Дом 232 по Риверсайд-драйв 8 страница
– Я в деле, – вызвался Джейс. Кайла мысль не вдохновила. – Хочешь выйти и погулять, пока ребята в сером вновь не явятся?
– Облегчу им задачу: приду туда, где меня все ждут.
– То есть… – произнес Кайл.
Саймон указал на приклеенный к холодильнику флайер: «„Тысячелетние катышки“. 16 ОКТЯБРЯ, БРУКЛИН, БАР „АЛЬТО“, 21:00».
– То есть на концерт. Чем плохо?
Головная боль разыгралась в полную силу. Саймон заставил себя не думать о ней, об усталости и о том, как он выдержит концерт. Надо раздобыть крови. Обязательно.
У Джейса загорелись глаза.
– Знаешь, вампир, хорошая идея.
– Хочешь, чтобы тебя атаковали прямо на сцене? – спросил Кайл.
– Шоу получится офигенское, – сказал Саймон с уверенностью и отвагой, которых на самом деле не испытывал. За жизнь он не боялся, просто не знал, сможет ли вновь вынести то, как защищает его Печать.
Джейс покачал головой:
– На публике покушение не состоится. Убийцы будут ждать окончания выступления. Тут-то мы их и подкараулим.
Теперь головой покачал Кайл:
– Кто знает?..
Состоялось еще несколько раундов спора – Саймон и Джейс против Кайла. Саймон ощущал легкую вину: знай Кайл о Печати, его было бы легче убедить. А так он сдался не сразу, пришлось уламывать оборотня.
– Я соглашаюсь, – встал он, стряхивая с себя крошки, – только потому, что вам на мое мнение плевать. Согласен я, не согласен, вы все равно осуществите замысел. – Он посмотрел на Саймона. – Никогда бы не подумал, что труднее всего защищать тебя от тебя же.
– Мог бы у меня спросить, – сказал Джейс. Кайл тем временем пошел одеваться, объяснил: дескать, пора на работу. Волчий страж и правда работал велокурьером. Хоть должность у него и крутяцкая, денег от этого не прибавляется. Когда же дверь за ним захлопнулась, Джейс обратился к Саймону: – Концерт в девять вечера? Чем займемся днем?
– Займемся? – Саймон ошалело посмотрел на Джейса. – Ты домой идешь, нет?
– Мое общество тебе наскучило?
– Позволь я спрошу кое-что: ты без меня жить не можешь?
– А? Чего? – спросил Джейс. – Прости, я, кажется, задремал. Давай пой дальше, соловей.
– Прекрати. Хоть на секунду забудь о сарказме. Ты не ешь, не спишь… и, кстати, не ты один. Клэри тоже! Не знаю, что между вами творится, она молчит, не колется. Но и так видно, между вами какая-то борьба. Если собираешься бросить Клэри…
– Бросить Клэри? – Джейс уставился на Саймона как на умалишенного. – Соображаешь, что говоришь?!
– Будешь и дальше избегать ее – она порвет с тобой.
Джейс поднялся с дивана, напряженный, словно кот на охоте, – непринужденности как не бывало. Подойдя к окну, он – не зная, куда деть руки, – одернул занавеску. Внутрь, обесцвечивая глаза Джейса, брызнул дневной свет.
– На то есть причины.
– Вот и славно! Клэри о них знает?
Джейс не ответил.
– Она всю себя отдает любви к тебе и доверию, – напомнил Саймон. – Ты обязан…
– Честность – это еще не все! По-твоему, мне нравится причинять ей боль? Злить ее? Восстанавливать против себя? Зачем я здесь, как ты думаешь? – Джейс посмотрел на Саймона с гневом во взгляде. – Мне нельзя быть с ней, а если так, то и неважно, где я. К тебе, например, я отправился, чтобы порадовать Клэри. Пусть знает: ты под защитой.
– Хочешь осчастливить Клэри? Ты, причина ее страданий номер один? – враждебно поинтересовался Саймон. – Сам себе противоречишь.
– Любовь – сплошное противоречие, – сказал Джейс и отвернулся к окну.
