Вершина. И дальше — по хребту

Налево и направо уходят, долины, а прямо подъем — как нос корабля. Такой угол, образовавшийся при сли­янии двух рек или ручьев, называют стрелкой.

Цепочкой следом за Васей подни­маемся по осевой линии хребта. Всег­да, даже в небольших горах, на под­ходе к границе леса хочется как мож­но скорее оказаться выше, чтобы оглядеться. Вася достает карту, пока­зывает, где мы сейчас и где выйдем из леса. Он уверяет, что это совсем близко. Но мне кажется, он ошибся: до границы леса еще с полкилометра и более ста метров по высоте. Чув­ство скорости и расстояния при подъ­еме в гору с рюкзаками, да еще в жа­ру, среди густого леса, где все ориен­тиры лишь вблизи, часто обманывает. Вот Вася и решил, что лес скоро кончится. А он все не кончается.

Нервничает Вася, стал увеличи-

вать скорость, да настолько, что мне пришлось его немного придержать. Хотя, честно говоря, самому хотелось идти быстрее. Она всегда существу­ет — разница между участником и руководителем похода. .Руководитель волнуется, порой даже из-за всякой .мелочи. Вот он сказал, что сейчас вый­дем из леса, а лес все не кончается. В таком состоянии Вася может бегом в гору бежать, не чувствуя усталости. Ребята и девочки сейчас идут рядом с нами, тащут рюкзаки в гору, им тяжело шагать слишком быстро и не­понятно: зачем выгадывать лишние десять минут? Когда человек сам не хочет идти быстро, а его подгоняет приказ или, как это часто называют, дисциплина, или гордость — умри мол, но не отставай, ох, как тяжело бывает тогда. И этого руководитель не должен забывать. Просто не имеет права. А чтобы прервать гонку, луч­ше всего устроить привал. Так я и по­советовал Васе, догнав его, признать­ся, не без труда.

Когда мы, наконец, одолели подъ­ем по лесу, но еще не прошли послед­ние деревья, а только увидели сквозь поредевшую зелень небо, я понял, что опасения мои оправдались: небо на севере стало грязно-серым, оттуда потянулась белесая мгла. Будет дождь, и вернее всего грозовой.

С Колиной группой мы не догова­ривались на случай дождя отодви­нуть контрольный срок встречи. Зна­чит, без крайней необходимости ни нам, ни им нельзя останавливаться и долго пережидать дождь в палат­ках. Но твердой договоренности на этот счет трудно достигнуть, потому что, во-первых, теплый дождь в боль­шинстве случаев не помеха движе­нию ; во-вторых, если условиться, что при дожде срок встречи отодвигается, то насколько? Ведь мы не знаем, на­долго ли дождь? И тогда вообще ка­кой смысл в контрольном сроке? Если выбрать его с двойным запасом по времени, то чем он поможет, если дей­ствительно произойдет несчастье? Ведь в дождь опасность при движе­нии увеличивается: травянистые склоны становятся скользкими, а

там, где нет травы, на крутых оголен­ных склонах, глинистых и камени­стых, тоже легко поскользнуться.

Велика опасность сломать ногу во время дождя, когда хочется идти бы­стрее. И даже бежать. Тут и до несча­стного случая рукой подать! Тут ру­ководителю нужна большая выдерж­ка. Справится ли Коля? Должен справиться. Вот только бы не разра­зилась гроза!

Но ответом мне был далекий блеск молнии.

Теперь и перед нами встал серьез­ный вопрос: идти на вершину или попытаться обойти ее низом по зале­сенным склонам. По лесу идти труд­нее и медленнее. Но в грозу лучше не выходить на открытую местность, тем более подниматься на вершины гор и холмов.

— Выше пойдем? — спрашивает
Вася.

Я молча смотрю на него. Ну же, ну! Реши сам, ты же знаешь, что не­льзя выше, что опасно, неразумно это! Только прими решение сам, не нужно тебе моей подсказки — ты сам все понимаешь.

— Может, передохнем немного? —
предлагаю я, давая ему возможность
остынуть от запала быстрого подъе­
ма — парень он разумный и, успоко­
ившись, сделает все как надо.

