Ich bin ein обитатель пляжа 8 страница
– Здорово! – радостно воскликнул я, увидев под шортами кожу розового цвета.
Этьен оглянулся. Он сидел на краю валуна и болтал ногами в воде. Я с завистью отметил его великолепный золотистый загар. У меня никогда не было золотистого загара. В лучшем случае моя кожа приобретала цвет свежевспаханного поля. Я иногда называю такой «орехово-серым», но он больше напоминает цвет земли.
– Что случилось?
– Ничего. Это я о своем загаре. Моя кожа определенно темнеет.
Этьен кивнул, рассеянно теребя ожерелье:
– Я решил, что ты думаешь об этом месте.
– О пляже?
– Ты сказал «здорово». Поэтому я решил, что ты подумал – как здесь хорошо.
– Ну, я часто думаю, что… Я хочу сказать, что игра стоила свеч: то плавание, поля с марихуаной…
– Точно.
– Ты ловишь рыбу, купаешься, ешь, бездельничаешь, и все вокруг хорошо к тебе относятся. Это так просто, но… Если бы я мог остановить планету и начать жизнь заново, то сделал бы ее такой же, как у нас сейчас. Для всех без исключения. – Я потряс головой, чтобы остановить этот поток пустословия. – Ты понимаешь, о чем я.
– Я думаю так же, как и ты.
– Да ты что?
– Конечно. И остальные – тоже.
Я встал и огляделся вокруг. Через несколько валунов от меня выходили из воды Грегорио и Франсуаза, а еще дальше, возле омываемых морем скал, показались три цветные точки – Моше и две югославки. Я слышал, как с берега доносится равномерный стук, – это Багз и плотники мастерили что-то новое, и еще я увидел бредущую по пляжу одинокую фигуру. Элла, решил я. Но сощурил глаза, которые слепил яркий белый песок, и узнал Сэл.
Я вспомнил, как Сэл дразнила меня, подстегивая мои ожидания. «Скоро ты увидишь, что здесь очень хорошо. Когда ты научишься ценить это место просто за то, что оно существует», – сказала она. Я расправил плечи, зажмурился от солнца и подумал, что она была совершенно права.
Мои раздумья были прерваны внезапно попавшими мне на ноги брызгами холодной воды. Я открыл глаза и посмотрел вниз. Это были плескавшиеся в ведре рыбины, которые вплотную приблизились к мгновению Game Over. Я понаблюдал за ними некоторое время, потрясенный их упорством. Меня часто удивляло, как долго остается пойманная рыба живой. Даже насквозь пронзенные острогой рыбины трепыхались еще в течение часа, образуя в воде вокруг себя кровавую пену.
– Сколько мы поймали? – спросил Этьен.
– Семь штук. В том числе две больших. Пожалуй, на сегодня хватит.
Этьен пожал плечами:
– Если Грегорио с Франсуазой тоже поймали семь штук, тогда хватит.
– Они поймали по меньшей мере семь. – Я взглянул на часы. Был точно полдень. – Мне хотелось бы уйти сегодня пораньше. Я должен встретиться с Кити, и он покажет мне это дерево.
– Дерево?
– Одно дерево у водопада. Хочешь пойти с нами? Мы можем оставить ведро здесь.
Он отрицательно покачал головой и показал в сторону Грегорио и Франсуазы. У Грегорио на лбу виднелась маска.
– Мне хотелось бы посмотреть на кораллы. Говорят, они очень красивые.
– Да, они очень красивые. Может быть, я найду тебя после того, как схожу к дереву.
– Хорошо.
– Передай привет остальным.
– Да.
Я нырнул в воду под большим углом, а затем выровнялся, чтобы плыть, не касаясь дна. Соль обожгла мне глаза, но я не закрыл их. На разноцветные пятна и сновавшую туда-сюда рыбу стоило взглянуть даже без маски Грегорио.
