с искренностью, отчего бешеная

неприязнь, жертвами которой они пали, была совершенно неоправданна и

поэтому для них самих непостижима. Наполеон тоже обладал колоссальными

способностями, но не был наделен ни их искренностью, ни бескорыстием и

поэтому не питал никаких иллюзий относительно характера своей

популярности. Когда его спросили, как мир воспримет его смерть, он

ответил: "Вздохнет с облегчением". Но для гигантов духа, не испытывающих

ненависти к своим ближним и отнюдь не намеренных причинить им вред, очень

трудно уразуметь, почему ближние их ненавидят и хотят уничтожить. Хотят не

только из зависти - оттого, что чужое превосходство ранит самолюбие, - но

и из смиренного чистосердечного страха перед ними. Страх толкает людей на

любые крайности, а страх, внушаемый существом высшего порядка, загадочен,

и рассеять его доводами рассудка невозможно. Он настолько непостижим, что

становится невыносимым, когда нельзя предполагать или гарантировать

доброжелательство и моральную ответственность этого высшего существа, -

другими словами, когда оно не имеет официального статуса. Узаконенное,

установленное обычаем превосходство Ирода и Пилата, Анны и Кайафы внушает

страх, но страх объяснимый, с достаточно измеримыми последствиями, которых

можно избежать, - страх благотворный и спасительный, - такой страх

выносить можно. А вот загадочное, вселяющее страх превосходство Христа

исторгает вопль "Распни его!" у всех, кому не дано постигнуть его

доброжелательность. И, таким образом, Сократ выпивает цикуту. Христос

повисает на кресте, а Жанна сгорает на костре. Наполеон же, хоть и кончает

жизнь на Святой Елене, по крайней мере умирает в своей постели. Да и

многие наводящие страх, но вполне понятные и узаконенные мерзавцы умирают

естественной смертью во всей славе земных своих царств, тем доказывая, что

куда опаснее быть святым, нежели завоевателем. Те, кто сочетают в себе

обоих, как, например, Магомет и Жанна, делают открытие, что святого спасет

только завоеватель и что поражение и плен означают мученичество. Жанну

сожгли, и ни один из ее соотечественников и пальцем не шевельнул, чтобы

спасти ее. Соратники, которых она привела к победе, и враги, которых она

разбила и опозорила, король французский, которого она короновала, и король

английский, чью корону она сбросила в Луару, - все были одинаково рады

избавиться от нее.

БЫЛА ЛИ ЖАННА ВИНОВНА?

Коль скоро результата, достигнутого Жанной, может добиться и низменное

ничтожество, и великая возвышенная душа, нужно разобраться - кто же из

двух действовал в данном случае. После тщательного и добросовестного

судебного разбирательства современники решили дело не в ее в пользу, а

отмена вердикта двадцать пять лет спустя, хотя и имела вид реабилитации

Жанны, в сущности, лишь подтвердила законность коронации Карла VII. И

только внушительное и единодушное суждение потомков - высшим воплощением

его стала канонизация Жанны - аннулировало наконец первоначальный процесс

и поставило ее судей перед судом, который пока что значительно более

несправедлив, чем их суд над нею.

Процесс реабилитации, каким бы липовым он ни был, как-никак представил

достаточно свидетельств, способных убедить всех благоразумных скептиков в

том, что Жанна не была ни мегерой, ни шлюхой, ни колдуньей, ни

богохульницей, идолопоклонствовала не больше, чем сам папа римский, и не

делала ничего дурного, кроме того что воевала, носила мужскую одежду и

отличалась дерзкой отвагой. Более того, она была добродушна, непорочна,

очень благочестива, очень воздержанна (мы бы назвали ее пищу аскетической

- хлеб, смоченный в дешевом вине, которое во Франции все равно что

питьевая вода), очень доброжелательна и, хотя была храбрым и стойким

солдатом, не терпела распущенного языка и распутного поведения. Она взошла

на костер, не имея ни единого пятна на совести, если не считать излишней

самонадеянности или, как тогда говорили, самовозвеличения, которые ее туда

и привели. Поэтому было бы напрасной тратой времени доказывать сейчас, что

Жанна из первой части хроники времен Елизаветы о Генрихе VI (состряпанной,

как предполагают, Шекспиром) из ура-патриотических соображений грубо

клевещет на Жанну в заключительных сценах. Грязь, которой ее забросали,

уже отвалилась полностью, так что современному писателю нет нужды отмывать

от нее Жанну.