Пока ребята отдыхают, спускаюсь немного ниже, к одному из последних деревьев, и, глядя сквозь ветви на небо, пытаюсь определить, куда дви­жутся облака. При этом стараюсь наблюдать за ближними облаками, то есть смотрю покруче вверх, иначе легко ошибиться. Когда я смотрю на облака, выползающие из-за вершины Ключевой, которая видна впереди, кажется, будто они плывут налево, к западу. Если это было бы так, дождь с грозой пронесло бы мимо. Но стоит взглянуть сквозь ветви вверх, как сразу замечаешь, что облака идут не на запад, а на юго-запад, и не ясно еще, пройдет гроза стороной или заденет нас.

Судя по времени, Колина группа поднимается сейчас на Вороновскую, а она от нас в четырех километрах

к северо-западу, то есть ближе к гро­зе.

Если мы увидим вспышку молнии и начнем считать, сколько секунд пройдет до того, как прогремит гром, а потом эти секунды перемножим на 330 (скорость звука в метрах в се­кунду), то узнаем, сколько метров от нас до только что сверкнувшей мол­нии. Отметив по компасу направле­ние на нее, можем даже нанести эту точку на карту. Потом, отмечая по­следующие молнии и высчитывая расстояние до них, можем довольно точно определить путь, по которому перемещается гроза.

Но это долгая работа. У меня сей­час для нее просто нет времени. Да и направление грозы может изменить­ся. Нужно немедленно решать, по­йдем мы сейчас на вершину или в об­ход, низом.

Вася идет ко мне. Жует на ходу бутерброд. И мне принес. Спасибо!

— Понимаешь, не стоит сейчас
заводить обсуждение со всей груп­
пой. Все, конечно, закричат: вперед,
на вершину, успеем... Надо решать
тебе самому.

Конечно, хочется выйти на вер­шину и взглянуть оттуда — может быть, увидим Колину группу. Мы бы могли идти над лесом по западным склонам, но тут круто, можем не пройти или задержаться надолго.

— Почему молния должна обяза­тельно в нас попасть?

— Конечно, не обязательно, но опасность все-таки велика. Никогда не верится, что такое может случить­ся. И мне не верилось, думал: так, одни разговоры. Но когда убивает молнией людей, которых сам знал...

Да, да, Вася, не смотри на меня так испуганно. Было это, было. Всего каких-нибудь полчаса назад сидели вместе на привале, шутили, смеялись. И эти двое тоже — шутили и смея­лись. А через тридцать минут нава­лилась гроза. У меня с тех пор на всю жизнь, наверное, отпала всякая охота полагаться на «авось»...

А как они там, на Вороновской? Им сейчас не надо бы подниматься. Коля сообразит.

—Кажется, гроза обходит нас стороной...

—Ты, прав. Тогда скорее на вер­шину.

Душно, мы обливаемся потом. Пе­ред самой вершиной двухминутный привал. Гора крутая — прислонился и уже сидишь на траве. И вставать на крутом склоне удобно.

— Подъем! — командует Вася.
Мы продолжаем карабкаться.

В траве попадаются камни. С ними нужно быть настороже, потому что на крутом склоне камень, покатив­шись вниз, быстро набирает скорость и превращается в сокрушающий сна­ряд. А если уж сорвался он из-под ноги, то надо предупредить товари­щей криком — «Камень!». Двигаться нужно плотной цепочкой, чтобы, ес­ли идущий перед тобой столкнул ка­мень, придержать его, пока он не на­брал скорость. Но большой камень не остановишь. Уворачивайся от него и предупреждай криком других.

По-прежнему беспокоит гроза. Нас она, кажется, не заденет. А вот Ко­ля...

Вершина! Мы кричим «Ура!». Смешное слово, но кричать всем вме­сте приятно.

Еще на озере Лача мы с Колей «разделили» бинокль: развинтили его на две части — получились от­дельные трубы. Сейчас в свою поло­вину бинокля мы по очереди рассмат­риваем Вороновскую.

Ребят не видно. Может, они уже прошли? Сейчас 16.40. Могли пройти, тем более что скорость они взяли при­личную. Но все зависит от того, ка­кова тропа вдоль Вороновки.

Тропы быстро зарастают, если ими не пользуются. В некоторых районах Сибири шли вдоль рек великолепные конные тропы. Настоящие дороги, только узкие — телеге не проехать. Так вот, в последние десятилетия их забросили, потому что наладилось сообщение с отдаленными селениями по воздуху. И не стало троп. Там, где звери ими пользуются, тропы под­держиваются в «рабочем» состоянии. Только звериная тропа обычно расчи­щена до высоты полуметра или мет-

pa, а выше смыкаются разросшиеся ветки кустов и деревьев. Это надо иметь в виду, когда по тропе разыс­киваешь деревню в малонаселенном районе. Правда, и звериные тропы иногда ведут к деревням, особенно если там есть посевы, но чаще — к водопою или на солончак.