До огорода можно было добраться двумя путями. Во-первых, по прямой дороге, которой каждое утро ходил Кити. Это был кратчайший путь, но я ходил им всего дважды, и то в сопровождении Кити. Я понимал, что если отправлюсь по нему один, то заблужусь, ведь за исключением причудливых деревьев и растений в джунглях не так уж много ориентиров. Вместо этого я избрал второй путь – пошел к водопаду вдоль вытекающего из него ручья. У водопада я мог свернуть влево и пойти дальше вдоль скалы, за которой и был огород.
После десятиминутной ходьбы я начал понимать жалобы Кити по поводу его работы. Без морского ветерка и прохладной воды жара становилась совершенно невыносимой. К тому времени, когда я добрался до водопада, все тело у меня зудело от пота. После прибытия на пляж я всего раза два ходил к водопаду, и всегда с кем-нибудь. Отчасти потому, что мне незачем было идти туда самому, а отчасти, как я теперь понимаю, по той причине, что я чувствовал себя там как-то неуютно. Водопад был связующим звеном между лагуной и внешним миром, который я уже совсем забыл, и когда я стоял у озера, то четко осознавал, что не хочу вспоминать об этом мире. И теперь, вглядевшись через тонкую дымку водяного пара, я увидел место, где я присел перед тем, как совершить прыжок. Нахлынувшие при этом воспоминания были не из приятных. И я даже не остановился, чтобы сполоснуть лицо холодной водой. Я нашел тропинку, которая вела к огороду, и сразу направился к ней.
Через четверть часа я нашел Кити на краю овощных грядок. Он с безутешным видом пропалывал сорняки, орудуя сделанной Багзом лопаткой.
– Эй, – крикнул он мне, подняв голову, – что ты здесь делаешь?
– Ты собирался показать мне дерево. Я ушел с работы пораньше.
– Ах, да. Я и забыл. – Он взглянул туда, где Жан рычал на одного из огородников. – Жан!
Жан оглянулся.
– Нужно-сейчас-идти!
– Что? – недоуменно переспросил Жан.
– Вернусь-позже-если-будет-время-хорошо?
Кити помахал рукой, и Жан неуверенно помахал ему в ответ. Кити потащил меня прочь с огорода.
– Когда говоришь быстро, он не понимает, – объяснил Кити. – Иначе заставил бы ждать, пока вся бригада не закончит работу.
– Ловко придумано.
– Ага.
Это было похожее на ракету – дерево метрах в двадцати справа от озера. Я приметил его, еще когда размышлял, каким образом спуститься с водопада. Некоторые из ветвей дерева близко подходили к скале, и я обдумывал прыжок в стиле Индианы Джонса на шатер его нижних ветвей. Сейчас, стоя у его ствола, я порадовался тому, что у меня хватило ума отказаться от этой попытки. Я бы прыгнул на тонкий слой листвы и потом свалился бы оттуда прямиком на землю с двенадцатиметровой высоты.
Как и все остальные деревья-ракеты, оно производило большое впечатление, но Кити привел меня сюда не для того, чтобы я полюбовался на него. А для того, чтобы показать зарубки на одном из его почти четырехметровых «стабилизаторов». Три имени и четыре цифры. Багз, Сэлвестр и Даффи. Все цифры были нулями.
– Силвестр?
– Сэлвестр.
Я тряхнул головой:
– Сэл.
– I tawt I taw a puddy tat. Мне показалось, здесь был кот.
– Значит, они были первыми?
– Первыми. Тысяча девятьсот восемьдесят девятый год. Втроем они наняли лодку на Пхангане.
– Они уже знали об этом месте, или?..
– Все говорят по-разному. Багз говорит, что он услышал о тайной лагуне от одного рыбака на Пхалуе, но Даффи говорил, что они просто шлялись по островам. И случайно наткнулись на это место.
– Случайно…
– А лагерь и все остальное началось в девяностом году. Вторую половину восемьдесят девятого они провели в Гоа, а к новому году вернулись на Пханган.
– А что, на Пхангане тогда еще не было туристов?
