О неизбежности скорбей в иноческой жизни и о добровольном избрании скорбного пути

Никтожевозложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божий (Лк. 9, 62)

Опять ропот, опять жалобы, опять те же богопротивные и бессмысленные слова: «Не могу терпеть!», «Отовсюду скорби!». Бого­противны они, как ропот неблагодарной, облагодетельствованной Бо­гом души, и бессмысленны, как не имеющие единства с твоим собствен­ным разумом, чувствами и действиями!

Скажи: вступила ты в обитель иноческую по чьему-либо совету или принуждению, или в силу каких-либо обстоятельств? Не по своему ли собственному желанию, даже вопреки желанию и предостережению твоих родителей и друзей? Когда говорили тебе о трудности иноческой жизни, — ты изъявляла полную готовность на всякие скорби и лишения. Ты утверждала, что только в иночестве и можешь найти покой своей ду­ше, удовлетворив ее стремлениям. Следовательно, произвольно вступи­ла ты на этот путь и, вполне сознавая, что путь этот не «широкий и про­странный (то есть легкий), а узкий и тесный» (Мф. 7,13,14), как сказал Господь, Подвигоположник наш, «нам оставивший образ, да последуем стопам Его» (1 Пет. 2, 21).

Что же ты сама себя прельщаешь, сама себе противоречишь? Путь не назывался бы «тернистым», если бы на нем не было терние; не называл­ся бы «узким» и неудобопроходимым, если бы был широкий и простор­ный. Ведь закон вещей сам себе не противоречит, как мы нередко про­тиворечим сами себе в своих поступках и даже понятиях. Или уже пере­менилось твое сердце и то, что ты прежде любила, ныне уже возненавидела; к чему прежде стремилась, от того ныне отвращаешься? Где твоя готовность на всякие скорби и лишения ради сладчайшего твоего Жениха — Христа, к Которому стремилась душа твоя? Вспомни, что «никтоже, возложь руку на рало и зря вспять, управлен есть в Цар­ствии Божий» (Лк. 9, 62). Суди по примеру обыденной, внешней жизни. Если странник, предпринявший трудный и далекий путь, при каждом затруднении на этом пути будет останавливаться, озираться назад, коле­баться мыслию, — не лучше ли ему вернуться, то скоро ли достигнет он цели своего путешествия, да еще и достигнет ли? Так и мы, земные странницы, вышедшие на крестный иноческий путь, чтобы войти в свет­лый Чертог Божественного Крестоносца, Небесного нашего Жениха — Христа, если при всякой неудаче и трудности будем останавливаться на пути, озираться назад, едва не готовые вернуться, — скоро ли дойдем, да и дойдем ли до желанного Небесного Чертога?! Не остаться бы нам «внетолкущими» (Мф. 25, 11-12) с юродивыми девами евангельской прит­чи?! Не подвергнуться бы осуждению с ропотливыми иудеями, за ропот не вошедшими в землю обетованную?! (Чис. 14, 23-30). Не превратить­ся бы, наконец, в соляной столп, подобно жене Лотовой, которая, быв выведена Ангелом из Содома и Гоморры, обреченных на погибель за беззакония, и направленная на путь спасения от ужасной смерти, — во­преки запрещению «обратилась вспять» (Быт. 19, 26) — погибла на са­мом уже пути ко спасению?!

