У подружки звездного квотербека «Тайд» произошел выкидыш в самом разгаре скандала вокруг отмывания денег кампанией «Принс Ойл». 1 страница

ВНИМАНИЕ!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

Любая публикация данного материала без ссылки на группу и указания переводчика строго запрещена.

Любое коммерческое и иное использование материала, кроме предварительного ознакомления, запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей.

Тилли Коул

Милый дом

Милый дом – 1

Название:

Тилли Коул – Милый дом, 2017

Серия: Милый дом #1

Автор перевода: Екатерина Дощенко

Редактор:Виктория Арсентьева

Вычитка: Виктория Коробко

Перевод группы: http://vk.com/loveinbooks

Аннотация

В свои двадцать лет Молли Шекспир знает очень много.

Она знает Декарта и Канта.

Знает Оксфордский университет.

Знает, что любящие люди обязательно тебя покинут.

И знает, как жить в одиночестве.

Но когда Молли оставляет серое небо Англии позади, чтобы начать новую жизнь в Алабамском университете, то понимает, что ей еще есть чему поучиться. Она и не знала, что лето может быть таким жарким, а студенты настолько пугающими. И уж точно не знала, насколько сильно народ Алабамы любит футбол.

Когда Молли случайно сталкивается с пресловутой звездой футбола, квотербеком Ромео Принсом, то больше не может думать ни о чем, кроме его шоколадно-карих глаз, пепельно-светлых волос и идеального телосложения. И тогда она понимает, что ее тихая, уединенная жизнь вскоре кардинально изменится навсегда…

Посвящается

Моему мужу – мы вместе с подросткового возраста, и он до сих пор мой милый дом.

Нашей команде, «Сиэтл Сихокс», за вдохновение.

И жителям Алабамы (особенно тем, кто поддерживает «Кримсон Тайд») за лучший чертов акцент в мире!

«Вперед, ‘Тайд’!»

Примечание автора

Все братства и сестринства, а также их способы посвящения, придуманы автором и не используются на самом деле, не основываются и не отражают никаких реальных примеров.

Пролог

Исингтон, Дарем, Англия

Четырнадцать лет назад…

– Молли, подойди ко мне, золотце. Мне нужно тебе кое-что сказать.

Моя бабушка сидела в своем старом коричневом кресле в гостиной нашего маленького дома, подперев голову руками.

Я подошла и осмотрелась вокруг. Папочка еще не вернулся из паба. Он постоянно там зависал с тех пор, как злая дама, которая иногда выступала на телевидении, закрыла шахты в год моего рождения, опечалив тем самым папу. Так сказала мне бабушка.

Она подняла голову и грустно улыбнулась. У бабушки была самая добрая улыбка, которую я когда-либо видела, лишь одна ее улыбка могла озарить всю комнату. Я очень любила свою бабушку.

Подойдя поближе, я заметила у нее в руках старую фотографию мамочки. Мама умерла при моем рождении, и бабушка с папой всегда расстраивались, когда я о ней спрашивала, поэтому я перестала это делать. Хотя до сих пор каждый вечер целую ее фотографию, которая стоит у кровати. Бабушка сказала, мамочка наблюдает за мной с Небес.

– Иди сюда, малышка Молли-пупс. Присядь ко мне на колени, – поставив фоторамку на красный ковер, сказала бабушка и жестом поманила меня к себе.

Бросив свой розовый рюкзак, я подошла и запрыгнула к ней на колени. От нее пахло мятой. От нее всегда пахло мятой. Я знала, что так она скрывала запах сигарет, которые тайком покуривала на улице. Меня всегда веселило то, как по утрам она выскакивала наружу с розовыми бигуди на седых волосах и в домашнем сиреневом фартуке.

Я положила руку ей на щеку. Она выглядела расстроенной.

– Бабуля, что случилось?

Она взяла мою маленькую руку, и я вздрогнула от того, какими холодными были ее ладони. Я потерла их руками и поцеловала бабулю в щеку, чтобы она почувствовала себя лучше. Бабушка говорила, что мои сладкие поцелуи могут сделать любую проблему в мире чуть проще.

В комнате было очень тихо, слышно только, как трещат дрова в камине и тикают напольные часы.

У бабушки всегда играла музыка, музыка давних лет, и мы танцевали перед камином. Сегодня музыки не было, и дом казался унылым и печальным.

