Глава двадцать вторая Пророчество сбывается
Мы были первыми героями, которые живыми вернулись на Холм полукровок со времен Луки, поэтому, конечно же, все обращались с нами так, словно мы победили в каком-нибудь телевизионном реалити-шоу. Согласно традициям лагеря, мы надели лавровые венки на большой праздник, готовившийся в нашу честь, затем возглавили шествие к костру, где нам предстояло сжечь саваны, которые обитатели домиков сшили в наше отсутствие.
Саван Аннабет получился таким красивым – серый шелк, расшитый совами, – что я сказал ей: просто стыдно не сжечь ее в нем. Она хорошенько стукнула меня и посоветовала, чтобы я заткнулся.
Так как я был сыном Посейдона, то соседей по домику у меня не имелось, поэтому домик Ареса добровольно вызвался сшить для меня саван. Взяв старую простыню, они намалевали по краям улыбающиеся рожицы с выпученными глазами, а посередине большими буквами вывели слово «НЕУДАЧНИК».
Жечь его было забавно.
Домик Аполлона затеял показательный урок пения, а меня окружили мои старые приятели из домика Гермеса, друзья Аннабет, родственники Афины и сатиры Гроувера, восхищавшиеся его новенькими правами на поиск, которые он получил от Совета козлоногих старейшин. Совет назвал участие Гроувера в нашем поиске «отважным вплоть до несварения желудка и ни с чем не сравнимым».
Единственными, кто не разделял всеобщее праздничное настроение, были Кларисса и ее приятели по домику, чьи ядовитые взгляды яснее ясного давали мне понять, что они никогда не простят мне позора, которому я подверг ее отца.
По мне, так все шло просто отлично.
Даже приветственная речь Диониса не смогла испортить мне настроения.
– Итак, наш маленький хулиган не дал прикончить себя, и теперь извилин у него станет побольше. Уррра! Что касается остального – лодочных гонок в эту субботу не будет…
Я вернулся в домик номер три, но чувства одиночества как не бывало. Днем я тренировался со своими друзьями, а по ночам не спал, прислушиваясь к шуму волн, зная, что мой отец где-то там, неподалеку. Может, он не был вполне уверен во мне, может, даже жалел, что я родился, но он следил за мной. И пока гордился тем, что я совершил.
Что касается матери, то у нее появился шанс начать новую жизнь. Через неделю после возвращения в лагерь я получил от нее письмо. Она писала, что Гейб загадочно исчез – по сути, с лица Земли. О том, что он пропал, мама заявила в полицию, но у нее было странное предчувствие, что им никогда его не найти.
Безотносительно к вышеупомянутому событию мама продала какому-то коллекционеру (через художественную галерею в Сохо) свою первую бетонную скульптуру в натуральную величину, которая называлась «Игрок в покер». За это она выручила столько, что смогла отложить на новую квартиру и внесла плату за первый семестр обучения в Нью-Йоркском университете. Галерейщики из Сохо требовали от нее новых работ в стиле, который окрестили «значительным шагом вперед в уродливом неореализме».
«Но не волнуйся, – писала мама, – со скульптурой покончено. Я выбросила коробку с инструментами, которую ты оставил. Пора возвращаться к сочинительству».
Внизу она сделала приписку: «Перси, я нашла здесь, в городе, хорошую частную школу. Я внесла деньги, чтобы сохранить за тобой место, на случай если ты захочешь записаться в седьмой класс. Жить ты бы мог дома. Но если хочешь круглый год провести на Холме полукровок, я пойму».
Я аккуратно сложил записку и оставил ее на прикроватном столике. Каждый вечер, прежде чем лечь спать, я перечитывал ее и никак не мог решиться, что ответить матери.
* * *
Четвертого июля весь лагерь собрался на берегу посмотреть фейерверки, которые устраивал девятый домик. Будучи детьми Гефеста, они не собирались останавливаться на жалких красно-бело-синих шутихах. Они поставили на якорь барку недалеко от берега и загрузили ее всякими прибамбасами размером с боевые ракеты «Патриот». По словам Аннабет, уже видевшей это шоу, взрывы последуют друг за другом вплотную, так что, к восторгу зрителей, в небе появится нечто вроде мультипликационного фильма. Предполагалось, что в финале должен был появиться стофутовой высоты спартанский воин, который с треском оживет над океаном, будет сражаться, а потом взорвется миллионом разных красок.
Когда мы с Аннабет расстилали одеяло для пикника, к нам подошел попрощаться Гроувер. На нем, как обычно, были джинсы, футболка и кроссовки, но за последние несколько недель он намного повзрослел и выглядел почти как старшеклассник. Козлиная бородка сатира стала гуще. Он набрал вес. Рожки выросли по меньшей мере на дюйм, так что теперь ему приходилось постоянно носить кепку, чтобы сойти за человека.