Не то ли же самое случается и с тобою? Как часто ты озираешься вспять с пути спасительной иноческой жизни, на которой извел и поста­вил тебя всеблагий Промысл Божий! Как часто приходит тебе искусительная мысль сомнения о спасительности этого пути и только потому, что испытываешь на нем некоторые трудности, встречаешь скорби, на­пасти и невзгоды! «Всем сим подобает быти» (Мф. 24, 6), ибо в сем-то и заключается твое спасение. Душа твоя, смущенная, колеблющаяся, может ли пребывать в страхе Божием? Духовное око ума твоего может ли ясно созерцать свет Божий, будучи подернуто облаком уныния? Сердце твое, как бы раздвоенное, может ли всецело принадлежать Еди­ному Небесному Жениху — Христу? — «Муж двоедушен неустроен во всех путех своих» (Иак. 1, 8). Скажу тебе словами Апостола: «Боюся о тебе, еда како всуе трудихся» (Гал. 4,11), еда како всуе трудишься и ты сама, давая место врагу в твоем сердце. «Познавши убо Бога, паче же по­знана бывши от Него, каковозвращаешися паки на немощныя и худыя стихии, им же паки служитихотящи» (Гал. 4, 9). Нет, сестра! — «терпе­нием да течем на предлежащий нам подвиг, взирающе на начальника ве­ры и совершителя Иисуса, Иже вместо предлежащия Ему радости, претерпе крест, о срамоте нерадив». Помышляя о страданиях Господа, не унывай ни при каких искушениях, не расслабевай душой, ибо еще «не до крови боролась ты, подвизающисяпротиву греха» (Евр. 12, 1-2, 4) или терпя скорби; «аще бо терпим с Ним (то есть ради Господа), — с Ним и воцаримся; аще с Ним умираем, — с Ним и оживем; аще ли же отвержемся Его, — и Той отвержется нас» (2 Тим. 2, 11-12). Или забы­ли вы, говорит Апостол к Евреям, «или забывали в утешение, которое предлагается вам, как сынам Своим?» Говорит Господь: «сыне мой, не пренемогай наказанием Господним, ниже ослабей от Него обличаем. Его же бо любит Господь наказует, биет же всякаго сына, его же приемлет» (Евр. 12, 5, 6). Итак, сестра, терпи, не ослабевай духом; жди искушений и скорбей, как неизбежных и даже необходимых посетителей; иди на­встречу им мужественно, с готовностью и даже с радостию вспоминай святых мучеников: с какою радостию шли они на страдания и на самую смерть; «люта зима» страданий, говорили они, «но сладок рай; — кратки мучения, но вечно воздаяние»! (Стихира 9-го марта, св. 40 мучеников Севастийских). Как на пир, на торжество шли они на мучения: ни раз­дробление удов, ни колесование, ни растерзание зверьми, ни потопле­ние в водах, ни сожжение в огне, ничто и ничто не устрашало их, они во услышание всего мира восклицали с Апостолами: «Кто ны разлучит от любве Божия? ни скорбь, ни теснота, ни гонение, ни глад, ни беда, ни смерть, ни живот, ничто не возможет нас разлучити от любве Божия» (Рим. 8, 35-39). Не свои слова, не своего слабого мудрования речи при­вожу я тебе в назидание и утешение, а, как видишь,— слова Святого Ду­ха, вещавшего чрез Апостолов всему миру на вразумление и утешение всем трудящимся на пути спасения и обременяемым скорбями и невзго­дами житейскими,— слова Господа нашего Иисуса Христа, призываю­щего к себе всех таковых тружеников: «приидите ко Мне, вситруждающиеся и обремененнии, и Аз упокою вы; научитесяотМене кротости и смирению и обрящете покой душам вашим, иго бо Мое благо и бремя Мое легко есть!» (Мф. 11, 28-30). О, дабы дал бы тебе Господь прочувствовать и опытом изведать, коль благо иго Господне и коль легко бремя Его!.. Может быть, и достигнешь ты этого с помощию благодати Его; а пока постарайся утвердить сердце твое в непоколебимой покорности воле Божией, в твердом уповании на св. Промысл Его, без которого ни­что с нами случиться не может, ни даже самомалейшее, «ибо и власиглавнии наши всиизочтены суть» у Него. «Не две ли птицы ценятся ассариемединым», говорит Спаситель наш: «и не едина от них падет на землю без (воли) Отца вашего. Не убойтесяубо, — мнозех птиц лучше есте вы!» (Мф. 10, 29-31). О, великого Твоего милосердия к нам, греш­ным, Владыка наш Господи! О, всеблагого Твоего о нас промышления! Твори с нами, неразумными, все по Твоей о нас воле всеблагой и всесо-вершенной, вложи же в сердца наши дух смирения и беспрекословной покорности Тебе, яко Твоя есть держава во веки!

