Хотел бы в жизни обрести я смысл 2 страница

Что изменилось за последние три года?

Очень мало.

Малфой так и остался злобным мелким пакостником, занозой, проникшей так глубоко, что она только чудом не достигла костей. Гарри по-прежнему ненавидел его всем сердцем.

А теперь, по милости какой-то гребаной чаши и его собственного вероломного подсознания, вдруг выясняется, что все совсем не так.

Как Малфой изменился за последние три года?

Очень мало.

Нет… вот это, пожалуй, неправда.

Случилась эта… история с Люциусом Малфоем. Отец Малфоя был убит в самом начале пятого класса. По колдовскому миру гулял слух, что Люциус в своем стремлении к власти пытался одурачить Волдеморта и тот казнил его.

Гарри не знал подробностей. Шла война, люди исчезали целыми семьями, все было пропитано страхом… никто не потрудился разузнать поподробнее.

Гарри даже ощутил какое-то мрачное удовлетворение, вспомнив, как Люциус Малфой едва не убил Джинни, как он стоял в кругу Стервятников и смотрел, как мальчик, ровесник его собственного сына, дрался на безнадежной дуэли с Волдемортом… и смеялся…

Теперь Гарри вспоминал те свои мысли почти с отвращением. Он никогда не испытывал к Малфою ни грана сочувствия. Единственной его мыслью было – "Ну что ж… теперь он заткнется".

"Теперь, когда Темный Лорд вернулся, их первыми отправят куда следует

Драко Малфой ошибался – одним из первых оказался его отец.

И Гарри, почти не раздумывая, согласился с прямолинейным вердиктом Рона: "И поделом."

Малфой отца особо и не оплакивал. Он, вместе со своим привычным эскортом, вступил в основанную Люпином Молодежную лигу Ордена Феникса, что несколько удивило многих, и немедленно стал самым деструктивным его элементом, что не удивило никого.

Значит, Дамблдор был прав. "Мистер Малфой на нашей стороне."

Значит, Драко Малфой – не Стервятник.

Стоп. А что он вообще за человек?

"Очевидно, ты знаешь его лучше," – сказал Дамблдор.

Малфой давно и прочно всех достал, но, несмотря на отца-Стервятника, кровожадности в нем не было. Он даже не ответил Гермионе на пощечину в третьем классе. Он говорил гадости и играл грязнее, чем профессиональный уличный боец, но он не был убийцей.

Прекрасно. Гарри уже готов был признать, что Малфой не есть средоточие вселенского зла.

И как из этого следует то, что именно его Гарри будет не хватать больше всего на свете? В конце концов, Малфой ему надоел больше всех на свете!

Гарри крепче прижался лицом к стеклу.

Его беспокоило, что он не испытывал к Малфою ни капли сочувствия. Гарри нравилось считать себя… порядочным человеком. Когда у Блейза Забини пропала мать, Гарри выразил ему свои соболезнования – а ведь никто не знал наверняка, куда она исчезла: погибла, скрылась или ушла на Темную сторону.

Вот это в Малфое было самое противное. Только он мог заставить Гарри опуститься до своего уровня.

О да, он мог встать перед Темным Лордом, когда тот наложил на него Империо и приказал молить о пощаде… а потом вести себя как последний идиот из-за Драко Малфоя.

Малфой не должен увидеть его вымазанным сажей и в разбитых очках. Малфой не должен видеть, как его уволокут в больницу из-за дементоров. Малфой не должен обыграть его в квидиш.

Гарри внезапно вспомнил начало шестого класса.

Ему было шестнадцать, и тем летом наконец случилось долгожданное – он вырос. К сожалению, мужественной мускулатурой он все еще не мог похвастаться, но по крайней мере он больше не был смешным коротышкой.

Он знал, кто им остался. Поэтому он, как маньяк, носился по поезду, на подъеме, которого не испытывал уже больше года, стремясь найти Малфоя и поглумиться над ним.

