Дополнение: Первый день рождения Фрэнсис Бин 5 страница

Кали смеется:

– И на следующий день мы полетели в Рим. Мы просто охренели. Мы живали в лучших гостиницах Америки, но этот отель в Риме, «Эксельсиор», был похож на дворец. Мы едем туда, и Курт так себя ведет ... он не злится, не сердится ... он изо всех сил хотел устроить для Кортни что‑то романтическое. Их номер [541] весь был подготовлен, повсюду стояли цветы [красные розы] и гигантские канделябры по пятьсот баксов. [Курт также приобрел несколько сережек с бриллиантами по три карата.] Было заказано шампанское. [Курт не пил.] Он сказал: «Я так скучал по тебе»,а Кортни выпила таблеток и пошла спать. Он был в шоке и явно несчастлив.

Курт хотел романтики и секса. Это было бы очевидно даже самым нечувствительным наблюдателям – но не Кортни. Потом она призналась журналисту «Роллинг стоун» Дэвиду Фрику: «У меня не было настроения, но ради него надо было с ним лечь. Он просто хотел переспать».

– Через несколько часов я проснулся от ее крика – это было обычным делом, – делает недовольное лицо Кали. – Наши комнаты были смежными, я сразу прибежал и нашел его на полу, с открытыми глазами и кровью из носа. Она сказала: «Курт выпил весь рогипнол[386]и запил шампанским».

Кортни проснулась где‑то между четырьмя и шестью и обнаружила, что мужа нет в кровати. Он был полностью одет, в кармане лежали 1000 долларов, а в руке он держал трехстраничную записку. «Записка была на бланке гостиницы, – рассказывала Кортни "Спину" в 1995 году, – и там он говорил, что я его больше не люблю, а развода он не вынесет [из‑за родителей]».

В записке цитировался Шекспир. «Доктор Бейкер [врач из последнего для Курта Центра детоксикации] сказал, что я, как Гамлет, должен выбрать между жизнью и смертью, – писал Курт. – Я выбираю смерть». Также упоминались имена тех, с кем, как считал Курт, Кортни ему изменяла.

«Скорая» приехала около половины седьмого и забрала Кортни и Курта, все еще без сознания, в больницу Умберто 1, в центре города, где его подключили к системе жизнеобеспечения. Опорожнили его желудок – сообщалось, что там обнаружили 60 таблеток рогипнола, каждую из которых ему пришлось выковыривать из индивидуальных пластмассовых контейнеров, но привести его в чувство не удавалось. К полудню стали распространяться слухи о передозировке, а CNN и вовсе сообщил о смерти Курта.

«Gold Mountain» опроверг эти слухи, выступив с заявлением о том, что Курт «по неосторожности отравился смесью назначенных врачом лекарств и алкоголя, страдая от жестокого гриппа и переутомления».

– Он … это было ужасно, – говорит Кали. – Там же находился Пэт Смир, он тоже прибежал. Приехала «скорая» и забрала их, Курт был в коме. Невероятно, насколько быстро работает пресса и как быстро репортеры добрались до меня. В мой номер звонили, спрашивали меня по имени. Кажется, у Курта была в кармане пачка денег, он написал записку, но та вроде бы пропала. Там говорилось, что он уходит, и выглядело так, что это записка самоубийцы. Но я считаю, что это была записка «убегающего». Еще было дико, что он пил; он ведь не пил вообще. Действительно, он принял слишком много рогипнола.

Очередная ситуация из жанра: «Было или не было?» – продолжает Кали. – Можно перепутать случайную передозировку таблеток из‑за депрессии с попыткой самоубийства. Непонятно, почему он был одет и при деньгах. Возможно, эти деньги … да ладно, можно день и ночь раздумывать о таких вещах. Сложно говорить, хотя я хорошо помню, что записку‑то она спрятала.

Я: Она ее сожгла …

– Насколько я помню, ничего она не жгла, пока Курт не умер.

Я: Она рассказывала мне, что когда она сожгла ее, то случилось что‑то странное.

