О происхождении монашества и об общежитии
В руке Господа власть над землею и потребное воздвигает во время свое (Сир. 10, 4).
Прежде чем рассуждать о тех или других вопросах монашеской жизни, я решилась, дорогая сестра моя, сообщить тебе хотя краткое понятие о самом монашестве, его происхождении, подразделении и об общежитии иноческом с его правилами и уставами. Буду излагать не свои слова и мысли, а буквальные свидетельства о сем святых отцов и учителей Церкви, пространно и прекрасно изложенные в книге П.С. Казанского «История православного монашества на Востоке»1.
Все святые отцы и учители Церкви утверждают, что монашество ведет свое начало от времен апостольских и даже еще раньше, от времен Самого Иисуса Христа.
Святитель Василий Великий говорит, что «образ монашеского общежития есть истинное подражание образу жизни Господа Иисуса Христа с Его учениками». Как Иисус Христос, собрав вокруг Себя лик учеников, жил с ними отдельным обществом, так и монахи, живя совокупно отдельными обществами, под руководством своего игумена, поистине подражают житию их, если только свято и разумно хранят правила жития.
Проповедь апостольская, имевшая целью распространение христианской веры на земле, сама собою соделалась и источником аскетического духа между верующими.
Святитель Иоанн Златоуст (407 г.) говорит: «Небесный огнь, принесенный на землю Богочеловеком («Огня приидохвоврещи на землю, и что хощу, аще уже возгореся») (Лк. 12, 49),— возгорелся в сердцах людей, воспламенил в них жизнь новую, оживотворил их дух, подавлен-ный чувственностью, и воскриленная им свобода ума восчувствовала потребность и силу воспрянуть от дольняго к горнему»2.
Чем сильнее возгоралась эта искра, тем сильнее ощущалась потребность высвободиться от опутывающих душу тенет мирской жизни и предаться уединению для беспрепятственного внимания «единому на потребу» (Лк. 10, 42).
Преподобный авваПиаммон, в беседе с преподобным Кассианом Римлянином, утверждает то же самое, говоря, что «образ жизни монашеской получил начало от апостольской проповеди»3.
Церковный историк Филон говорит о том же следующее: «Еще в начале проповеди апостольской между христианами были отличавшиеся особым любомудрием, то есть стремлением к высшим аскетическим подвигам и созерцательности, что и составляет принадлежность жизни не просто христианской среди, хотя и не запрещенных, но не соответствующих таким стремлениям, сует и молв житейских, а исключительно жизни монашеской»
Такие выходцы из общего новопросвещенного христианского мира для достижения своих высоких целей оставляли свои родные жилища, родителей, родственников и друзей и удалялись в леса и пустыни, чтобы совершенно сокрыться от взоров мира и в безмолвном уединении невозбранно работать единому Господу. На них сбылись слова псалмопевца: «Се, удалихся бегая и водворихся в пустыни: чаях Бога спасающагомя» (Пс. 54, 8).
1 П.С. Казанский — экстраординарный профессор Московской духовной академии.
2 Свт. Иоанн Златоуст. Беседа 68 на Евангелие от Матфея.
3 Прп. Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. Собеседование 18, гл.5
Так образовался строжайший род монашества — отшельничество (то есть отшествие от мира). Некоторые из таких подвижников жили совершенно одиноко, никого к себе не принимая, никогда ни с кем не беседуя и даже не видясь, как, например, преподобный Марк Фраческий, проживший в совершенном уединении с лишком 90 лет, не видав лица человеческого, и многие-многие другие, о коих упоминается в Четьях минеях и в прологах, но еще более таковых, коих имена не дошли до нас и ведомы одному Сердцеведцу.
Был и такой род пустынножительства, когда подвижники поселялись хотя и в отдельных кельях, или, вернее сказать, пещерах, или самородных, или ископанных ими для себя собственными руками, но неподалеку один от другого, причем имели возможность взаимного братского вспоможения в случае надобности и духовного утешения, в лицезрении друг друга и во взаимной беседе, которую они разрешали себе ради духовной пользы, и то лишь в праздничные дни, когда собирались в церковь для причащения Святых Тайн. Такое их сожительство неподалеку друг от друга происходило по большей части от того, что, когда кто намеревался оставить мир и поселиться в пустыне, он искал не только удобного к сему места, но и опытного подвижника, могущего наставить его в пустынножительстве и быть его руководителем. Пустынники, в свою очередь, хотя и скорбели о нарушении пришельцем их уединения, но во имя заповеди о любви христианской не отвергали его и, преподав первые и главнейшие правила аскетической жизни, не столько словом, сколько безмолвным, живым примером, если находили его способным, — позволяли ему поселиться в этой пустыне, устроив на указанном ему месте келию или ископав пещеру, сами же не переставали наблюдать за образом жизни его, пока он достигал посильного совершенства.