Гарри особенно ярко вспомнил тот неодолимый прилив ярости внутри, который накрыл его, когда он ворвался в одно из купе – и встретился взглядом с парой ледяных серых глаз на одном уровне со своими.

Он кипел от гнева. Как будто Малфой специально вырос, чтобы позлить Гарри.

Бред.

Но он все равно кипел от гнева. Малфой на него так действовал.

Например, на собраниях Молодежной лиги, когда Малфой мог отпустить непристойное замечание насчет маглов, и Гарри мгновенно отключался от своих мрачных раздумий, охваченный яростью. Или во время этих нудных квидишных матчей, когда Гарри, как ударенный током, бросал метлу в сумасшедший полет, заметив в толпе вечно злорадное лицо Малфоя. Этот тип мог выставить себя на посмешище, болея за Хаффлпафф, чтобы только вывести Гарри из себя.

Не говоря уже о матчах Гриффиндор – Слизерин. На последний, по слухам, Малфой взял с собой книжку квидишных правил и отмечал галочками все, которые нарушил. Он жульничал яростно и бесстыдно, но определенно играл на выигрыш.

После матча они с Малфоем орали друг на друга до тех пор, пока мадам Хуч силой не оттащила Гарри прочь. Он был переполнен клокочущей яростью.

Переполнен… жизнью.

Медленно и осторожно Гарри встал с подоконника.

Он дошел до своей кровати и лег, и неотрывно смотрел на знакомую во всех деталях игру слабого лунного света и теней на противоположной стене. Пятна света корчились на штукатурке, как прибитые заживо.

Он не выносил Малфоя. Никогда не выносил.

А взяли то, чего тебе

Хватать не будет на земле.

Но Малфой каким-то образом стал для него… важен. Он бросал ему вызов, который никто больше не осмеливался бросить. Гарри хотел встать и удавить его, но по крайней мере Гарри хотел встать. Он давал Гарри… причину, чтобы жить дальше.

Ну и бардак.

И это продолжалось годами. Малфой даже ничего особенного не делал. Он просто был самим собой, шилом в заднице Гарри, постоянной, сводящей с ума зубной болью.

Гарри даже не понимал – а теперь понял и передернулся от отвращения.

Жизнь дошла до того, что он цеплялся за ярость, чтобы только продолжать жить. До того, что только ярость могла заставить его кровь стучать в висках, поднять дыбом кончики волос, навести мир на резкость и заставить его хоть что-то делать с этим миром.

Как будто он был адреналиновым наркоманом, а Малфой – его дилером. И это… это стало для него важнее друзей.

Что это говорит о нем и его жизни?

Это было оскорблением для всех, кого он любил. А если Малфой значил для него так много, неважно почему, неважно каким извращенным и мерзким образом… тогда то, что Гарри не сочувствовал ему насчет отца, тоже мерзко.

Гарри сел и задернул полог кровати.

Он с ужасом осознал, что мир вокруг был ярким и четким. Депрессии как не бывало, и даже его дыхание было сильным и быстрым.

Он резко дернулся в кровати, как будто стремясь нырнуть в воду, уйти от всего этого.

Это не может быть правдой. Он не был уверен… ну не до конца это похоже на правду.

И все-таки слишком похоже.

Надо все выяснить. Если Малфой важен для него, он не может оставаться его заклятым врагом. Должна быть причина, почему он так действовал на Гарри.

И эту причину тоже надо выяснить.

Один он сделал все, что мог. И Дамблдор не смог помочь ему.

Думать дальше не было смысла. Но он думал, и думал, и снова думал. Думал, беспокойно ворочаясь в кровати, забыв, что надо раздеться и залезть под одеяло.

Завтра…

Завтра надо будет взглянуть Малфою в лицо.

* * *

– Гарри, ты какой-то дерганый.

Гарри дернулся.

– Я… м-м, нет. Все в порядке, – с трудом выговорил он.