– Вот, уезжаю, – сказал он. – Просто зашел сказать… ну, вы сами знаете что.
Я понимал, что надо радоваться за него. В конце концов, сатир не каждый день получает разрешение на поиски великого бога Пана. Но прощаться было тяжело. Я знал Гроувера всего год, и все же он был моим самым старым другом.
Аннабет крепко обняла его. Сказала, чтобы он не снимал свои бутафорские конечности.
Я спросил, куда он направится первым делом.
– Это маленькая тайна, – смущенно ответил Гроувер. – Хотелось бы мне, чтобы вы пошли со мной, ребята, но люди и Пан…
– Мы понимаем, – сказала Аннабет. – Банок взял достаточно?
– Да-а.
– А тростниковые дудочки не забыл?
– Черт возьми, Аннабет, – проворчал Гроувер, – ты как старая мама-коза.
Но досады в его словах не было.
Сатир крепко сжал свой посох и перекинул через плечо рюкзак. И стал похож на любителя езды «автостопом», каких можно во множестве увидеть на американских дорогах, – от плюгавого мальчишки, которого я привык защищать в Йэнси, не осталось и следа.
– Что ж, – вздохнул Гроувер. – Пожелайте мне удачи.
И в свою очередь крепко обнял Аннабет. Хлопнув меня по плечу, он направился в дюны.
В небе над нами стали взрываться фейерверки: Геракл, убивающий Немейского льва, Артемида, преследующая вепря, Джордж Вашингтон (который, кстати, был сыном Афины), пересекающий Делавэр.
– Эй, Гроувер, – окликнул я его.
Он обернулся, остановившись на краю леса.
– Куда бы ты ни пошел, надеюсь, там готовят хорошие энчилады.
Гроувер усмехнулся и пошел дальше, деревья сомкнулись за ним.
– Мы еще увидимся с ним, – сказала Аннабет.
Хотелось бы верить. Но тот факт, что из отправившихся на поиски за две тысячи лет не вернулся ни один… нет, я решил про это не думать. Гроувер будет первым. Просто обязан.
* * *
Миновал июль.
Я проводил дни, придумывая новую тактику захвата флага и заключая союзы с другими домиками, чтобы вырвать знамя из рук отпрысков Ареса. Мне впервые удалось вскарабкаться на стенку для скалолазания и не обжечься лавой.
Время от времени я проходил мимо Большого дома, посматривал на чердачные окна и думал об оракуле. При этом я старался убедить себя, что его пророчество свершилось окончательно.
«Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил».
Да, все так и случилось: я был там и сделал это, пусть даже богом-предателем оказался Арес, а не Аид.
«Ты найдешь украденное и вернешь его в целости и сохранности».
В точку. Жезл повелителя доставлен по назначению. Шлем тьмы водружен на голову Аида.
«Ты будешь предан тем, кто называет тебя своим другом».
Это изречение до сих пор не давало мне покоя. Арес притворялся моим другом, но затем предал меня. Должно быть, оракул имел в виду это…
«И в конце концов ты не сможешь спасти самое главное».
Мне не удалось спасти маму, но только потому, что я предоставил ей самой спасти себя, и я знал, что поступил правильно.
Так почему же мне все еще не по себе?
* * *
Последний вечер летнего сезона настал очень быстро.
Обитатели лагеря в последний раз ужинали вместе. Мы сожгли часть нашего ужина, принеся жертву богам. У костра старшие воспитатели вручали награды – бусины, которые можно будет подвесить к своему ожерелью.
Меня наградили кожаным ожерельем, и, когда я увидел на нем бусину, полученную за первое лето, был рад, что в пламени костра не видно, как я покраснел. Бусина была черная как смоль, с мерцавшим посередине трезубцем цвета морской волны.
– Выбор был сделан единогласно, – провозгласил Лука. – Эта бусина увековечивает пребывание в лагере первого сына бога морей и поиск, который он предпринял в глубинах царства мертвых, чтобы остановить войну!
Весь лагерь поднялся на ноги и разразился приветственными криками. Даже домик Ареса был вынужден встать. Домик Афины выставил вперед Аннабет, чтобы она могла получить свою долю аплодисментов.
Не уверен, чтобы я когда-нибудь был одновременно так счастлив и так печален, как в тот момент. Наконец-то я обрел семью, людей, которые заботились обо мне и считали, что хоть что-то я сделал правильно. А назавтра большинство из них уедет на целый год.
* * *
На следующее утро я нашел на прикроватном столике официальное письмо.