Места, неведомые дотоле и непроницаемые для людей, обитаемые лишь дикими зверями, наполнялись кельями и пещерами отшельников, «скитавшихся, по слову Апостола, в пустынях и горах и вертепах и в пропастех земных, лишени, скорбяще, озлоблени, ихжене бе достоин весь мир». Пустыня представляла собою Богонасажденный рай, благоухавший цветом подвижничества.
И не только мужи, но и жены достигали равной с ними степени подвижничества, показывали изумительные примеры самоотверженности и сподоблялись великих даров благодати. Небесный огонь, принесенный Спасителем на землю, возгорелся и в сердцах этих более слабых созданий, женщин, и породил в них великое пламя любви Божественной, пожегшее и превратившее в ничто для них все земное и временное.
Святитель Иоанн Златоуст говорит об этом: «В начале христианства в стране Египетской является чудное воинство Христово, ведущее образ жизни, свойственный лишь горним силам; и является оно не только в мужах, но и в женах, которые не менее мужей любомудрствуют. Как великие подвижницы, оне вступают в брань духовную с диаволом и властями тьмы: естественная слабость их вовсе не служит к тому препятствием. Если оне не обладают крепостью сил, то, как бы взамен того, одарены более живым чувством и восприимчивостью.
Пламенея любовью ко Господу, твердо их произволение и решимость на все лишения и трудности ради Сладчайшего Иисуса. Их живое чувство и пламенная любовь дают им силу и мужество проходить путь подвижничества, столь же суровый и строгий, как и подвижники-аскеты: „о Христе бо Иисусе несть мужеский пол, ни женский, но вси едино суть»» (Гал. 3, 28).
Египетская пустыня была рассадником и женского монашества, как и мужского.
Преподобный Павел Фермейский поведал аввеМакарию, что знал он одну девственницу-пустынницу, которая в течение 35 лет пребывала неисходно в своей пещере, вкушая пищу лишь в субботу и воскресенье.
В Александрии и ее окрестностях жило много девственниц, из которых одни жили вместе, а другие отдельно в келье или пещере, или даже совсем заключались в гробницах и пребывали неисходно до самой смерти, принимая пищу чрез оконце или отверстие.
Такова была преподобная Александра, о которой пишет знаменитый историк Дидим, что прожила она в гробнице неисходно лет около десяти, сама себя приготовила к исходу из сей жизни, получив извещение о часе кончины своей.
Палладий говорит, что святой Афанасий Великий, во время гонения ариан, шесть лет укрывался у одной девственницы-пустынницы (Синк-литикии); она сама служила ему во всем, добывая книги и все нужное.
Он же, Палладий, епископ Еленопольский, указывает и еще одну девственницу-пустынницу, проведшую в затворе безысходно шестьдесят лет. Пред кончиною ей явился святой мученик Колуф и предсказал время ее отшествия и блаженную участь.
Когда преподобный Антоний Великий вознамерился удалиться на совершенное безмолвие, то, чтобы окончательно освободиться всякого земного попечения, малолетнюю сестру свою отдал на попечение «девственницам, особо живущим, Христу уневестившимся». Из сего видно, что еще в начале удаления преподобного Антония из мира женское отшельничество уже существовало.
В житии преподобного Исидора Странноприимца упоминается, что сестры его жили в общежительной обители, состоявшей из 70 дев.
Царицы и царевны оставляли свои роскошные чертоги и несметные богатства, предпочитая им суровую пустыню и произвольную нищету: Аполлинария, дочь Римского императора, Евгения, Евпраксия, Олимпиада, Ксения и множество им подобных любомудрых дев, имена коих знает один Всеведец, ради Которого они подвизались.
Таким образом, мы видим, что монашество женское, как в виде отшельничества, так и общежития, возникло одновременно с мужским, в самом начале христианства, и составляет для него, по выражению святителя Иоанна Златоуста, цвет, украшение, славу и венец его совершенств. Является же оно не следствием каких-либо внешних причин или нововведений, но самостоятельным источником высших проявлений человеческого духа, воскриленного христианством, почему и не стесняется ни временем, ни местом, ни степенью, ибо дух свободен в своих стремлениях, граница его — его собственный произвол.