От чего избавиться труднее, так это от грязи, которую бросают в ее

судей, и от лакировки, которая изменила ее самое до неузнаваемости. Когда

ура-патриотическая клевета сделала свое дело, сектантская клевета (в

данном случае протестантская) использовала ее сожжение для борьбы с

римской католической церковью и инквизицией. Простейший способ изобразить

представителей этих организаций злодеями в мелодраме - сделать героиней

этой мелодрамы Деву. Но это чистейший вздор. Церковь и инквизиция судили

Жанну куда более правым судом, чем нынешний светский суд судит обвиняемых

сходного типа и в сходной ситуации. И приговор был вынесен строго по

закону. И Жанна вовсе не была героиней мелодрамы, то есть страдающей

любовным недугом красавицей, паразитирующей за счет столь же красивого

героя. Она была гениальной святой - полной противоположностью героине

мелодрамы, настолько полной, насколько это в человеческих возможностях.

Уточним значение понятий. Гением мы называем того, кто видит дальше и

постигает глубже других, а также обладает иной системой этических оценок и

энергией, позволяющей претворить свое особое видение и свои оценки в

деятельность, максимально соответствующую его особым дарованиям. Святым мы

называем того, кто применяет на практике свои героические добродетели,

кому доступны откровения, кто обладает способностями того порядка, которые

церковь относит к разряду "сверхъестественных", и вследствие всего этого

он подлежит канонизации. Если историк окажется антифеминистом, не

признающим за женщинами талантов в традиционно мужских сферах, то ему

никогда не понять Жанну, чьи таланты нашли себе применение главным образом

в военном деле и политике. Если историк окажется рационалистом, достаточно

последовательным, чтобы отрицать существование святых и считать, что новые

идеи возникают исключительно в ходе сознательного мыслительного процесса,

то ему не передать характера Жанны. Ее идеальный биограф должен быть

свободен от предрассудков и предубеждений XIX века, должен понимать

средние века, римскую католическую церковь и Священную Римскую империю

гораздо глубже, чем их понимают наши историки виги. И наконец, он должен

уметь отделаться от сексуальных пристрастий и романтических представлений

и рассматривать женщину просто как представительницу женской части рода

человеческого, а не как особый вид животного со специфической

обольстительностью и специфической безмозглостью.

КРАСОТА ЖАННЫ

Выражаясь без обиняков, любую книгу о Жанне, для начала описывающую ее

как красавицу, можно отнести к разряду фантазий. Ни один из товарищей

Жанны, будь то в деревне, при дворе или в военном лагере, даже превознося

ее в угоду королю, никогда не утверждал, что она хороша собой. Все

мужчины, упоминавшие о ее наружности, твердо стояли на том, что как

женщина она была на удивление непритягательна. Это тем более казалось

непонятным, что она была в расцвете юности, и никто не мог бы назвать ее

уродливой, увечной, нескладной или физически отталкивающей. Секрет же,

совершенно очевидно, состоял в том, что, подобно большинству женщин ее

самоуверенного, властного типа, она оставалась вне борьбы полов, так как

мужчины слишком боялись ее, чтобы в нее влюбиться. Не то чтобы она была

бесполой: несмотря на обет девственности, который она дала на время и

соблюдала до своей смерти, она вовсе не исключала для себя возможности

выйти замуж. Но брак, со всей предварительной подготовкой, с завлечением,

преследованием и поимкой супруга, ее не занимал, - у нее были другие дела.

Формула Байрона - "В судьбе мужчин любовь не основное. Для женщины Любовь

и жизнь - одно" - была неприменима к ней так же, как к Джорджу Вашингтону

или к любому другому деятелю мужского пола, избравшему героическое

поприще. Будь она нашей современницей, открытки с ее портретом, возможно,

и продавались бы, но с портретом в роли генерала, а не гурии. Тем не менее

есть основание думать, что лицо у нее было совершенно замечательное:

орлеанский скульптор современной ей эпохи создал статую молодой женщины в

шлеме; лицо ее так своеобразно выполнено, что это явно не идеальный образ,

а портрет, и в то же время оно настолько индивидуально, что не похоже ни

на одну из тех женщин, которых обычно видишь. Предполагается, что Жанна,

сама того не зная, послужила скульптору моделью. Доказательств этому нет.

Но необычайно широко расставленные глаза так неотразимо рождают вопрос:

"Если эта женщина не Жанна, то кто она?", - что я обойдусь без других

доказательств, и пусть те, кто со мной не согласен, попробуют доказать

обратное. Замечательное лицо, но совершенно неинтересное с точки зрения

любителей оперных красоток.

Такой любитель будет, вероятно, окончательно разочарован тем

прозаическим фактом, что Жанна была ответчицей в судебном процессе по

поводу нарушения брачного обязательства, сама защищала свое дело и

выиграла его.