Я понял, что письмо писал Дионис, поскольку он упрямо перевирал мое имя.
Дорогой Питер Джонсон!
Если вы намерены оставаться в Лагере полукровок круглый год, то обязаны уведомить об этом Большой дом к полудню сего дня. Если вы не заявите о ваших намерениях, мы вынуждены будем предположить, что вы съехали из домика или погибли ужасной смертью. Уборщицы-гарпии начнут работу на заходе солнца. Им даны полномочия пожрать любого незарегистрированного обитателя лагеря. Все предметы личного пользования, которые вы оставите, будут сожжены в потоке лавы.
Приятного времяпрепровождения!
Мистер Д. (Дионис),
Директор лагеря, утвержденный Олимпийским советом № 12
Еще один симптом моей дефективности. Любые угрозы ничего не значат для меня, пока они не становятся действительно неотвратимыми, пока не наступает критическое время. Лето закончилось, а я так и не ответил ни матери, ни руководству лагеря, где собираюсь остаться. Теперь у меня было всего несколько часов, чтобы решить.
На первый взгляд решение напрашивалось само собой. Девять месяцев тренироваться на героя или девять месяцев просиживать штаны в классе – да о чем думать?
Но надо было считаться и с мамой. Впервые у меня появилась возможность прожить вместе с ней целый год без Гейба. Возможность быть дома, а в свободное время – шляться по городу. Я вспомнил, как Аннабет сказала еще очень давно, во время нашего поиска: «Монстры обитают в реальном мире. Вот где ты можешь узнать, на что годишься».
Я вспомнил о судьбе Талии, дочери Зевса. Призадумался о том, сколько монстров нападут на меня, как только я покину Холм полукровок. Если я буду жить в одном месте весь учебный год и рядом не будет Хирона или моих друзей, чтобы помочь мне, доживем ли мы с матерью до следующего лета? Это если меня не прикончат тесты на правописание и сочинения на пять страниц. Я решил пойти на арену и попрактиковаться в фехтовании. Может быть, тогда в голове что-то прояснится.
Тренировочные площадки лагеря стояли пустые, мерцая в августовском мареве. Все обитатели лагеря находились у себя в домиках, складывая вещи, или носились с метлами и швабрами, готовясь к последней проверке. Аргус помогал детям Афродиты затаскивать чемоданы от «Гуччи» и наборы всевозможной косметики на холм, где дожидался челночный автобус лагеря, чтобы отвезти их в аэропорт.
«Рано еще думать о том, чтобы уезжать, – сказал я себе. – Просто потренируйся».
Выйдя на арену для фехтовальщиков, я обнаружил, что Луке пришла в голову та же самая мысль. Его спортивная сумка валялась на краю помоста. Он работал один, с завываниями бросаясь на чучела в доспехах, орудуя мечом, которого я никогда не видел у него прежде. Это, должно быть, был обычный стальной клинок, потому что Лука срубал чучелам головы и пронзал их набитые соломой внутренности. Его оранжевая футболка воспитателя пропотела насквозь, а выражение лица было такое напряженное, будто его жизни действительно грозила опасность. Я заворожено наблюдал, как он вспорол животы целому ряду чучел, отсекая им члены и превращая в груды соломы и доспехов.
Это были всего лишь чучела, но я не мог не испытывать благоговения перед мастерством Луки. Парень – невероятный боец. И я вновь задумался над тем, как же он мог провалить свой поиск.
Наконец он заметил меня и остановился на полузамахе.
– Перси!
– Прости, – смущенно ответил я. – Я просто…
– Порядок, – кивнул он, опуская меч. – В последнюю минуту решил попрактиковаться.
– Эти чучела уже никому не доставят неприятностей.
– Соорудим новые к будущему лету, – пожал плечами Лука.
Теперь, когда он перестал размахивать мечом, я заметил, что меч этот какой-то странный. Клинок состоял из двух разных металлов – одна кромка была бронзовая, другая – стальная.
Лука заметил, что я гляжу на лезвие.
– Ах, это? Новая игрушка. Коварный Меч.
– Коварный Меч?
Лука повернул лезвие, и оно ярко и опасно вспыхнуло на свету.
– С одной стороны здесь небесная бронза, с другой – закаленная сталь. Может разрубить и смертного, и бессмертного.
Я вспомнил, что сказал мне Хирон в самом начале моего поиска: герой никогда не нанесет вреда смертным без абсолютной необходимости.
– Я и не знал, что они могут делать такое оружие.
– Они, может, и не могут, – согласился Лука. – Этот такой… один в своем роде.
Он едва заметно улыбнулся, затем вложил меч в ножны.