Кити качнул головой:
– Нет, не было. Вот так все и начиналось. Дело в том, что они бывали на Самуе, когда он был еще неизвестен, а Пханган увидели, наверное, спустя год…
– В лучшем случае, год. Я слышал, что к девяносто первому он уже был загажен.
– Правильно, но они уже побывали на нем раньше. Прежде всего, Даффи. Даффи был совершенно покорен открытым ими островом. Ты знаешь о том, что Даффи не любил Индонезию?
– Я ничего не знаю о Даффи.
– Он бойкотировал ее из-за Бали. Съездил туда раз в конце восьмидесятых и больше не хотел туда возвращаться. Все время говорил, как ему там обрыдло.
Мы сели на землю, прислонившись спинами к большому корню, и закурили сигарету на двоих.
– Я хочу сказать, – пояснил Кити, с силой выдыхая дым, – что это их заслуга.
– Конечно.
– Они хорошо знали, что делали. Лагерь был уже в основном построен, когда Сэл привезла меня сюда. Это было… в девяносто третьем. Дом уже стоял, и они соорудили шатер из ветвей.
– Два года прошло.
– Ага. – Кити протянул мне сигарету.
– А когда ты появился, здесь уже было много народу?
Кити помедлил с ответом:
– Как тебе сказать… Довольно много…
Я взглянул на него, чувствуя, что он чего-то недоговаривает.
– Что ты имеешь в виду под «довольно много»?
– Здесь уже жили все нынешние обитатели, кроме шведов.
– За два года здесь впервые появились только шведы?
– И Джед. Шведы и Джед.
– Не так уж много. Хорошо хранимая тайна.
– Гм-м.
Я погасил окурок:
– А нули? Что они означают?
Кити улыбнулся:
– Это была идея Даффи. Это дата.
– Дата? Что еще за дата?
– Дата их первого появления здесь.
– Это вроде произошло в восемьдесят девятом.
– Ты прав. – Кити встал и провел рукой по «стабилизатору». – Но Даффи обычно называл тот год «нулевым».
Озарение
Стоит только кому-то появиться на Бали, Пхангане, Тау, Борокае, и за первооткрывателями последуют целые орды путешественников. Их появление на Одинокой планете неизбежно, и после того, как оно произойдет, ждите Страшного суда. Но обосноваться в морском парке, куда вы даже не должны были попасть…
Чем больше я думал об этом, тем больше воодушевлялся. Ведь это не просто какой-то морской парк, а Морской парк в Таиланде. Таиланд – центр пешего туризма, земля исхоженных дорог. Единственная вещь приятнее иронии – логика. Например, Филиппины. Архипелаг из семи тысяч островов. Но даже на этой громадной, изрезанной морями территории было бы невозможно долгое время прятаться. А здесь, среди легионов путешественников, посещающих Бангкок и южные острова, кто заметит исчезновение нескольких из них?
Странно, но меня меньше всего интересовало, как первым удалось устроиться здесь. Я почти знал как. Если я что-то понял за время своих путешествий, так это следующее: единственный способ сделать дело – взяться и сделать его. Не нужно разглагольствовать о поездке на Борнео. Купите билет, получите визу, соберите рюкзак – и это произойдет.
По скупым описаниям Кити я нарисовал картину. Январь девяностого, возможно, канун Нового года. Пханган, а может быть, Хатрин. Даффи, Багз и Сэл беседуют на восходе солнца. Сэл нашла лодку, которую можно было нанять или купить, у Багза в рюкзаке были инструменты, Даффи раздобыл мешок риса и тридцать пакетиков «Маги-Нудл». Плитки шоколада, вероятно, размягчились и вновь застыли, повторяя форму его бутылки с водой.
К семи утра они уже были на берегу. Позади себя они, наверное, слышали пробивающийся сквозь глухие удары стереосистемы шум портативного генератора. Они не оглядывались, они просто оттолкнулись от песка и отправились к тайному раю, обнаруженному ими год назад.
