Глава первая Случайное исчезновение математички

Рик Риордан Перси Джексон и похититель молний

Серия: Перси Джексон и боги-олимпийцы – 1

ReadCheck - nomad1810.

«Рик Риордан "Перси Джексон и похититель молний"»:

Эксмо, Домино; Москва; 2009; ISBN 978-5-699-33432-2

Перевод: В. Симонов

Аннотация

Не только в хогвартской Школе чародейства и волшебства происходят события загадочные и страшные. И не с одним только Гарри Поттером. Перси Джексон, двенадцатилетний американский школьник, едва не становится жертвой учительницы по математике. Хорошо, что ручка, которую дал ему мистер Браннер, учитель латинского языка, превращается в настоящий меч и поражает обезумевшую математичку. Но на этом беды Перси Джексона не кончаются. На побережье, куда они уезжают с мамой, на них нападает чудовище Минотавр. И друг Перси по школе, Гроувер, неожиданно пришедший на помощь, оказывается не мальчиком, а сатиром. Но главные приключения начинаются позже, когда они с Гроувером добираются до Лагеря полукровок…

Цикл Рика Риордана о Перси Джексоне стал одним из супербестселлеров последних лет. Скоро на экраны всего мира должен выйти высокобюджетный фильм, снятый по произведениям этого цикла.

Рик Риордан
«Перси Джексон и похититель молний»

Глава первая Случайное исчезновение математички

Послушай, я не хотел быть полукровкой.

Если ты взялся читать эту книжку, потому что решил, будто сам полукровка, то вот тебе мой совет: закрой ее, и немедленно. Поверь всему, что наврут тебе мамуля с папулей насчет твоего рождения, и живи нормально.

Быть полукровкой опасно. Страшное дело. Сознание, что ты такой, убийственно, больно и гадко.

Если ты обычный парень и читаешь все это потому, что думаешь, будто это выдумки, – отлично. Читай дальше. Завидую, если ты веришь тому, что в жизни никогда ничего такого не было.

Но если ты узнаешь себя на этих страницах, если хоть что-то заденет тебя за живое, – сейчас же брось читать. Ты можешь оказаться одним из нас. А как только ты поймешь это, они рано или поздно тоже это учуют и явятся за тобой. И не говори, что я тебя не предупреждал.

* * *

Зовут меня Перси Джексон.

Мне двенадцать. Еще несколько месяцев назад я ходил в частную среднюю школу-интернат Йэнси для трудновоспитуемых подростков штата Нью-Йорк.

То есть я трудновоспитуемый?

Что ж, можно сказать и так.

Я мог бы начать с любого момента моей короткой, жалкой жизни, чтобы доказать это, но в прошлом мае все действительно пошло наперекосяк. В общем, наш шестой класс поехал на экскурсию в Манхэттен – двадцать восемь дефективных подростков и двое учителей в желтом школьном автобусе, который вез нас к музею искусств Метрополитен поглазеть на древнеримские и древнегреческие штуковины.

Понимаю – смахивает на настоящую пытку. Большинство экскурсий в Йэнси такими и были.

Но на этот раз экскурсию вел наш латинист мистер Браннер, поэтому я еще на что-то надеялся.

Мистер Браннер был одним из тех парней среднего возраста, которые разъезжают в инвалидных колясках с моторчиком. Волосы у него жиденькие, борода нечесаная, и появлялся он всегда в поношенном твидовом пиджаке, от которого пахло чем-то вроде кофе. Крутым его, конечно, не назовешь, но он рассказывал нам разные истории, хохмил и разрешал гоняться друг за другом по классу. К тому же у него имелась потрясная коллекция римских доспехов и оружия, поэтому он был единственным учителем, на чьих уроках меня не клонило в сон.

Я надеялся, что экскурсия получится о'кей. По крайней мере – что хоть раз, в виде исключения, я ни во что не вляпаюсь.

Но, дружище, я ошибался.