– Когда она бросила записку в камин, тот взорвался, – подтверждает Кали. – Так рассказывали мне те, кто при этом был. Вот так‑то – если верить в такие вещи. Я вот верю. В день, когда мне исполнился 21 год и началась реальная часть этого путешествия [когда умер Курт], все заснули, а я ехал по шоссе. И тут самая большая сова, которую я когда‑либо видел, подлетела прямо к машине с распростертыми крыльями. Она с криком ударилась прямо в лобовое стекло. И я подумал: «Это дурной знак!»

Согласно версии Кортни, Курт на следующий день – 5 марта ‑ очнулся после 20 часов без сознания, написал записку «Уберите эти сраные трубки от моего носа», а когда смог говорить, потребовал клубничный молочный коктейль.

– На самом деле он сказал: «Уберите этот долбаный катетер!» – поправляет меня Кали. – Дело было не в носе, а в катетере. Я попал туда сразу после, и говорят, что он сказал именно это.

В.: Много говорилось о сессиях дома у Кобейна 25 марта 1994 года, в которых участвовали ты, Курт и Эрик Эрландсон. Что ты можешь сказать о них?

– Мы просто поиграли и записали четыре песни. Курт пел и играл на барабанах, Эрик на басу, а я на гитаре.

В.: Что, кроме «Dо, Re, Mi»[387], было записано?

– Да я уже не помню.

В.: Ты не знаешь, собирался ли Курт записаться с «Nirvana»?

И если да, то какие песни предназначались для этого?

– В то время больше разговоров было о турне. По сравнению с тем, что осталось, мы только начали … оставались концерты в Европе, Япония и Дальний Восток, Южная Америка, «Lollapalooza» и т. д. О новом альбоме я знал только то, что Курт что‑то для него пишет, и еще он упоминал какие‑то идеи о направлении альбома. Иногда он просил меня помочь что‑то написать, пока мы ездили по Европе, но меня зто пугало, да и взять акустические гитары в номера было невозможно. Я говорил ему, что у Дэйва хорошие записи, что им надо писать вместе, но не знаю, спрашивал ли он его.

В.: Каким был общий настрой группы в последние месяцы жизни Курта? Критики говорят, что Курт ненавидел товарищей по группе и что «Nirvana» по сути распалась.

– У всех групп это бывает. Я вижу такое регулярно и стараюсь всерьез не воспринимать. Я предполагал, что перерыв у нас временный, что мы закончим в Европе и поедем на «Lollapalooza». Даже когда я услышал, что турне отменили, я сперва не поверил.

В.: Какое твое самое яркое воспоминание о Курте?

– Он меня сломал.

Интервью Расмуса Холдена с Пэтом Смиром, www.nirvапасlub.com, сентябрь 2002 года

‑ Я каждый вечер разговаривал с Куртом, пока он был в Европе, – говорит Рене. – Говорил и пepeд Римом. Курт ждал там Кортни из Лондона – и спрашивал меня, что с ней происходит. Я не знал. Я остался в доме один. Сразу после того передоза в Риме я поговорил с Кали и понял, что творится какой‑то маразм. Кали не знал, что делать, у него на руках остался плачущий ребенок. Кали нашел ту записку в Риме.

Я инстинктивно подумал, что Курт, наверное, обнаружил, что Кортни ему изменяет, – продолжает Рене. – Кто поймет, что случилось на самом деле? Я знаю, что они любили друг друга, но отношения у них были безумные. Меня беспокоило, найдет ли он хоть какой‑то покой. Когда они вернулись из Рима, я уловил его суицидальное настроение по тому, как он принимал наркотики. Я ощущал какую‑то темноту или смерть, висевшую над ним. Если ты наркоман, то предчувствуешь, что будет с другими, которые тоже употребляют. И это было очевидно. Я думаю, что он не обязательно собирался покончить жизнь самоубийством, ему просто было все равно. Я знал, что, пока он на наркотике, с ним все будет нормально, но знал также, что в один прекрасный день это кончится.

