II. Отдел Первый: Гимнография.

Богословский подход к науке о богослужении, то есть стрем­ление построить литургическое богословие и систематизиро­вать богословские идеи нашего богослужения, обращают вни­мание, главным образом, на внутреннее содержание богослу­жебного материала. А так как он содержится преимущественно в богослужебных песнопениях или в гимнографии, то изуче­ние этой последней представляет для литургиста особый ин­терес. Это изучение должно совершаться, конечно, в истори­ческой перспективе, почему история песнопений, их развитие и прекращение тех или иных форм их, равно как и история песнопевцев, стоит в центре нашего внимания. В первую оче­редь надо ознакомиться с самой гимнографической термино­логией.

Библейский Песенный Материал.

Основой нашего песнетворчества является тот поэтичес­кий и назидательный материал, который мы находим в Свя­щенном Писании, как Ветхого, так и Нового Заветов. Это в главном: псалмы и библейские песни.

Христианство родилось в иудейской среде; это надо твер­до помнить. Влияние этой среды сказывалось еще очень долго после Вознесения Спасителя и Сошествия Духа на апостолов. Связь с Иерусалимским храмом и с синагогами, “сонмищами” еще много лет не разрывалась у учеников Господа. И даже после формального разрыва с Храмом и Синагогой, эта внут­ренняя связь, по существу, оставалась и не нарушилась и доднесь. Все наше богослужение пронизано ветхозаветным ма­териалом. Целые песни и отдельные стихи псалмов, слова про­рочеств и ветхозаветные образы наполняют наше богослуже­ние. Не только самые псалмы “стихологисуются” в церквах, не только “библейские песни” целиком воспеваются вместе с нашими канонами, не только все наши прокимны и так наз. “аллилуарии” составлены из стихов псалмов, но и всюду в стихирах и тропарях пестрят ветхозаветные выражения и об­разы, и даже наше евхаристическое богослужение, по преиму­ществу новозаветное, составлено в своей существенной части из вдохновенных молитв ветхозаветного происхождения, не чуждых и современным иудеям. Иудейское влияние на нашу литургику гораздо более значительно, чем это принято ду­мать. Правда, наряду с этим иудейским элементом весьма си­лен и эллинский, элемент более поздний. В наше богослуже­ние вошли и неиудейские влияния, и многое в нашей эортологии, то есть науке о праздниках, объясняется соседством язычества и необходимостью его так или иначе преодолеть. Это в особенности заметно в датах праздников и в наименова­нии дней, месяцев, периодов года и т. д.

Псалмы.

Псалмы, которые у древних иудеев делились по своему содержанию на

Псалмы хваления,

Покаяния

и молитвенные,

очень рано вошли в наше богослужение. Они, как были по­этическим фоном ветхозаветного богослужения, родной и понятной стихией для иудейской души, таковыми остались и для христиан. Забвение Псалтири, этой высочайшей по­эзии всех веков, непростительно для церковного сознания. Апостолы, их ученики, христиане древних веков, как миря­не, так и монахи-пустынники жили и дышали Псалтирью. “Скорее солнце не взойдет, чем Псалтирь умолкнет в келий монаха,”— гласила древняя поговорка; почему и подмена их всяким другим второсортным гимнографическим мате­риалом является преступлением против элементарного эс­тетического чувства. Не все, написанное церковными писа­телями позднейшего времени, превосходит эти жемчужины всечеловеческой поэзии. Много есть в нашей гимнографии упадочного, так сказать “барочного,” что переполняет наши богослужебные книги; много есть там тавтологии в ущерб смыслу, много чисто человеческих мотивов, например, на­циональных и эмоциональных (особливо в русской гимно­графии), что не только не может быть сравниваемо с клас­сикой псалмов, но просто ими обличается и молчаливо осу­ждается. Чувство церковности предполагает, кроме всего прочего, подлинный поэтический вкус, умение различать кра­соту от слоев искусственной позолоты.

Псалтирь рано стала употребляться христианами; лучше сказать — она никогда и не прекращала употребляться. Она была и есть общее достояние и иудея, и христианина. Лаодикийский собор своим 17 правилом предписывает пение псал­мов не подряд, а в соединении с другими молитвами и чте­ниями. Отсюда можно сделать вывод, что уже тогда существо­вал какой-то порядок, расписание чтений из Псалтири. Более поздние “Апостольские постановления” знают особые утрен­ние псалмы, положенные для чтения на утрени[1], и вечерний псалом[2].

В более позднее время, в VI в., предписывалось на воскрес­ной вечерне пение 1-ой кафизмы “блажен муж,” что вошло в позднейшие уставы, как Иерусалимский, так и Студийский.