– Слушай, я как раз тебя искал. Как насчет того, чтобы последний раз сходить в лес – найти, с кем бы подраться.
Сам не понимаю почему, но меня охватила нерешительность. Мне следовало бы почувствовать облегчение, что Лука так по-дружески общается со мной. С тех пор как я вернулся после поисков жезла, он держался немного отчужденно. Я боялся, что он мог обидеться, поскольку мне уделяли столько внимания…
– Думаешь, это хорошая мысль? – спросил я. – То есть…
– Ой, брось, пошли. – Порывшись в сумке, он вытащил упаковку из шести банок колы. – Напитки за мой счет.
Я уставился на банки с колой, ломая голову, где, черт побери, он мог их взять. В магазинчике лагеря не продавалась даже обычная содовая, какую пьют смертные. Протащить ее контрабандой было тоже маловероятно, разве что обратиться к какому-нибудь сатиру.
Разумеется, волшебные кубки за ужином наполнялись по твоему желанию, но вкус все равно был не такой, как у настоящей колы из банки.
Сахар и кофеин. Я не устоял.
– Давай, – согласился я. – Почему бы и нет?
Мы углубились в лес, криками вызывая какое-нибудь чудище, с которым можно сразиться, но было слишком жарко. Все здравомыслящие монстры, должно быть, проводили сиесту в своих уютных, прохладных пещерах.
Мы нашли тенистое место возле ручья, где я сломал копье Клариссы во время первой игры за обладание флагом. Потом уселись на большом валуне, выпили колы и стали смотреть на солнечный свет, падавший сквозь ветви деревьев.
– Скучаешь по приключениям? – спросил Лука немного погодя.
– Да, скучаю, – признался я. – А ты?
– Когда монстры набрасываются на тебя чуть не на каждом шагу? Шутишь? – Лука поднял бровь. По лицу его пробежала тень.
Я привык слышать от девчонок, какой Лука красавчик, но сейчас он выглядел усталым, сердитым, и вид у него был далеко не геройский. Его светлые волосы на солнце казались седоватыми. Шрам на лице выглядел глубже, чем обычно. Я представил его стариком.
– Я жил на Холме полукровок круглый год с четырнадцати лет, – сказал он. – С тех пор как Талия… ну, да ты знаешь. Все время я проводил в упражнениях. Я никогда не был нормальным подростком там, в реальном мире. Потом они подбросили мне одно задание, один поиск, а когда я вернулся, то сказали что-то вроде: «Ладно, хватит путешествий. Живи, наслаждайся жизнью».
Он смял свою банку из-под колы и швырнул в ручей, что, по правде сказать, поразило меня. Одно из первых правил, которое усваиваешь, попадая в Лагерь полукровок: «Не мусори». Нимфы и наяды тебя вычислят. Они умели сводить счеты. Забравшись к себе в постель как-нибудь вечером, ты обнаруживал, что простыни вымазаны в грязи и кишат сороконожками.
– Черт с ними, с лавровыми венками, – сказал Лука. – Я не собираюсь превращаться в пыльный трофей с чердака Большого дома.
– Звучит так, будто ты собрался уезжать.
– О да, я уезжаю, все о'кей, Перси. – Лука улыбнулся мне кривой улыбкой. – Привел тебя сюда попрощаться.
Он щелкнул пальцами. Огонек прожег отверстие в земле у моих ног. Оттуда выползло нечто черное и блестящее, размером примерно с мою руку. Скорпион.
Я потянулся за ручкой.
– Не советую, – предупредил Лука. – Скорпионы, которые живут в ямах, могут подпрыгивать на пятнадцать футов. Его жало может насквозь пронзить твою одежду. Через шестьдесят секунд ты – покойник.
– Лука, что…
И тут меня осенило.
«Ты будешь предан тем, кто называет себя твоим другом».
– Ты. – Я посмотрел ему в глаза.
Лука спокойно встал и отряхнул джинсы.
Скорпион не обращал на него никакого внимания. Он не сводил с меня черных глаз-бусинок и, цепляясь своими клешнями, забрался на мою кроссовку.
– Я много чего в жизни повидал, Перси, – сказал Лука. – Разве ты не чувствовал этого – тьма сгущается, монстры становятся сильнее? Разве ты не понял, как все это бессмысленно? Все герои – пешки в руках богов, не более. Их должны были бы свергнуть еще тысячелетия назад, но они держатся благодаря нам, полукровкам.
– Лука, ты говоришь о наших родителях! – Я не верил своим глазам и ушам.
Он расхохотался.