Когда Курт вернулся домой, Рене позвонил маме Курта, Венди О'Коннор, и попросил приехать. Было решено, что Курту необходима домашняя еда, чтобы он почувствовал себя снова в своей тарелке. Венди приготовила пару раз ужин с любимым блюдом Курта – рыбными палочками.

– Я не упоминал попытку самоубийства, – говорит Рене. – Мы с Кали это обсуждали, но решили с остальными по этому вопросу не разговаривать. Мы собирались действовать исходя из того, что все хорошо. Если что‑то шло не так, Курт уходил в свою комнату, и входить туда могли только Кали, я или Эрик [Эрландсон].

– Когда мы приехали домой, их ссоры разгорелись с новой силой, – говорит Кали. – Ничего особенного, просто сплошная враждебность. «Gold Mountain»‑ вышибал из него мозги, требуя не отменять «Lollapalooza». [Курт в последний раз подтвердил отмену турне «Lollapalooza» на второй неделе марта. «Группе конец», резко заявил Крист Чарлзу Кроссу.] Посреди всей этой суматохи Кортни пилила его еще и из‑за денег: «Ты теряешь столько бабла! Как ты можешь так поступать по отношению к своей дочери!» всегда верная линия поведения. Ему было всего 27 лет, а на плечах у него лежала тяжесть целого мира. Если ты чувствителен, а на тебя все орут: «Почему ты распоряжаешься нашими жизнями?» – в этом нет ничего хорошего. Он чувствовал себя загнанным в угол.

Я: Пару раз звонил его отец. На звонки отвечал ты?

– Да, я отвечал и говорил, что его нет, тут я уверен, – подтверждает Кали. (Сообщалось, что отец однажды ухитрился дозвониться до Курта, и у них произошел «короткий, но милый» разговор.) – Помню, как в прошлом доме на Лейк‑Вашингтон его отец неожиданно позвонил в дверь. Курт был там, но сказал мне: «Меня нет дома». У меня не было выбора. Я смотрел на его отца и говорил: «Его нет, вы не можете зайти». Я не знал его, но чувствовал, что попал в центр какой‑то истории, которая меня совершенно не касается.

Но самая крупная ссора случилась из‑за оружия, – продолжает он. – Курт заперся в спальне со стволами, угрожая самоубийством и твердя: «Отстаньте от меня; оставьте меня в покое». Но даже тогда я не представлял себе, что он действительно может себе как‑то навредить. Я подумал, что это преувеличение в пылу спора.

18 марта, через две недели после Рима, Кортни вновь позвонила 911, и в считанные минуты появилась полиция. Она сказала копам, что Курт собирается покончить счеты с жизнью. Курт это отрицал, объяснив, что он закрылся в комнате, просто чтобы Кортни от него отвязалась. полиция конфисковала четыре пистолета Курта – «беретту» 38‑го калибра, полуавтоматический кольт AR‑15 и два «тауруса» – плюс 25 коробок с патронами, а также склянку с «различными неoпознанными таблетками». При дальнейших расспросах Кортни призналась, что не видела, чтобы Курт держал пистолет, но ее заботила его безопасность, пoскольку она знала о доступе к оружию.

(Эта версия противоречит более театральному рассказу Кортни журналисту «Спин» Крэйгу Марксу 1995 года о том, как она взломала запертую дверь и увидела разложенное вокруг Курта оружие: «Я схватила револьвер, приставила к собственной голове и сказала: "Я сейчас нажму курок сама. Не могу больше видеть, как ты умираешь". Он схватил меня за руку. Он кричал: "Это небезопасно. Ты не понимаешь. Здесь нет предохранителя. Он выстрелит. Он выстрелит"».)

Полиция отвезла Курта в участок в городе, но не вынесла мер наказания.

– Он всегда радовался, когда приезжали копы, – утверждает Кали. – Даже начинал шутить. И копы, похоже, тоже веселились.