Библейские Песни.

Библейские песни являются второй основой нашего пра­вославного песнетворчества. Это суть гимны, воспетые ветхо­заветными пророками и праведниками по поводу наиболее великих событий в жизни их и целого Израиля. Скабалланович; например, считает их излияниями высочайшего религиозного одушевления, лучшей частью, цветом библейской поэзии и ставит их даже выше псалмов. Всего их в Библии записано 12, но не все они вошли в состав нашего богослужения. Из Талмуда мы знаем, что обличительная песнь Моисея пелась в ветхозаветном Храме. Так наз. “Завещание Господа Иисуса Христа,” памятник раннего христианства, знает тоже пение песни Моисея и кого-либо из пророков. О библейских песнях упоминает Иларий Пиктавийский (IV в.). Пелись они и в Аф­риканской церкви. Особую известность получила песнь трех отроков. Ее упоминает произведение IV в. “О девстве” (псев­до-Афанасий). Песни Моисея пелись и на Синайской горе, как о том свидетельствует описание богослужения там (VII век). Копты этих песен не имеют; но несториане, абиссинцы и армяне их поют в большем или меньшем составе и объеме. И римо-католики на своей утрени (хвалитная ее часть) поют некото­рые библейские песни.

Эти ветхо- и новозаветные песни вошли в наше богослу­жение как основа нашего позднейшего гимнографического твор­чества, так наз. канонов, полных (9-ти песненных) и сокра­щенных (диодионов, триодионов и пр.). Структура канона не может быть усвоена без сравнения с этими песнями. Поэтому более подробное их содержание, чередование и исполнение будет объяснено в связи с канонами

Церковная Гимнография.

Песнетворчество церковных авторов дало чрезвычайное бо­гатство богослужебного гимнографического материала, как в смысле его обширности, так и разнообразия форм. Важно от­метить некоторые из них.

Антифоны.

Антифоны — понятие нашей литургической практики весь­ма древнее. В сущности это даже и не форма особых песнопе­ний, как, напр., тропарь, кондак, стихира, а скорее способ песенного исполнения тех или иных псалмов или гимнов. Название это происходит от άντί и φονέω и означает пение попеременно, чередуясь, или пение на два хора. Происхожде­ние этого способа пения древне-греческое; оно было извест­ным в древней драме и оттуда перешло и к церковному обихо­ду. О религиозном использовании этого метода петь впервые мы знаем от Филона, который описывает в своем сочинении “О созерцательной жизни” быт древних “ферапевтов.” После своих вечерен они соединялись для пения, и это пение проис­ходило антифонно, то есть по окончании гимна или стиха од­ним хором, ему отвечал другой. В христианской истории пер­вое свидетельство об антифонном пении находим в известном письме Плиния, наместника в Вифинии, к императору Траяну. В известные дни христиане до восхода солнца пели в честь Христа свои песни попеременно, то есть антифонным спосо­бом. Церковный историк Сократ повествует[3] о св. Игнатии Богоносце, антиохийском епископе, который имел видение ан­гельских чинов, поющих в честь Святой Троицы антифонные гимны, и ввел таковое пение в своей церкви. По исследовани­ям Леклерка происхождение антифонного пения следует ис­кать в Месопотамии и Вавилоне.

Об антифонном пении говорят затем св. Мефодий Олим­пийский в своем “Пире десяти дев,” св. Василий Великий, введший попеременное пение в 375 году в Неокессарии и другие писатели. На Западе инициатором этого богослужебного обы­чая был папа Дамас (366—364), в Милане его вводит св. Ам­вросий в 386 г., в Константинополе св. Иоанн Златоуст. Этот последний очень вероятно ввел это пение под влиянием ариан или точнее, в противовес этому у них установившемуся обы­чаю. В Иерусалиме антифонное пение было уже вполне уста­новившимся обычаем во время путешествия Этерии, то есть в 80-х годах IV-го века. В своем паломническом дневнике она 29 раз употребляет этот термин. Таким образом, мы видим, что антифонное пение было распространено уже в первые ве­ка христианства во всех частях вселенной. И доднесь оно удер­жалось, как на Востоке, так и на Западе и украшает собою и наше православное богослужение, и римо-католическое. Но кроме этого своего значения, как способа пения, слово анти­фон употребляется в лнтургике и для обозначения отдельных песнопений или частей песенного материала. Вот главные случаи употребления этого термина.

Антифоны Псалтири

Первая кафизма Псалтири, разделяясь, как и прочие, на три славы, удерживает, на языке нашего Типикона, за ними наименование “антифонов.” Это объясняется тем, что или вся кафизма, или первая ее слава (первый антифон) поются в из­вестные дни антифонно.