Колиной группы не видно. Что ж, пойдем дальше. На север простирает­ся гребень хребта —наш путь.

Приятно на хребте в редком лесу. Тропы нет, но идем легко: пологие подъемы и спуски разнообразят путь.

Ребята настроены весело. Вася торопит:

— Скорее, скорее, мы должны прийти раньше!

— Мы и придем! — уверенно от­кликается Андрей.

А может быть, у них уже дождь? Нет, не похоже. Но и у нас и у них дождь, очевидно, будет. Мы находим­ся где-то на границе циклона и анти­циклона. Циклон — для нас дождь и ветер, антициклон — солнце и хоро­шая погода.

Размышление в пути о погоде

Часто говорят о приметах: какие облака к дождю, какие к суше. И тут речь идет, конечно, о том, какие об­лака сопутствуют фронту циклона и антициклона — линии раздела пого­ды. Но куда переместится этот фронт?..

Мы видим небо на расстоянии де­сятков километров. А что творится дальше — простым глазом не уви­деть. Изменение давления мы тоже можем заметить только там, где оно уже началось: люди замечают его по барометру, животные — по своим внутренним биологическим баромет­рам. Люди тоже имеют внутренний барометр: боль в старых переломах или головная боль; у многих безот­четное беспокойство сопутствует из­менению давления. И кое-кто научил­ся его расшифровывать. Говорят: «Быть дождю» или: «Я чувствую пе­ремену погоды — скоро прояснит­ся...».

Но большие расстояния нашим ор­ганам чувств не подвластны. Что тво­рится за 30, за 50 километров и даль­ше мы можем выяснить лишь по теле­фону, телеграфу, радио. И получается, что ныне транзисторный радиоприем­ник позволяет лучше сориентировать­ся в изменении погоды, чем при­меты. Надо только знать, где располо­жены пункты, передающие погоду. Непрерывные метеосводки сообщают аэродромы. В сводках назван пункт передачи, указаны высота и характер облачности, направление и скорость ветра на разных высотах. Передают аэродромы и краткосрочный прогноз на несколько часов вперед. По этим передачам можно узнать о предсто­ящих переменах погоды в соседних с аэродромом районах, за 50, 100, 200 километров. Почти любым транзи­сторным приемником можно поймать такие сводки на коротких волнах.

Но сейчас у нас приемника нет. Впрочем, он бы и не помог. Слишком близко к нам фронт погоды, и пере­мещается он над нами. Здесь можно ждать любых неожиданностей: и грозы, и ясного неба.

Кучевые облака поднимаются на огромную высоту восходящими воз­душными течениями. Но, чтобы по­нять происхождение облака, нужно знать, что такое влажность воздуха.

Во влажном воздухе все сухое мокнет, а в сухом — все мокрое сох­нет. На влажной земле только ноги промочишь, во влажном воздухе от­сыреют и одежда и вещи. Да и чело­век чувствует себя плохо в жару и в холод, если влажность воздуха вы­сокая.

Она зависит от количества водя­ного пара в воздухе. Но не только от количества. В зимний туманный день белье не сохнет, тогда как в жаркий летний высыхает. Но в зимний холод­ный, туманный, пасмурный день в воздухе меньше водяного пара, чем в жаркий солнечный день где-нибудь на опушке леса.

Дело в относительной влажности, от нее и зависит, с какой скоростью сохнут мокрые вещи: быстро или мед­ленно. Чем воздух теплее, тем больше

он может содержать водяного пара. И наоборот, из остывающего воздуха водяной пар уходит. А куда уходит?

Он превращается в воду — кон­денсируется. При этом водяные ка­пельки остаются в воздухе и делают его мутным, непрозрачным. И мы го­ворим : туман. Облака — тот же ту­ман, капельки воды, которые обра­зуются в воздухе, когда он поднялся высоко и охладился.

Что же дальше происходит с водя­ными капельками в облаке? Они мед­ленно опускаются. Долетев на ниж­ней границе облака до теплого воз­духа, капельки опять испаряются, и все повторяется сначала.