В последние недели жизни Курта некоторые дни остаются белыми пятнами. Один такой период покрывает несколько дней после возвращения Курта и Кортни из Рима – где‑то между 12 марта (когда в полицию анонимно позвонили по 911 из резиденции на Лейк‑Вашингтон, позднее отменив вызов) и 18 марта. Более чем кто‑либо другой устрашенная кажущимся безразличием Курта к собственной судьбе, зная о том, что в Риме произошел не несчастный случай, а самая настоящая попытка суицида (хотя этот факт до самой смерти Курта держался в секрете), Кортни распорядилась, чтобы в доме больше не было наркотиков. Она даже запретила приходить Дилану, потому что считала, что он наркодилер Курта. По иронии судьбы, Дилан снабжал и Кортни.

Такое лицемерие жены стало для Курта последней каплей ‑ какое право она имеет читать ему лекции о наркотиках. Произошла жестокая свара, и Курт, в сопровождении Рене, ушел. Несколько дней Кортни не видела Курта. Товарищи по героину наплевали на все семейные обязанности и отправились по разным дешевым гостиницам на Аврора‑авеню: «Марко Поло», «Крест», «Сиэтл‑инн».

– Мы шли по Денни‑Уэй, – начинает Рене. – Как будто Курт хотел в последний раз пройтись по городу. Это было наше маленькое приключение. Дело происходило ночью, и он не знал, где и что. Мы пошли в «Таверну Линды» [модный клуб в Кэпитол‑хилл], тогда еще только открывшуюся, и там над ним все потешались. Сиэтл ‑ очень маленький мирок. Потом мы заметили Нильса Бернстейна и подсели за его столик, но все было не как дома. Курт чувствовал себя чужим.

У нас не хватало наличности, все кредитки Курта были заблокированы, но у нас оставался чек моей мамы от «Вестерн юнион» на сто долларов. У меня удостоверения не было, воспользовались Куртовым. Мы пришли в магазин, где принимали любые чеки, и словно оказались на одной из телепередач, где неожиданно появляются знаменитости. Там был какой‑то парень под кайфом; он хвалил Курта, но в шутливой манере, так что Курту понравилось. Вдруг появилось ощущение, что он снова наладил контакт с городом, но присутствовало оно недолго.

Мы сбежали из дома, потому что у него случилась ссора с Кортни.

Кали только что ушел с Дженнифер [Адамсон], и дома остался один я. Кортни заявилась домой, а потом я услышал эту дикую перепалку. Это был единственный раз, когда Кортни на моих глазах ударила Курта. Они ссорились из‑за каких‑то таблеток. Кто‑то спрятал чужой рогипнол. Я зашел и увидел, как они молотят друг друга, и прежде чем Курт собрался ударить, я схватил его, перебросил через плечо и вышел из комнаты, а потом и из дома. Когда мы добрались до дороги, я опомнился и сбегал за его курткой, и мы пошли дальше. Мы шли от дома к городу. Нас не было пять дней; в первый вечер при нас все еще были кредитки. Инцидент в таверне случился на третий или четвертый вечер. Для Курта это было не лучшее время: он обычно никогда не покидал дома.

Мы направлялись к нашей подруге Кейтлин [она жила на пересечении 11‑й улицы и Денни‑Уэй]: собственно, это была наша основная цель. Мы остались там – немного поели и заказали такси до ближайшей гостиницы. Мы жили в трех разных отелях – или мотелях, какая разница. В основном мы шлялись по городу – такие подростки‑бродяжки. Было очень здорово. После первого вечера я боялся, что у нас будут проблемы. Я позвонил домой, чтобы понять, как там дела, и попал на Эрика, но он ответил: «Не надо меня впутывать». У Дженнифер Адамсон в Кэпитол‑хилле мы наткнулись на Дилана Карлсона; в то время она уже ни с кем из нас не встречалась – я, Дилан, Кали приходили к ней и просто слушали музыку. Там тоже было здорово. Дилан оказался там случайно, но мы же его хорошо знали.