Гермиона смотрела на него с тревогой, ее тост завис в воздухе. Гарри отчаянно пытался выглядеть так, как будто не провел полночи без сна, не был одет в то же, что и вчера, и не смотрел, правда, правда не смотрел на дверь в ожидании Малфоя.

Гермиона подарила ему еще один длинный взгляд и вернулась к своему тосту.

Я просто смотрю на дверь, – пытался внушить миру Гарри. – На дверь. Замечательная дверь. Я не налюбовался ею за последние шесть с половиной лет, и теперь пришла пора воздать ей должное.

Завтрак шел своим чередом, а Малфоя все не было.

Ну хватит! Это же неприлично! Завтрак – самый важный прием пищи в течение дня. Нельзя же его так беспечно прогуливать.

Даже Крэбб и Гойл были здесь, и Пенси Паркинсон, и Милисента Булстроуд, и Блейз Забини – вся его обычная компания. Она же "свита Малфоя".

Гарри пялился на них через весь зал до тех пор, пока они не заметили и не стали бросать на него неприязненные взгляды. Он поспешно отвел глаза.

Я не виноват. Я просто хочу поговорить с ним. Людям полагается завтракать.

– Гарри, ты чего не завтракаешь? – спросила Гермиона.

Гарри, рассеянный донельзя, взял тост, намазал его и откусил большой кусок.

И обнаружил, что ест бутерброд с овсяной кашей.

Полный маразм.

И так продолжалось весь день.

"Семь лет, – думал Гарри. – Почти семь лет я мечтал, чтобы он провалился куда-нибудь в черную дыру, и когда я в кои-то веки пытаюсь поговорить с ним, он исчезает с лица земли."

О нет. А вдруг он тоже пропал?! Нет, только не сейчас!

К вящему изумлению Гарри, охватившее его чувство подозрительно напоминало страх.

К счастью, это незваное ощущение исчезло, как только он заметил самые светлые волосы в школе посреди компании слизеринцев, направлявшихся на зелья.

Правильно!

– Пошли, – сказал он Рону и Гермионе. – Давайте, давайте на зелья. Хватит целождаться.

Целождаться? Я схожу с ума…

Некогда думать об этом. Он пойдет на зелья, и Малфой, как обычно, с презрительной миной прошествует мимо его парты, отпустит в его сторону какую-нибудь гадость, и вместо того чтобы сцепить зубы и всеми силами удержаться от драки, он…

М-м… Э-э… Эту часть он еще не обдумал как следует. Но скажет что-нибудь, разумеется.

Слова. Вот теперь это больше похоже на план.

План оказался абсолютно непригодным.

Малфой не подошел к парте Гарри. А вот все остальные слизеринцы проходили мимо, бормоча еще большие мерзости, чем обычно. Похоже, они вообразили, что все происшедшее было заговором с целью опорочить их вожака.

Что думал сам Малфой, Гарри так и не узнал. Тот сидел, как обычно, на последней парте и вел себя очень тихо.

Если бы только Снейп вел себя так же тихо…

– Ну-ну, мистер Поттер, – Снейп выглядел еще более раздраженным, чем обычно. – Похоже, ваш план направлен не только на прославление себя любимого, но и на то, чтобы выставить Слизерин в невыгодном свете. Поздравляю с откровенно детской демонстрацией.

– Но, профессор, – возмутился Рон, – разве Гарри мог.

– Это была ошибка, – встряла Гермиона. – Гарри не…

Гарри обернулся, чтобы посмотреть, согласен ли Малфой со Снейпом.

Малфой смотрел прямо перед собой, его лицо ничего не выражало. Это было худое, аскетическое лицо, не приспособленное для выражения эмоций, и Гарри понятия не имел, какие мысли варятся за ним.

– Мистер Поттер, – окликнул Снейп. – Потрудитесь обратить свой взор на доску. Туда, где и происходит урок. Благодарю.

Гарри почувствовал, что краснеет. Это все отчаянно смущало его.

Значит, он поговорит с Малфоем после урока.