Я посмотрела на часы и увидела, что большая стрелка была на двенадцати, а маленькая – на четырех. Я попыталась вспомнить, что рассказывала нам в классе учительница, миссис Кларк. Сильно зажмурила глаза, силясь думать. И ахнув, их открыла. Было четыре часа. Да! Было четыре часа. Папочка скоро вернется.

Я попыталась слезть с бабушкиных коленей, чтобы побежать к двери и дождаться, когда папочка войдет в ворота. Он всегда обнимал меня и кружил перед тем, как сказать, что я самая красивая девочка на свете, прямо как мамочка. Это была моя любимая часть дня.

Я соскользнула с бабушкиных коленей, но она схватила меня за руку.

– Бабушка, что ты делаешь? Папочка скоро вернется. Ему нужны его ежедневные объятия!

Бабушка тяжко вздохнула, и слезы хлынули из ее глаз.

– Бабушка, почему ты плачешь? Пожалуйста, не грусти. Тебе нужен сладкий поцелуйчик? От него тебе станет лучше?

Бабушка так крепко прижала меня к груди, что мои очки едва не слетели с носа. Ткань ее фартука терлась о щеку, и я сморщила лицо в попытке унять зуд. Тогда она отпустила меня, опустилась на колени, и ее печальные глаза оказались на уровне моих.

– Молли, мне нужно тебе кое-что сказать. Это очень сильно тебя расстроит. Ты понимаешь?

– Да, бабушка. Мне уже шесть. Я большая девочка. Я многое понимаю. Миссис Кларк говорит, что я самая умная девочка в классе, а может, даже и в школе.

Бабушка улыбнулась, но эта улыбка не коснулась ее глаз. Это не было широкой улыбкой. Папа как-то сказал, что только широкие улыбки показывают, что ты по-настоящему счастлив. Не нужно тратить широкую улыбку на то, что не делает тебя суперсчастливым.

– Ты действительно умная, золотце, хотя я и не знаю, в кого ты такая. Ты далеко пойдешь. Тебе суждено оставить эту печальную жизнь позади и стать кем-то значимым. Этого хотели бы твои мамочка и… папочка. – Она шмыгнула носом и достала из кармана розовый носовой платок. На нем повсюду были вышиты красные розы. Я сама выбирала ткань в магазине две недели назад. Мы сделали один для меня и один для нее – идеальная пара, прямо как мы с бабушкой.

Глядя в окно, она приложила платок к покрасневшему носу, а потом ее взгляд изменился, и она снова посмотрела на меня.

– Теперь, Молли, тебе нужно сделать глубокий вдох, хорошо? Так, как я тебе показывала.

Я кивнула и, держась за живот, пять секунд вдыхала воздух через нос, пять секунд медленно выдыхала его через рот.

– Молодец, – похвалила меня бабушка, поглаживая большим пальцем по щеке.

– Бабушка? Где папа? Он опаздывает. Он никогда не опаздывает. – Он всегда приходил домой к моему возвращению из школы. Правда, от него противно пахло пивом, но от него всегда так пахло. Иначе это был бы не папочка.

– Молли, сегодня с твоим папой кое-что случилось, – сказала она мне дрожащим голосом.

– Ему плохо? Может, нам сделать ему чаю, когда он вернется домой? Чай всем помогает, правда, бабушка? Ты всегда так говоришь, – пролепетала я, начиная ощущать странную тяжесть в животе от того, как она на меня смотрит.

Она покачала головой, и ее губы задрожали.

– Нет, дорогая. Чай сегодня не понадобится. Видишь ли, утром Господь решил забрать твоего папу к ангелам на Небеса.

Я задрала голову вверх, чтобы посмотреть на потолок. Я знала, что Господь живет высоко над нами, на небе. Однако, как бы я ни старалась, мне никогда не удавалось его увидеть.

– Почему Господь забрал нашего папочку? Мы плохие люди? Я плохо себя вела? Поэтому Бог не хочет, чтобы у меня были родители.

Бабушка притянула меня к себе и уткнулась носом в мои длинные каштановые волосы.

– Нет, Молли-пупс, никогда, никогда так не думай. Богу просто стало грустно от того, как сильно твой папа скучал по маме, и он решил, что пришло время им снова быть вместе. Он знал, что ты достаточно смелая и сильная, чтобы жить без них.