Ходящие во тьме
Едва распахнулись двери больницы «Бет-Израиль», как Клэри вспомнила: до чего же она терпеть не может запах больниц. Стерильность, металл, старый кофе и хлорка, которая не в силах заглушить вонь болезни и отчаяния. Воспоминания о том, как мать лежала тут, опутанная трубками и проводами, ударили как пощечина. Клэри резко вздохнула, стараясь не прислушиваться к запахам.
– Тебе плохо? – Стянув с головы капюшон, Джослин встревоженно посмотрела на дочь.
Мотнув головой, Клэри чуть ссутулилась и огляделась: облицованный холодным мрамором, металлом и пластиком вестибюль; в регистратуре суетятся медсестры; таблички показывают, как пройти в отделение интенсивной терапии, радиологии, онкологии, педиатрии и прочее и прочее. Кафетерий Клэри нашла бы и во сне – в свое время перетаскала оттуда столько чашек тепловатого кофе для Люка, что хватило бы наполнить пруд в Центральном парке.
– Простите, – извинилась медсестра, везущая старичка в инвалидном кресле.
Колеса чуть не отдавили Клэри пальцы на ногах. Она посмотрела вслед медсестре и заметила… мерцание.
– Клэри, прекрати пялиться, – очень тихо предупредила Джослин.
Она взяла Клэри за плечи и развернула лицом в сторону кабинета сдачи крови. В дымчатом стекле приемной Клэри увидела отражения – свое и матери, и хотя Клэри по-прежнему оставалась на голову ниже Джослин, она очень на нее походила. Раньше Клэри лишь пожимала плечами, если кому-то случалось сказать, что, мол, Джослин красива, а дочь – нет. Однако разрез глаз и форма губ у них совершенно одинаковы, как и рыжие волосы, и зеленые глаза, и тонкие руки. Как вышло, что Клэри так мало досталось отцовских черт, тогда как Джонатан унаследовал их все: и светлые волосы, и пронзительные темные глаза? Впрочем, если присмотреться, то Клэри достался практически тот же волевой подбородок…
– Джослин, – произнесли за спиной.
Обе – дочь и мать – обернулись. Перед ними стояла давешняя медсестра. Стройная, молоденькая, смуглая, глаза темные… Пробившись сквозь маскирующие чары, Клэри увидела ту же девушку, только кожа у нее приобрела темно-синий оттенок, а собранные в узел на затылке волосы – белоснежный. Синева кожи поразительно контрастировала с розовой униформой.
– Клэри, – сказала Джослин, – это Катарина Лосс. Она заботилась обо мне, пока я тут лежала. Еще она друг Магнуса.
– Вы маг. – Клэри сама не заметила, как слова сорвались с губ.
– Тс-сс! – в ужасе шикнула на нее магичка. Она негодующе посмотрела на Джослин. – Насчет вашей дочери мы не договаривались. Она еще ребенок.
– Кларисса умеет себя вести. – Джослин бросила на дочь строгий взгляд. – Умеешь ведь?
Клэри кивнула. Она уже насмотрелась на магов во время битвы за Идрис. У всех имелись какие-то аномалии во внешности: кошачьи глаза, как у Магнуса, крылья, перепончатые ступни или когти на руках. Но синяя кожа… Такое не спрячешь за контактными линзами или под безразмерной одеждой. Катарине Лосс ежедневно приходится наносить на себя маскирующие чары, чтобы просто выйти из дому. При ее-то работе в больнице примитивных.
Ткнув пальцем в сторону лифтов, магичка пригласила:
– Следуйте за мной. Уладим дело по-быстрому.
Клэри и Джослин поспешили за ней к лифтам.
Вошли в тот, что прибыл первым, и, едва двери с тихим шипением затворились, Катарина нажала кнопку, помеченную единственной буквой «М». Рядом на панели оттиснутое предупреждение гласило: на этаж, отмеченный как «М», попасть можно исключительно при наличии специального ключа. Катарине ключ не понадобился: с кончика ее пальца сорвалась синяя искорка, и кнопка «М» загорелась. Лифт поехал вниз.