Иногда облака «падают»: туман опускается, потому что воздух над самой землей «похолодал». Порой бывает хорошо видно, как в тумане плавно падают капельки воды, те, что покрупнее. И земля становится мокрой. А потом вдруг туман снова поднимется, и мы оказываемся в про­зрачном воздухе. И это потому, что из облака уже много выпало влаги, но скорее всего воздух стал теплее, и круговорот испарения и конденсации переместился выше — облако всплы­ло. В теплую ночь, когда небо ясное, когда нет облаков, закрывающих, те­пловым лучам путь в космос, земля остывает, и с рассветом мы видим на траве, деревьях, домах, садовых ска­мейках капельки воды — росу. Неда­ром температуру, при которой воздух с данным количеством водяного пара начинает отдавать влагу, назвали температурой точки росы для возду­ха данной влажности. При темпера­туре точки росы ничего сохнуть не может: вода не испаряется. И гово­рят, что относительная влажность — 100 процентов. При относительной влажности 50 процентов при той же температуре в воздухе бывает вдвое меньше пара, и все хорошо сохнет. Но если похолодает, то с тем же ко­личеством пара в воздухе влажность подскочит опять до 100 процентов: в воздухе повиснет туман.

Зимой вода превращается в лед, но от этого понятие относительной влажности не меняется. Действитель-

но, лед, как и вода, испаряется, а когда пар конденсируется на морозе, то оседает в виде белых пушистых ледяных игл — кристаллов. Они по­висают на деревьях, проводах, осе­дают на траве. Мы называем это ска­зочное одеяние инеем. Когда на земле лежит слой снега, то иней оседает и на снег, но меньше, потому что снег теплее, чем провода и ветви деревьев: ведь снег снизу подогревается землей, у которой огромный запас тепла, а провода висят в холодном воздухе.

Процессы увлажнения и высыха­ния очень важны для путешествен­ника: в сухой одежде, в сухом спаль­ном мешке и в сухой палатке теплее, чем в мокрых.

Как же бороться с влагой, если несколько дней подряд погода про­хладная, сырая, туманная?

Очень сложно. Нужно держаться ближе к лесу, где спасительный огонь костра отогреет и высушит. Сни­маясь с ночлега, надо хорошо высу­шить одежду. Поскольку она скоро опять отсыреет, планировать быстрые энергичные переходы от костра к костру. А спальные мешки и теплые свитера надежно упаковывать в гер­метичные полиэтиленовые мешки.

Интересно, что, когда мы сушим у костра какую-нибудь вещь, процесс испарения и конденсации происходит в самой этой вещи так же, как в об­лаке на теплой и холодной его грани­це. Вот сушим спальный мешок: на той стороне, что обращена к огню, вла­га испаряется, тогда как на противо­положной, холодной, конденсируется. Мы знаем из опыта: рубашку сушить у костра достаточно с одной стороны, а толстый спальный мешок прихо­дится поворачивать, особенно зимой в мороз, когда с одной стороны су­шишь, а с другой намерзает иней. И не только на поверхности мешка, но и в толще его — у холодной пове­рхности изнутри. Если мешок не рас­стегивается весь, то высушить его еще труднее.

Почему же иногда туман, а иног­да дождь? Почему облака то безобид­но плывут над головой, то обруши­вают на нас ливень?

Диаметр водяной капли в мекронах	Скорость её падения в сантиметрах в секунду
200
1 00
40
20	1,3
10	0,3
5	0,07
1	0,003
0,5	0,0006

Так медленно опускаются маленькие водяные капельки — потому-то облака и не падают

В северном полушарии ветры вокруг депрессий закручиваются против часовой стрелки

Дождь долго оставался загадкой для ученых. Ведь для образования одной крупной капельки, способной быстро падать, должны встретиться и объединиться тысячи мелких, ко­торые совсем не собираются встре­чаться. Впервые удовлетворительное объяснение дождю дал скандинавс­кий ученый Тур Бержерон в «Лекции об облаках», которую он впервые про­читал в Советском Союзе в 1932 году. Вот в чем заключается его теория.