Понимаешь, именно на экскурсиях со мной случаются всякие пакости. Взять хотя бы пятый класс, когда мы ездили осматривать поле сражения при Саратоге и у меня вышла неприятность с пушкой повстанцев. Я и не собирался целиться в школьный автобус, но меня все равно поперли из школы. А еще раньше, в четвертом классе, когда нас возили сниматься на фоне самого крупного в мире бассейна для акул, я нажал какой-то не тот рычаг на подвесных лесах, и всему нашему классу незапланированным образом пришлось искупаться. А еще раньше… Впрочем, думаю, ты меня понял.

Во время этой экскурсии я решил держаться паинькой.

Всю дорогу до города я собачился с Нэнси Бобофит – конопатой, рыжеволосой девчонкой со склонностью к клептомании, которая пуляла в затылок моему лучшему другу Гроуверу объедки сэндвича с арахисовым маслом и кетчупом.

Гроувер вообще был легкой мишенью. Слабак, он плакал, когда у него что-нибудь не получалось. Похоже, он просидел в одном классе несколько лет, потому что все лицо у него уже пошло прыщами, а на подбородке курчавилась редкая бороденка. Кроме того, Гроувер был инвалидом. У него имелась справка, что он до конца жизни освобождается от физкультуры из-за какого-то мышечного заболевания ног. Ходил он смешно, будто каждый шаг причинял ему страшную боль, но это только для отвода глаз. Посмотрели бы вы, как он со всех ног мчится в кафетерий, когда там пекут энчиладу.^[1]

Короче, Нэнси Бобофит швыряла кусочки сэндвича, застревавшие в курчавых каштановых волосах Гроувера, зная, что я ничего не могу ей сделать, потому что и так на заметке. Директор грозился, что я вылечу, как пробка, если во время этой экскурсии случится что-нибудь нехорошее, возникнут непредвиденные трудности или я учиню даже самое невинное озорство.

– Я ее убью, – пробормотал я.

– Все путем, – постарался успокоить меня Гроувер. – Мне нравится арахисовое масло.

Он увернулся от очередной порции ланча Нэнси.

– Так, ну все, – я стал уже подниматься с места, но Гроувер силой усадил меня обратно.

– У тебя уже и так испытательный срок, – напомнил он мне. – Сам знаешь, на кого всю вину свалят, если что случится.

Оглядываясь назад, я жалею, что не прибил Нэнси Бобофит прямо тогда. Даже если б меня выгнали из школы, это уже не имело значения, поскольку вскоре я влип в такой маразм, по сравнению с которым все остальное – чепуха.

Экскурсию по музею вел мистер Браннер. Он ехал впереди в инвалидной коляске, ведя нас через большие галереи, отзывавшиеся на наши шаги гулким эхом, мимо мраморных статуй и застекленных витрин, битком набитых настоящей черно-оранжевой глиняной посудой.

У меня пронеслась мысль, что всему этому уже две-три тысячи лет.

Мистер Браннер собрал нас вокруг тринадцатифутовой каменной колонны с большим сфинксом наверху и стал рассказывать, что это был надгробный камень, или стела, на могиле девочки примерно наших лет. Объяснял нам про рисунки, высеченные по бокам надгробия. Я старался слушать, что он говорит, потому что это было любопытно, но вокруг все болтали, и всякий раз, когда я их просил заткнуться, второй сопровождающий нас учитель, миссис Доддз, зло на меня поглядывала.

Миссис Доддз была какой-то мелкой сошкой, училкой математики из Джорджии, которая даже в пятьдесят носила черную кожаную куртку. Видок у нее был тот еще: казалось, она может загнать «харлей» прямо на крыльцо школы. Она появилась в Йэнси с полгода назад, когда у нашего бывшего математика случился нервный срыв.

С первого же дня миссис Доддз возлюбила Нэнси Бобофит, а меня считала дьявольским отродьем. Она наставляла на меня свой скрюченный палец и ласково говорила: «Итак, дорогуша», и мне становилось ясно, что еще месяц придется торчать в школе после уроков.

Как-то раз, когда она до полуночи задавала мне вопросы на засыпку из какого-то старого учебника математики, я сказал Гроуверу, что, по-моему, миссис Доддз – не человек. Он посмотрел на меня абсолютно серьезно и ответил: «Ты совершенно прав».