В смысле внешней организации, то есть формы и правил, как отшельничество, так и общежитие, получили свое начало лишь в 3-м веке поРождестве Христовом, ибо до того времени первенствующая Церковь подвергалась почти беспрерывно гонениям от языческих царей. Христиане скрывались от преследования мучителей, а об организовании ка кого-либо общества нельзя было и думать. Но «в руке Господа власть над землею, и потребное воздвигает во время свое» (Сир. 10, 4). В 3-м веке воздвигает Господь великих столпов монашества, преподобного Антония Великого, учредителя и основателя отшельничества, и преподобного Пахомия Великого, устроителя монашеских общежитии, дошедших и до нашего времени. «Великую услугу,— говорит преподобный Антоний о святом Пахомии,— оказал отец Пахомий, собрав такое множество братии; ибо вначале, как я сделался монахом, не было ни одной киновии (то есть общежития для воспитания новоначальных иноков), и каждый из них жил по своему произволению, подвизаясь без руководства».
Сам Бог приказал преподобномуПахомию основать общежития иноческие.
Когда однажды преподобный отошел далеко от своего жилища и дошел до «Тавенны» — места, лежащего на берегу р. Нила, — он остановился там для молитвы. Во время молитвы он слышит голос: «Поселись здесь, выстрой монастырь, к тебе соберется много иноков». Вместе с этими словами явился ему Ангел и вручил ему медную доску, на которой начертаны были правила иноческой жизни, которые и вошли в употребление под именем «устава».
Устав этот сделался общеупотребительным во всех обителях общежительных времени преподобного Пахомия, которым он и был начальником и руководителем; затем переходил преемственно и для последующих обителей, по времени был несколько изменяем применительно к духу времени и немощам иночества, но коренные его правила и основание остаются неизменными и до нашего времени, до нашего бедного, убогого иночества. Вот я изложила тебе, сестра, хотя кратко, но достаточно для твоего понятия о высоких началах и духовном развитии иноческой жизни; сказала и о Божественном о ней Промысле и попечении, ясно выразившемся в том, что Сам Бог чрез Ангела Своего начертал для нее «устав», то есть основные правила жизни иноческой. Какому же ответу подлежим мы, нерадивые иноки и инокини, надевшие на себя монашескую, святую одежду, а «духа ея не имущие».
Прочитав это письмо, вникни, пораздумай,— на какой дороге ты стоишь и как стоять должна; разумно проходи твою жизнь иноческую. Закончу словами Апостола: «молю убо вас, достойно ходити звания, в нежезванибысте, со всяким смиренномудрием и кротостию, с долготерпением, терпяще друг другу любовию, тщащеся блюсти единение духа в союзе мира… во едином уповании звания вашего» (Еф. 4, 1-4).
Письмо третье
О повиновении старшим
Повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся: тиибо бдят о душах ваших (Евр. 13, 17)
Вот уже и искушение, вот и смущение! Не ожидала я, однако, услышать от тебя то, что ты излагаешь в своем письме! Да и можно ли ожидать, чтобы юная, новоначальная послушница дерзнула обсуждать и определять нравы и характеры стариц-монахинь, в течение многих лет подвизающихся и приобретших известный опыт монашеской жизни и духовного преуспеяния. «Кто тяпостави судию над нами?» (Исх. 2,14). Если велик и тяжек грех осуждения ближнего, хотя бы равного или и младшего себя, то не страшно ли осуждать и злословить стариц-инокинь, и тем еще более тех из них, которым вручена душа твоя для духовного руководства ее на пути спасения, тех, кои взяли на себя ответственность за твою душу не только пред земными начальниками, но и пред Самим Владыкою Богом. Устыдись, сестра! На что ты жалуешься, на что указываешь? Ты пишешь: «Старица, к которой мать игумения поместила меня, сурового нрава, очень строгая, и мне трудно угодить ей!» — «От уст твоих суждути» (Лк. 19, 22) и, по сложности твоей жалобы, отвечаю на каждую мысль отдельно: поместила тебя к этой старице твоя настоятельница, мать игумения, которой, без сомнения, хорошо известны и характер, и образ жизни каждой из подчиненных ей сестер, тем более стариц, как давно живущих в обители; известен ей и твой нрав, и твое душевное устроение, и если она вручила тебя именно этой, а не иной старице, то, конечно, сделала это не без основания, а по всестороннему обсуждению дела и притом не без внушения Божия, ибо «сердцами начальствующих Бог управляет», а по сказанному и «несть власть, аще не от Бога» (Рим. 13,1). Следовательно, каждое распоряжение и постановление настоятельницы ты должна принимать как от руки Божией, памятуя слова Апостола, что «противляющияся власти Божию повелению противляются, а противляющияся Божию велению себе грех приемлют» (Рим. 13, 2). С полною верою, с