Мы с Куртом проторчали ту неделю вне дома, потому что у него благодаря этому поднялось настроение. И нам показалось, что будет лучше какое‑то время побыть вдали от дома, глотнуть воздуха. Все мы пытались растормошить его после прилета из Рима.

– Дженнифер Адамсон считалась моей девушкой, – говорит Кали. – И Джессика Хоппер тоже. Джессика была хорошая девушка. Дженнифер тоже неплохая, но наркоманка, и она потом умерла. Она умерла через четыре или пять лет [в 2000 году] после этого от передозировки. Я жил в доме, там же жила и Джессика, но колоться я уходил к Дженнифер. И в те дни у Дженнифер Адамсон дома произошел удивительный вечер. Внезапно там появился Курт и позвонил в дверь. Я посмотрел в глазок, потому что мало кого пускал в квартиру, и спросил: «А что ты тут делаешь?» Он отвечал: «Просто нужно было уйти из дома. Мы с Кортни подрались. Можно зайти и послушать с вами музыку?» Ему очень нравилась «Elastica»[388], а я как раз достал их первый сингл.

– Он чуть больше становился собой, когда семьи не было рядом, ‑ продолжает Рене. – У нас появлялась возможность почувствовать себя товарищами. Я шутил, что он так и не переспал с девушками, которые ему нравились, а стоило бы, и представлял себе реакцию Кортни.

Странная вышла прогулка. Я никогда не видел прежде, чтобы он много двигался или занимался физическим трудом – кроме сцены. Иногда он огорчался, ~по тратит слишком много денег на всякую херню, или высмеивал Кортни, которая поступала точно так же, говорил, что этак они разорятся. Курт никогда не понимал, насколько он богат. Кортни тогда ввела правила, запрещающие наркотики в доме: никакого кокаина, спидов, белых порошков, ‑ и я отвечал ей: «А как насчет твоих таблеток?». Мы с Куртом пытались найти крэк, потому что никогда его не пробовали. Но не нашли и вместо этого мы покурили спидов через лампочку – и решили, что это очень прикольно.

Я не предполагал, что кредитки заблокируют. Это сделала Кортни.

Ей всегда удавалось его сломить. Она знала, что нам нужны деньги, а у меня их нет, и она хотела, чтобы Курт вернулся, потому что прослышала, что он там ведет шикарную жизнь, и это ее ранило. А со своими ранами Кортни справлялась, выпуская на окружающих торнадо своих чувств. Я был в шоке от блокировки кредиток, но не удивился суровости меры. Мы с Куртом знали, что это его деньги,но не пошли в банк разбираться. Нам не хотелось создавать проблем. Мне было меньше двадцати, я был несовершеннолетним, да и Курта совершеннолетним, по большом счету, назвать сложно.

В то утро, когда Кортни заблокировала кредитки, Курт нашел газету, в которой говорилось, что «Nirvana» отменила что‑то такое, о чем он и не знал. Он тут же куда‑то позвонил: он не казался шокированным, скорее просто разозлился. Все время нашего отсутствия Курт кому‑то звонил – в основном, подозреваю, Кортни. Не понимаю, зачем он это делал, потому что мне он на нее все время жаловался и твердил, что ее мнение его не волнует, но все равно ей звонил и вполне мило беседовал.

В «Марко Поло» у Курта случилась передозировка, и серьезная.

Так порой бывало. Одной из причин, по которой меня держали, было то, что я хорошо умел возвращать людей к жизни. Моя должность называлась «личный помощник», но я в основном заботился о том, чтобы он не умер, чтобы его не ограбили и он не поймал передоз. В тот день я поднимал его на ноги двадцать минут: в первый раз за долгое время я так испугался. Я никому не говорил, но это был дохлый номер.

В конце дня он позвонил Розмари Кэрролл, чтобы что‑то изменить у себя в завещании. Это меня напугало, потому что я все время боялся его самоубийства. Мы шутили по поводу этого: что все деньги он оставит не Кортни, а Фрэнсис и еще оставит что‑то и нам с Кали.