Я обдумывала это, посасывая большой палец. Я всегда его посасывала, когда боялась или нервничала.

Бабушка убрала мои волосы с лица.

– Я хочу, чтобы ты знала: никто на этой планете не любил друг друга сильнее, чем твои мама с папой. Когда мама умерла, папа не знал что делать. Он очень тебя любил, но все же скучал по ней. Когда та дама по телевизору…

– Маргарет Тэтчер? – перебила я. Нам рассказывали о ней в школе. В моем городе она многим не нравилась. Они обзывали ее плохими словами. Ведь она опечалила многих людей.

Бабушка улыбнулась.

– Да, Маргарет Тэтчер. Когда миссис Тэтчер закрыла шахты, твой папа остался без работы, и это его сильно расстроило. Он очень долго старался заработать денег, чтобы купить нам новый дом, но он всегда работал только в шахтах и больше ничего не умел. – Она зажмурилась. – Сегодня папочка умер, дорогая. Он отправился на Небеса и больше никогда к нам не вернется.

Мои губы задрожали, и я почувствовала, как слезы наполняют глаза.

– Но я не хочу, чтобы он уходил! Мы можем попросить Бога его вернуть? Что мы будем без него делать? – Ощущение тяжести росло у меня в груди, и я почувствовала, что задыхаюсь. Я потянулась к бабушкиной руке, а мой голос стал хриплым: – Теперь, кроме нас, никого нет, бабушка? У меня осталась только ты. Что, если Он и тебя заберет? Я не хочу остаться совсем одна. Мне страшно, бабушка. – Из моего горла вырвался пронзительный крик: – Я не хочу остаться совсем одна!

– Молли… – прошептала бабушка, обнимая меня, и мы в слезах упали на пол у камина.

Моего папы больше нет.

Папа теперь на Небесах.

И он никогда не вернется.

Глава 1

Алабамский университет, Таскалуса, Соединенные Штаты Америки

Наши дни…

Я конкретно опаздывала!

Я дышала короткими, рваными вдохами, пока бежала через длиннющий кампус Алабамского университета, изо всех сил стараясь не грохнуться лицом вниз.

Руки были забиты распечатками учебного плана по философии, которые меня попросили скопировать около часа назад – мое первое задание в качестве ассистента преподавателя.

Занятие должно было начаться буквально с минуты на минуту, но моя бесконечная полоса невезения привела к тому, что принтер в копировальном помещении решил сломаться, распечатав лишь половину страниц, он пропел лебединую песню в виде пронзительного хрипа и испустил механический дымок.

Копировальная находилась в другом конце университета, что и привело меня к нынешнему плачевному положению – стремительному бегу в совсем неспортивных оранжевых кроксах через огромный кампус в обжигающе-адской таскалуской сауне, более известной как типичный жаркий летний денек.

Я бросила быстрый взгляд на свое отражение в стеклянной двери.

Не хорошо. Совсем не хорошо.

Мои каштановые волосы напоминали кучерявую шерсть пуделя, пот на носу подталкивал широкие, классические британские очки в черной оправе спикировать с моего лица, точно камикадзе. А в коротком комбинезоне и белой футболке я ощущала себя как в бойлере.

Постоянно пасмурное небо Англии сейчас казалось привлекательным как никогда.

Сегодня все шло наперекосяк, поломанный принтер был уже вторым из моих несчастий, а домогательства моих сумасшедших подруг с утра – первым.

* * *

– Тога, тога, тога!.. – поднимая руки вверх при каждом слове и хихикая в паузах, громко скандировали Лекси и Кэсс. Они сидели на моей кровати и смеялись над тем, в каком отчаянии я пребывала в своей импровизированной тоге.

– Выглядит просто ужасно, – пожаловалась я, пытаясь хоть как-то пристроить простыню, чтобы она закрывала мои интимные места.

– Ты выглядишь горячо! У тебя нереальные сиськи, такие идеальные и округлые… – попыталась сделать комплимент Кэсс, вытягивая руки и изображая, как сжимает мою грудь. – Говорю тебе, Моллз, я обычно не по кискам, но для тебя в таком прикиде могу сделать исключение! Черт, у тебя аппетитные формы, детка!