искреннею любовию подчини себя твоей старице, отвергни всякое мудрование, которое для послушника, вступающего на путь монашеской жизни, есть гибель душевная; особенно избегай его по отношению суждений и как бы проверки действий старицы и ее личных качеств; что тебе до сего? Ты подчинена ей во имя Господа; ты обязана ей повиноваться с беспрекословным послушанием, а не она тебе. Не жалей себя: самосожаление, равно как и самооправдание, мешают делу спасения инока и запинают его на пути преуспеяния; предайся, повторяю, беззаветно воле твоих руководительниц,— предайся им, как глина — скудельнику, как железо — ковачу; пусть мнут и куют на ковальне послушания (как выражается святой списательЛествицы Иоанн) твою непокорную и горделивую волю, пока не сотрется она в мягкий воск смирения, чтобы разумно, сознательно, могла ты повторять слова псалмопевца: «во смирении нашем помяну ны Господь» (Пс. 135, 23) или «благо мне, яко смирил мяеси, яко да научуся оправданием Твоим» (Пс. 118, 71). Видишь,— и оправданиям Господним, то есть благоугождению Господу, не научиться без смирения и самоуничижения. Десять дев в полуночи ожидали пришествия небесного Жениха; но только половина их была принята в чертоги Его, а остальные, как не имевшие елея во светильниках своих, к стыду своему и прискорбию, не только не были допущены в чертог, но и услышали грозные слова Жениха: «аминь глаголю вам: не вем вас» (Мф. 25, 12). Смотри, чтобы этот недостаток елея не оказался и в тебе недостатком смирения и послушания, без коих угаснет твой светильник веры и мнимого усердия. Великой чести возжелала ты — сод слаться невестою Христовою, сподобиться вечного с Ним царствования; а достигнуть сего думаешь без трудов и подвигов самоотвержения. Не забывай, что «добрая дела трудом стяжаваются», а труд ли это — подчиниться воле руководящих нас на пути спасения, идти которым мы сами же пожелали, сами просили и молили быть принятыми под это руководство. Своим непокорством и своеволием Ты осложняешь труд твоих руководительниц, труд и без того нелегкий, и причиняешь им скорбь и воздыхание. Послушай Апостола, говорящего о сем так: «Повинуйтеся наставником вашим и покаряйтеся: тиибо бдят о душах ваших, яко слово воздатихотяще (о вас), да с радостию сие творят, а не воздыхающе: несть бо полезно вам сие» (Евр. 13, 17).
В следующем письме я постараюсь подробнее изложить тебе учение преподобных отцов о послушании и о послушничестве и примерами из жизнеописаний подвижников доказать высоту послушания как важнейшей и первой степени монашеского преуспеяния. Послушание есть основание и фундамент иночества, которое и зиждется именно на послушании прежде всего. Какие бы подвиги и труды ты ни предпринимала, но если совершаешь их по своему мудрованию и по своей воле, а не по благословению руководящих твоим спасением, то есть не по послушанию,— все таковые не могут быть приятны Богу, как плод своеволия.
Смотри на старицу свою (келейную) и на общую вашу мать игумению, как на посредниц твоих к Богу, которые всю жизнь свою посвятили на попечение о твоем спасении, «яко слово воздати (о тебе) хотяще»; им нет большего горя, как непокорство ваше и неисправность; и наоборот, нет большей радости, как видеть вас преуспевающих в богоугождении и святости, по слову Апостола: «больши сея не имам радости, да слышу моя чада во истине ходяща» (3 Ин. 1, 4).
Письмо четвертое
О послушничестве
Не да творю волю Мою, но волю пославшагоМя (Ин. 6,38)
Что такое послушание? В общем смысле слова — послушание есть повиновение чужой воле. Заповедь послушания по времени есть самая первая, самая древнейшая, так как еще в раю, прародителям нашим, в их первобытном состоянии невинности, уже была дана заповедь послушания — «не вкушать плодов известного древа», нарушение каковой заповеди и повлекло за собою смерть.
В отношении же монашеской жизни слово «послушание» имеет весьма обширный и строгий смысл; в нем заключается не только общее понятие об исполнении заповеди, но и понятие о высшей монашеской добродетели, состоящей в безусловном самоотречении или самоотвержении, полнейшее покорение своей воли воле руководителей. Воля, или, что то же, свобода, есть драгоценная собственность каждого человека, Самим Богом ему данная; и эту-то вожделенную свободу свою люди, избирающие путь иноческой жизни, безвозвратно полагают на жертвенник заколения, добровольно принося ее в жертву Господу. О, каких трудов, какой борьбы стоит иногда эта жертва истинному послушнику! — Изведал это тот, кто десятки лет провел в безусловном отсечении своей воли, в беспрекословном подчинении ее воле чужой; но, с другой стороны, он же и вкусил и познал опытом, сколь «благо иго Господне, и как легко бремя Его» (Мф. 11, 30).