Катарина покачала головой:
– Если бы не дружба с Магнусом, Джослин Фэйрчалд…
– Фрэй, – поправила ее Джослин. – Зови меня Джослин Фрэй.
– Оставили нефилимское имя? – Катарина изогнула в усмешке резко контрастирующие с синей кожей красные губы. – Как насчет тебя, девочка? Хочешь быть Сумеречным охотником, как твой отец?
Стараясь не показывать раздражения, Клэри ответила:
– Нет. Я собираюсь стать Охотницей, только не как отец. Кстати, меня зовут Кларисса, но вы обращайтесь ко мне Клэри.
Лифт остановился. Магичка некоторое время смотрела на нее, потом ответила:
– О, как тебя зовут, мне известно. Кларисса Моргенштерн. Девочка, остановившая большую войну.
– Примерно так. – Клэри вышла сразу после Катарины. – А вы были на той войне? Что-то я вас не видела.
– Была, – ответила за магичку Джослин, чуть сбившая дыхание от быстрой ходьбы. Они шагали по длинному и почти совершенно пустому коридору: ни окон, ни дверей, стены окрашены в бледно-зеленый цвет. – Катарина помогла Магнусу приготовить для меня зелье. Затем, когда Магнус возвратился в Идрис, она осталась сторожить Белую книгу.
– Сторожить книгу?!
– Белая книга очень важна, – сказала Катарина, шлепая по полу резиновыми подошвами туфель.
– А я-то думала, война важнее, – чуть слышно пробурчала Клэри.
Наконец они подошли к двери со вставкой из матового стекла и надписью большими черными буквами: «МОРГ». Взявшись за ручку, Катарина чуть насмешливо взглянула на Клэри:
– Я очень рано обнаружила у себя способности к целительству. Вкалываю здесь, в человеческой больнице, за гроши. Лечу примитивных, которые с воплями бросаются наутек, едва завидев меня в истинном обличье. Я могла бы сколотить состояние, продавая способности Охотникам и тупым примитивным, считающим, будто они знают о магии. Но… работаю здесь, потому и не нажила популярности, маленькая рыжая девочка. Известность не ставит тебя выше других, ты ничем не лучше меня.
Клэри залилась краской. Она прежде и не считала себя популярной.
– Да, вы правы, извините.
Магичка перевела взгляд голубых глаз на бледную и напряженную Джослин:
– Готовы?
Джослин кивнула и посмотрела на дочь – та тоже кивнула. Толкнув дверь, Катарина провела их в морг.
Клэри моментально ощутила жуткий холод и застегнулась. Из-под сильного запаха моющих средств пробивался сладковатый аромат гниения. С потолка лился желтоватый свет люминесцентных ламп, в центре стояло два больших секционных стола, тут же имелись мойка и весы для органов. Вдоль одной из стен шли ряды похожих на депозитные сейфы ящиков, только размером побольше. Подойдя к одному из них, Катарина потянула за ручку. Из пенала на полозьях выехала полка с трупом младенца.
В горле у Джослин что-то коротко булькнуло, и секундой позже мать встала сбоку от Катарины. Клэри не торопилась подходить к холодильнику. Она, конечно, видела мертвых и прежде, видела мертвым Макса Лайтвуда, погибшего в возрасте девяти лет. Однако совсем другое дело – труп младенца…
Прикрыв рот ладонью, Джослин взирала на дитя потемневшим взглядом широко раскрытых глаз. Клэри ребенок – мальчик – показался нормальным: по десять пальцев на руках и ногах, – однако, присмотревшись внимательней, как следовало бы смотреть сквозь маскирующие чары, Клэри заметила изогнутые, острые когти, серую кожу и глядящие в пустоту совершенно черные глаза. Черными были не только радужки и зрачки – глазные яблоки целиком.
Джослин прошептала:
– Такие были глаза у Джонатана при рождении. Как два тоннеля. Потом они изменились, стали человеческими, но я помню…
Вздрогнув, она опрометью выбежала из морга.
Катарина оставалась бесстрастной.
– Доктора ничего не заметили? – спросила Клэри. – Глаз, когтей?..