Когда я возвращался в лагерь, рассчитывая найти Этьена в районе коралловых рифов, то поймал себя на мысли о том, что надеюсь на новую встречу с мистером Даком. Мне хотелось пожать ему руку.
Я так и не нашел Этьена с Франсуазой. На пляже я столкнулся с Грегорио. Он нес в лагерь наш улов, и, когда я сказал ему о том, что собираюсь отправиться к кораллам, он замялся.
– Мне кажется, тебе нужно подождать, – сказал он. – Подожди… этак с часик.
– Почему?
– Этьен и Франсуаза…
– Секс?
– Ну… Я не знаю, но…
– Ага. Ты считаешь, нужно часок подождать?
– Ну… – неуклюже улыбнулся Грегорио, – может быть, я слишком хорошего мнения об Этьене.
Я покачал головой, вспомнив свою первую ночь в Бангкоке.
– Да нет, – ответил я, раздраженный внезапной жесткостью в своем голосе. – По-моему, ты попал в самую точку.
Поэтому я пошел обратно в лагерь с Грегорио.
Там было нечего делать, разве только сравнивать размеры пойманных рыб. Трое шведов, как обычно, поймали самую крупную рыбину и теперь хвастались, рассказывая поварам о своей технике ловли рыбы. Мне было противно их слушать, но гораздо хуже было то, что в голову так и лезли сценки с участием Этьена и Франсуазы. В конце концов, желая чем-нибудь занять мозги, я направился к палатке Кити и достал его «Нинтендо».
Большинству боссов присуща определенная линия поведения; если разгадаете ее, то покончите с боссом. Типичный пример – доктор Роботник во время своего первого воплощения в игре «Соник I», версия «Мегадрайв», «Гринхиллз Зоун». Когда он спускается с верхней части экрана, вы спрыгиваете к нему с левой платформы. Потом, когда он начинает приближаться к вам, вы увертываетесь и прыгаете на него справа. Когда он отступает, вы повторяете все в обратном порядке, и через восемь ударов он взрывается и исчезает.
С этим боссом легко справиться. Другие требуют большей ловкости рук и больших усилий. К примеру, последний босс Теккен – кошмарный тип, упорно размахивающий кулаками.
Босс, который отвлек меня от мыслей об Этьене и Франсуазе, был не кто иной как Уорио – настоящий рок для Марио. Проблема заключалась в том, что добраться до него я мог, только пройдя несколько сложных этапов. Пока я добирался до его логова, я получал слишком много ударов и терял слишком много энергии, необходимой для того, чтобы покончить с ним.
Время от времени Грязнуля отрывался от своей стряпни и подходил ко мне, чтобы понаблюдать за моими успехами. Он и Кити были единственными обитателями лагеря, которые прошли все этапы игры до последнего. Грязнуля отпускал замечания вроде: «Ньет пауза на этто платформе». Я не стану передавать его итальянский акцент. Попробуйте сами представить его.
Я досадливо хмурился:
– Если я не сделаю остановки, меня раздавит падающий блок.
– Si. Поэтому прыгай быстрее. Вот так.
Он брал «Геймбой» и с удивительной ловкостью (принимая во внимание его большие пухлые руки) начинал управлять Марио – показывал, каким образом осуществить трюк. Потом он шел обратно к своей стряпне, а его пальцы удовлетворенно выстукивали на его гигантском животе какой-то ритм. После этого «Геймбой» всегда становился скользким и от него пахло рыбой, но я считал, что урок мастера не дается даром.
Мне потребовалось полтора часа, но я-таки добрался до Уорио, имея в запасе всю необходимую энергию. Наконец-то я мог попробовать разгадать его линию поведения. Однако едва я подумал об этом, как монохромный экран начал гаснуть.
– Батарейки «Эвереди»! – я закричал в отчаянии.
Кити, который, пока я играл, уже успел вернуться с огорода, высунул голову из палатки:
– Это была последняя батарейка, Рич.
– У тебя больше не осталось ни одной?