– Выходит, я должен их за это любить? Их ненаглядная «западная цивилизация» – это болезнь, Перси. Она убивает мир. Помешать этому можно, только если сжечь все дотла и начать с чего-нибудь более честного.
– Ты сумасшедший, как Арес.
– Арес – дурень, – ответил Лука, сверкнув глазами. – Он никогда не понимал, кому на самом деле служит. Будь у меня время, Перси, я мог бы объяснить. Но, боюсь, жить тебе осталось недолго.
Скорпион заполз на мою штанину. Должен быть какой-то выход! Мне нужно время, чтобы подумать.
– Кронос, – сказал я. – Вот кому ты служишь.
Вокруг похолодало.
– Осторожней с именами, – предупредил Лука.
– Кронос подрядил тебя украсть жезл и шлем. Он обращался к тебе в твоих снах.
– С тобой он тоже разговаривал, Перси. – У Луки задергалось веко. – Надо было слушать внимательнее.
– Он промывал тебе мозги, Лука.
– Ошибаешься. Он указал мне, что таланты мои пропадают зря. Знаешь, на поиски чего я отправился два года назад, Перси? Мой отец Гермес хотел, чтобы я похитил золотое яблоко из сада Гесперид и вернул его на Олимп. Зная, насколько я подготовлен, он не мог придумать ничего лучшего.
– Непростое задание, – заметил я. – Оно удалось Гераклу.
– Верно, – согласился Лука. – Какую славу можно снискать, если повторяешь то, что уже сделали другие? Все боги знают, как сделать так, чтобы повторить прошлое. У меня к этому сердце не лежало. Вот след, который оставил дракон в саду, – он сердито указал на свой шрам, – а когда я вернулся, то оказалось, что достоин лишь жалости. Я хотел разрушить Олимп камень за камнем прямо тогда, но решил выждать подходящий момент. Я стал размышлять о Кроносе. Он убедил меня похитить нечто особенное, то, на что не хватило мужества у других героев. Когда нас повезли на экскурсию в зимнее солнцестояние, пока все спали, я прокрался в тронный зал и взял жезл Зевса прямо с кресла. А заодно – и шлем Аида. Ты не поверишь, как это было просто. Олимпийцы такие самонадеянные; им даже и во сне не приснится, что кто-то осмелится что-то у них украсть. Служба безопасности у них отвратительная. Я успел проехать половину Нью-Джерси, когда услышал раскаты грома и понял, что они обнаружили пропажу.
Скорпион устроился на моем колене, не сводя с меня поблескивающих глазок. Я постарался, чтобы голос мой звучал ровно.
– Тогда почему же ты не принес эти предметы Кроносу?
Улыбка Луки поблекла.
– Я… я переоценил себя. Зевс послал своих сыновей и дочерей – Артемиду, Аполлона, моего отца Гермеса – на поиски украденного жезла. Но поймал меня Арес. Я мог бы одолеть его, но был недостаточно осторожен. Он разоружил меня, отнял символы власти и пригрозил вернуть их на Олимп, а меня сжечь заживо. Затем я услышал голос Кроноса, который научил меня, что делать дальше. Я внушил Аресу мысль о великой войне между богами. Сказал, что ему придется всего-навсего ненадолго припрятать украденное и поглядеть, как будут сражаться другие. У Ареса появился нехороший блеск в глазах. Я понял, что он клюнул. Он отпустил меня, и я вернулся на Олимп, прежде чем кто-либо заметил мое отсутствие. – Лука вынул свой новый меч, провел большим пальцем по плоской стороне клинка, словно завороженный его красотой. – После этого повелитель титанов… он… он наслал на меня кару в виде кошмаров. Я поклялся, что не провалю дело снова. Когда я вернулся в Лагерь полукровок, во сне мне было сказано, что прибудет второй герой, которого можно будет обдурить и обманным путем доставить жезл и шлем от Ареса в Тартар.
– Адскую гончую в ту ночь в лесу призвал ты?
– Мы должны были убедить Хирона, что лагерь – небезопасное место для тебя, чтобы он отправил тебя на поиски. Мы должны были подтвердить его опасения, что Аид гонится за тобой. И у нас все получилось.
– Крылатые туфли были прокляты. – Я размышлял вслух. – Все было задумано так, чтобы они утащили меня вместе с рюкзаком в Тартар.
– Они и утащили бы, если бы их носил ты. Но ты отдал их сатиру, что не входило в план. Гроувер портит все, к чему ни прикоснется. Он даже проклятие сбил с толку.
Лука посмотрел на скорпиона, который перебрался ко мне на бедро.
– Тебе следовало бы умереть в Тартаре, Перси. Но не переживай, я оставлю с тобой своего маленького друга, и все уладится.