Не поговорил. На выходе Малфоя окружила толпа слизеринцев. То же самое повторилось и за обедом, и на уходе за магическими существами, и в коридорах, и за ужином.

Они кружили вокруг него, как пчелы вокруг цветка, донельзя разочаровывая Гарри.

Почему вы все его так любите?! Он же козел и доставала!

Много лет Малфой пролезал везде, чтобы поиздеваться над Гарри, а теперь люди решили окружить его живым щитом.

И вот он вернулся в общую гостиную Гриффиндора после очень, очень утомительного дня, за который не было сделано абсолютно ничего. Он был подавлен, угнетен и…

И сыт по горло. Гарри устал околачиваться вокруг Малфоя и ждать, пока тот удостоит его своим вниманием.

Если он хотел поговорить с Малфоем, он пойдет и поговорит с Малфоем.

– Пойду пройдусь, – объявил он всем собравшимся в гостиной и рванул с места, пока никто не успел навязаться ему в попутчики.

* * *

На полпути к слизеринским подземельям Гарри передумал.

Это было смехотворно. Он не хотел поговорить с Малфоем. Он ненавидел этого урода. И уж конечно, он не хотел объявиться посреди толпы слизеринцев и выставить себя дураком перед глазами Малфоя.

О Господи. Снова этот идиотский приступ страха.

Гарри вспомнил второй класс, Джиннину валентинку и тошнотворный приступ отчаяния, когда он осознал, что Малфой сейчас ее тоже услышит. Мнение этого кретина почему-то было для него важно.

Он должен был выяснить, почему.

Гарри сделал глубокий вдох и ускорил свой марш по коридорам, сосредоточившись на том, чтобы добраться до общей гостиной Слизерина до того, как он успеет растерять всю храбрость.

Добравшись до места, Гарри забарабанил кулаками в каменную стену, которая, как он помнил, вела в подземелья Слизерина. Вполне в духе слизеринцев, подумал он, скрыть вход в свои владения от остальной части школы. Слизеринцы всегда выделывали что-нибудь подобное, и объявлялись на дне озера, где их никто не ожидал увидеть, а потом весь день уходили от разговора.

Он постучал снова, еще громче.

Стена за его спиной скользнула вбок, он рывком обернулся и попытался притвориться, что с самого начала туда и смотрел.

– Причард, ну честное слово, ты опять забыл пароль? – произнес Малькольм Бэддок, невысокий и весьма плутоватого вида четвероклассник.

Он осекся и обалдело уставился на картину перед собой: Гарри Поттер, живое олицетворение Гриффиндора, встрепанный, явно в расстроенных чувствах и на пороге слизеринской гостиной.

– Э, – сказал Гарри, чей язык в самый драматический момент вышел из-под контроля.

Бэддок моргнул и, похоже, изумился еще больше, когда Гарри не исчез.

Гарри страстно желал, чтобы к нему вернулось самообладание.

– Э, – повторил он, мысленно выругав себя последними словами. – Э. М-м. Прошу прощения, могу я видеть Малфоя?

Вот. Не шедевр красноречия, конечно, но суть дела он вроде изложил.

Малькольм Бэддок тупо смотрел на него еще секунду, потом развернулся и рванул обратно с криком:

– Ребята! Быстро все сюда!

За считанные секунды перед Гарри образовалась внушительная толпа слизеринцев, которые толкались и вытягивали шеи, чтобы взглянуть на невиданное зрелище.

Впереди всех стояли Пенси Паркинсон и Блейз Забини, с совершенно одинаково нахмуренными лицами.

Зачем я в это ввязался?

– Что тебе надо, Поттер? – осведомился Блейз, на его смуглом лице читались подозрительность и крайняя неприязнь.

Пенси скрестила руки на груди, как будто Гарри пытался силой прорваться в гостиную.

Гарри сглотнул.

– Прошу прощения, могу я видеть Малфоя?

Вот здорово. Он так и будет долбить одну и ту же фразу, как попугай?