Известно, что если в облаке мороз, то капельки воды превращаются в мельчайшие кристаллики льда (зимой бывает и туман на земле из таких кристалликов — снежинок — «мороз­ная мгла»). С поверхности льда и с поверхности воды непрерывно выле­тают в воздух молекулы пара, а из воздуха в лед и в воду столько же молекул пара влетает. Но капельки замерзают не одновременно, и если оказались рядом лед и вода, то в лед больше влетает молекул, чем из него вылетает. Лед начинает подсушивать воздух (наверное, замечали, что, ког­да подморозит, в воздухе становится суше). При этом капелька воды на­чинает сохнуть и высыхает. Получа­ется, что снежинка на расстоянии «пожирает» соседние водяные капель­ки и разрастается настолько, что на­чинает падать. Зимой она в виде снега так и упадет на землю, а летом, растаяв по пути, превратится в дождь-Но она еще в самом облаке, спустив­шись пониже, может превратиться в воду. А крупная капля, падая, еще захватит много капелек тумана. Она может распасться на несколько быстрых капель, и каждая из них тоже в облаке будет по пути расти. Получается как бы лавина капелек— дождь.

Значит ли это, что любой дождь сначала бывает снегом? Нет, ученые заметили, что в жарких странах дождь бывает и из «теплых» облаков. По этому поводу появились свои пред­положения, но они до сих пор не так стройны, как теория «снежного дож­дя». Вот, оказывается, какая слож­ная загадка природы — всем извест­ный долсдик.

Интересно, что при дожде отно­сительная влажность воздуха ниже, чем при тумане. Так, во время дождя под навесом может сохнуть белье. Все правильно: ведь 100 процентов влаж­ности только в облаке, а облако вы­соко, в наш сравнительно сухой воз­дух проникают лишь быстрые капли воды. По пути они испаряются, но не успевают все высохнуть и потому долетают до нас. Иногда в грибном дожде (когда солнце светит мимо дождевого облака) одежда сохнет бы­стрее, чем намокает. Так же бывает и когда в дождь стоишь у хорошего костра, в мощном потоке тепла, из­лучаемом большим огнем. Да и сам костер горит под дождем, потому что успевает испарить воду скорее, чем она пропитает дрова.

Теперь мы можем сделать полез­ный для нас вывод: намокает одеж­да или высыхает, зависит от того, что происходит быстрее — приток влаги или испарение. Непромокаемый плащ задерживает под собой влагу, испа­ряющуюся с поверхности тела, и она конденсируется на плаще изнутри. При быстрой ходьбе одежда под пла­щом отсыреет, но мы все равно под сильным дождем пойдем в нем — слишком уж- много воды падает с не­ба. А вот в тумане еще не ясно, что лучше — в плаще или без него. По­тому что, когда идешь с рюкзаком, поверхность тела выделяет много теп­ла и одежда от тела нагревается. А нагретая она и в тумане не отсы­реет. Но если туман очень плотный, насыщен влагой, а идешь не очень быстро, то лучше надеть плащ.

Плащ спасает нас не только от влаги, но и от ветра. Ветер и влага так сильно воздействуют на организм человека, что в основном из-за них мы интересуемая погодой.

Не меньше, чем водяной пар и ту­ман, определяют погоду ветры — воз­душные течения в атмосфере, переме­щающие воздух с различной темпе­ратурой и влажностью. Ветры, как своенравные художники, рисуют над землей погоду: сгущают краски гроз, штормов, тайфунов или промывают лучезарные окна антициклонов. Ветры

образуются из-за неравномерного на­гревания солнцем земли, океанов, самой атмосферы и из-за вращения Земли.

Из всего многообразия этих теп­ловых и механических происшествий разберем простейший случай.

Солнце сильнее нагрело степи и меньше — лес, потому что он испаря­ет влагу, а всякое испарение охлаж­дает. Степи же раскалились от мно­годневного зноя. Воздух нагрелся и, как дым от исполинского костра, мощным столбом устремился вверх.

Воздух уходит от земли в небо, у земли его становится меньше, а дав­ление понижается. Стрелка баромет­ра-анероида падает. И будь на этом месте море, капитан корабля, взгля­нув на стрелку, сказал бы старпому: «Барометр падает — подготовьте ко­рабль к шторму!»

Чем ниже давление у земли, тем с большей силой устремляется сюда воздух из соседних областей. Это про­странство пониженного давления, или депрессия.

К центру депрессии дуют ветры. Они набирают все большую скорость и столкнулись бы между собой, если бы не было вращения Земли, которое их закрутит.

Итак, ветры мчатся к депрессии с юга, с севера, с востока и с запада— со всех сторон.