Письмо одиннадцатое

О болезнях и их врачевании

От многих моих грехов немощствует тело, немощствует и душа моя (Канон молебный Богоматери)

Слава Господу Богу, восставившему тебя, сестра, с одра бо­лезни твоей! Слава Ему Всеблагому, дарующему тебе еще новое утро жизни,— жизни, обновленной путем долговременных тяжелых страда­ний от недугов телесных, а с ними, конечно, и душевных, ибо от многих наших грехов немощствует тело, немощствует и душа.— Видишь, в чем усматривает святая Церковь причину всех наших недугов и телесных, и душевных,— в грехах наших; «много бо согрешаем вси» (Иак. 3, 2), как говорит Апостол; согрешаем мы душою и телом, словом, делом и по­мышлением, ведением и неведением, волею и неволею; злой навык ко греху насильственно влечет нас, как невольников, как покоренных себе пленников: «Не еже бохощу — творю, но еже не хощу, сиесодеваю», как пишет святой апостол Павел (Рим. 7, 19). Овладев душою, грех водит ее по стремнинам погибели, и «аще не Господь помогл бы ми, вмалевселилася бы во ад душа моя» (Пс. 93, 17). Но Господь, Господь помощник наш! Он удерживает нас от погибели и, простирая руку помощи, вос­ставляет нас, падающих. Если же мы не внемлем Его предостережени­ям, Он отечески наказывает нас скорбями и болезнями, чтобы чрез них, очистив душу нашу, как злато в горниле, обновить и снова восстановить ее на служение Ему делами благими. Так и тебя, сестра, Господь помиловал, восставил от одра болезни, обновил тебя чрез долговременные и тяжелые страдания: «Се здрав еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин. 5,14), — сказал Господь исцеленному Им расслабленно­му. Прилично и тебе повторить себе самой эти слова: «се здрава еси, блюди же, да не горше ти что будет». Испытай, проверь себя гласом тво­ей совести, не навлекла ли ты чем-либо на себя гнев Божий, выразив­шийся посланною на тебя болезнию. Ибо Он, чадолюбивый Отец наш, «наказует любимых чад Своих» (Евр. 12, 6), ибо «как злато искушается в огне, так возлюбленные Божий в пещи скорбей и страданий», по сло­ву премудрого Сираха (Сир. 2, 5), искушаются Господом, «не хотящим, да кто погибнет, но да вси в покаяние приидут» (2 Пет. 3, 9).

Конечно, не всегда Господь посылает скорби и болезни как наказания за грехи; есть множество примеров, что страдали великие праведники, как, например, ветхозаветный многострадален Иов и многие другие. Им посылал Господь страдания для усовершенствования их в терпении и смирении и в святости, у которой нет пределов, доколе не достигнет человек исполнения «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13). И нам, грешным, попускает Господь иногда страдать для того, чтобы мы чрез терпение с покорностью воле Божией могли доказать нашу сынов­нюю преданность Ему, неизменную любовь и полнейшее смирение. В сем случае мы должны повторять богомудрые слова Многострадаль­ного: «аще благая прияхом от руки Господни, злых ли не стерпим» (Иов. 2, 10), и с покорностию переносить все ниспосылаемое не как напасть какую или несчастие, а как милость Божию, ибо, на самом деле, оно и есть милость Его, только в скорбной для нас форме направляемая к нашему спасению: путем кратковременных и сравнительно легких стра­даний избавляемся от вечных, нестерпимых адских мучений, заслужи­ваемых бесчисленными нашими грехами.

Ты пишешь, что во время болезни обращалась ко многим врачам, строго исполняла все их предписания, но ничто не облегчало болезни. Я радуюсь этому, если по правде сказать тебе; радуюсь, конечно, не то­му, что ты дольше страдала, чем если бы при быстрой помощи от врачей, а тому, что настоящее выздоровление свое можешь всецело приписать не человеческому искусству или попечению, а единственно милости Бо­жией, «да премножество силы будет Божия, а не от нас» (2 Кор. 4,7), как говорит апостол Павел. Впрочем, если бы даже и получила ты облегче­ние от врачебной помощи, то и в таком случае не иначе как по воле Бо­жией, по милости Его, чрез посредство человека на тебе проявленной, «от Вышнягобо есть исцеление», и «от земли Господь созда врачева­ния», как пишет премудрый Сирах (Сир. 38, 2, 4).