Мистер Браннер продолжал рассказывать о греческих надгробиях и памятниках искусства.

Кончилось тем, что Нэнси Бобофит отпустила какую-то шуточку по поводу голого паренька на стеле, и, повернувшись к ней, я огрызнулся:

– Может, ты все-таки заткнешься?

И брякнул это громче, чем рассчитывал.

Все заржали. Мистер Браннер вынужден был прерваться.

– У вас какие-то дополнения, мистер Джексон? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил я, покраснев как помидор.

– Может быть, вы расскажете нам, что означает это изображение? – спросил он, указывая на один из рисунков.

Я поглядел на высеченную фигуру и почувствовал прилив облегчения, потому что действительно вспомнил, кто это.

– Это Кронос, пожирающий своих детей.

– Да, – сказал мистер Браннер, явно разочарованный. – И делал он это потому…

– Ну… – Я напряг память. – Кронос был верховным божеством и…

– Божеством? – переспросил мистер Браннер.

– Титаном, – поправился я, – и он не доверял своим детям, которые были богами. Хм… ну, Кронос и сожрал их. Но его жена спрятала младенца Зевса, а вместо него дала Кроносу камень. А потом, когда Зевс вырос, он обманом заставил папашу, Кроноса то есть, выблевать обратно своих братьев и сестер…

– Ух ты! – высказалась какая-то девица позади.

–…ну и возникла страшенная потасовка между богами и титанами, – продолжал я, – и боги победили.

В группе моих одноклассников послышались сдавленные смешки.

– Похоже, нам это сильно пригодится в жизни, – пробормотала стоявшая за мной Нэнси Бобофит своей подружке. – Представь, ты приходишь устраиваться на работу, а тебе говорят: «Пожалуйста, объясните, почему Кронос проглотил своих детей».

– Ну, мистер Джексон, – подхватил Браннер, – и какое отношение, перефразируя превосходный вопрос мисс Бобофит, все это имеет к реальности?

– Съела? – пробормотал Гроувер.

– Заткнись, – прошипела Нэнси, лицо ее пылало даже ярче, чем волосы.

Наконец-то Нэнси тоже села в лужу. Мистер Браннер был единственный, кто не пропускал ни одного постороннего слова, сказанного у него на уроке. Не уши у него, а радары.

Я подумал над его вопросом и пожал плечами.

– Не знаю, сэр.

– Понятно. – Мистер Браннер слегка расстроился. – Придется снизить вам оценку вдвое, мистер Джексон. Зевс действительно уговорил Кроноса отведать смеси вина и горчицы, что заставило последнего исторгнуть остальных пятерых детей, которые, разумеется, будучи бессмертными богами, жили и росли непереваренными в утробе титана. Победив отца, боги разрезали его на мелкие кусочки его же серпом и разбросали его останки по Тартару, самой мрачной части преисподней. На этой оптимистичной ноте позвольте объявить, что настало время ланча. Не проводите ли вы нас обратно, миссис Доддз?

Класс потянулся из зала, девчонки хихикали, мальчишки толкались и дурачились.

Мы с Гроувером уже собирались последовать за ними, когда мистер Браннер обратился ко мне:

– Мистер Джексон.

Я понял, что сейчас будет.

И сказал Гроуверу, чтобы меня не дожидался. Затем повернулся к мистеру Браннеру.

– Сэр?

У мистера Браннера был такой вид… ясно, просто так он с меня не слезет… Его карие глаза глядели так пристально и пронзительно, будто ему было уже тысячу лет и он успел повидать все на свете.

– Вам следовало бы знать ответ на мой вопрос, – сказал мистер Браннер.

– Про титанов?

– Про настоящую жизнь. И каким образом ваша учеба связана с нею.

– А…

– То, чему учу вас я, – продолжал мистер Браннер, – жизненно важно. И я жду, что вы отнесетесь к этому с полной ответственностью. Испытание пройдут только лучшие, Перси Джексон.

Я почти разозлился, удар был чувствительный.