Проследим сначала за ветром, дующим с севера. Чтобы отличать «право» от «лева», повернемся спи­ной к ветру — лицом на юг. Массы воздуха перемещаются от полярных областей, где они вращаются вместе с Землей справа налево. Чем ближе к экватору они подходят, тем быст­рее начинает бежать справа налево под ними Земля, а они от бега ее отстают. Но мы, стоя на Земле, ви­дим, что отклоняется не она, а ве­тер — он повернул к западу. А ве­тер с юга, с которым все произошло наоборот, повернул к востоку.

Оба эти ветра повернули в разные стороны и увлекли за собой во вра­щение два других ветра — западный и восточный. И образовалась вокруг депрессии «воздушная карусель».

Если мы взглянем на нее сверху, то вращается она против часовой стрел­ки. В северном полушарии вокруг депрессий всегда бывает так. А в юж­ном полушарии наоборот — вокруг депрессий вращение идет по часовой стрелке. И все это теперь называется циклоном. По-гречески «циклос» — колесо.

Гигантское воздушное колесо рас­кручивается с большой силой, иног­да с силой урагана.

Бывают циклоны слабые; бедст­вий они не влекут, но приносят пого­ду, которую называют плохой, хотя для земледельцев она временами не­обходима.

В циклонах небо затоплено обла­ками и тучами, идут дожди, пото­му что теплый с обилием водяного пара воздух в центре «колеса» взды­мается вверх, на большой высоте ох­лаждается, и пар превращается в капельки влаги — туман, облака, ту­чи.

Но раз существуют циклоны, то должны быть и антициклоны: ведь почти для всех явлений на свете об­наружены противоположные им.

Антициклон — это циклон наобо­рот. Воздушные течения сходятся где-то высоко-высоко, там воздух охлаждается и затем опускается вниз. Этот воздух сухой, он не приносит облаков, туч. По земле он растекает­ся, вращаясь по расходящейся спира­ли и в сторону, обратную циклону, но спокойно, медленно, часто даже незаметно. В области антициклона давление у земли повышено и неред­ко бывает полный штиль.

Штилевые области некогда пу­гали капитанов: в безветрие парус­ный корабль не мог никуда двинуть­ся. Он неделями стоял с обвисшими парусами, а команда мучалась от зноя. Бывали случаи, когда моряки, попавшие в мягкие, но страшные объятия штиля, погибали от голода и жажды. Корабль оставался стоять пустым со всеми поднятыми пару­сами.

А- потом налетал долгожданный, но, увы, запоздавший ветер, подхва­тывал мертвый корабль и жутким

призраком гнал его по океану. Руль корабля сам поворачивался, паруса надувались то с одной, то с дру­гой стороны — хороший корабль дол­го не тонул. Он сам «маневрировал», приспосабливался к ветру, ложился на различные галсы, вызывая суе­верный ужас встречных моряков. Так родилась легенда про корабль-приз­рак «Летучий голландец».

Во всем мире ученые стараются разгадать законы движения атмо­сферы и законы перемещения по воз­духу огромных масс воды. Эти уче­ные называются метеорологами, а их наука — метеорологией. Сложная, ин­тересная, древняя и вечная наука. Мы здесь лишь чуть-чуть заглянули в нее,

Отправляясь в короткий поход, по­слушайте по радио сводку погоды на завтра и на ближайшие дни. А от­правляясь в длительный поход, узнай­те в Управлении гидрометеослужбы СССР долгосрочный прогноз. Погоду нужно представлять себе заранее, что­бы знать, к чему быть готовым. Но не обижайтесь на метеорологов, если их прогноз вдруг не оправдается: предсказать погоду очень сложно.

Загадка водораздельного узла

Мы идем на север. Прошли хребет. Спускаемся. Опять заросли кустов, опять поваленные стволы деревьев, через которые приходится перелезать. Но это еще ничего, хуже, когда надо проползать под ними: без рюкзака — пара пустяков, а рюкзак обязательно зацепится. Никак не приспособишь­ся. Если поднимаешься по склону, то берешься руками за ствол, рюкзаком поворачиваешься к земле и подныри­ваешь под валежину лицом вверх. А на спуске так не проделаешь, голо­вой вниз не нырнешь.

Особенно пришлось помучиться, когда попали в верховья ручья. Он должен течь в озеро Долгое. Здесь важно не ошибиться: рядом верховья еще двух ручьев, один из них течет в протоку между озерами Долгим и Холодным. Если мы по ошибке попа­ли в него, то сделаем лишний крюк.