Катарина покачала головой:
– Люди не видят того, чего видеть не хотят… – Она пожала плечами. – На ребенка наложено редкое заклятие. Попахивает магией демонов. – Катарина извлекла из кармана кусочек ткани в полиэтиленовом пакетике на «молнии». – Клочок ткани, в которую был завернут ребенок, когда его нашли. Тоже пахнет демонической магией. Отдай матери, пусть отнесет образчик Братьям молчания. Может, они найдут источник заклятия.
Едва Клэри задубевшими пальцами коснулась пакетика, как перед мысленным взором вспыхнула руна: переплетение линий и завитков – призрак магического символа. Он погас, стоило спрятать пакетик в карман.
Нет, Братья молчания увидят ткань лишь после того, как Клэри испытает на нем новую руну.
– Поговоришь с Магнусом? – спросила Катарина. – Расскажешь, что я устроила экскурсию в морг по запросу твоей мамы?
Клэри кивнула, как неживая, как кукла. Ей вдруг захотелось поскорее убраться из залитой желтым светом комнаты, подальше от запаха смерти и хладного тела младенца. Вспомнилось, как мать плакала над коробкой с игрушками Джонатана, над локоном его волос. Плакала по сыну, которого отняли, подменив тварью вроде этой, на холодильной полке морга. Не чудовище надеялась увидеть Джослин. Она до последнего надеялась, что появление подобных существ невозможно.
– Конечно, – только и пробормотала Клэри. – Передам.
* * *
Бар «Альто», типичная хипстерская забегаловка, располагался под мостом электрички «Бруклин – Куинс» в Гринпойнте. Правда, по субботам двери открывались для посетителей всех возрастов; хозяин – друг Эрика – разрешал группе проводить концерты почти каждую неделю, пусть даже ребята периодически меняли название и никак не могли собрать приличной толпы.
Кайл с ребятами уже вышли на сцену: готовили аппаратуру, проверяли ее последний раз перед концертом. Группа собиралась выступить со знакомым репертуаром в исполнении Кайла – новичок быстро выучил тексты, так что коллектив не волновался. До начала шоу Саймон согласился посидеть за кулисами, чем слегка порадовал стража.
Вампир выглянул из-за пыльного бархатного занавеса, пытаясь увидеть в зале хоть кого-нибудь подозрительного.
Некогда стильно оформленный (стены и потолок из прессованного металла, матовое стекло в духе ар-деко позади барной стойки), «Альто», как аналог подпольного заведения 30-х, давно сдал. На стенах постоянно темнели пятна от табачного дыма, опилки на полу склеились в катышки от пролитого пива, да и чего похуже.
Зато столики почти все были заняты. За одним из них Саймон заметил Изабель в серебристом, похожем на кольчугу, платье и убийственных ботинках. Волосы дочь Лайтвудов собрала в высокий спутанный узел, закрепив его серебряными заколками. (Каждая из них остра как бритва, запросто режет металл и кость.) Помаду Изабель выбрала ярко-красную, цвета свежей крови.
«Соберись», – велел себе Саймон. Нельзя думать о крови.
Блайт и Кейт – подружки Керка и Мэтта, соответственно, – сели рядом, заказав на двоих тарелку убогого вида начос. Подруги Эрика сидели чуть ли не по всему залу, как и его школьные приятели, – спасибо, заполнили пустоту. В уголке совершенно одна пристроилась Морин, единственная фанатка Саймона, миниатюрная блондинка, похожая на бродяжку. С виду ей было двенадцать, но Морин всем говорила, будто ей шестнадцать. Скорее всего, подозревал Саймон, ей примерно четырнадцать. Увидев, как он высунул голову из-за занавеса, Морин растянула рот в улыбке от уха до уха и принялась отчаянно махать рукой.
Саймон, черепашкой пряча голову, нырнул обратно.
– Эй, – позвал сидевший на перевернутой колонке Джейс. Охотник смотрел на экран сотового. – Заценишь новую фотку Алека и Магнуса? Из Берлина.
– Неохота.
– Магнус надел ледерхозен.
– Все равно неохота.
Спрятав телефон в карман, Саймон вопросительно посмотрел на Саймона:
– Что с тобой?