Конечно, здорово было в дни проведения так называемых турниров, когда, облачась в римские доспехи, мистер Браннер восклицал: «Да здравствует Цезарь!..» – и, острием меча указывая на мелок, заставлял нас мчаться к доске и писать имена всех известных римских героев, да кто были их матери, да каким богам они поклонялись. Но мистер Браннер, оказывается, ожидал, что я не отстану от остальных, хотя я страдал дислексией и расстройством внимания и никогда больше «тройки» в своей жизни не получал. Нет – он ожидал, что я не просто не отстану; он надеялся, что я окажусь лучше! А я просто не мог выучить все эти имена и факты и уж тем более правильно их написать.

Я пробормотал, что постараюсь, а мистер Браннер между тем долго и печально смотрел на стелу, будто лично присутствовал на похоронах этой девочки.

А потом сказал, чтобы я шел на ланч с остальными.

* * *

Класс расселся на ступенях перед входом в музей, откуда мы могли наблюдать толпу пешеходов на Пятой авеню.

В небе собиралась гроза, тучи были тяжелые, мрачные, чернее, чем я когда-либо видел. Я подумал: может, все дело в глобальном потеплении, потому что начиная с самого Рождества погода во всем штате Нью-Йорк была очень странная. На нас то обрушивались жуткие метели, то затопляло, то от удара молнии вспыхивали лесные пожары. Я не удивился бы, если б сейчас на нас надвигался торнадо.

Остальные, казалось, ничего не замечали. Мальчишки швырялись в голубей крекерами. Нэнси Бобофит пыталась прикарманить чего-то из сумочки некой дамы, и, конечно же, миссис Доддз делала вид, что ничего не происходит.

Мы с Гроувером сидели на краю фонтана, подальше от остальных. Мы подумали, тогда никто не догадается, что мы из этой школы – школы для чокнутых бедолаг, которым все равно суждена одна дорожка.

– Велел остаться после уроков? – спросил Гроувер.

– Не-а, – ответил я. – Чтобы Браннер?.. Просто хочется, чтобы он хоть на минутку от меня отстал. То есть в том смысле – понял, что я не гений.

Какое-то время Гроувер сидел молча. Затем, когда я уже было решил, что сейчас он преподнесет мне какое-нибудь глубокое философское замечание, чтобы меня подбодрить, он сказал:

– Можно мне откусить от твоего яблока?

Аппетит у меня был неважный, поэтому я отдал ему яблоко целиком.

Я следил за потоком такси, ехавших по Пятой авеню, и думал о маминой квартирке, что находится дальше от центра, всего в нескольких шагах от того места, где мы сидели. Я не видел маму с Рождества. Мне ужасно хотелось сесть в такси и поехать домой. Она крепко обняла бы меня и была бы и рада, и разочарована. Она немедленно отослала бы меня обратно в Йэнси, напомнив, чтобы я старался, пусть даже это моя шестая школа за шесть лет и меня, возможно, снова выпрут. Эх, я бы не вынес ее печального взгляда!

Мистер Браннер на своей коляске остановился у основания пандуса для инвалидов. Он жевал сельдерей, читая роман в бумажной обложке. Над спинкой его коляски торчал красный зонтик, и это напоминало столик в кафе на колесах.

Я уже собирался развернуть сэндвич, когда передо мной возникла Нэнси Бобофит со своими подружками-уродками – думаю, ей надоело обворовывать туристов, – и вывалила свой наполовину недоеденный ланч прямо на колени Гроуверу.

– Упс! – Она нагло ухмыльнулась, глядя на меня и обнажив при этом щербатые зубы. Веснушки у нее были оранжевые, как если бы кто-то налепил ей на лицо крошки от «читос».

Я попытался сохранить спокойствие. Школьный воспитатель тыщу раз повторял мне: «Сосчитай до десяти и постарайся не выходить из себя». Но на меня что-то нашло, я просто обезумел. В ушах у меня словно рев прибоя раздался.

Не помню, чтобы я хоть пальцем дотронулся до нее, но через мгновение Нэнси уже сидела на заднице в фонтане и вопила:

– Это Перси меня толкнул!

Миссис Доддз была уже тут как тут.

Ребята перешептывались.

– Ты видел?..

–…ее будто кто-то затащил в воду…

Я не понимал, о чем они. Понимал только, что опять попал в переплет.