– Талия отдала жизнь, спасая тебя, – сказал я, стиснув зубы. – И вот чем ты отплатил ей.
– Не говори о Талии! – воскликнул Лука. – Боги дали ей умереть! Эта смерть – лишь малая часть того, за что им придется расплачиваться.
– Тебя уже использовали, Лука. Вас с Аресом, обоих. Не слушай Кроноса.
– Использовали меня? – В голосе Луки появились истерические нотки. – Лучше на себя посмотри! Разве твой отец хоть что-нибудь сделал для тебя? Кронос восстанет. Ты всего лишь приостановил наши планы. Он швырнет олимпийцев в Тартар и загонит человечество обратно в пещеры. Всех, кроме самых сильных, – тех, кто служит ему.
– Прогони своего клопа, – сказал я. – Если ты так силен, сразись со мной сам.
– Отлично, Перси, отлично, – улыбнулся Лука. – Но я не Арес. И на твою удочку не клюну. Мой повелитель ожидает меня и хочет поручить мне еще множество дел.
– Лука…
– Пока, Перси. Грядет новый Золотой век. Ты не будешь его частью.
Он вложил меч в ножны и исчез в пульсациях тьмы.
Скорпион бросился на меня.
Я смахнул его рукой и сорвал колпачок с меча. Тварь снова кинулась на меня, и я рассек ее напополам в воздухе.
Я уже собирался поздравить себя с успехом, пока не посмотрел на руку. На ладони остался широкий красный рубец, и он, дымясь, сочился густой, липкой жидкостью. Тварь все же достала меня!
Кровь зашумела в ушах. Перед глазами все поплыло.
«Вода, – подумал я. – Она исцеляла меня прежде».
Пошатываясь, я подошел к ручью и опустил руку в воду, но ничего не произошло. Яд был слишком силен. У меня потемнело в глазах. Я еле держался на ногах.
«Шестьдесят секунд», – сказал Лука.
Я должен вернуться в лагерь. Если я потеряю сознание здесь, моим телом поужинает какое-нибудь чудовище. И никто никогда не узнает, что случилось.
Ноги налились свинцом. Лоб горел. Я, пошатываясь, побрел к лагерю, по пути спугнув дриад. – Помогите, – прохрипел я. – Пожалуйста…
Две нимфы взяли меня под руки и повели. Помню, как мы вышли на прогалину, какой-то воспитатель громко звал на помощь, кентавр протрубил в раковину.
Затем наступила тьма.
* * *
Когда я очнулся, во рту у меня была соломинка для коктейлей. Через нее я тянул что-то, по вкусу напоминавшее шоколадное печенье. Нектар.
Я открыл глаза.
Я полулежал на кровати в лазарете Большого дома, моя перебинтованная правая рука напоминала дубинку. Аргус в роли охранника стоял в углу. Аннабет сидела рядом, поддерживая стакан с нектаром и прикладывая полотенце к моему лбу.
– Вот мы и снова здесь, – прошептал я.
– Идиот, – отозвалась Аннабет, и я догадался, как она рада, что я пришел в сознание. – Ты был весь зеленый, и кожа твоя понемногу становилась серой, когда мы тебя нашли. Если бы не искусство Хирона…
– Ну вот еще, – произнес голос Хирона. – Просто у Перси здоровая конституция.
Он сидел в изножье моей кровати в человеческом облике, вот почему я не сразу заметил его. Нижняя часть его туловища волшебным образом превратилась в инвалидную коляску, верхняя щеголяла в пиджаке и при галстуке. Он улыбался, но лицо у него было усталое и бледное, как когда он ночами разбирал наши латинские опусы и ставил оценки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
– Как будто нутро мое сначала заморозили, а потом прожарили в микроволновке.
– Сносно, если учесть, что это был яд подземного скорпиона. Теперь, если можешь, ты должен в точности рассказать мне, что случилось.
Прихлебывая нектар, я поведал им все.
В комнате надолго воцарилась тишина.
– Я не могу поверить, что Лука… – Аннабет осеклась. Выражение лица у нее было разгневанное и опечаленное. – Да. Да. Я могу поверить в это. Возможно, боги прокляли его… После своего похода он так изменился.
– Обо всем этом надо рассказать на Олимпе, – пробормотал Хирон. – Отправляюсь туда немедленно.
– Но сейчас Лука где-то здесь, – сказал я. – Я должен разыскать его.
– Нет, Перси, – покачал головой Хирон. – Боги…
–…не захотят даже говорить о Кроносе, – оборвал его я. – Зевс объявил вопрос закрытым!
– Я понимаю, Перси, это нелегко. Но ты не должен сейчас же бросаться мстить. Ты не готов.