– Ничего, – соврал вампир, чувствуя головокружение, тошноту и стресс. Стараясь забыть о голоде, симптомы он списал на волнение от предстоящей ловли убийц. Ничего, с едой он разберется, и очень скоро. Жаль Клэри не придет: у нее кое-какие дела по поводу свадьбы. Саймон передал ее слова Джейсу, и тот, бедняжечка, пережил одновременно облегчение и разочарование. Смотреть на него в тот момент было занятно.
– Парни, парни! – Кайл нырнул за кулисы. – Вот-вот начинаем. – Он пристально посмотрел на Саймона: – Уверен, что справишься?
Саймон перевел взгляд с Кайла на Джейса:
– Вы двое просто созданы друг для друга.
Парни посмотрели на себя, потом друг на друга: оба в джинсах и черных футболках с длинными рукавами. Джейс, подергав себя за полу футболки, самоуверенно ответил:
– Эту я у Кайла занял. Моя уже попахивала.
– Ого, да вы теперь одеждой меняетесь. Ну точно лучшие друзья.
– Чувствуешь себя третьим лишним? – спросил Кайл. – Футболку одолжить?
Саймон не стал утверждать очевидного: что подходит Кайлу и Джейсу, на нем, дистрофике, висеть будет мешком.
– Только, чур, штанами не меняемся.
– Простите, что отрываю от занимательного разговора, – просунул к ним голову Эрик. – Идемте. Пора начинать.
Кайл с Саймоном отправились на сцену, и Джейс поднялся на ноги. Под полой футболки у него блеснул кинжал.
– Порвите зал, ребята, – со зловещей ухмылкой напутствовал Охотник. – Потом выйду я и порву еще кого-нибудь.
* * *
Рафаэля вызвали к закату, однако вампир заставил ждать себя почти три часа и только потом навел проекцию в библиотеку Института.
«Вампирская политика», – сухо отметил про себя Люк. Глава нью-йоркского клана вампиров, если нефилимы призовут, явится. Но к сроку ему прийти не позволит гордыня. Время Люк провел за чтением книг из библиотеки. Мариза, не настроенная на беседы, стояла у окна, потягивая из хрустального бокала красное вино и глядя на Йорк-авеню.
Она обернулась, когда в воздухе начала проявляться проекция – словно зарисовка мелом на полотне тьмы.
Сперва белые руки и лицо, затем черные одежда и волосы. И вот он стоял посреди комнаты, иллюзия живого присутствия. Глядя, как Мариза торопится ему навстречу, Рафаэль произнес:
– Вызывала, Охотница? – Переведя взгляд на Люка, он заметил: – И человек-волк здесь. Меня призвали на Совет?
– Не совсем. – Мариза отставила бокал на стол. – Ты в курсе недавних смертей, Рафаэль? Знаешь, что нашли тела мертвых нефилимов?
Рафаэль высоко поднял выразительные брови:
– Знаю. Правда, не подумал занимать этими новостями голову. Мой клан не при делах.
– Одно тело нашли на территории магов, второе – у волков, третье – у фей, – перечислил Люк. – Подозреваю, что вы на очереди. Некто пытается посеять раздор среди кланов нежити. Я по доброй воле хочу предупредить, Рафаэль, и показать, что не верю в твою причастность к убийствам.
– Какое облегчение, – произнес Рафаэль, однако взгляд его оставался напряженным и темным. – Откуда вообще подозрения на мой счет?
– Один из покойных указал на виновного, – осторожно произнесла Мариза. – Перед смертью он открыл, что за его гибель отвечает Камилла.
– Камилла? – Рафаэль неудачно попытался скрыть потрясение. – Невозможно.
– Почему же? – спросил Люк. – Камилла – руководитель твоего клана. Она древняя и сильная вампиресса с очень дурной репутацией, к тому же она пропала. В Идрис на войну не пришла, с новым порядком не согласилась. Охотники почти год о ней не слышали… до недавнего времени.
Рафаэль промолчал.
– Если Камилла что-то замыслила, – предупредила Мариза, – то надо сообщить Конклаву. И лучше тебе вовремя все рассказать. Соверши акт доброй воли.