– Кэсс! – резко отдернула я ее, закатив глаза. – Тебе действительно необходимо все это говорить?

– Ой, да расслабься, солнышко! Ты выглядишь потрясающе. И ты идешь сегодня, никаких отмазок! Не заставляй меня тащить тебя туда силком… потому что я это сделаю… если придется.

– Но…

– Никаких «но»! Мы обещали тебе веселую студенческую жизнь, а не повторение того гребаного дерьма, что было в Англии. И твой опыт начнется сегодня вечером.

– В Оксфорде было не так уж и плохо! И как будет проходить так называемый «опыт»? Сначала мне нужно будет присоединиться к чертову сестринству, а что потом? Коктейли с наркотой и выползание из клубов с разбитой мордой?

– Это можно устроить, но в основном «опыт» включает в себя кучу парней, секса, оргий, оргазмов… о, и экспериментов с точкой G. Знаешь, на самом деле ради этого и идут в универ, – совершенно искренне сказала Кэсс.

– Я пошла в универ учиться, Кэсс, а не быть шлюшкой для пьяных парней из братств!

Она заржала.

– Как скажешь, солнышко, ты и думать забудешь об учебе, когда закинешь ножки на шею какого-нибудь парня, а он будет таскать тебя, словно ожерелье, и щекотать пупок изнутри!

Зная, что Кэсс отмахнется от любого ответа, даже если мне удастся придумать, что ответить на такое, я подошла к коричневому откидному креслу и, плюхнувшись на мягкую подушку, обхватила голову руками.

– Во что, черт возьми, я ввязалась?

– В лучшее время своей жизни, – глубокомысленно ответила Лекси.

Я подняла голову и сквозь пальцы посмотрела на своих самодовольных подружек, которые весело глядели на меня.

– Вы все-таки заставите меня пойти на эту проклятую вечеринку, не так ли?

Лекси слезла с кровати и, запрыгнув мне на колени, обвила шею тонкими руками.

– Конечно, дорогая. Ты теперь одна из нас!

Я неохотно улыбнулась.

– Похоже на то.

Кэсс присоединилась к нам, и я завизжала под их общим весом.

– Снимай тогу, чтобы я скрепила ее для тебя, и иди на занятия, а когда вернешься, мы начнем веселье…

* * *

Говорят, беда приходит трижды.

Две со мной уже произошли.

Осталась одна.

Не сбавляя головокружительного темпа, на грани потери сознания, я миновала двойные двери гуманитарного корпуса и устремилась прямо к аудитории профессора Росс. Сознание неустанно дразнило меня видениями ловко пританцовывающих тог перед глазами.

Слишком захваченная спешкой, я не заметила небольшую группу студентов, которая выходила из-за угла. Но, увы, вскоре это изменилось, когда гламурная рыженькая врезалась в меня плечом – похоже, специально, – и все мои бумаги разлетелись по белой плитке пола.

– Упс! Смотри, куда прешь, милочка! – злобно пропела она. – Может, тебе нужны очки получше?

А вот и третий удар судьбы.

Я присела на корточки, не поднимая глаз, как вдруг услышала резкий издевательский смех в свой адрес. И в этот момент я будто снова очутилась в школе – популярные детки цепляются к ботанке.

Я никогда не отвечала. Всегда просто игнорировала мелкие насмешки по поводу моей дешевой одежды, недостатка денег или любую другую колкость в свой адрес, поэтому и сейчас я лишь буркнула что-то себе под нос и принялась собирать бумаги в кучу.

Дверь в аудиторию закрылась, и я, довольная тем, что осталась одна, выплюнула:

– Блядские засранки. – Вышло малость громче, чем ожидалось, и я съежилась от громкого эха, разнесшегося по широкому коридору.

Вообще-то, я не часто так выражалась, но в тот момент это казалось оправданным и оказывающим расслабляющий эффект. Даже в богатом словами мире высшего образования иногда достаточно простого «блядь».

Я сгребла бумаги и, тряся головой, встала, и мои долбаные очки слетели с лица и грохнулись на пол.

Вздохнув в поражении, я признала: сегодня утором мне вообще не стоило вылезать из постели.

И тут у меня за спиной раздался громкий смешок, отчего я аж подпрыгнула. На мое плечо опустилась теплая рука и, развернув меня, снова надела очки мне на нос.