– Зачем? – с каменным лицом потребовала Пенси. – Что ты еще задумал?

– Ничего! Я ничего не делал! – запротестовал Гарри. – Мне просто надо с ним поговорить!

Блейз и Пенси обменялись недобрыми взглядами и, похоже, приняли решение.

– Не можешь, – лаконично уведомила его Пенси и попыталась закрыть дверь.

– Что тут происходит, черт возьми? – раздался повелительный и недовольный голос. – Некоторые из нас пытаются работать, видите ли…

Этот аристократический выговор невозможно было спутать ни с чем, тем более в сочетании с очень светлыми, почти белыми волосами. Малфой прокладывал себе путь через толпу.

Гарри одновременно почувствовал облегчение и укол страха, точно такой же, когда он подумал, что Малфой исчез.

Он понял, что боится не только того, что может случиться с Малфоем, но и того, что может сделать сам Малфой. Если Малфой был для него важен – Малфой мог причинить ему боль. А Малфой любил причинять боль другим.

Когда Малфой протолкался через толпу, он на мгновение застыл, широко распахнув серые глаза. Он, казалось, был так же ошеломлен, как и Малькольм Бэддок.

– Ты! – тупо воскликнул он. Затем, мгновенно взяв себя в руки (к вящей зависти Гарри), он холодно спросил: – Что тебе нужно?

Спокойствие, только спокойствие...

– Я хочу поговорить с тобой, – произнес Гарри и густо покраснел.

Малфой с небрежным изяществом прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди. Он наблюдал за ним этими странными глазами, поблескивающими, серебристыми и абсолютно непроницаемыми

Гарри заметил, что Малфой одет в белый свитер и джинсы. Он был одним из немногих слизеринцев в магловской одежде.

– Я здесь, – ответил Малфой. – Говори.

Гарри оглянулся на толпу недобро поглядывающих на него слизеринцев, которые стояли в дверном проеме, как зубы в пасти акулы.

– Можно поговорить наедине? – с отчаянием спросил он.

Малфой, похоже, слегка обалдел, но быстро пришел в себя и отмахнулся от гула возмущенных голосов за своей спиной.

– Пожалуй, да, – медленно произнес он и шагнул за порог. Гарри попятился на несколько шагов назад.

Каменная стена скользнула на место, закрыв собой застывшие лица слизеринцев. Эта перемена обрадовала Гарри.

Затем он снова поднял глаза на Малфоя, который теперь как ни в чем не бывало прислонился к стене, и вернулся к прежнему занятию – игре на собственных нервах.

Он начал понимать, почему выставить себя дураком перед лицом Малфоя было так стыдно. Малфой отличался невероятным для своего возраста самообладанием, и казалось, что это автоматически дает ему преимущество перед тобой.

– Значит, э-э… – сказал Гарри. – Может, мы, э-э, найдем какой-нибудь пустой класс, или еще что, и там поговорим?

Он определенно не хотел торчать в коридоре, где кто угодно мог их заметить и распустить по всей школе черт знает какие слухи.

Малфой поднял светлую бровь.

– Спасибо, я и так слишком много времени провожу в классах. Мы можем пройтись вокруг озера.

– Малфой, там собачий холод, а мы оба без плащей!

– Ну и? – вопросил Малфой. – Ты сказал, что хочешь поговорить. Я хочу прогуляться вокруг озера. Можно там и поговорить – если ты, конечно, не передумал.

В этот момент Гарри вспомнил, что до сих пор ненавидит Малфоя.

– О'кей, – процедил он сквозь зубы.

Малфой улыбнулся одной из своих тонких победных ухмылок. Гарри почувствовал, как закипает кровь внутри.

– Великолепно, – сказал Малфой. – Пошли.

* * *

Пронизывающие порывы ветра свистели над унылой равниной и серой водной гладью. Казалось, ветер подчинил себе и выгладил все вокруг, пока глаза не замечали крошечные непокорные волны на поверхности озера. Острый как лезвие, он устремлялся вниз с небес, сплошь затянутых облаками, и только разрозненные серо-стальные пятна разбавляли белую пустоту.

