Ich bin ein обитатель пляжа 13 страница

Остаток дня я провел в состоянии шока, не отрывая бинокль Джеда от глаз. Каждый раз, когда кто-то из них там делал какое-нибудь движение, я не сомневался, что они пустятся к нам вплавь. Но они так и не пустились. Они будто приклеились к песку, лишь изредка ныряли или исчезали часа на два в джунглях. Так пролетели три или четыре дня. Оставаться в том же паническом состоянии было уже просто невозможно – оно сменилось у меня тревогой и, в конце концов, перешло в общее напряжение. Я, по крайней мере, уже лучше соображал и связнее говорил. И тогда начали вырисовываться другие стороны моего нового положения.

Во-первых, я больше узнал Джеда. Мы проводили все время вместе, сидя до темноты на скале – самой высокой на нашем острове. Помимо наблюдения нам не оставалось ничего другого, как разговаривать. В основном мы обсуждали план «Б» – наши действия в том случае, если те люди доберутся сюда. Единственная загвоздка сводилась вот к чему: никакого четкого плана у нас на самом деле не было. Мы придумали несколько вариантов действий, но никак не могли решить, какой из них выбрать. Я склонялся к тому, что Джеду нужно спуститься к ним и сказать, что мы не сможем принять их на пляже, но Джеду не хотелось этого делать. Несмотря на уверенность, что ему удастся заставить их покинуть остров, он также не сомневался, что они прямиком отправятся на Пханган и всем расскажут, что они здесь обнаружили. Сам Джед полагался на естественную защиту острова: путь, который предстояло чужакам проделать вплавь; поля с марихуаной; поиск лагуны; затем надо было еще поломать голову над тем, как к ней спуститься. Джед был убежден, что эти препятствия заставят их капитулировать, но он не учел, что те же самые препятствия не остановили Этьена, Франсуазу, меня, шведов и его самого.

Во время одного из наших бесконечных обсуждений плана «Б» я неожиданно узнал, что Джед однажды наблюдал за мной точно так же, как мы теперь наблюдаем за Зефом и Сэмми. Джед видел, как толстяк высадил нас на соседнем островке, а когда мы добрались до их острова вплавь, он сообщил об этом Сэл. Поэтому, когда мы пришли в лагерь, она, Багз и Кэсси уже поджидали нас. Это и было его основной обязанностью – наблюдение и оповещение, а добывание наркотиков было второстепенным делом. Потом он рассказал мне, что с тех пор, как он попал сюда, лагуну пытались найти три группы. Две из них не смогли преодолеть какое-то из препятствий и отступили. Единственными, кому удалось преодолеть весь путь, оказались шведы.

Узнав об этом, я почувствовал себя менее виноватым за распространение копии с карты, поскольку люди все равно пытались пробраться к нам. Джед объяснил, что они все тут слышали о пляже-Эдеме ту же историю, что рассказывал мне Зеф. Сам Джед услышал ее от одного парня во Вьентьяне и, «не имея лучшего выбора», решил отправиться на поиски. Ему пришлось обследовать в морском парке шесть островов, прежде чем он нашел нужный остров. Шведы отправились в путь, имея более точные сведения. Шведы подслушали разговор между Сэл и Жаном, когда те приехали за рисом в Чавенг.

Я с удивлением обнаружил, что наблюдение – это главное, чем мне придется заниматься на новом месте. Я никак не мог понять, почему это занятие нужно было окружать покровом столь глубокой тайны. Джед, в свою очередь, был несколько удивлен фактом существования самой этой тайны. Он охотно допускал, что Сэл не хотела, чтобы об этом в лагере шли какие-то разговоры, не хотела, поскольку считала, что подобные толки отрицательно скажутся на обстановке. А сам Джед хранил молчание потому, что его никто ни о чем не спрашивал.

И тогда я сделал самое интересное открытие насчет Джеда, связанное с реакцией Даффи на его вторжение на пляж. Я вспомнил рассказ Кити о том, как обитатели лагеря столпились у входа в дом, прислушиваясь к крикам Даффи и увещеваниям Сэл, пытавшейся его успокоить. Но я не знал, что с того дня Даффи отказался разговаривать с Джедом. В течение тринадцати месяцев, пока Даффи не покинул остров, они с Джедом не обмолвились ни единым словом. Здесь крылась основная причина, почему для Джеда подыскали особое занятие, – чтобы он большую часть времени проводил вне лагеря.