Я проморгалась и, когда зрение восстановилось, увидела широкую грудь в темно-красной футболке без рукавов с белой надписью «Футбольная команда «Кримсон Тайд».

– Теперь видишь?

Я последовала за звуком глубокого южного говора, и передо мной оказался настоящий загорелый южанин: длинные пепельно-светлые волосы до подбородка, глубокие темно-карие глаза, обрамленные длинными чернильно-черными ресницами. Он просто возвышался надо мной – наверное, шесть и три фута против моих пяти с половиной.

Я резко втянула воздух.

Он был великолепен.

Реально чертовски великолепен.

Я стряхнула с себя оцепенение и, выхватив бумаги из рук парня, попыталась его обойти. Хотелось поскорее сбежать, дабы вернуть себе некое подобие самообладания или, возможно, достоинство, которого была лишена последние несколько часов.

Когда я проходила мимо, мистер Футбольная команда «Кримсон Тайд» взял меня за запястье и спросил:

– Эй, ты в порядке?

Я постаралась расслабиться и не хамить – в конце концов, он мне помог, – но нервы были на пределе, а прикосновение его грубой мозолистой руки к моей коже все только усложняло.

Эту необычную реакцию я решила списать на обезвоживание или на случай острой тогофобии.

– Да, – опустив плечи, ответила я.

– Уверена?

Встретившись с его прекрасными шоколадными глазами с голубовато-черными крапинками, я тяжело вздохнула.

– У тебя бывали дни, когда все превращается в чертовый сущий кошмар? – Я сделала ударение на трех последних словах.

Он громко выдохнул, и на его лице появилось забавное выражение: полные губы изогнулись в кривой усмешке, и нос слегка сморщился от этого движения.

– Сегодня как раз такой день, вообще-то.

– Значит, нас таких двое, – невольно усмехнулась я в ответ и, сжав кипу бумаг покрепче, продолжила: – Спасибо, что остановился помочь. Это было очень мило с твоей стороны.

Он сложил большие загорелые руки на широкой груди и явно веселился, наблюдая, как я нервничаю.

– Мило? Такого обычно обо мне не говорят. – И с этими словами он пошел дальше, оставляя меня одну в широком коридоре.

Как только я повернулась к аудитории, парень оглянулся на меня через плечо и резко произнес:

– Я Роум.

– Молли, – быстро ответила я. Роум прикусил нижнюю губу, медленно кивая и с необычайно глубоким интересом оценивая меня с головы до пят. И больше не сказав ни слова, зашел на философию.

Собравшись с мыслями, я переступила через порог аудитории, и несколько пар глаз автоматически устремились ко мне. Я продолжила свой путь, ощущая себя Бриджит Джонс после такого провального появления.

Когда я подошла к столу профессора Росс, чтобы положить учебный план курса, она строго посмотрела на меня, и я скривилась, выкручивая пальцы от стыда. Она жестом указала мне встать рядом с ней за кафедру. Я сделала, как она велела, и посмотрела на аудиторию, в которой все таращились на новенькую британку, выставившую себя полной дурой.

В своем твидовым коричневым костюме-двойке, с седыми волосами, заплетенными в тугой французский пучок, и маленькими очками-половинками профессор выглядела как старая училка из интерната. Она указала на меня и заговорила со своим роскошным королевским британским акцентом:

– Позвольте представить вам Молли. Она, как и я, родом из Англии. Молли согласилась получать степень магистра в этом прекрасном университете и продолжить выступать в роли моего ассистента в исследовании, которое я провожу для студенческого журнала, а также быть моим ассистентом на этом курсе. Я знакома с Молли уже несколько лет и не смогла бы найти себе лучшей кандидатуры для проведения годичных научных исследований в Штатах. Вскоре вы все узнаете, что она исключительная юная леди.

Профессор отошла в сторону, жестом приглашая меня обратиться к аудитории.

– Молли, почему бы тебе не сказать пару слов своим новым сокурсникам?

Я глубоко вдохнула и, встав за кафедру, осторожно подняла глаза.