Удостоверившись, что бедная маленькая Нэнси в порядке, и пообещав купить ей новую рубашку в сувенирном отделе и т. д. и т. п., миссис Доддз повернулась ко мне. Взгляд ее торжествующе полыхал, будто я сделал что-то, чего она ждала весь семестр.

– Итак, дорогуша…

– Знаю, – огрызнулся я. – Теперь целый месяц придется корпеть над вашими заморочными задачками.

Ох, не надо было этого говорить!

– Пошли со мной, – велела миссис Доддз.

– Постойте! – взвизгнул Гроувер. – Это я! Я толкнул ее.

Я ошеломленно воззрился на него. Просто не верилось, что он пытается меня прикрыть! Миссис Доддз пугала Гроувера до смерти.

Она метнула на моего друга такой испепеляющий взгляд, что бороденка его задрожала.

– Я так не думаю, мистер Ундервуд, – заявила она.

– Но…

– Вы… останетесь… здесь!

Гроувер в отчаянии посмотрел на меня.

– Все в порядке, дружище, – отозвался я. – Спасибо за попытку.

– Дорогуша, – пролаяла мне миссис Доддз, – ты слышал?

Нэнси Бобофит самодовольно ухмыльнулась.

Я одарил ее своим фирменным взглядом «теперь-ты-покойница». Потом повернулся к миссис Доддз, но той уже не было рядом. Она стояла у входа в музей, на верху лестницы и жестами нетерпеливо подзывала меня.

Как она умудрилась так быстро подняться?

Мне сплошь и рядом приходилось переживать нечто подобное, когда я словно бы засыпал, а уже через мгновение видел, что кто-то или что-то пропало, словно из загадочной мозаики вселенной выпал кусочек и теперь мне остается только пялиться на пустое место. Школьный воспитатель говорил, что это часть моего диагноза – нарушение внимания при гиперактивности. Мой мозг неправильно истолковывал явления.

Я не был в этом так уж уверен.

Но пошел за миссис Доддз.

Дойдя до середины лестницы, я оглянулся на Гроувера. Он был бледен и переводил глаза с меня на мистера Браннера, словно хотел, чтобы тот заметил, что происходит, но мистер Браннер с головой погрузился в свой роман.

Я снова посмотрел вверх. Миссис Доддз опять исчезла. Теперь она была уже внутри музея, в дальнем конце вестибюля.

«Ладно, – подумал я. – Она хочет, чтобы я купил новую рубашку Нэнси в сувенирном отделе».

Однако план ее состоял явно не в этом.

Я последовал за ней в глубь музея. В конце концов, когда я догнал ее, мы снова оказались в греко-римском отделе.

Кроме нас, в галерее никого не было.

Миссис Доддз, скрестив руки, стояла перед большим мраморным фризом с изображением греческих богов. И производила такой странный горловой звук… похожий на рычание.

Тут было от чего разнервничаться. Странная штука – находиться наедине с учителем, особенно с миссис Доддз. Было что-то такое в ее взгляде, устремленном на фриз, будто она хотела стереть его в порошок…

– У нас из-за тебя проблемы, дорогуша, – сказала она.

Я постарался по возможности обезопасить себя и ответил:

– Да, мэм.

Она потянула свою кожаную куртку за манжеты.

– Ты что, правда думаешь, что тебе это сойдет с рук?

Миссис Доддз глядела на меня уже даже не как сумасшедшая. Просто воплощение злобы.

«Она учительница, – нервно подумал я. – Вряд ли она решится меня ударить».

– Я… я постараюсь, мэм… – пробормотал я.

Здание потряс гром.

– Мы не дураки, Перси Джексон, – произнесла миссис Доддз. – Найти тебя было делом времени. Признайся, и тебе не придется сильно страдать.

Я понятия не имел, о чем это она.

Единственное, что пришло мне в голову, – учителя нашли тайник со сладостями, которыми я приторговывал в своей комнате в общежитии. А может, они догадались, что я скачал сочинение по «Тому Сойеру» из Интернета, даже не читая книги, и теперь собираются аннулировать мою оценку? Или, того хуже, собираются заставить меня прочесть книгу.