«Не те лишь одни удостоены названия мучеников,— восклицает преподобный Исаак Сирии,— которые умирают ради благоугождения Христу». Истинный послушник — умер волею, желаниями, умом, то есть мудрованием, рассуждением о заповедуемом ему; он дерзновенно может восклицать с Апостолом: «Живу же не ктому аз, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20), Который Сам «послушлив был даже до смерти» (Флп. 2, 8) — не творил волю Свою, но волю пославшаго Его Отца (Ин. 5, 3), и в великие минуты пред Своими крестными страданиями, когда «падал на лице Свое» (Мф. 26, 39) в молитве к Небесному Отцу, когда «бысть пот Его, яко капли крове, каплющия на землю» (Лк. 22, 24), как истинный послушник Отца Своего взывал Ему: «не якоже Аз хощу, но якоже Ты» (Мф. 26, 39); — «не Моя, но Твоя воля да будет» (Лк. 22, 42). Святый Иоанн Лествичник, обращаясь к истинным послушникам, говорит: «Вы, живущие в послушании, Христоподражательные послушницы! Знайте и ведайте, что путь, вами избранный, есть самый кратчайший и самый безопаснейший к Царствию Небесному. — Вы немокренными стопами переходите море (житейское), потому что не своими членами переплываете его, а чужими руками, вас ведущими, поддерживаемы! Вы добровольно продаете себя в неволю, и этою неволею покупаете себе вечную свободу!» Далее, ублажая добродетель послушания, он продолжает: «Послушание есть совершенное души своея отвержение — безопасное плавание, сонное путешествие, бесстрашие смерти, гроб воли, добровольная смерть, несомненное воскресение». «Буди мертв в жизни твоей, да жив будеши по смерти твоей», — восклицает другой духоносный отец, Исаак Сирии, и эти слова, как мы знаем из жизнеописания преподобного Акакия послушливого, оправдались даже и в буквальном смысле, когда этот истинный послушник и из могилы (будучи погребенным мертвецом), послушный гласу старца своего, ответил на вопрос его. Старец Акакия казался жестоким и грубым старцем; он не только строго обращался с ним, но нередко оскорблял и бил его без вины и без причины. Акакий, между тем, как истинный послушник, все переносил без ропота, с истинным смирением, сохраняя полную любовь и почтение к старцу. Но вот скончался Акакий, и узнавшие о сем пришли навестить старца и разделить с ним его печаль об утрате столь смиренного и послушного сына; на что говорит им старец: «Акакий не умер, но жив!»
В подтверждение своих слов, ведет их к могиле его и спрашивает мертвеца, как бы живого: «Акакий, ты жив?» «Жив я, отче!» — отвечает истинный послушник, ибо «послушание не умирает!».
Вот высота истинного послушания. Ведь это не вымысел, не анекдот какой-либо пустой светской книги, а сказание книги Жития Святых, признанной истинною святою Церковью, написанной святым великим святителем, от Бога прославленным чудотворениями и нетлением святых мощей его. И мы хорошо знаем все это, несомненно, верим сему. Отчего же так холодно, равнодушно и даже как-то небрежно относимся к таким великим истинам, не только не применяем их к делу нашего собственного преуспеяния, но, как бы «мимоходим», как дело вовсе не имеющее к нам никакого отношения? Или «одебелело сердце наше», как выражается Исайя пророк (Ис. 6, 9-10), и мы «видяще не видим, слышаще не слышим!» (Мф. 13, 13). Между тем вся сия, по слову Апостола: «в наше наказание преднаписашася» (Рим. 15,4); и «како мы убежим о толицемнерадивше спасение» (Евр. 2, 3) и «толик имущеоблежащь нас облак свидетелей» (Евр. 12, 1).