– Ни одной.
– Но я же почти уничтожил Уорио!
– Ну… – он примирительно пожал плечами. – Отложи игрушку на некоторое время. Если ты выключишь ее минут на двадцать, у тебя появится еще пять минут игрового времени.
Я тяжело вздохнул. Пяти минут было явно недостаточно.
Тяжелый удар – остаться без батареек. Я мог бы прожить, не уничтожив Марио, но «Тетрис» – совершенно другое дело. С тех пор как Кити рассказал мне о своем рекорде – сто семьдесят семь линий, – я изо всех сил старался побить его. Лучший результат, которого мне пока удалось добиться, – сто шестьдесят одна линия, но я с каждым днем совершенствовал свое мастерство.
– Это просто смешно, – сказал я. – А плееры? Может, нам удастся разжиться батарейками у их владельцев?
Кити вздохнул:
– Забудь о них.
– Почему?
– Давайте, и дастся вам… ибо какою мерою мерите, такою же и отмерится вам.
Я на мгновение лишился дара речи:
– Что?
– Я ходил в церковь каждое воскресенье до тех пор, пока мне не стукнуло пятнадцать.
– Ты цитируешь Библию?
– Евангелие от Луки, глава шестая, стих тридцать восьмой.
Я недоуменно покачал головой:
– Но при чем тут Библия?
– В лагере только у пятерых есть плееры, и я никогда не давал им батареек.
– Вот оно что… Тогда нам конец.
– Мда, – согласился Кити. – Похоже на то.
Невидимые струны
Судьба, однако, позаботилась, чтобы нам не пришел конец. Помощь явилась из совершенно неожиданного источника.
Мы пошли в хижину-кухню, чтобы рассказать о батарейках Грязнуле. Как только я начал объяснять ему ситуацию, он повернул к нам от огня раскрасневшееся сердитое лицо, с которого градом лил пот. Я инстинктивно сделал шаг назад, удивившись, что он так близко к сердцу принял эту новость.
– Батарейки? – спросил он угрожающе тихим голосом.
– Ну да…
– А как насчет риса?
– Риса?
Грязнуля быстро направился к одной из хижин-кладовых, и мы последовали за ним.
– Посмотрите-ка сюда!
Мы заглянули внутрь. Я увидел три пустых холщовых мешка и два чем-то наполненных.
– В чем дело? – поинтересовался Кити.
Грязнуля вскрыл ближайший из наполненных мешков, и из него посыпался рис – черные и зеленые зернышки, слипшиеся в комья от грибка и полностью сгнившие.
– Боже мой! – пробормотал я, прикрывая нос и рот от неприятного запаха. – Просто ужас, что творится.
Грязнуля показал на крышу.
– Она протекает?
Он кивнул, слишком разъяренный, чтобы говорить. А потом пошел обратно к себе на кухню.
– Ну, – сказал Кити, когда мы возвращались обратно в его палатку, – насчет риса – это не такая уж плохая новость. Ты должен радоваться, Рич.
– Что-то я не пойму тебя.
– Если риса больше нет – значит, скоро кто-то отправится за ним и мы сможем достать новые батарейки.
Кити лежал на спине и курил одну из моих сигарет. У меня осталась всего лишь сотня, но, сознавая, что я израсходовал его «Эвереди», я был не в состоянии отказать ему.
– Я думаю, – начал он, – есть две основные причины, почему народ не любит ездить за рисом. Во-первых, это очень трудное дело. Во-вторых, это означает возвращение в мир.
– В мир?
– Мир – это тоже выдумка Даффи. Мир – это все, что находится за пределами пляжа.
Я улыбнулся. Я точно знал, откуда Даффи взял это слово, – источник был известен и мне. Кити заметил мою улыбку и приподнялся на локтях:
– Что тут смешного?
– Да ничего. Просто… Джи-ай называли так Америку… Не знаю, я просто подумал, что это смешно.
Кити медленно кивнул:
– У тебя истерика.