Мне это не понравилось, но отчасти я подозревал, что Хирон прав. Достаточно было взглянуть на мою руку, как становилось ясно, что я еще долго не смогу держать меч.
– Хирон… пророчество, полученное вами от Оракула… оно ведь было о Кроносе? А что он сказал про меня? Про Аннабет?
Хирон возвел глаза к потолку.
– Перси, я не могу…
– Вам велели ничего не рассказывать мне, не так ли?
Взгляд его стал сочувственным, но печальным.
– Ты будешь великим героем, дитя мое. Я подготовлю тебя как можно лучше. Но, если я правильно представляю лежащий перед тобой путь…
В небе прогрохотал гром, в окнах задрожали стекла.
– Хорошо! – крикнул Хирон. – Прекрасно!
Затем последовал вздох отчаяния.
– У богов свои причины, Перси. Плохо знать слишком много о своем будущем.
– Мы не можем просто сидеть и ничего не делать, – возразил я.
– Мы не будем просто сидеть, – пообещал Хирон. – Но ты должен быть осторожен. Кронос хочет, чтобы ты ослабел. Он хочет разрушить твою жизнь, затуманить твои мысли страхом и гневом. Не поддавайся ему. Терпеливо тренируйся. Твой час придет.
– Это если я проживу достаточно долго.
– Ты должен доверять мне, Перси, – сказал Хирон, кладя руку на мою лодыжку. – Ты будешь жить. Но сначала ты должен решить, каким путем последуешь в будущем году. Я не могу подсказать тебе правильный выбор…
У меня возникло чувство, что у Хирона сложилось вполне определенное мнение и лишь крайним усилием воли он удерживается оттого, чтобы дать мне совет.
–…но ты должен решить, останешься ли в Лагере полукровок на весь год или вернешься в мир смертных, в седьмой класс, и будешь приезжать только на лето. Подумай об этом. К моему возвращению с Олимпа я хочу услышать твое решение.
Я хотел сказать, что не согласен. Хотел еще задать ему вопросы. Но по выражению лица Хирона понял, что дискуссия окончена: он сказал все, что мог.
– Постараюсь вернуться побыстрее, – пообещал кентавр. – Аргус проследит за тобой. – Он мельком посмотрел на Аннабет. – Ах да, моя дорогая… как только приготовишься, они будут здесь.
– Кто они? – спросил я.
Ответа не последовало.
Хирон выкатился из комнаты. Я услышал, как колеса его кресла осторожно съезжают по главной лестнице.
Аннабет внимательно разглядывала лед на дне моего стакана.
– Что-то не так? – спросил я ее.
– Да нет, ничего. – Она поставила стакан на стол. – Я… я просто вспомнила об одном твоем совете. Тебе… ничего не нужно?
– Да. Помоги мне. Я хочу выйти.
– Плохая идея, Перси.
Я спустил ноги с кровати. Аннабет перехватила меня, прежде чем я успел коснуться пола. На меня накатила тошнота.
– Я ведь говорила…
– Да я в полном порядке, – настаивал я.
Очень не хотелось лежать в постели, как инвалиду, пока Лука бродит где-то там, вынашивая планы разрушения западного мира.
Мне удалось шагнуть вперед. Потом сделать еще шаг, по-прежнему тяжело опираясь на Аннабет. Аргус последовал за нами наружу, но сохранял расстояние.
К тому времени, когда мы добрались до веранды, лицо мое покрылось мелкими капельками пота. Желудок свело. Но я должен был добраться до перил.
Темнело. Лагерь выглядел совершенно безлюдным. В домиках было темно и тихо, на волейбольной площадке тоже. Лодки уже не бороздили поверхность озера. За лесом, за клубничными полями в последних лучах заходящего солнца светился Лонг-Айленд.
– Что собираешься делать? – спросила Аннабет.
– Не знаю.
Я сказал ей, что чувствую, будто Хирон хотел, чтобы я остался на весь год, чтобы можно было уделить больше времени индивидуальным тренировкам. Но я был не уверен, что сам хочу этого. Хотя признавал, что мне неприятно оставлять ее одну в компании Клариссы…
Аннабет сжала губы, затем спокойно произнесла:
– Я на год уезжаю домой, Перси.
– То есть к отцу? – опешил я, внимательно на нее глядя.
Она указала на вершину Холма полукровок. Рядом с сосной Талии, у самой волшебной границы лагеря, вырисовывались фигуры семьи, состоявшей из двух детей, женщины и высокого мужчины со светлыми волосами. Казалось, они кого-то ждут. Мужчина держал рюкзак, напоминавший тот, что Аннабет бросила в Денвере.