Вспомним и преподобную Исидору послушницу, которая не только беспрекословно и с глубоким смирением исполняла все самые тяжелые послушания общежития, с изумительным терпением сносила обиды и поношения, но и под образом юродства скрывала свои великие подвиги и добродетели. И какой же конец увенчал ее подвиги? Великий Савва пустынник имел откровение от Господа о том, что «есть девственница в обители общежительной, превосходящая его своими подвигами; и он пошел в указанную обитель, взыскал преподобную послушницу, которая по смирению своему даже не вышла к нему в числе других сестер, упал к ногам ея, пред всеми прося ея святых молитв и благословения. Видите ли высоту послушания? Оно превосходит подвиги пустынножителей! Следовательно, дело преуспеяния иноческого, дело спасения вашего, так сказать, в ваших собственных руках, и не обидно ли, не скорбно ли вам из собственных рук терять его безвозвратно! Если вы укажете на трудность истинного послушничества, то укажите какое-либо хорошее, хотя бы и для временной лишь жизни полезное дело, которое совершилось бы легко и беструдно; да и за что же ожидать воздаяния или награды, если не потрудиться и поболеть ради ея. Не сами ли вы избрали для достижения вечного спасения не иной какой путь, а именно путь иночества, основанный на послушании, и пока остаетесь на сем пути, уклониться от послушаний не можете, так или иначе должны исполнять волю руководителей ваших; если исполните с надлежащим усердием, смирением и терпением, блаженны вы, как подражатели, соучастницы преподобных: Акакия, Исидоры, Досифея послушника, Павла препростого и других приявших венцы послушания; если же и пребываете в послушании, но с ропотом, леностию, самочинением и прекословием, то нельзя не скорбеть о вас, ибо вы погубляете свои собственные труды, теряете венцы, уже находившиеся в руках ваших, готовые уже увенчать главы ваши. Скажу при этом и еще одно повествование из пролога как пример и доказательство того, что никакое самомалейшее дело не останется без воздаяния от Того, у Которого и «власи главы нашеявсиизочтени суть» (Мф. 10, 30). Один инок жил в послушании у старца: между прочим, он имел от него заповедь «никогда не отходить ко сну, не получив прежде благословения старца». Однажды вечером, совершив свое правило, послушник подошел к старцу на благословение; старец, сидя, дремал; так как это продолжалось несколько часов, то послушнику пришлось неоднократно покушаться уйти спать, не дождавшись пробуждения старца. Всякий раз, когда он намеревался уйти, мысль, что, не приняв благословения, он нарушит данную ему заповедь, удерживала его, и он оставался пред старцем, ожидая его пробуждения.
Наконец, старец открыл глаза и, увидев послушника, стоящим пред собою, спросил его: «Что ты, чадо, здесь делал в это время?» «Ничего, отче, я не делал,— отвечал послушник,— я сам едва не задремал, так как сон одолел меня, и я только ждал твоего благословения, помня заповедь твою — без него не отходить ко сну». «Сколько раз ты порывался уйти спать?» — спросил старец, но послушник не мог определить этого. Тогда старец сказал ему: «Блажен ты, чадо, что сохранил послушание; поверь мне, что я видел сейчас пять венцов, спускавшихся с высоты на твою главу, один после другого; это венцы послушания, коими венчаются истинные послушники, отвергшиеся своей воли и хотений». Из этого примера ясно видно, что никакое и малое усилие над собою, ради соблюдения заповеди, не остается без воздаяния от щедрой руки Мздовоздаятеля, рекшего, «что и чаша холодной воды, поданная во имя Его, не лишится мзды своея» (Мф. 10, 42).
Недостало бы ни времени, ни возможности описывать все бесчисленные примеры высокого, самоотверженного послушания, коими переполнены книги: Четьи минеи, прологи, отечники и др. Если ты заботишься о своем преуспеянии, если хочешь быть истинною послушницею, не по имени только, но и по самой жизни, то непременно прочитывай и чаще перечитывай названные книги и, читая, старайся уразумевать и удерживать в памяти все, о чем читала или слышала: «Не слышателибо закона праведни пред Богом, но творцы закона, сии оправдятся» (Рим. 2, 13).
Если же ты и разумеешь, но не внимаешь, небрежешь, то не избежишь осуждения с «рабом, ведавшим волю Господа своего и не сотворившим по воле Его» (Лк. 12, 47). Размысли о сем и убойся.
Письмо пятое
Не любяй брата своего — Бога како может любити (1 Ин. 4,20)
Не замедлили, однако, посетить твою душу искушения, несмотря на твердую готовность твою всецело отдаться богоугождению под кровом мирной обители, где надеялась ты, как пишешь, «найти тихое пристанище, а не смущение и соблазн».— В чем же дело? Что так смутило и встревожило тебя?
Прежде всего скажу тебе, что если ты воображала найти рай на земле, хотя бы и в обители, то очень ошибалась; рая, то есть полного блаженства на земле, нет и быть не может, так как человек и создан не для земли, а для неба, а чтобы унаследовать рай на небе, должно заслужить его здесь, на земле, многими трудами, скорбями, усилиями, то есть усиленным самовниманием, как говорит Апостол: «многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие» (Деян. 14, 22) и как учил и Сам наш Божественный Подвигоположник: «Царствие Божие нудится, и нудящие себя к его исканию восхищают е» (Мф. 11, 1). Если же непременно хочешь найти его на земле, то ищи не в стенах каменных обителей, не в лесах дремучих пустынь, а в себе самой, в своей собственной душе, ибо: «Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17,21). Вот, если бы искала в себе и старалась бы поселить в своем сердце это Царствие Божие, то не жаловалась бы на ближних, как на «причиняющих тебе искушения и соблазны».