Итак, ты здрава, — благодарение Господу! Ты пишешь, что чувствуешь себя как бы обновленной, как бы вновь начинающей жить. Да оно так и есть, так и быть должно; человек, находясь на одре тяжкой болезни, лежит как бы на весах жизни и смерти,— которая сторона перетянет; не раз ты уже мысленно готовилась к переселению в вечность, не раз на­путствовалась туда Святыми Тайнами тела и крови Христовой, которые преподавались тебе «во исцеление души и тела», и вот — исцелилось твое тело, обновилась душа, ибо что животворнее этой величайшей свя­тыни? Она исцеляет недуги, она возвращает от врат смерти, сообщает душам новые благодатные силы, и восстановленный ими человек дела­ется весь как бы новым, возрожденным, какова теперь и ты. Блюди же себя, блюди опасно, то есть внимательно, «да не горше ти что будет», храни здоровье, как драгоценный дар Божий, не допускай ничего тако­го, что могло бы повредить ему, будь осторожна, воздержана во всем, и это предохранит не только здоровье твое телесное, но и душевное; «се здрава еси, ктому не согрешай, да не горше ти что будет» (Ин. 5, 14).

Письмо двенадцатое

О молитве

Даяй молитву молящемуся (Песнь 3-я, ст. 11)

Ты жалуешься, сестра, на неисправность свою в молитве: ле­ность, рассеянность и т. п. — и просишь меня сказать тебе по поводу се­го несколько слов о молитве.

Молитва — это такое глубокое море, из которого исчерпать все храня­щиеся на дне его сокровища — недоступно моему разуму и непосильно моей немощи, да и возможно ли в нескольких кратких словах письма высказать хотя бы часть того, что писали о молитве богомудрые, опытом изведавшие силу благодатных даров ее.

Один из отцов, святой Иоанн Лествичник, вот что говорит о молитве: «Молитва есть ангельское упражнение, примирение души с Богом, очи­щение грехов, матерь и дщерь слезнаго покаяния, надежный мост чрез волны искушений, просвещение мысли, пища души, разрушение всякой печали, будущей радости предвкушение. Молитва — богатство иночес­кое, пустынников сокровище».

Истинная молитва есть дар Божий, даруемый «молящимся», то есть трудящимся в ней неослабно, постоянно, неленостно, по писанному: «даяй молитву молящемуся». Если ко всякой добродетели навык при­обретается не вдруг, а по мере упражнения в ней, то тем более навык к молитве требует более продолжительного труда и неослабного самопринуждения. А между тем, не удивительна ли эта печальная истина, что душа человеческая так косна и не усердна к молитве! Ведь молитва, как всем известно, есть беседа с Богом,— есть возношение ума и сердца к Богу, Который и есть Первообраз и Начало души нашей. Не естествен­но ли, кажется, стремиться душе к своему Началу, к сродному ей Перво­образу! — С какою поспешностью стремимся мы побеседовать с близки­ми нам и любимыми нами людьми, с какою готовностию открываем свои дела и нужды сильным и могучим мира сего, с какою охотою пока­зываем врачу свои раны и болезни,— а в молитве, представ пред любя­щим нас Отцем Небесным, о Котором и мы имеем смелость сказать, что любим Его, пред Врачом нашим благодатным, Архиереем великим, «мо­гущим спострадатинемощем нашим» (Евр. 4, 15), пред Царем царст­вующих и Господом господствующих,— стоим не только не с достаточ­ным благоговением, без надлежащей любви и стремления к Нему, но не­редко даже и без внимания, как бы насильно, по обязанности, а не по влечению сердца. Не странно ли это и не прискорбно ли, и какая может быть сему причина?

Причин этому много, главная из них и как бы коренная причина — это та, что мы чрезмерно оземленились, осуетились настолько, что уже не душа господствует над подвластною ей плотию, а наоборот,— плоть по­работила душу, эта рабыня тления: многострастная плоть взяла верх над бессмертною, свободною душою, и дебелостью своею как бы придавила крылья ее, затруднив ей полет к небесам!Многомятежная жизнь наша на земле так осуетила нас, так опутала своими тенетами, что трудно нам стряхнуть их с себя и на один час, чтобы чистыми предстать предпресветлое Око Божие и чистым сердцем узреть свет Солнца славы, Хри­ста, ибо только «чистии сердцем Бога узрят» (Мф. 5, 8). Дела какие-ли­бо, самые обыденные, мелкие, которые мы и сами отлагаем или, по край­ней мере, не спешим исполнить по их маловажности, во время молитвы всплывают на поверхность нашего душевного моря, волны которого только что начали утихать для молитвы, и если по самому началу, заме­тив лишь эти вражий прилоги, мы не поспешим побороть их и отбро­сить от себя, они станут настойчиво возмогать, воздвигнут целую бурю смущения, помыслов, быстро сменяя их одни другими и, наконец, со­всем отторгнут нас от молитвы.