– Всем привет. Как сказала профессор Росс, я приехала в Алабаму из Англии, чтобы получить степень магистра философии, выучиться на доктора философии и в результате стать профессором. – Мои глаза сканировали ряды. В небольшой аудитории было около тридцати человек. – Я любила философию религии сколько себя помню, и я рада быть здесь, чтобы помочь профессору Росс на лекциях и семинарах. Постараюсь сделать прекрасный мир философии немножко более интересным. Буду рада ответить на любые вопросы о…

– У меня есть вопрос.

Я проследила, откуда раздался прервавший меня голос, и обнаружила рыженькую из коридора… сидящую рядом с Роумом.

– Какого черта ты хочешь стать профессором философии? Тебе не кажется, что это пустая трата твоей жизни?

Я уже привыкла к этому вопросу.

– Почему нет? Все в жизни, на Земле, можно поставить под сомнение: почему, как, как такое возможно? Меня вдохновляет загадка жизни и вселенной, передо мной огромное количество вопросов без ответов, и я люблю погружаться в исследования – как древности, так и современности.

Она прыснула со смеху.

– Тебе сколько лет, милочка?

– Эм… двадцать. – Я нервно обвела взглядом аудиторию и увидела много широко раскрытых глаз, приклеенных ко мне.

– Двадцать! И ты уже получаешь магистра?

– Ну да. Я экстерном окончила школу и поступила в университет на год раньше.

– Черт, девочка, тебе бы перестать быть такой чертовски серьезной и научиться жить. Жизнь – это не только учеба, это еще и веселье. Расслабься, блин! – Она покачала головой в недоумении, ее длинные волосы идеально вторили движению. – Клянусь, я никогда не пойму таких, как ты.

Несколько студентов заерзали на своих местах из-за ее откровенных комментариев. Рыжая выглядела довольной собой. Уверена, по ее мнению, вторая попытка подразнить меня удалась.

– Таких, как я? – переспросила я с едва заметным надрывом в голосе.

Она злобно улыбнулась, едва не ослепив меня своими жемчужно-белыми зубами.

– Книжных червей, ботанов… подражателей профессорам!

Я сузила глаза и вцепилась в деревянную поверхность кафедры, стараясь реагировать на ее хамский тон как профессионал, но быстро решила послать профессионализм к черту. Я собиралась ударить в ответ. У меня был отстойный день – вечер будет еще хуже, – поэтому я решила: да гори оно все адским пламенем.

– По-моему, именно учение и знание дают человеку силу, а не деньги, статус или то, шмотки какого дизайнера ты носишь, – холодно произнесла я.

– Серьезно? Ты действительно в это веришь?

– Конечно. Открытие своего разума для новых возможностей, изучение жизни других культур, их верований – дает людям богатое, более целостное представление о природе человека. Философия дает ответы на множество вопросов. Например, почему некоторые люди идут по жизни легко, без сострадания к другим? Когда другие – хорошие, заботливые и честные люди – постоянно принимают удар за ударом, но находят в себе силы идти дальше? Тебе не кажется, что, если бы больше людей добросовестно относилось к проблемам человечества, мир стал бы лучше?

Девушка нервно откинула волосы с лица и, раздраженно уставившись на меня, поджала свои алые губы. На мой вопрос она так и не ответила.

– Вот почему я учусь, а не напиваюсь каждый вечер. Мир заслуживает людей, которые думают больше о других, нежели о себе, и стремятся быть менее эгоистичными и поверхностными. – Я впилась в нее взглядом и произнесла псевдо-дружелюбным тоном: – Надеюсь, это дает тебе некоторое представление, почему я хочу стать профессором. Это то, кто я, и я очень горжусь сим фактом.

– Черт! Ну что, Шелли, получила! – пробормотал хриплый мужской голос, вызвав взрыв смеха, разорвавший напряженную тишину. Я пришла в замешательство, когда поняла, что это сказал Роум, который, задрав ноги, сгорбился на своем месте и тихо посмеивался, а остальная часть группы вторила ему. И в моем животе поселилось чувство глубокого удовлетворения.

Шелли разинула рот от такого поворота событий и резко закончила разговор с пренебрежительным:

– Да пофиг! Удачно устроиться тебе тут с таким отношением!

Профессор Росс похлопала меня по плечу и прошептала на ухо, что нужно быстро раздать учебный план курса, пока занятие не закончилось. Очевидно, она была недовольна моим поведением.

Я мигом схватила бумаги с дубового стола и стала передавать их по рядам, пока профессор объясняла, как будет оценивать работы, а также правила и стандарты занятий.