Я предложил позвонить Христу, и Крист тут же пришел. Он хо тел, чтобы Курт поехал с ним в какую‑то его хижину, где мог бы отдохнуть – в грузовике у Криста было полно спальных мешков и инструментов. Но когда мы уже собирались, Курт передумал и сказал, что, наверное, уже пора вернуться домой. Потом я узнал, что Крист должен был заставить Курта вернуться, но оказался, похоже, двойным агентом – интересно, что случилось бы, если бы мы поехали в ту хижину. Возможно, это все изменило бы. Но мы очень устали слоняться по городу все эти дни.

Последний абзац не очень стыкуется с иными версиями событий.

Согласно одной из них, Крист В ту неделю сначала встретил Курта в «Марко Поло» 21 марта – через три дня после эпизода с оружием, так что Курт и Рене не могли тогда потеряться. Кроме этого факта, версии вполне сходятся. На 21 марта Кортни назначила «встречу с любовью» – но она была отменено, потому что Кристу удалось забрать Курта. Крист считал, что подобная акция Курту бы не помогла, а, напротив, усилила бы его паранойю и отчуждение.

В «Марко Поло» Крист сообщил Курту, что хочет купить мотоцикл. Он не понимал состояния Курта и предложил съездить вдвоем в отпуск (вероятно, уже без Рене). Прежде всего, однако, Курт хотел поесть› – Крист собирался было отвести его в модный ресторан, но Курт предложил закусочную «Jack In The Box». Только на полдороге к Кэпитол‑хилл Крист сообразил, в чем дело: квартира наркодилера находилась в соседнем с закусочной здании. Друзья наорали друг на друга, и Курт ушел.

Главa 29

Весенний дождь

– Все время поговаривали о героиновой зависимости Курта, ‑ утверждает Розмари Кэрролл. – Слухи об этом впервые дошли до меня, наверное, когда я только с ним познакомилась. В конце концов, это повлияло на его отношения со всем миром: у людей появился повод излить свой гнев, свое смятение, свою неспособность иметь дело с гением – потому что он был наркоманом. Больше всего меня злит [в его смерти], что ему так много еще нужно было сказать и сделать – но он находился под чудовищным давлением! И что бы героин с ним ни сделал физиологически, куда хуже, что он дал людям оправдание, чтобы унижать Курта, а это в корне неверно. Его естественные жалобы воспринимались как выходки наркомана.

И это было очень существенно, – продолжает бывший юрист Курта. – Я этим не занималась. В последние недели своей жизни он два‑три раза мне звонил. Я пыталась объяснить ему, что у него есть выбор, что то давление, которое он ощущает, можно облегчить. Что всех ужасов, которые ему предстоят, можно избегнуть. Он мог изменить свою жизнь. Он не обязан был оставаться в «Nirvana». Ему не нужно было поддерживать отношения, если те становились болезненными. Но я говорила ему, что нужно быть сильным, чтобы выбраться из этой ситуации, потому что его наркомания давала другим повод контролировать его действия.

Я говорила с ним только тогда, когда он звонил сам, потому что до него добраться было невозможно. Однажды он поговорил с моей дочерью, которой очень симпатизировал, и она пригласила его к нам прийти. Я хотела поговорить с ним с глазу на глаз и объяснить, как он может защититься. Для него все это было невыносимо, невероятно. Нам всем следовало больше стараться его защитить.

Я: Общее собрание планировалось 21 марта, но Курта предупредили...

– И он утек, – добавляет Кали.

Я: Ему рассказал Крист Новоселич, потому что считал идею глупой.

– Крист постоянно вел себя очень разумно, caмым лучшим образом, – подтверждает Кали.

В тот день в доме на Лейк‑Вашингтон была запланирована «встреча с любовью», где присутствовали Кортни, Дэнни Голдберг, Джон Сильва и Дженет Биллиг из «Gold Mountain», Пэт Смир, Кали, Дилан Карлсон, Марк Кейтс и Гэри Герш из «DGC» и председательствующий советник Дэвид Бурр. Вендин не было – она забрала Фрэнсис к себе в Абердин.