– Акт, – повторил вампир. – Как в театре…
– Рафаэль, – недружелюбно одернул его Люк. – Ты не обязан защищать Камиллу. Если она тебе дорога…
– Дорога? – Проекция Рафаэля сплюнула. Условного проявления эмоций хватило. – Я ненавижу ее. Просыпаясь по вечерам, желаю ей сдохнуть.
– Вот как, – деликатно отметила Мариза. – Тогда…
– Камилла руководила нами очень долго. Она была во главе клана, когда я стал вампиром. Пятьдесят лет назад. В Нью-Йорк она приехала из Лондона. Не прошло и нескольких месяцев, как она подняла руку на предыдущего главу. В прошлом году Камилла сделала меня своей правой рукой, а несколько месяцев назад я выяснил, что она убивает людей, пьет их кровь просто ради забавы. Нарушает Закон. Порой вампиры становятся преступниками, и ничто им уже не поможет. Однако убийца – вожак клана?! Ему полагается быть умнее и лучше подданных. – Рафаэль умолк, погрузившись в воспоминания. – Мы не волки, не дикари, не убиваем одного вожака, чтобы поставить на его место другого. Для вампира поднять руку на собрата, пусть он и преступник, худшее из преступлений. У Камиллы много сторонников, много приспешников, я побоялся биться с ней. И тогда я предупредил ее: пусть убирается прочь с Манхэттена… или обо всем узнает Конклав. Само собой, к Конклаву идти не хотелось: нефилимы обрушили бы свой гнев на весь клан. Утратив доверие, мы пошли бы под суд и опозорились перед собратьями.
Мариза нетерпеливо фыркнула:
– Есть вещи поважнее.
– Для вампира честь – вопрос жизни и смерти. – Голос Рафаэля чуть дрогнул. – Я поставил на то, что Камилла купится на угрозы. И она купилась, уехала. Оставалась загвоздка: Камилла не отреклась от власти, я не мог занять ее пост законно. Не мог сказать клану, почему уехал вождь, не объяснив истинной причины ухода. Пришлось соврать, будто Камилла отправилась странствовать по миру. Среди нашего брата страсть к путешествиям не редкость. Когда ты бессмертен, оставаться долгие годы на месте невыносимо, ты будто в унылой тюрьме.
– Сколько ты надеялся держать клан в неведении? – поинтересовался Люк.
– Сколько получится. Похоже, тайне пришел конец. – Отвернувшись, Рафаэль посмотрел в окно, на сверкающие в ночи огни.
Люк оперся спиной о книжную полку. Забавно, что книги на ней рассказывали почти только об оборотнях: ликантропах, нагах[21], кицунэ[22] и селках.[23]
– Ты удивишься, но то же самое она рассказала о тебе, – произнес Люк, не упоминая, правда, кому именно Камилла рассказывала о предательстве Рафаэля.
– Ее нет в городе.
– Похоже, вернулась, – сказала Мариза. – И крови людей Камилле становится мало.
– Ну что сказать? Я защищал свой клан, и, если Закон покарает меня, я смирюсь.
– Мы тебя карать не собираемся, Рафаэль, – успокоил его Люк. – Если только не откажешь в сотрудничестве.
Рафаэль посмотрел на него и Маризу. В глазах его пылал огонь.
– Ради чего?
– Мы хотим задержать Камиллу, – сказала Мариза. – И допросить: зачем она убила Охотников? Почему именно тех, конкретных Охотников?
– У вас, должно быть, умный план? – В голосе Рафаэля прозвучали одновременно любопытство и презрение. – Вампиры хитры, но Камилла – коварна.
– План есть, – признался Люк. – И в нем участвует светолюб, Саймон Льюис.
Рафаэль скорчил гримасу:
– Не люблю его. Если он и правда участвует в деле, я предпочел бы остаться в стороне.
– Ну, и кому от этого хуже? – намекнул Люк.
* * *
Вот же дура, зонтик не взяла!