– Так как же вы добываете рис?
– Двое берут лодку и направляются на Пханган. Там они покупают немного риса и отправляются обратно.
– У нас есть лодка?
– Естественно. Не все мы так хорошо плаваем, как ты, Рич.
– Я и не представлял себе… Я не думал об этом… Что ж, короткое путешествие на Пханган – это не так уж плохо.
– Да. – Теперь уже усмехнулся Кити. – Но ты еще не видел лодки.
Через час все обитатели лагеря сидели в кругу. Все, за исключением Этьена и Франсуазы, которые еще не вернулись с кораллов. Новость о рисе быстро обошла лагерь, и Сэл устроила собрание.
Пока мы ждали его начала, Кити толкнул меня локтем:
– Держу пари, что Джед вызовется добровольцем, – прошептал он.
– Джед?
– Он любит получать задания. Понаблюдай за ним.
Я хотел ответить Кити, но тут Сэл захлопала в ладоши и встала.
– О'кей, – оживленно сказала она. – Все вы знаете, что у нас появились проблемы.
– Чертовски верная мысль, – протянул один австралиец в противоположной стороне нашего круга.
– Мы думали, что нам хватит риса еще на семь недель, но теперь оказалось, что у нас его всего на два дня. Это не такая уж большая катастрофа, никто не умрет с голоду, но все-таки у нас осложнения. – Сэл помолчала. – Вы знаете, что это означает. Пора за рисом.
Услышав это, несколько человек присвистнули, главным образом из чувства долга, догадался я.
– Итак… Есть добровольцы?
Рука Джеда взметнулась в воздух.
– Что я тебе говорил? – прошептал Кити.
– Спасибо, Джед. Хорошо… один есть… Кто еще? – Сэл вглядывалась в лица, но многие поспешно опускали глаза. – Ну же… Ведь все мы знаем, что Джед не справится один.
Как и в тот момент, когда я спрыгнул с водопада, до меня дошло, что я делаю, лишь тогда, когда уже делал это. Казалось, к моему запястью присоединили невидимую струну, которая тянула мою руку вверх.
Сэл заметила меня, а затем взглянула на Багза. Уголком глаза я видел, как он пожал плечами.
– Ты тоже вызываешься, Рич?
– Да, – ответил я, все еще немного удивленный тем, как это вышло. – Я имею в виду… Да, вызываюсь.
Сэл улыбнулась:
– Хорошо. Тогда решено. Вы отправитесь завтра утром.
Подготовка к отплытию не требовала много времени. Нам нужны были только деньги и одежда, которой можно было бы прикрыть спину. Деньги нам дала Сэл. Остаток дня я провел, отбиваясь от Кити, повторявшего, что я спятил.
Этьен с Франсуазой вернулись с кораллов, когда уже стемнело. Они тоже удивились, что я добровольно вызвался на это дело.
– Надеюсь, тебе не наскучило жить здесь, – сказала Франсуаза, когда мы болтали у входа в дом.
Я рассмеялся:
– Ничуть. Я просто подумал, что это, наверное, интересно. И вообще, я еще ни разу не был на Пхангане.
– Хорошо. Грустно, если надоедает жизнь в Эдеме, а? Если устанешь от Эдема, что еще остается?
– От Эдема?..
– Да. Помнишь, Зеф назвал это место Эдемом.
– Зеф? – Я нахмурился, потому что, конечно же, ничего не помнил. – Да, да… Он говорил.
И тут появился взвод
Я пристально всматривался в воду. Мне просто нужно было как следует все рассмотреть. Фигура под водой продолжала двигаться, и мне пришлось сосредоточиться, чтобы понять, что же я вижу.
Какое-то мгновение я видел кораллы. Красные кораллы с кривыми белыми пальцами-отростками. В следующее мгновение я уже видел выступавшие из окровавленных тел ребра. Десять-двадцать изуродованных тел… или столько же, сколько было коралловых рифов.
– Психологический тест Роршаха, – произнес мистер Дак.