«Встреча с любовью», как предполагалось, должна была вернуть Курта к окружающей действительности: каждому присутствующему было велено заявить о последствиях, которые ждут Курта, если он не перестанет употреблять героин: Геффен расторгнет контракт с «Nirvana», «Nirvana» распадется, Кортни разведется с Куртом, «Gold Mountain» откажется работать с группой. Курт наверняка знал, что большинство подобных речей – блеф. Большинство присутствующих не могли ругаться с человеком, от которого во многом зависели их собственные жизни и доходы. «Вокруг него в тот день витала какая‑то аура, – замечает Голдберг, – и мы чувствовали, что ходим по тонкому льду».

– Когда я приехал и встретил там Дилана, – вспоминает Рене Наваррете, – то понял, что происходит нечто странное, ведь Кортни совсем недавно изгнала его из дома. Но к тому времени Курт меня уже не слушался. Я говорил ему, что надо сматываться, но Дилан уже накачал его наркотиками, так что говорить с ним было бесполезно. Меня беспокоило настроение Курта. Он не очень беспокоился о своей возможной гибели.

У Дилана была дурь, так что мы все вместе ширнулись, – продолжает Peне, – но я чувствовал: что‑то не так. Как только я увидел Эрика, то сказал ему, что мне надо отсюда сматываться, – и тогда Эрик одолжил мне денег на самолет до Лос‑Анджелеса. Перед отъездом я зашел к Курту и сказал, что уезжаю и что скоро у меня день рождения – и если он не соберется в больницу, то я жду его на своем дне рождения 30 марта. Я позвонил в тот вечер в дом. Мы поговорили с Пэтом Смиром; он считал вмешательство просто смешным.

Во время сходки говорила одна Кортни: она требовала, чтобы Курт отправился лечиться в «Эксодус рекавери», реабилитационный центр в Марина‑дель‑Рей, Калифорния. Она бросила ему в лицо угрозу, от которой, как она знала, ему не отмахнуться: если они разведутся, он нечасто сможет видеть Фрэнсис.

Курт слушал всех молча, после чего ядовито разоблачил лицемерие и заблуждение многих присутствующих.

– Мне казалось, что там набилось человек двадцать от бизнеса, – говорит Кали. – Но, скорее всего, их было порядка восьми. Дэнни Голдберг, люди из «Gold Mountain» – все они не имели к ситуации никакого отношения и не дружили с ним лично. Что им там было делать? Курт вел себя как загнанный в угол. Все это было для него уже невыносимо. Меня это особо не касалось, но я нервничал, беспокоился. Все досаждали ему своим вниманием. Кортни или кто‑то еще постоянно говорили мне: «Кали, пройдись С ним». Я гулял с ним по двору, и мне вдруг пришло в голову, как все это нелепо. Мы были на лужайке, и я сказал: «Слушай, ты ведь и без меня можешь гулять». Я отпустил его, а он упал на траву. Он улыбнулся и посмотрел на меня с таким видом, будто хотел сказать: «Ты сам понимаешь, что не обязан меня выгуливать. Я вполне могу ходить и один». Как будто он глазами поблагодарил меня за то, что я его отпустил.

Я: Писали, что Дилан отказывался принимать участие...

– Дилан был там, – отвечает Кали. – Он старался обращаться к Курту как к другу. И тут проявилась другая сущность Курта ‑ он начал кричать уже на тех людей, с которыми действительно дружил. Он заорал на Дилана. А тот был слишком хрупкий, чтобы это вынести. Курт кричал: «Какого хера ты тут делаешь? Ты ничем не лучше всех остальных!» Он бросил в Дилана мусорным ведром, в котором было стекло, стекло разбилось, Дилан заплакал и убежал. К тому времени Кортни уже так извела Курта, что он чувствовал себя как в ловушке. А теперь она еще привела в его дом тех, кого он считал врагами, чтобы они объяснили ему, как плохо он себя ведет.