Бедные мы и неискусные! Как скоро поддаемся мы вражиим наветам! Мы еще и начала не положили преуспеянию в молитве, не только не вкусили плодов ее!

Святой Иоанн Лествичник подразделяет на три степени молитвен­ный подвиг. «Начало молитвенного преуспеяния, — говорит он, — со­стоит в том, чтобы приходящие к нам на молитве посторонние мысли отражать при первом их появлении твердым произволением ума. Вторая, или средняя степень доказывается тем, когда кто находящие по­мыслы вовсе не приемлет и, как бы не примечая их, пребывает нерассе­янно и неуклонно во внимании читаемым молитвам или молитвенному размышлению. Третья же, совершеннейшая степень молитвы, состоит во всецелом восхищении души и ума нашего к Богу». Этой степени дос­тигают люди совершенные в духовной подвижнической жизни; впро­чем, по Своему великому милосердию вкусить такового состояния дает Господь иногда людям и мало еще преуспевшим, но все же трудящимся в молитвенном деле. Скажу тебе два примера из таковых.

Когда я была еще новоначальною послушницею, старица моя, мона­хиня Г., послала меня к другой старице — монахине Ф. Время было по­сле вечерни, когда сестры по большей части ужинают в трапезе. Подошед к дверям кельи старицы, я, по обычаю, прочитала молитву, но, не дожидая ответа, отворила дверь; переступив порог кельи, я увидела: в переднем углу перед иконами стоит старица Ф. на коленах, с воздеты­ми руками, взор устремив кверху, на иконы. Очевидно, она не заметила, когда я вошла, несмотря на то что я проговорила молитву громко, да и дверь значительно скрипела. Кроме молящейся никого не было в ке­лье. В недоумении стояла я у порога, не смея шевельнуться и не зная, как поступить: остаться в келье — я боялась смутить старицу, когда она, пришед в себя, увидит свидетельницу своей высокой молитвы; и уйти — боялась вновь заскрипеть дверью, да мне и не хотелось уходить. За дверьми в коридоре стали раздаваться веселые голоса сестер, идущих из трапезы по кельям, и я готовилась предупредить двух послушниц этой старицы, которые тоже должны были вернуться; но они не приходили, чему я была очень рада. Около 20 минут простояла я в таком состоянии у порога, старица не переменяла своего положения, не шевельнулась, лишь всхлипывания ее по временам и какие-то невнятные возгласы сви­детельствовали о том, что она жива или не спит. Наконец, руки ее опус­тились, а голова наклонилась до земли, с которой чрез несколько минут поднялась снова. Поняв, что старица очнулась от своего молитвенного восхищения, и не желая смутить ее, доказав свое здесь присутствие, я, приоткрыв дверь, громко прочитала входную молитву, делая вид, что будто бы только сейчас вхожу. «Аминь»,— ответила она мне и поспешно стала садиться на стул, стоявший подле нее. Я, поклонившись, сообщи­ла дело, с которым была послана. Но старица как будто не слыхала мо­их слов, да она и не могла их расслышать, все еще находясь душою в лучшем, нездешнем мире. С недоверчивостью смотрела она на меня и, наконец, спросила: «А ты давно пришла сюда?» Я подтвердила свой об­ман, что сейчас только вошла, скрипнув дверью и сотворив молитву. Но, вероятно, вид мой выдал меня; ибо я едва сдерживала слезы, умилив­шись каким-то ангельским спокойным выражением лица монахини; впрочем, я продолжала подтверждать свою ложь с единственной целью не смущать монахини.

Она все время молчала, как бы занятая другою мыслиюи не слыша моих слов; замолчала и я, но уже более не могла сдерживать слезы; ме­жду тем меня тревожила мысль о том, что я скажу пославшей меня мо­ей старице и чем объясню мое замедление.