– Гм.
– Это бабочки? Цветочная клумба?
– Нет. Это груда тел мертвых камбоджийцев.
Он тихо засмеялся.
– Я не думаю, что ты пройдешь этот тест.
– Не думаю, что и тебе удастся его пройти.
– Хорошо сказано, Рич. Точка излома.
Мистер Дак опустил глаза на свои запястья. Вокруг его ладоней и запястий образовались большие черные струпья. Ему, по-видимому, удалось остановить кровь.
– Скажу тебе все как есть, Рич, – заговорил он. – Остановить кровь в этих ублюдочных жилах – это был кошмар… Совершеннейший кошмар, я не шучу.
– Как тебе это удалось?
– Я обвязал руки куском ткани у самых плеч, очень туго, и кровь стала течь медленнее, а затем стала свертываться. Здорово я придумал, правда?
– Вот это мальчик, – начал было я, пользуясь случаем, но он перебил меня.
– Ладно, Рич. Хватит. – Он раскачивался на пятках, как ребенок, которому не терпится выложить какую-то хорошую новость. – Значит, так… Ты, наверное, хочешь знать, зачем я сделал это?
– Зачем залечил порезы?
– Да.
– Валяй, рассказывай.
Мистер Дак гордо улыбнулся:
– Я сделал это, потому что ты хочешь пожать мне руку.
Я в изумлении поднял брови.
– Помнишь? Ты возвращался от того дерева с вырезанными надписями и решил, что должен пожать мне руку. Поэтому я сказал себе: «Как же я могу позволить Ричу пожать мне руку, если из нее ручьем хлещет кровь! Да никогда в жизни!» – Он произнес все это, тыкая пальцем в воздух. – «Рич пожмет чистую руку! Сухую руку! Руку, которую он заслуживает!»
Я пытался сообразить, как ему ответить. На самом деле, я уже совершенно забыл о своем желании пожать ему руку и даже не был уверен, хочу ли я этого сейчас.
– Ну…
– Давай лапу, Рич! – Он протянул мне покрытую темными пятнами ладонь.
– Я…
– Давай, Рич! Ты ведь не откажешься пожать парню руку!
Он был прав. Я никогда не отказывался пожать протянутую мне руку, даже руку своего врага.
– Нет. Конечно же нет, – ответил я и с запозданием добавил: – Даффи.
Я протянул ему руку.
И тут его запястья лопнули. Их разорвали на части два красных фонтана. Кровь забила из них, как вода из находящегося под высоким давлением садового шланга, забила, обливая меня с головы до ног, ослепляя и заполняя мне рот.
– Прекрати сейчас же! – заорал я, отплевываясь и пытаясь увернуться от хлещущих струй.
– Не могу, Рич!
– Перестань сейчас же, сволочь!
– Я…
– Господи!
– Подожди! Подожди, подожди-ка… Дела идут на поправку!..
Шум хлещущей крови постепенно стал ослабевать, и она потекла медленнее. Я осторожно оглянулся по сторонам. Мистер Дак стоял подбоченившись, из его запястий по-прежнему шла кровь. Он смотрел на учиненный им беспорядок и качал головой.
– Боже, – забормотал он, – как все нескладно получилось.
Я недоверчиво уставился на него.
– Правда, Рич! Не знаю даже, как загладить свою вину.
– Ты, тупой ублюдок! Ты ведь заранее знал, что произойдет!
– Нет… Ну, вообще-то да, но…
– Ты все спланировал заранее, скотина!
– Это была шутка!
– Шу… – на мгновение я запнулся. Привкус железа и соли во рту вызывал тошноту. – Идиот!
Плечи мистера Дака тяжело опустились.
– Я действительно сожалею о том, что произошло, – грустно сказал он. – Наверное, это была не очень хорошая шутка… Пойду-ка я лучше отсюда.
Он прошел мимо меня и направился к краю скалы, но вместо того чтобы упасть в воду, он поднялся в воздух.