Единственная цель «встречи с любовью» заключается в том, чтобы показать, как жестоко ты оскорбляешь близких людей, ‑ объясняет Кали. – Мои самые лучшие друзья вместе с отцом устроили такую акцию для меня, и это произвело эффект, потому что всех этих людей я уважал. И они на меня не орали. Чтобы вышел толк, нужно было позвать Трейси и Тоби, людей, которых Курт знал многие годы, вроде Иэна Диксона, а не тех, кто прямо заинтересован в его дальнейших успеха~ Кажется, припоминаю, что на встрече ему говорили что‑то вроде «Надо пройти реабилитацию и выступить на "Lollapalooza"». Это было совершенно не в тему. Нужно было сказать, например: «Почему бы тебе не отдохнуть годик от турне, ничего не записывать, а просто общаться с дочкой и оставить все позади?»

Кортни пыталась уговорить Курта полететь с ней в Лос‑Анджелес – где она собиралась платить в «Пенинсула‑отеле» по 500 долларов в сутки за детоксикацию, – но он отказался, стал листать «Желтые страницы» в поисках «нужного» психиатра, и она уехала из дома в машине с Дженет Биллиг. Больше своего мужа в живых она не видела. Один за другим за ней последовали остальные. – Да, все кончилось, и они уехали, – говорит Кали. – Мы остались в доме с мыслями: «Что за хрень? Что это было?»

Курт вернулся вниз, и они немного поиграли с Пэтом и Эриком. На следующий день Джеки Фэрри забрала Фрэнсис в Лос‑Анджелес к Кортни.

– Джеки нужно было забрать Фрэнсис, – говорит Кали.Я сказал ей: «Приезжай и забери Фрэнсис, потому что моя наркомания из‑за всего этого дурдома выходит из‑под контроля». Кортни велела мне: «При клейся к Курту как банный лист. Не разрешай ему ничего делать самому». Она хотела, чтобы я тенью следовал за ним, звонил ей и рассказывал, что он делает. Теперь я попал в самый центр заварухи.

Наплевав на вмешательство, Курт вышел из‑под контроля ‑ и неизбежное случилось вновь. У него снова была передозировка; он одиноко лежал на заднем сиденье своего «вэлианта», куда его посадили другие наркоманы – испугавшись, что если знаменитая рок‑звезда умрет у них на руках, то неизбежны проблемы с полицией.

Но он не умер. На следующий день он оклемался, весь разбитый. Он вернулся домой, не ответил ни на одно сообщение от Кортни на автоответчике и позвонил Розмари. Она убедила его, что нужно еще раз попробовать полечиться, и ему на 29 марта, вторник, забронировали билет на самолет в Лос‑Анджелес. Криста попросили отвезти Курта в аэропорт Си‑Так, но по дороге Курт опять передумал. Он попытался выпрыгнуть из машины Криста на шоссе Интерстейт‑5, а у терминала ударил Криста в лицо. Они сцепились, Курт высвободился и убежал через главный зал аэропорта.

Так его последний раз видел Крист.

30 марта, в среду, Курт вновь передумал: он все‑таки пойдет лечиться.

Перед этим он ширнулся и поехал домой к Дилану Карлсону, где попросил старого приятеля об услуге. Он хотел, чтобы Дилан купил ему ствол – «для защиты от бродяг», – потому что полиция забрала все его оружие. Они поехали в спортивный магазин Стэна Бейкера на Лейк‑Сити‑Уэй, 10000, и приобрели шестифунтовый двадцатизарядный «ремингтон‑М‑ll» и коробку патронов к нему за З08 долларов 97 центов наличными. «Курт выглядел нормально, – отметил Дилан. – Да я ему и раньше одалживал оружие. Если у него и были намерения самоубийства, он это от меня скрыл». Дилан предложил сохранить оружие Курта, поскольку тот уже собирался в «Эксодус», но Курт настоял на том, чтобы оставить ружье у себя.