Пишешь: «Замечаю, что некоторые сестры относятся ко мне недружелюбно, и этим смущаюсь». Этим недугом страдают многие души «неискусныя» и не «совершившияся в любви Христовой» (1 Ин. 4,18). Страдала им и я сама, а когда обратилась к одному богомудрому старцу, чтобы открыть ему свое смущение и скорбь, то вот какой ответ услышала от него: «какими глазами будешь смотреть на людей, таковыми и будут казаться тебе люди». И весьма хорошее и доброе можно затмить и представить в черном виде, как и наоборот, и дурное можно принять за благое. Последнее мы оправдываем почти ежеминутно по отношению к самим себе, стараясь прикрывать благовидностью свои ошибки и проступки; между тем — к ближним относимся весьма строго, судя лишь по внешнему виду их поступков, не зная внутреннего расположения души. Может быть, это «недружелюбное отношение» к тебе сестры — только кажущееся, а не действительное; может быть, это козни врага, ищущего посеять между вами плевелы вражды, чего вы и сами не замечаете, но что так легко может осуществиться. Как от малой искры огня, не потушенной вовремя, разгорается иногда сильнейшее пламя, так и от малой искры недоверия и недружелюбия вспыхивает целое пламя вражды, пожирающее многолетние труды в добродетели. Если же и действительно сестра, по немощи своей, оказывает к тебе мало дружелюбия, то прежде чем упрекать ее за это, загляни в свое собственное сердце, проверь свои собственные отношения к ней. Может быть, внимательное и беспристрастное самоиспытание и докажет тебе, что ты сама подала повод к сему, а следовательно, сама и виновата во всем. Старайся хранить в сердце безусловный мир ко всем, по слову Апостола: «Аще возможно, еже от вас, со всеми человеки мир имейте» (Рим. 12, 18). Этот внутренний мир собственной твоей души послужит наилучшим залогом или обеспечением мира и любви к тебе других, а выше и досточестнее любви нет ничего, как и Апостол утверждает, называя любовь «исполнением (всего) закона» (Рим. 13, 8), «союзом совершенства» (Кол. 3, 14), при коем «мир Божий водворяется в сердцах наших» (Флп. 4, 7).
А как возвеличил любовь святой Иоанн, этот Апостол любви, как называет его святая Церковь, возлюбленнейший ученик, друг и наперсник Христов! Все послание его дышит любовию, которая, как бы невольно, проникает в души читающих его с должным вниманием: «Возлюбленнии! — пишет он,— возлюбим друг друга, яко любы от Бога есть». «Всяклюбяй (брата своего) — знает Бога, а не любяй не позна Бога, яко Бог любы есть». «Аще друг друга любим,— Бог в нас пребывает». «Пребывали в любви в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает». «Не любяй брата своего и Бога не может любити». «И сию заповедь имамы от Него, да любяй Бога любит и брата своего» (1 Ин. 4, 7-21). «Мы должны есмы по братии души полагати, яко Он (то есть Христос) по нас душу Свою положи» (1 Ин. 3, 16). Видишь ли, разумеешь ли высоту любви христианской? — Души свои полагать для ближних должны мы, то есть жертвовать для них самою жизнию, без всякого разбора и различия взаимных расположений, хотя бы и видели от кого неприязнь и обиды, по слову Господа нашего: «любите и враги ваша, добро творите ненавидящим вас», ибо «аще любите токмо любящих вас, что особеннаго творите, ибо и язычники любящих их любят» (Мф. 5,44,46.Лк. 6,32). О, неисследимая и непроницаемая глубина любви Христоподражателей! Блажен, кто вкусит от плода твоего! Ты, как райское древо жизни, соделаешь его бессмертным и блаженным во веки!