Ну, а если мы попали в ручей, теку­щий в Вороновку... Вон сколько у него разветвлений, словно щупальцы распустил, чтобы нас поймать. Это на карте все ясно и понятно. А в густом лесу на извилистом ручье очень труд­но по компасу определить направле­ние его, ведь дальше 20 метров ни­чего не видно.

Я советую Васе остановиться и внимательно подумать: на какой ру­чей мы вышли?

—Ясно на какой, вот на этот,— и показывает на тот, что нам ну­жен.— Вот он, в верхней части квад­рата 18-74.

—А ты почему так уверен? Поче­му не на тот вышли, который чуть южнее?

—Потому что Васе так хочет­ся,— вмешивается Андрей.

—А ты не мешай,— огрызнулся Вася.

Напрасно он так: Андрей не ме­шает своей репликой, а, наоборот, по­могает. Он заставляет Васю приво­дить разумные доводы в защиту сво­его мнения. Посмотрим, каковы они.

— Ну,— говорит Вася,— этот ру­чей был бы слишком близко.

Ничего себе аргумент!

— А откуда ты знаешь сколько
мы прошли? При таком лазании не­
понятно — полкилометра или сто ме­
тров.

Очень разумный человек Андрей.

—Ну, а ты сам как думаешь? — задает ему Вася встречный вопрос. Это уже лучше. Так — во взаимных доводах и возражениях — можно и до истины докопаться.

—Не знаю,— честно говорит Ан­дрей.

Мы вшестером склоняемся над картой.

—А может, мы попали в истоки ручья, который течет в Вороновку?

—Нет! Нет! — закричали Катя с Наташей.

—А почему? Все может быть...

—Да потому, что он на левом склоне, а нам нужно на правый,— говорит Таня, но уже не слишком уверенно.

— А на каком мы сейчас скло­не?— продолжаю я.

— На правом... вроде бы...

И тут выяснилось, что мы не зна­ем, на каком мы склоне, потому что хребет в лесу как-то вдруг расплылся во все стороны. Теперь ребята вопро­сительно смотрят на меня. Но я и сам не знаю точно, где мы находим­ся. В чем и признаюсь. Спрашиваю Васю:

— Что будем делать?

Он совсем растерялся. Я уже го­тов помочь ему советом, но выручает разумный человек Андрей:

— Нужно разведать путь.

— Ну, да, конечно, необходима разведка,— воспрянул духом Вася.— Кто пойдет со мной?!

— Стой, Вася, ты не спеши: лю­бой может пойти с тобой, но важно знать, куда идти?

— Вниз по ручью,— говорит Анд­рей.

— Далеко ли?

— С полкилометра, а там направ­ление уже четко определится.

На такую разведку уйдет не мень­ше получаса, а то и больше. И потом не известно, угадают ли разведчики, что именно за ручей, если окажется, что не тот, который нам нужен. И где тогда искать наш ручей?

— На дерево залезть, может быть? — неуверенно предлагает Катя.

— Чепуха! — отрезал Вася.

А зря. Катя правильно говорит. Когда местность плоская, то на де­рево для разведки лезть бесполезно, но если находишься на достаточно крутом склоне, то с удачно выбран­ного дерева можно все увидеть.

Мы стали выбирать дерево повы­ше, да такое, чтобы рядом с ним со стороны долины не было других вы­соких деревьев.

Подходящее нашлось неподале­ку — толстенный старый дуб. Полез, конечно, Вася. Он взял с собой карту и компас. Мы надели на Васю стра­ховочный альпинистский пояс, при­стегнули к репшнуру. На репшнуре сделали петлю, применив узел про­водника. Потом подсадили Васю до нижнего большого сука.

Я подсказывал снизу, какие ветки ему с какой стороны проходить, что­бы в случае срыва не до земли па­дать, а повиснуть на репшнуре. Страхует Васю Андрей. Он держит репшнур, надев брезентовые рука­вицы.

По дереву нужно лезть так, чтобы при срыве веревка перегнулась на ближайшей прочной ветке

— А он удержит его? — спраши­вает меня тихонько Наташа.— Вася толстый такой и тяжелый, а Андрю-ша... тонкий.

— Удержит — отвечаю я.— Ры­вок будет не сильный, потому что репшнур перегнется на нескольких ветвях. Андрей, следи внимательно. При срыве сразу веревку не зажимай, а протрави немного, самортизируй, не то рывок будет слишком сильный.