Гарри отчаянно мерз, а ветер, казалось, решил позаимствовать его волосы и полы мантии в качестве игрушек.

Малфой неторопливо шел чуть впереди, засунув руки в карманы, как будто прогуливаясь под теплым летним солнцем. Его светлые волосы только чуть колыхались от ветра, поднимались и опускались, как под невидимыми пальцами, отдувая тени со лба.

Гарри решал сверхсложную задачу – что же сказать.

В сущности, его план на этом и заканчивался, и теперь он оказался лицом к лицу с высокомерным слизеринцем, ожидавшим от него слов, которые он толком и не продумал.

Некоторое время они прогуливались в молчании; казалось, Малфоя вполне устраивает и молчание, и погода. Все признаки неуверенности, если они и были, исчезли без следа.

В конце концов он обернулся. Здесь, снаружи, его глаза казались темнее, того же оттенка, что и неспокойная, утонувшая в тенях поверхность озера за его спиной

Его неторопливый, нарочито тягучий выговор был таким же, как всегда.

– Тебе что, Поттер, не с кем было одухотворенно помолчать? Потому что у меня назначено свидание с чашкой горячего какао и учебником, а здесь, честно говоря, становится скучно.

– У-учебником? – запнулся Гарри. Сама мысль о том, что Малфой мог снизойти до чего-то настолько банального, как уроки, казалась дикой.

– Ну да, Поттер. Это ведь школа, знаешь ли. Мне казалось, что за столько лет даже до тебя должно было дойти. Учитывая то, что посещение занятий обязательно.

– Малфой, заткнись, – отрезал Гарри. – Я тут пытаюсь высказаться.

– Так высказывайся.

Малфой остановился и взглянул на Гарри – почти с веселым выражением лица, но в его взгляде читался прямой вызов.

– Э, – сказал Гарри. – А. Хм. Значит…

– Как я понимаю, просвет в сознании у тебя не сегодня?

– Малфой! – взорвался Гарри. – Ты можешь помолчать и хоть на секунду изобразить из себя мало-мальски порядочного человека? Мне правда есть что сказать, а пока ты влезаешь со своими гадостями, у меня ничего не получается.

Малфой пожал плечами.

– Конечно.

– Ты будешь молчать? – подозрительно спросил Гарри.

– У меня нет времени, чтобы целый день выслушивать твое беспомощное блеяние. Обещаю хорошо себя вести, – заявил Малфой. – Клянусь честью слизеринца.

Гарри отчаянно сомневался в том, что эта клятва имеет хоть какой-то вес, но…

– Тогда ладно. Я… э… ну, ты помнишь это… ну, озеро, вчера?

Он замолчал и стал ждать ответа. Малфой молча наблюдал за ним, и только когда Гарри заметил усмешку на его губах, он понял, в чем дело.

– Да ради бога, когда я тебя спрашиваю, ты можешь говорить!

– Правда? – невинно спросил Малфой. – Извини. Я не хотел тебя прерывать. Конечно, помню, кретин.

– Э… А тебе, ну, не было интересно, в чем тут дело?

– Вообще-то нет. Я списал этот инцидент на мою неодолимую сексуальную привлекательность и забыл о нем. Жизнь слишком коротка.

В голове у Гарри зародился новый план. Убить Малфоя, спрятать труп в озере и потом проверить на деле, так ли ему его будет не хватать.

– Малфой, хватит нести чушь! – рявкнул он. – Я думал об этом.

– И к какому выводу ты пришел, Чудо-мальчик? Ни минуты не сомневаюсь, что к гениальному.

Даун, говорили глаза Малфоя

Гарри прищурился и взглянул на озеро. Если бы он не прекратил смотреть на Малфоя, ход его мыслей был бы безнадежно расстроен резкими приступами желания избить поганца до полусмерти.