В жизнеописании святого апостола Иоанна Богослова сказано, между прочим, что когда он состарился так, что не мог приходить в собрание верующих, то ученики его приносили его туда на руках, и он, не будучи в состоянии говорить пространных поучений, повторял только свои любимые слова, заключающие в себе существенное основание христианства: «дети мои,— любите друг друга!» Повторяю и я тебе, повторяю и сто крат: люби и люби всех без изъятия любящих тебя и нелюбящих, а сих последних, пожалуй, еще и больше люби, ибо они твои благодетельницы, дающие повод к исполнению высшей христианской добродетели; не подозревай ни в ком недоброжелательства к себе; напротив, если бы оно и было, старайся не видеть его, не замечать его, ибо «доброе око не узрит зла», и «любовь не мыслит зла» ни о ком, «вся любит, вся терпит и николиже отпадает» (1 Кор. 13, 5, 7-8). Если и везде, то тем более в общежитиях монашеских необходимо держаться заповеди о любви. Все члены общежития составляют как бы одну родную семью, одно целое и по одинаковому образу внешней жизни, и по одинаковым стремлениям души к одной цели богоугождения и самоусовершенствования; между тем, несмотря на это единство, сколько между этими членами общежития личной всесторонней разности и даже противоположности! Обитель общежительная, как чадолюбивая мать, простирает свои объятия всем, прибегающим к ней по слову Господа, «грядущаго ко Мне не изжену вон» (Ин. 6, 37). А грядут под кров ее и образованные люди, и невежды, и господа, и простецы, и богатые, и нищие, и убогие, и старые, и малые, и юные, и зрелого возраста лица, и здоровые, и немощные, и даже увечные; и как разнообразны их внешние состояния, так различны и внутреннее духовное развитие, и взгляды, понятия и даже побуждения, так как не всех одни и те же причины приводят в обитель. Ввиду всего этого можно ли требовать от каждого одинакового исправления и преуспеяния. И таланты Господь разделил не поровну, а «комуждопротиву силы его» (Мф. 25, 15) — кому предал один талант, кому — два, а кому и пять, но заметь при этом, что и принявший два таланта, и трудом своим усугубивший их, получил от Господа такую же похвалу и награду, как и усугубивший пять талантов; как тому, так и другому сказал Владыка: «добре, рабе благий и верный, вниди в радость Господа твоего» (Мф. 25, 21-23).
Не взыскал Господь десяти талантов с принявшего два только; а как раздавал их по силам каждого, так и взыскал посильного возвращения их. А мы, как немилосердые истязатели друг друга, требуем нередко от ближних наших того, чего и сами исполнить не можем, и, конечно, не исполнили бы, если бы были на их месте. Итак, ищи прежде всего всякого исправления в себе самой; а когда, с помощию благодати Божией, достигнешь сего по мере сил твоих, тогда, наверно, увидишь и ближних твоих, то есть всех сестер твоих, благими, добрыми, дружелюбными: «Измипервее бревно из очесе твоего, и тогда узришиизъятисучец из очесе брата твоего» (Мф. 7, 5).
Письмо шестое
Об обязанностях клирицы
Проклят (человек) творяй дело Божие с небрежением (Мер. 48, 10)
Ты вчинена в лик поющих на клиросе; следовательно, славословишь Господа по образу небесных сил, немолчно воспевающих славу своего Творца и Владыки. Счастлива ты! Но сознаешь ли ты всю святость и важность этого дела Божия, которое без сравнения более, чем какое-либо другое дело, достойно быть названо «Делом Божиим»? Иначе же, нелишне напомнить тебе грозное и страшное слово пророка: «проклят (человек) творяй дело Божие с небрежением» (Иер. 48, 10). Видишь, какой страшной ответственности подлежат нерадиво и небрежно исполняющие дела служения Богу. Клирик (или певчий) есть «уста Церкви», то есть общества верующих, молящихся в храме; воспевая молитвы и песнопения, он произносит их не от себя лишь единолично, но от лица всех присутствующих в храме, точно так же, как и все молящиеся произносят молитвы свои устами поющих, почему сии последние и суть — «уста Церкви». «Пойте Богу нашему» (Пс. 46, 7), приглашает их святая Церковь, но — «пойте разумно» (Пс. 46, 9), думайте и внимайте: Кого воспеваете, Кого молите, Кому предстоите? Предстоите Тому, Кому со страхом предстоят и предходят чины ангельские, лица закрывающие! Воспеваете Того, Кому все силы небесные немолчно возглашают: «Свят, свят, свят Господь Саваоф!» Уразумей же, сколь высоко дело клирика. Уразумей и подивись милосердию Божию, попустившему и земным грешникам приносить Ему хвалу!.. Это дело небесное, — дело Ангела, а не человека, «нечистыяустнеимущаго», как выразился святой пророк Исайя, услышав горния славословия: «О, окаянный аз, яко человек сый и нечистыустнеимый, посреде людей нечистыяустне имущих аз живу» (Ис. 6, 5). И тебе, немощной, слабой, грешной, вверено такое великое дело. — Это «талант», вручаемый тебе Владыкой, — талант, который ты должна возрастить и умножить разумным употреблением. Со всяким смирением и страхом Божиим скажи мысленно душе своей: «Се тебе вверяет Владыка, душе моя: со страхом приим