Монахиня Ф. все еще сидела молча, устремив взор на одну точку; из глаз ее катились слезы, но она и не думала обтирать их, да, кажется, и не чувствовала их, вся она была еще вне себя, точно жаль было ей только что миновавшего восхищения. Наконец, она снова спросила меня: «Дав­но ты здесь?» На этот раз я уже не имела силы ответить что-либо, мол­ча поклонилась я ей до земли и сама не понимаю, как возымела дерзно­вение спросить ее: «Матушка! Что с вами было?» Она широко устреми­ла на меня глаза, выражавшие недоумение, но отвечала кротко: «Со мной ничего не было, дитятко, а словно я куда-то слетала, что-то видела», и она снова заплакала; потом, помолчав немного, продолжала: «Одно скажу: слава Тебе, Господи!» — и она перекрестилась. «Иди с Бо­гом и умолчи, ни слова, слышишь, никому, а старице своей скажи, что я тебя задержала». Старица эта, Феоктиста, была из простого крестьян­ского сословия, малограмотная, если еще и не вовсе безграмотная; дол­го она исполняла трудное послушание сборщицы, а когда ослабела под старость, была освобождена от послушаний и только ходила на церков­ные богослужения, как и все подобные ей старицы-монахини. Келейная жизнь ее, судя по внешнему виду, была обычная всем монахиням, а внутреннее устроение души одному Сердцеведцу известно.

Расскажу и еще пример подобной молитвы, возносящий молящихся превыше земли. В том же нашем монастыре была одна сравнительно мо­лодая монахиня, но весьма благочестивая, духовная; жила она с двумя молодыми послушницами.

Случай, о котором я хочу говорить, имел место в одну из суббот вели­кого Поста. После обеда обе послушницы отлучились куда-то, а монахи­ня, пользуясь уединением, захотела помолиться. Вот как рассказывала она мне о сем случае: «Помню только, что я стала читать наизусть ака­фист Сладчайшему Иисусу, присутствие Которого я еще ощущала в своем сердце, ибо только в тот день приняла Святые Тайны. Читаю икос, читаю другой, чувствую, что душа моя все больше и больше уми­ляется и согревается любовию к Господу, помню, что мало-помалу вся я и душой, и телом начинаю как бы трепетать, обливаясь слезами, силы физические изменяют мне и, чтобы не упасть, становлюсь на колени и повергаюсь ниц пред святыми иконами, продолжая мысленно читать акафист; кажется, уже до половины прочитала я его, но затем ничего уже не помню; все окружающее меня в келье, самый пол, на котором лежала ниц, все словно скрылось куда-то, а мне виделось все иное: словно вдали Престол Божий, и Сам Иисус воссидит на нем; вокруг Престола бездна стоящих, не знаю — людей ли или Ангелов, но все они поют дивно, дивно хорошо; я тут же позади всех стою и наслаждаюсь. Больше я ничего не помню и сказать не могу. Долго ли длилось это видение — я тоже не знаю; только потом сказывали мне мои келейные послушницы, что, когда они пришли в келью и увидели меня поникшею перед иконами, подумали сперва, что я молюсь, а затем, так как я долго не по­дымалась, — приняли меня за спящую, стали окликать меня, но безус­пешно, — и оставили меня в покое. Когда я пришла в себя от чудного восхищения и видения, в келье опять не было никого, чему я была весьма рада. Пол, на том месте, где лежала голова моя, был так обильно смочен слезами, как бы пролита была на него вода,— значит, телесные члены не были лишены жизни в то время,— глаза источали потоки слез, но я этого не чувствовала и не знала. Да вернее сказать, я и совсем не знаю, что было со мною, но сладость, наполнившая мое сердце в те святейшие минуты, долго оставалась в нем, как залог небесного посещения».

Видишь, сестра, примеры высокой, созерцательной молитвы современных нам монахинь. Кто же мешает и нам с тобою достигать этой высоты? В святоотеческих книгах весьма много подобного рода примеров, но я нарочно привела тебе таковые из жизни современной, потому что мы, читая и слушая повествования о великих подвигах святых, часто говорим в свое оправдание: «То были святые!.. То было в те прежние времена! А теперь и люди слабые, и время не то!» Так вот, уразумей из опыта, что и теперь есть истинные подвижницы. Не время, не место делают человека святым, а доброе его произволение и твердая воля. Молись неослабно, и Господь не лишит тебя Своей благодати.

Письмо тринадцатое