– Да рожай, Поттер.

Гарри сделал глубокий вдох и пустился в объяснения.

– Ну… Дамблдор сказал, что это не случайность, так что я не знал, что и думать, но я знал, что должен выяснить сам, и вот я сидел думал всю ночь и в голову мне пришло только одно и вот что конкретно. Ты ведь знаешь, что мы типа соперники?

– Нет, – ответил Малфой. Гарри повернулся и неверяще уставился на него. – Мы враги, Поттер, – снисходительно пояснил он. – Ты ненавидишь меня, я ненавижу тебя. Каждый из нас будет рад и счастлив увидеть другого на сковородке. Это не детское соперничество в квидиш, веселое и понарошку. Это ожесточенная, испепеляющая ненависть.

О… Многообещающее начало.

Гарри по-прежнему пристально рассматривал Малфоя. Тот поднял руку к волосам, поймал выбившуюся прядь и, машинально накручивая ее на палец, с задумчивым видом ждал продолжения.

– Да все равно, – торопливо забормотал Гарри. – Просто… ну… я думал об этом, и нашел только одну причину. И вот теперь я даже не знаю, как выразиться, но… м-м, то есть, я пришел к выводу, что твое мнение для меня каким-то боком важно, и я понимаю, что это чушь собачья, но ничего другого мне в голову не идет, ну я и решил проверить, правда это или нет. И если честно, я ума не приложу, почему так, потому что я всегда думал, только не обижайся, что ты один из самых отвратительных типов на свете, но если ты не такой, то это может как-то объяснить, и я просто хотел проверить и выяснить, почему так… м-м… Э.

Гарри был глубоко благодарен судьбе за то, что здесь ему пришлось остановиться и перевести дух.

Малфой склонил голову набок, как будто не зная, лишиться ли дара речи от изумления или сказать какую-нибудь гадость.

– Поттер, мямля ты нечленораздельная, ты что, предлагаешь мне свою дружбу?

Гарри резко, со свистом выдохнул.

– Да.

– О. Хмм.

Малфой снова впал в задумчивость. Это выражение лица Малфоя было незнакомо Гарри. Привычную презрительную ухмылку сменил рассеянный, обращенный в никуда взгляд, на который было почти приятно смотреть.

Он смотрел на него довольно долго.

В конце концов Малфой произнес:

– А что я с этого буду иметь?

Этот прямой и абсолютно слизеринский вопрос привел Гарри в полное смятение.

– Че… чего?

– Ну, если я твой друг, ты мне скажешь гриффиндорский пароль, чтобы я мог пробраться внутрь и засунуть Уизли в кровать дохлого зверька?

– Нет!

– О'кей, ты мне расскажешь все маленькие грязные тайны Уизли и Грейнджер, чтобы я мог их как следует приукрасить и рассказать всей школе?

Гарри разрывался на части между нервным смехом и ужасом.

– Нет!

– Смогу я заманить тебя в ловушку и доставить Темному Лорду?

– Н… – Гарри осекся и с некоторой тревогой взглянул на Малфоя. В конце концов, это уже серьезный вопрос. – А ты хотел бы?

Малфой поджал губы, отчего его скулы заострились, как лезвия ножей.

– Нет, конечно. Хотя было бы весело.

Гарри покачал головой от ошеломления.

Ну ладно, так и быть, еще и от веселья. Ну кто еще, кроме Малфоя, мог вести себя настолько по-хамски – и притом настолько бесстыдно, что трудно было его не простить?

– Хорошо, – сказал наконец Малфой.

Гарри моргнул.

– Ты… ты согласен?

– В общем да, примерно это я и имел в виду.

Гарри не смог сдержать изумление.

– Почему?

– Эээ… – Малфой запрокинул голову и смотрел в небо. Силуэт его горла вдруг показался Гарри каким-то беззащитным. – Не уверен. Назовем это патологическим любопытством.