– Ты можешь ответить мне на один вопрос, Рич?
– Что? – раздраженно отозвался я.
– Кого ты собираешься привести с собой обратно?
– Откуда?
– Из мира. Разве вы с Джедом?.. – Мистер Дак остановился, внезапно нахмурившись. Потом он взглянул вниз, на пустое пространство, будто впервые замечая его. – Проклятье! – застонал он и камнем упал в воду.
Я посмотрел за край скалы. Когда рябь исчезла, вода оказалась мутной, и я не мог разглядеть его. Я подождал немного, не вынырнет ли он обратно, но он так и не вынырнул.
ЗА РИСОМ
Джед
Джед не дал мне разбудить Этьена и Франсуазу. Они хотели попрощаться со мной перед тем, как мы отправимся в путь, но Джед покачал головой и сказал: «Не нужно». Я стоял над ними спящими, раздумывая, что он имел в виду. Джед разбудил меня пять минут назад, прикрыв мне рот рукой и прошептав «тс-с» мне прямо в ухо, так что его борода коснулась моей щеки. Я подумал, что вот это уж действительно лишнее.
Я решил, что и его нож нам тоже не нужен. Нож появился, когда мы стояли на пляже и готовились плыть к морским скалам, – складной нож с зеленой рукояткой и спрятанным в тефлоновый чехол лезвием.
– Зачем он нам? – спросил я Джеда.
– Это инструмент, – объяснил он с многозначительным видом. Затем подмигнул и, прежде чем войти в воду с зажатым в зубах ножом, добавил: – Зловеще выглядит, да?
До этого похода за рисом Джед оставался для меня загадкой. Мы общались с ним в общем-то в первый день моего появления на острове, когда Джед сопровождал нас троих в лагерь от водопада. После этого мы с ним практически не разговаривали. Иногда я видел его по вечерам – не раньше, потому что он возвращался в лагерь поздно, – и наши разговоры всегда были очень коротки. Такого разговора мне обычно достаточно, чтобы составить мнение о человеке. Я быстро даю человеку оценку, часто совершенно неправильную, и потом неотступно придерживаюсь ее. Но для Джеда я сделал исключение и оставил вопрос открытым. Причиной тому были противоречивые черты его характера. Грязнуле Джед нравился, а Кити считал, что он козел.
– Сидели мы как-то на пляже, – рассказывал мне Кити, сморщив лоб от раздражения, – и из джунглей донесся звук. Вроде кокос упал с пальмы. Треск. Джед напрягся и бросил короткий взгляд через плечо, как будто был хорошо тренированным командос. Как будто не мог справиться со своими рефлексами.
Я кивнул:
– Он хотел, чтобы ты обратил на это внимание.
– Точно. Хотел, чтобы мы поняли, что он чертовски бдителен. – Кити рассмеялся, покачал головой, а затем перешел к своим привычным сетованиям на проклятую работу на огороде.
Но Джеда уважал Грязнуля. Иногда поздно ночью я выходил в туалет и видел, что они еще не спят, сидят возле хижины-кухни и балдеют от похищенной с поля травы. А если Грязнуля уважал Джеда, значит, он не мог быть таким уж плохим.
В морских скалах было три пещеры. Одна их них находилась у основания неровной расщелины возле коралловых рифов, другая была примерно в двухстах метрах справа, а третья – примерно в пятидесяти метрах слева. Именно к ней мы и направились.
Это был впечатляющий заплыв. От прохладной воды утренний туман в моей голове полностью рассеялся. Большую часть времени я находился под водой, наблюдая за бросавшимися в сторону рыбинами и размышляя, которые из них попадут к нам сегодня на ланч. Странно, что в лагуне всегда было такое множество рыбы. Мы вылавливали штук по тридцать в день, но количество рыбы все не уменьшалось.
Когда мы добрались до пещеры, над горизонтом уже пылала заря. Мы пока не могли увидеть солнца: восток закрывало кольцо из огибавших лагуну скал, но небо уже посветлело.