Я дошла до последнего ряда и сразу же заметила Роума, уставившегося на меня с каким-то непонятным блеском в глазах. Он приветственно кивнул мне, поджав губы. И я слегка улыбнулась.

Шелли тут же наклонилась к нему, не сводя с меня глаз. Судя по позе – их ноги соприкасались, а ее большая грудь задевала его руку, – они с Роумом были явно очень близки.

Когда я протянула последний листок Шелли, она пропела:

– Хорошая обувь, Молли. У всех будущих профессоров философии такой фантастический вкус?

Студенты захихикали.

Я взглянула на свои недорогие кроксы, потом на ее золотистые, без сомнения, дорогие сандалии-гладиаторы и грустно вздохнула.

Роум мигом оттолкнул ее ногу от своего бедра и выпалил:

– Хорош, Шел. Почему ты постоянно ведешь себя как долбаная сука?

Его замечание также эффективно заставило замолчать остальную часть аудитории. Страх отгрести от Роума заставил их отвернуться, игнорировать неловкую ситуацию, в которой я оказалась, и буквально вжаться в свои места.

Шелли сложила руки на груди и надулась.

Роум проигнорировал ее реакцию и, потирая подбородок, вновь взглянул на меня.

– Ты действительно веришь в то, что сказала?

– Во что именно?

Он неловко поерзал на стуле и взъерошил рукой свои светлые волосы.

– Что жизнь несправедлива, и философия может ответить, почему одним приходится сталкиваться с дерьмом, а другим – нет.

– Абсолютно, – ответила я с непоколебимой уверенностью.

Роум медленно кивнул, покусывая нижнюю губу. Похоже, он был впечатлен.

Я развернулась и быстрым шагом направилась к столу ассистента преподавателя в другом конце аудитории. Обосновалась там и до конца занятия не поднимала голову.

– Молли.

Я подняла голову и увидела перед собой профессора с выражением укора на морщинистом лице.

– Потрудись объяснить, что только что произошло? Это совсем на тебя не похоже.

– Сьюзи…

– Эм, на занятиях профессор Росс. Молли, что на тебя нашло?

– Извините, – поморщившись, пробормотала я. – Я сегодня сама не своя.

– Ты не ответила на мой вопрос.

В ее строгом мудром взгляде я заметила не только досаду от недостатка моего профессионализма, но и вспышку беспокойства.

Я вздохнула.

– Просто плохой день. Вот и все. Больше этого не повторится.

Сьюзи опустила руки, выговор по поводу моего поведения был забыт.

– Не позволяй таким людям, как эта барышня, на себя влиять. Никогда не оправдывайся за то, какая ты.

На моем лице расплылась улыбка.

– Спасибо, профессор. Урок выучен. Она просто… я не знаю… как-то меня задела.

– Я заметила. Но в следующий раз блокируй ее. Просто игнорируй.

Я кивнула в знак согласия.

– А теперь, почему бы тебе не пойти домой?

– Спасибо, профессор. – Я взяла свою коричневую кожаную сумку со спинки стула и покинула аудиторию.

Роум был в коридоре. Он с раздражением на лице пытался выкрутиться из объятий тощей блондинки, которая повисла у него шее, прижимаясь грудью к его красной спортивной футболке.

Я застыла на полпути, ощущая себя невероятно неловко в сложившейся ситуации.

– Но… но… почему нет? Ты никогда мне не отказывал! – заскулила блондинка, неохотно отпуская шею Роума, скрестила руки и недовольно топнула каблуком бежевых туфель на танкетке.

– Все меняется, – грубо заявил Роум, отталкивая ее от себя.

– Меняется? С тобой? С каких это пор?

– Да, блядь, прям с этих! Ты мне больше не нужна!

Блондинка ушла с возмущенным воплем, а Роум провел ладонью по лицу и понуро прижался лбом к стене, выглядел он весьма взволнованным.

Воспользовавшись тем, что он отвернулся, я опустила голову и тихонько прошла мимо. И выдохнула только тогда, когда успешно проскользнула незамеченной.

Выходя из дверей в яркий летний день, я почему-то ощутила разочарование от того, что Роум оказался одним из тех парней: игроком… сердцеедом… типичным плохим мальчиком.

С его внешностью это было неудивительно.