Странное дело, Гарри растерялся. Он добился, чего хотел, а теперь… И о чем теперь говорить с Малфоем? Затеять беседу о многочисленных пороках Снейпа? Назвать его Драко? Сама идея казалась абсурдной.

Около минуты прошло в молчании, пока Гарри не рискнул бросить еще один взгляд на Малфоя.

Тот смотрел на Гарри – и теперь уже не казалось, что ветра для него не существует. С каким-то потерянным видом он глядел на Гарри из-под серебряной челки.

– Чем ты занимаешься со своими друзьями? – беспомощно спросил Гарри.

– Говорю им, что делать, потом они уходят и оставляют меня в покое.

– О. – Такая идея не привела Гарри в восторг.

– Ты будешь делать то, что я тебе скажу? – обрадованно спросил Малфой.

– Нет!

– О, – сердито проворчал Малфой. – Ну ладно… а ты чем занимаешься со своими друзьями?

– Э-э, мы много говорим о том, какая ты сволочь.

– Это можно. Сочту комплиментом.

Гарри молчал. Какая-то часть его мозга громко требовала сказать Малфою, что все это не лучшая идея, и со всех ног рвануть прочь.

Остальная его часть… колебалась.

Малфой чуть сморщился от ветра.

– Во время этой затянувшейся неловкой паузы… – заметил он непривычно тихим голосом, – не могли бы мы пойти внутрь? Я чудовищно замерз.

Гарри снова не смог удержаться от смеха.

– Заткнись, Поттер.

– Что я тебе говорил, Малфой?

– А я тебе говорил, чтобы ты заткнулся!

Малфой повернулся и быстро пошел обратно, напрочь забыв об изяществе и неторопливости.

– Я всего лишь хотел взглянуть на этот мрачный пейзаж для творческой магии, – пробурчал он.

– Для?.. – Гарри смутно припомнил список и разговоры о домашних заданиях в гостиной. – А, это предмет. Кстати, он как, полная мура или нет?

Малфой остановился, как вкопанный.

– Ты шутишь? Это самый лучший предмет на свете!

– А. Я просто выбрал то же самое, что и Рон, – признался Гарри. – Я же в них не разбирался.

– Господи боже мой… Вот чем это кончается, когда маглорожденных с размаху зашвыривают в школы колдовства. – Гарри приготовился дать решительную отповедь этому расистскому замечанию, но Малфой, ничего не замечая, продолжал громко говорить через плечо, перекрикивая ветер: – Творческая магия – это… ну… Это трансценденция таланта.

Гарри непонимающе смотрел на него.

Малфой раздраженно вздохнул.

– Понимаешь, некоторые колдуны и ведьмы могут создавать совершенно невероятные книги, или пьесы, или картины… они преобразуют магию и талант, превращая их в предмет, и даже маглов он завораживает… И тогда даже маглы говорят, что это просто волшебство.

Гарри никогда раньше не видел, чтобы Малфой увлекся. Тем не менее он заметил, что экстравагантные жесты, которыми Малфой обычно сопровождал свои мерзкие выходки, странно подходят к этому восторженному описанию. Глаза Малфоя сияли, и таким открытым Гарри не видел его еще никогда.

Гарри готов был поспорить, что вся общая гостиная Слизерина была сыта по горло рассказами Малфоя об этом предмете – очевидно, его любимом.

И все равно, неохотно признал Гарри, он был почти очарован. Малфой вел себя как мальчишка.

Даже в более раннем возрасте Малфой никогда не вел себя как мальчишка.

Кроме ставшей его второй натурой роли Сопливого Паразита.

– Когда маглы слушают магически сотворенный концерт или рассматривают магически сотворенную картину, они потом удивляются, куда делось время. Потому что магия впитывает время, она ненадолго переносит их в другое измерение, а потом они возвращаются в свое собственное и не знают, что произошло, но знают, что они пережили… нечто, – увлеченно продолжал Малфой, – и… Поттер, можно поторопиться? Уже темнеет, а я насквозь продрог.