– Я написала ему письмо, когда мы вернулись, – сказала Аннабет. – Как ты и предлагал. Я писала ему… что мне жаль. И я вернусь домой на учебный год, если он все еще этого хочет. Он ответил немедленно. Мы решили… попробовать еще раз.
– Для этого надо было иметь мужество.
Аннабет снова сжала губы.
– Обещай, что не натворишь глупостей в этом учебном году, – строго сказала она. – По крайней мере… оповести меня об этом через Ириду.
Я принужденно улыбнулся.
– Обещаю нарочно не нарываться на неприятности. Да мне обычно и не приходится.
– Когда я вернусь следующим летом, устроим охоту на Луку. Попросим разрешения на поиск, а если не дадут, то улизнем и проведем его сами. Договорились?
– Звучит как план, достойный Афины.
Аннабет протянула руку. Я пожал ее.
– Будь осторожнее, рыбьи мозги, – сказала Аннабет. – Приглядывайся ко всем и ко всему.
– Ты тоже, воображала.
Я посмотрел ей вслед: как она поднимается по Холму и встречается с семьей. Аннабет неловко обняла отца и в последний раз оглянулась на долину. Она дотронулась до сосны Талии, а потом ее увели с холма в мир смертных.
Впервые я почувствовал себя действительно одиноким в лагере. Поглядев на Лонг-Айленд, я вспомнил слова отца: «Море несдержанно».
И я принял решение.
Потом задумался: одобрил бы Посейдон мой выбор?
– На следующее лето я вернусь, – пообещал я ему. – А до тех пор как-нибудь продержусь. В конце концов, я твой сын.
Я попросил Аргуса отвести меня в домик номер три, чтобы собрать вещи.
Благодарности
Без помощи моих многочисленных отважных помощников монстры не раз растерзали бы меня, когда я упрямо пытался отнести эту историю в издательства. Я благодарю моего старшего сына Хейли Майкла, который первым услышал эту историю; младшего сына Патрика Джона, в свои шесть лет – самого рассудительного члена нашей семьи, а также мою жену Бекки, мирившуюся с моими длительными отлучками в Лагерь полукровок. Приношу благодарность учителям, направлявшим мои шаги в средней школе: Трэвису Столлу, умному и стремительному, как Гермес; С. С. Келлог, источающей любовь, как Афина; Эллисон Бауэр, ясноглазой, как Артемида Охотница, а также миссис Маргарет Флойд, мудрой и доброй наставнице по английскому языку. Также приношу благодарность преподавателю Эгберту Дж. Беккеру, незаурядному знатоку классических дисциплин; Нэнси Голлт, моему доверенному лицу, достойному высшей похвалы; Джонатану Бернему, Дженифер Бессер и Саре Хьюдж – за их веру в Перси.
[1] Политая острым соусом тонкая лепешка из кукурузной муки, в которую завернута начинка; национальное мексиканское блюдо. (Здесь и далее примеч. ред.)
[2] Имеется в виду автобус американской компании «Грейхаунд», обслуживающей пассажирские междугородние маршруты.
[3] Мексиканский соус. Представляет собой пюре из авокадо и томатов со специями.
[4] Боги бессмертные (лат.).
[5] Мягкое воздушное кондитерское изделие, приготовленное из желатина, сахара, ароматизаторов.
[6] «Нью-Йорк янкиз» — бейсбольная команда из Нью-Йорка.
[7] Закусочное блюдо мексиканской кухни — кукурузные лепешки тортилья, запеченные с сыром и перечным соусом.
[8] Имеется в виду Манфред фон Рихтгофен, знаменитый летчик времен Первой мировой войны, получивший прозвище Красный Барон.
[9] Dead on arrival (англ.) — доставлен мертвым (в больницу).
[10] Национальная корпорация железнодорожных пассажирских перевозок США.
[11] Игра в мяч индейского происхождения.
[12] Арка в Сент-Луисе является входом в парк имени Томаса Джефферсона. Ее высота около 190 м.
[13] Hephaestus (англ.) — Гефест.
[14] По Фаренгейту. По Цельсию это чуть больше 40 градусов.
[15] Главная улица Лас-Вегаса.
[16] Долина смерти — межгорная безводная впадина в пустыне Мохаве.
[17] Итак! (лат.)
[18] Звезда мировой эстрады 1970-х годов.
[19] В христианстве — неофициальное название ворот, ведущих на небо.
[20] Мрачная страна под землей, представляющая собой переход из нашего мира в подземное царство.
[21] Поля асфоделей — иначе, Поля забвения; асфодели — цветы забвения.
[22] Элизиум — Поля блаженных; рай.
[23] Войдите (фр.)