– Итак? – настойчиво спросила миссис Доддз.

– Мэм, я не…

– Твое время истекло, – прошипела она.

И тут случилось нечто невероятное. Глаза ее загорелись, как угли для барбекю. Пальцы вытянулись, и на них появились когти. Куртка превратилась в длинные кожистые крылья. Она перестала быть человеком, обратившись в старую, сморщенную фурию с крыльями как у летучей мыши, когтями, пастью, из которой торчал целый частокол желтых клыков… и она явно собиралась разорвать меня на клочки.

Потом началось нечто еще более странное.

Мистер Браннер, который за минуту до того сидел снаружи перед музеем, вкатился на своем кресле в дверь галереи, зажав в пальцах шариковую ручку.

– Эй, Перси! – воскликнул он и подбросил ее в воздух.

Миссис Доддз кинулась на меня.

Пронзительно вскрикнув, я метнулся в сторону и почувствовал, как когти распороли воздух рядом с моим ухом. Я подхватил в воздухе шариковую ручку, но, оказавшись в моей ладони, она перестала быть ручкой. Это был меч – бронзовый меч мистера Браннера, которым он всегда вооружался в дни турниров.

Миссис Доддз развернулась ко мне, сверля смертоубийственным взглядом.

Коленки у меня стали как ватные. Руки так ужасно тряслись, что я чуть было не выронил меч.

– Умри, дорогуша! – хрипло прорычала миссис Доддз.

И ринулась прямиком на меня.

По моему телу пробежала дрожь неописуемого ужаса. И я сделал то, что напрашивалось само собой: выпад мечом.

Металлическое лезвие пронзило плечо фурии и прошло сквозь ее тело, как нож сквозь масло.

Миссис Доддз разлетелась, как песочный замок, в мощной струе воздуха. Она рассыпалась желтой пылью и будто испарилась на месте, оставив после себя только запах серы, предсмертный пронзительный визг и разлившийся в воздухе дьявольский холодок, такой, словно два ее пылающих красных глаза все еще следили за мной.

Я остался один.

С зажатой в кулаке шариковой ручкой.

Мистер Браннер куда-то подевался. В галерее не было никого, кроме меня.

Руки у меня все еще тряслись. Наверное, в мой ланч подмешали мухоморов… или от чего там бывают галлюцинации?

Неужели все это плод моего воображения?

Я вышел из музея.

Начался дождь.

Гроувер сидел возле фонтана, как палатку раскинув над головой карту музея. Нэнси Бобофит стояла все там же, вымокнув до нитки после купания в фонтане, и жаловалась своим подружкам-уродинам.

– Надеюсь, миссис Кэрр надрала тебе задницу, – сказала она, увидев меня.

– Кто? – спросил я.

– Наша учительница, болван!

Я заморгал от удивления. У нас никогда не было учительницы по имени миссис Кэрр! Я спросил Нэнси, о чем это она.

Она попросту выкатила на меня глаза и отвернулась. Я спросил Гроувера, где миссис Доддз.

– Кто? – удивился он.

После чего он замолчал и даже не взглянул на меня, так что я решил, что он меня дурачит.

– Не смешно, приятель, – сказал я ему. – Я на полном серьезе.

Над нами раздался раскат грома.

Тут я увидел мистера Браннера: он сидел под своим красным зонтиком и читал книжку так, словно вообще не двигался с места.

Я подошел к нему.

Он посмотрел на меня несколько рассеянно.

– А, вот и моя ручка. Пожалуйста, впредь приносите собственные письменные принадлежности, мистер Джексон.

Я даже не сразу понял, что по-прежнему держу ее. Я отдал мистеру Браннеру его ручку.

– Сэр, – спросил я, – где миссис Доддз?

– Кто? – Он непонимающе уставился на меня.

– Ну, другой преподаватель. Миссис Доддз. Учительница математики.

Мистер Браннер нахмурился и склонился ко мне, мягко и участливо глядя в глаза.

– Перси, с нами нет никакой миссис Доддз. Насколько мне известно, в школе Йэнси никогда не было миссис Доддз. Ты хорошо себя чувствуешь?