Клэри злилась на саму себя. Моросящий дождь, о котором мать предупреждала еще утром, перешел в полноценный ливень. Протолкавшись через толпу курящих у входа в «Альто», Клэри с облегчением вошла в теплый бар.
«Тысячелетние катышки» вовсю отжигали на сцене: парни рубились на инструментах, и Кайл очень сексуально пел гроулингом. На мгновение Клэри преисполнилась гордости, ведь это благодаря ей в группу приняли нового фронтмена. И он не подвел.
Клэри осмотрелась в поисках Майи или Изабель – Саймон ни за что не пригласил бы их на один концерт вместе. Заметив стройную брюнетку, поспешила в ее направлении… и замерла на полпути. Не Изабель. Совершенно незнакомая женщина: подведенные черным карандашом глаза, строгий костюм с широкими плечами; незнакомка читала газету, не слушая музыкантов.
– Клэри! Сюда! – Обернувшись, она заметила Изабель. Та сидела за столиком поближе к сцене, в платье, сверкающем как серебристый маяк. Подойдя, Клэри устроилась рядом. – Под дождь попала?
Откинув со лба мокрые волосы, Клэри печально улыбнулась:
– С матерью-природой лучше не спорить.
Изабель выгнула темные брови:
– Ты вроде не собиралась приходить? Саймон сказал, у тебя дела по поводу свадьбы и тэ-дэ и тэ-пэ.
Саму Изабель подобные атрибуты романтических отношений нисколько не впечатляли.
– Маме нездоровится. Встречу перенесли.
Отчасти правда: вернувшись из больницы, Джослин заперлась у себя и заплакала. Дочь она впускать не захотела. Когда приехал Люк, Клэри с облегчением оставила мать на его попечение, а сама отправилась шататься по городу. Когда время пришло, поехала в «Альто» на концерт Саймона. Надеялась поговорить с другом, излить душу.
– А-а… – Изабель удовлетворилась сказанным. Порой невнимание к проблемам других людей – это дар божий. – Саймон твоему приходу обрадуется.
Клэри обернулась в сторону сцены:
– Как концерт?
– Прикольно. – Изабель задумчиво пожевала соломинку. – Солист просто красавчик. Он не занят? Я бы прокатила его по городу, как очень плохая лошадка…
– Изабель!
– Чего? – Глянув на Клэри, Изабель пожала плечами. – Я ж говорю: у нас с Саймоном несерьезно.
Тут и Саймон не сказал бы ничего в свое оправдание, но он друг, и надо его поддержать. Клэри глянула на сцену, и ее взгляд выхватил знакомую фигуру. Клэри моментально узнала ее. Узнала бы где и когда угодно.
Джейс в одежде примитивных: джинсы и черная кофта в облипочку, сквозь которую отчетливо видны накачанные мускулы; волосы светятся под огнями сцены. Девчонки украдкой поглядывали на необычного парня. Вот он прошел в противоположный конец подиума. Опершись плечом о стену, стал пристально всматриваться в передние ряды зрителей.
Сердце заколотилось. Клэри с Джейсом не виделись всего день, а казалось, что целую вечность. Перед Клэри будто возник совершенно чужой человек, отстраненный. Что он здесь делает? Джейсу не нравится Саймон, и он ни разу не посетил ни один из концертов.
– Клэри! – яростно воскликнула Изабель. Оказывается, Клэри случайно опрокинула бокал на шикарное серебристое платье. Схватив салфетку, Изабель окинула подругу мрачным взглядом. – Иди поговори с ним. Тебе же хочется, я вижу.
– Прости, – извинилась Клэри.
– Иди уже! – Изабель жестом руки прогнала Клэри.
Встав, Клэри оправила платье. Знала бы, что Джейс придет, надела бы нечто иное, не красные колготки с ботинками и винтажное ярко-розовое платье «Бетси Джонс». Пуговицы в форме цветочков, конечно, прикольные, однако чувствуешь себя не очень уверенно и не такой продвинутой, как Изабель.
Перед сценой столпилась куча народу: кто-то приплясывал, кто-то просто пил пиво, слегка покачиваясь в такт музыке. Клэри невольно вспомнила, как впервые встретила Джейса в ночном клубе; Джейс стоял в противоположном конце танцпола: светловолосый, гордый, красивый… и совершенно не в ее вкусе. С такими парнями не ходят на свидания, они живут в отрыве от мира.
