О молитве внутренней (умной), тайно в сердце совершаемой
Близ ти глагол сей, во устехтвоих и в сердце твоем (Рим. 10, 8)
В последнем письме моем я говорила тебе, сестра, о молитве вообще; теперь скажу несколько слов о молитве исключительно внутренней, или так называемой «умной», потому что она совершается лишь умом и сердцем тайно, без всяких внешних знаков. Будучи исключительно духовного характера, она не должна и не может стесняться ни местом, ни временем, ни каким-либо другим условием, но как беспределен и безграничен Дух Святый, оживотворяющий молитву, так безгранична, непрестанна и повсюдна молитва души, втайне творимая: «На всяком месте владычествия Его (Божия) благослови, душе моя, Господа!» (Пс. 102, 22). «Вечер и заутра и полудне аз к Богу воззвах» (Пс. 54, 17, 18). «Непрестанно молитеся» (1 Сол. 5, 17), — учит святой апостол Павел. Очевидно, что Апостол разумеет тут молитву внутреннюю, молитву сердца и ума, не внешнюю, в которой участвовала бы и плоть, ибо невозможно нашей немощной и дебелой плоти непрестанно, неуклонно предстоять на молитве как по самой немощи ее, так и по безусловной зависимости ее от обстоятельств внешней жизни, в которых она обязана принимать участие. Внутреннюю же, тайную молитву может и должен держать каждый, по слову Апостола: «Потаенный сердца человек в неистлениикроткаго и молчаливаго духа» (1 Пет. 3, 4), предстоя пред Господом.
Если Апостол учит всех христиан «непрестанной» молитве, то не тем ли более таковая молитва составляет непременную обязанность иноков, как добровольно сложивших с себя излишние житейские заботы и посвятивших себя исключительно молитве и богомыслию. При надевании иноческой одежды (рясы) вновь вступающему послушнику вручаются, между прочим, и четки для вещественного напоминания о непрестанной молитве, которою должен заниматься новоначальный, постепенно обучая себя этому «духовному деланию», как называют святые отцы-подвижники умную молитву.
Ныне и четки, как и многое, имеющее высокодуховное значение, утратили свое значение; четки в настоящее время служат не столько принадлежностью для молитвы, сколько принадлежностью для наряда, и чтобы быть лучшим украшением, делаются ныне не из ниток или шерсти, каковыми делались прежде «вервицы» (то есть веревочные узелки), или, как их еще называли, «лестовки», а из бус, иногда даже и весьма непростых. Малодушные инокини тешатся ими, как дети, и щеголяют одна перед другой. Не во многих уже обителях сохраняется еще обычай совершать по четкам общее молитвенное «правило» с поклонами или без них, сообразно уставу. Что же касается прямого назначения четок, состоящего в упражнении по ним инока в непрестанной внутренней молитве,— оно почти вовсе утрачено.
Впрочем, я не хочу этим сказать, чтобы помимо четок нельзя было бы приобресть навыка внутренней молитвы; напротив, я лично знаю людей, никогда не имевших в руках четок, как не принадлежащих к иноческому сословию, а стяжавших высокосозерцательную «умную» молитву; ни общество людей, среди которого они вращаются, ни суета мирской жизни, их окружающая,— ничто не отвлекает их от непрестанной внутренней беседы с Богом, Которому они всегда предстоят умом и Которого непрестанно носят в сердце.
Такое состояние души есть плод долговременного труда, неослабного самовнимания и постоянного самопринуждения к молитве (умной). Если доступно оно и возможно для людей и среди мира живущих, этих тайных рабов Божиих, сокровенно работающих Господу, то не тем ли более доступно и обязательно для иноков; потому-то тебе, как инокине, по самому призванию своему обязанной хранить непрестанную внутреннюю молитву, я указываю, между прочим, на четки, данные тебе вместе с иноческим одеянием не как простая принадлежность его, а как начальный обучитель молитве и как вещественное напоминание о ней. Долговременный, неослабный труд, постоянное самопринуждение, как я сказала, потребны для стяжания внутренней непрестанной молитвы, но не забывай, что и всякое преуспеяние в чем бы то ни было, хотя бы и в светском знании или искусстве, требует тоже немалого труда, усиленных и постоянных упражнений, пока не приобретется известный навык и полное познание. Если не положим начала делу, то как совершим его? Если же не совершим или, по крайней мере, не потрудимся в нем, то «воздадим о нем слово в день судный» (Мф. 12, 36). Не на свои немощные и убогие силы полагаясь, а на всемощную благодать и помощь Божию надеясь, начнем понемногу приучать свое мятущееся сердце к божественной тишине сладчайшего Иисуса, ибо Он есть «един Царь мира».