— Знаю, учили,— самолюбиво отмахивается Андрей.

Он умеет страховать. В прошлом походе мы тренировались: скидывали с обрыва бревно килограммов в пять­десят весом, и все удерживали его, даже девочки. Но веревка, конечно, тормозилась при рывке о край обры­ва.

— Как дела, Вася?

— Хорошо видно! Сейчас све­рюсь по компасу.

— Долина ручья прослеживает­ся? Озеро видно?

— Самого озера нет,— кричит сверху Вася,— но котловина его вид­на. Ручей хорошо заметен. Вот он уходит, там поворачивает... Вася све­ряется с картой.

— Это наш ручей! — кричит он.

— Уверен? — спрашиваю я.

— Конечно. Сейчас еще проверю...

— Да уж, пожалуйста, чтобы ни­каких сомнений... Ты на ручей не очень-то полагайся. Посмотри, чтобы направления склонов совпадали с картой.

— Все точно совпадает! — кри­чит Вася.

— Ну тогда слезай.

Идем по узкой глубокой долине, а я поглядываю на компас. Да, Вася не ошибся, ручей наш. Но не зря мы так долго думали и решали, ведь на водораздельных узлах, где сходится много разных ручьев, да если все за­росло лесом, очень легко ошибиться.

Еще полчаса спуска по ручью, склоны справа и слева как по коман­де разбегаются, и перед нами озеро.

Ребята довольны. Хоть мы и не сомневались, что правильно идем, но все равно каждый раз радостно и удивительно, что как на карте нари-

.совано, так и оказалось на самом деле.

Вдоль озера прекрасная тропа. Дальше, над рекой Сакмарой, тропа не хуже. Отмахали два километра минут за двадцать.

— Теперь мы их наверняка обо­
гнали! — радуются ребята.

Но я бы многое сейчас отдал, что­бы Коля со своей командой был уже на месте.

Спускаемся к озеру. Выходим из леса.

На берегу никого нет.

—Ура! Мы первые! — кричат ребята.

—Скорее поставим лагерь! — предлагает Вася.— И давайте ужин до их прихода сварим.

Я смотрю на часы. 18.00. До кон­трольного срока еще целый час. На­деюсь, что за этот час Колина коман­да подойдет. Посылаю Славу на раз­ведку.

— Видишь, на краю поляны про­
галина? Сходи посмотри, не начина­
ется ли тамтропа. Вот тебе часы.
Если пойдешь по тропе, то не больше
пяти минут. Она должна перейти
через ручей и повернуть направо.
Возьми карту. Это та тропа, на кото­
рой должна появиться Колина груп­
па. Разведай ее начало, убедись, что
это именно она.

Вася развил лихорадочную дея­тельность:

—Вот здесь будет костер, здесь поставим водин ряд палатки. Для палатки тоже колья заготовим. Анд­рей, в лес за кольями! Шесть длин­ных, с тебя ростом. И еще охапку веток для маленьких кольев наруби.

—Живых деревьев не трогать,— напоминаю я.

—Да ладно, один раз можно. Ведь спешим,— морщится Вася.

Я взорвался: то есть как это лад­но? А длинные колья вообще не нуж­ны, можно прямо к деревьям палат­ки привязать.

— Так в линейку же надо палат­
ки ставить! — обижается Вася: я
разрушаю его «генеральный план
застройки».

Мы с ним поспорили, и у всех да-

же настроение испортилось. В конце концов я просто приказал — кустов не рубить.

Вася надулся, но вернулся к своим обязанностям — распределил работу. Сам принялся с ребятами таскать из леса дрова, а меня послал за водой. Я напомнил им, чтобы со­брали побольше сухой растопки и укрыли полиэтиленом на случай до­ждя. И вообще, пока светло, нужно набрать побольше дров. Палатки мы поставить всегда успеем. И скорее надо готовить еду: картофельные хлопья с тушенкой, чай, бутербро­ды — то, что можно быстро пригото­вить.

Скоро все забыли о неприятном инциденте. Но мне было грустно. Не­ужели зря я сделал Васю руководи­телем? И кому нужен поход, если люди ведут себя грубо?

Потом я увидел, что и сам Вася жалеет о нашем споре. Видно, слиш­ком увлекся ролью начальника: это со многими бывает. А теперь ему стыдно, и он особенно следит, чтобы костер был не слишком большим, чтобы не выжигать безобразной пле­шины на красивой поляне.