Джейс не заметил Клэри, пока она не приблизилась к сцене чуть не вплотную. Джейс, наверное, не спал несколько дней, сильно похудел. Привалившись к стене и сунув большие пальцы за шлевки джинсов, он внимательно следил за залом.
– Джейс, – позвала Клэри.
Вздрогнув, он уставился на нее. В его глазах вспыхнул и тут же угас привычный огонь; надежда Клэри умерла окончательно.
– Ты… – Джейс побледнел еще сильнее. – Саймон сказал, ты не придешь.
К горлу подступила тошнота, и Клэри, чтобы не упасть, уперлась рукой в стену.
– Ты пришел потому, что не ждал меня?
Джейс мотнул головой:
– Нет…
– Поговорить не хочешь? – Голос срывался на высокие нотки. Ногти впились в кожу ладоней. Диким усилием воли вернув себе спокойствие, Клэри продолжила: – Если хотел порвать со мной, предупредил бы. Зачем убегать? Чтобы я мучилась, гадала, в чем дело?
– Какого хрена все думают, будто я собираюсь порвать с тобой?! Сначала Саймон, теперь ты…
– Ты говорил о нас с Саймоном? – Клэри покачала головой. – Почему? Почему не со мной?
– Нельзя. Нельзя говорить с тобой, быть с тобой. Даже смотреть на тебя мне нельзя.
Клэри резко втянула обжигающий воздух:
– Что?
Осознав смысл сказанного, Джейс ошеломленно замер. Мгновение они с Клэри молча смотрели друг на друга. Затем девушка кинулась к выходу. Проталкиваясь сквозь ряды гостей – слепая и глухая ко всему, – она видела перед собой только дверь.
– А сейчас, – завопил в микрофон Эрик, – мы исполним нашу новую композицию. Совсем свежую. Посвящается моей девушке. Мы встречаемся всего три недели, но, черт меня задери, я люблю ее! Мы всегда будем вместе, детка. Песня называется «Трах-тибидох, наш ударник – бог!»
Раздались смех и аплодисменты. Эрик, говоривший на полном серьезе, не понял, что публика восприняла его речь как шутку. Он любил всех своих девушек и посвящал им совершенно нелепые песни. В иной раз Саймон посмеялся бы вместе с залом, однако он рассчитывал уйти со сцены еще минуту назад. Голова кружилась, на лбу выступил липкий пот, а во рту ощущался металлический привкус застарелой крови.
Музыка гремела, гвоздями вонзаясь в барабанные перепонки. Пальцы то и дело соскальзывали со струн. Вот уже и Эрик негодующе обернулся на Саймона, и вампир попытался сосредоточиться. Было чувство, что он пробует завести машину с севшим аккумулятором: в голове раздавалось глухое рычание, но искры так и не возникало.
Саймон невольно посмотрел в зал, пытаясь отыскать взглядом Изабель. Видя белые лица, Саймон вспомнил первую ночь в «Дюморе»: бледные морды вампиров возникали во тьме, словно распускающиеся в вакууме бумажные цветы. Желудок схватило болезненным спазмом. Саймон пошатнулся и выпустил из рук гитару. Пол под ногами пошел ходуном. Остальные члены группы увлеклись игрой и не заметили, как басист, бросив инструмент, выбежал за кулисы, и как раз вовремя, чтобы упасть на колени и согнуться от рвотного позыва.
Пустой желудок не изверг ничего. Встав, Саймон привалился к стене и накрыл лицо ледяными ладонями. По-настоящему холод и жар он не чувствовал много недель. Сейчас же его словно охватила лихорадка, паника. Да что такое происходит?
«Ты вампир, и кровь для тебя – не просто еда. Кровь – это… кровь», – говорил Джейс. Из-за голода ли ухудшилось самочувствие? Саймон даже толком не хочет есть, его не мучает жажда. Он как будто бы умирает. Отравили? Может, Каинова печать не защищает от ядов?