«Идеже есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф. 6, 21),— говорит Господь. Если бы мы все сокровище свое, то есть все дорогое для нас и любимое нами, полагали в одном Господе, то, без сомнения, Он один и наполнял бы Собою наше сердце и мысли и все духовное существо наше; учение апостола о непрестанной молитве не было бы для нас заповедию многотрудною, а было бы лишь исполнением потребности своей души и удовлетворением стремления ее — быть всегда с Господом неразлучно сердцем и умом. Непрестанная молитва «умная» была бы неотъемлемою драгоценностью нашею, источником духовной сладости, сердечного простора; с именем Иисусовым, призываемым в молитве сердцем, есть Сам Иисус, как говорит Апостол: «близ ти глагол сей, — во устех твоих, и в сердце твоем» (Рим. 10, 8), то есть глагол молитвы твоей к Богу, или Бог, Которого ты призываешь. И Сам Господь говорит: «Се стою при дверех (то есть при дверех сердца) и толку (стучусь): аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною» (Апок. 3, 20). Видишь ли, разумеешь ли безмерную любовь к нам сладчайшего нашего Господа. Он Сам жаждет обитать в сердце нашем, лишь бы мы не отказывались, желали принять Его, как и в другом месте говорит: «и вселюся в них, и похожду (то есть буду сопровождать его во всех путях его), и буду ему во отца, и тии будут Ми в людие» (2 Кор. 6, 16, 18. Лев. 26, 12). «О Божественнаго, о любезнаго, о сладчайшаго Твоего гласа, Господи, и блажен, иже услышит глас Твой и отверзет тебе двери сердца своего!» О сестра, вникни в эти слова и умились, и размысли: нужно ли Господу, самоблаженнейшемуи источнику всякого блага, света, чистоты и святыни, наше сердце нечистое, уязвленное всяким грехом, смердящее гноем страстей, сердце порочное и лукавое; однако Он не гнушается им и ежеминутно готов посетить его, лишь бы мы сами не противодействовали этому. «Се стою при дверех и толку!» «Аз выну с Тобою есмь». «ПризовиМя в день скорби твоея, и измутя» (Пс. 49, 15). Казалось бы, как я и упомянула уже, непрестанное упражнение во внутренней, «умной» молитве должно быть вожделеннейшим занятием иноческим, тем более еще и потому, что она доступна и удобна при всяком физическом труде, при всяком житейском занятии, при вкушении пищи и пития, при прогулке, при исполнении общественных послушаний, и всегда и во всякое время дня и ночи, лишь бы ум и сердце внимали своему «внутреннему деланию». Много и весьма много писали об умной молитве Иисусовой богомудрые отцы, опытом изведавшие и сладость, и силу ее; так, один духоносный муж говорит: «с именем Иисуса или с искреннею мыслью об Иисусе соединена великая сила: она прогоняет страсти, запрещает бесам, наполняет сердце небесною тишиною и радостью».
Другой говорит: «именем Иисуса бей ратники (бесовские искушения), крепчавбо сего имене несть инаго под небесем». Еще говорит: «когда вкушаешь пищу или питие, мешай пищу в устах твоих с именем Иисусовым, да освятит и усладит оно пищу твою, подобно, как услаждает собою сердце твое». Когда вкушаешь пищу, думай о сладости пищи духовной, при питии — о сладости и животворности воды живой, обещанной и подаваемой Иисусом верующим, и припоминай при этом соответствующие сему изречения Его: «всяк пияй от воды сея (земныя) вжаждется паки; а иже пиет от воды, юже Аз дам ему, не вжаждется во веки» (Ин. 4,13-14) и далее: «Аще кто жаждет, да приидет ко Мне и пиет!» (Ин. 7, 37). Говори мысленно ко Господу: «Даждь ми от воды Твоея, да не вжажду» (Ин. 4, 15). «Иисусе, питие мое неисчерпаемое, Иисусе, пище крепкая, Иисусе, хлебе животный, насытимя алчущую, Иисусе, источниче разума, напой мя жаждущую!» и прочее, подобно подходящие тексты Священного Писания и молитвословий церковных. Когда идешь куда-либо путем, вспоминай предстоящий всем нам путь в небесное наше отечество или перенесись мыслию в те времена, когда Господь, ради нашего спасения воплотившийся, Сам ходил по земле, учил, говоря Своим последователям: «Аз есмь путь,— никтожеприидетко Отцу, токмо Мною» (Ин. 14, 6). «Аз есмь дверь овцам» (Ин. 10, 7). «Приидите ко Мне, вситруждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы» (Мф. 11, 28), и соответствующими из Священного Писания словами или собственными твоими, из глубины сердца твоего исходящими словами, откликнись на всеблагий призыв Владыки, хотя бы, например, так: «Наставимя, Господи, на путь Твой, да пойду во истине Твоей!» (Пс. 58, 11) или: «Стопы моя направи по словеси Твоему» (Пс. 118, 133) и т. п.
Таким образом, сердце твое мало-помалу привыкнет к беседе с Господом, беседе сладчайшей, дарующей мир душе твоей,— мир, ни с чем не сравнимый, превосходящий всякий ум, то есть всякое понятие человеческого ума, а постигаемый лишь сердцем, силою благодати Божией, посещающей его во время молитвы. Святой Исаак Сирии говорит: «Кто стяжал непрестанную, внутреннюю молитву, тот возшел на небо, ибо принял в сердце Духа Божия». Другой духоносный муж, святой Иоанн Лествичник, восклицает: «Молитва есть созерцание Бога еще на земле,— златая связь, соединяющая небо с землею, Творца с тварью, — есть дерзновенная беседа твари с Творцем,— есть благоговейное стояние души пред Богом, забвение для Него всего окружающего, блаженное исчезновение души пред всеисполняющим Духом Святым, вкушение будущего блаженства, вмещение в сердце Пресвятыя Троицы». Вот какими похвалами ублажают молитву преподобные и богоносные отцы — столпы монашества, подвизавшиеся в ней и опытом изведавшие плоды ее. Они уподобляют ее древу жизни, питаясь плодами коего душа не умирает, ибо как может умереть, нося в себе Самого Источника жизни и бессмертия?! О, дабы и нас сподобил Господь вкусить от сего древа райского!
Письмо четырнадцатое