Когда Джед рассказал все это, я пожалел его. Я понял, почему он всегда казался таким далеким от всех нас. Его очевидная отчужденность объяснялась тем, что он чувствовал, что ему не нужно попадаться другим на глаза, – даже теперь, по прошествии целых полутора лет после его появления в лагере. Теперь стало ясно, почему он с такой готовностью соглашался на всякие непопулярные дела вроде поездок за рисом.

Но Джед, по-видимому, не был настроен жалеть себя. Когда я спросил его, не тяжело ли сталкиваться с таким недоброжелательным отношением, он пожал плечами и ответил, что может понять это.

– Меня не покидает беспокойство, – сказал я, опуская бинокль Джеда.

Джед нахмурился:

– Меня тоже.

– Боюсь, они обнаружат мой рюкзак.

– Твой рюкзак?

– Я спрятал там свой рюкзак, и то же самое сделали Этьен с Франсуазой. Мы не могли взять рюкзаки с собой, когда отправлялись сюда вплавь. А если они найдут наши рюкзаки, то поймут, что они на верном пути.

– А вы хорошо их спрятали?

– Очень надежно. Но… Я уже начинаю думать, что неправильно скопировал карту. Я рисовал ее в спешке, нужно было нанести на нее очень много островов. Я помню, что карта Даффи отличалась от карты в путеводителе Этьена. Я мог с легкостью пропустить какой-то остров между Пхелонгом и нашим островом.

Джед кивнул:

– Возможно.

– Поэтому если они решат, что попали на нужный остров, тогда ясно, почему они торчали на нем последние девять дней. Они изучают местность, ищут пляж… который они там никогда не найдут… Но они могут найти рюкзаки.

– Возможно, – снова повторил Джед.

– Но они могли провести здесь девять дней еще и потому, что раздумывали, как им, черт возьми, попасть обратно на Пханган.

– И удивляясь, как они могли оказаться настолько глупыми, чтобы поверить карте, которую кто-то подсунул им под дверь.

– Тогда они не глупее, чем ты.

– Я?.. Пожалуй.

Джед помрачнел и провел руками по лицу:

– Что мне хотелось бы знать – так это где они берут еду и воду.

– «Маги-Нудл» и шоколад. То же, что было у нас.

– А вода? Чтобы продержаться столько времени, им нужно было притащить с собой целую бочку воды.

– Наверное, на острове есть источник пресной воды. Ведь остров достаточно высоко поднимается над уровнем моря.

– Должно быть, есть… Но я скажу тебе, что ты ошибаешься насчет карты. Посмотри на них. Они сидят на одном месте весь день. Оттуда видно нас, так ведь? А значит, они знают, что это как раз тот остров, который им нужен. Они сидят там и пытаются придумать, как добраться до нас…

Я вздохнул:

– Знаешь, что нам надо сделать?

– Нет.

– Нам надо сесть в лодку и плыть к ним. Мы посадим их в нашу лодку, возьмем курс в открытое море и скинем их за борт… Вот тебе и решение проблемы.

Джед уставился в небо:

– Хорошо, Ричард, давай так и сделаем.

– О'кей. Давай.

– О'кей.

– О'кей.

Мы мельком взглянули друг на друга, а потом я снова взялся за бинокль.

Невинная ложь

Мы обычно оставались на своем наблюдательном посту до тех пор, пока нижний край солнечного диска не опускался к линии горизонта. Тогда мы направлялись обратно в лагерь. Когда слишком темно, нет смысла шпионить, и, кроме того, Джед сказал, что после наступления темноты оставаться вверху на острове небезопасно. Неизвестно, с кем или с чем можно столкнуться ночью. Когда мы возвращались в лагерь, Джед шел поговорить с Сэл – сообщить ей об отсутствии происшествий за день, – а я отправлялся ужинать. Держа в руках миску с оставленной для меня едой, я искал своих старых друзей. Как правило, я находил их возле хижины-кухни, где они курили, перед тем как лечь спать.

Врать Сэл и Багзу не представляло труда, но врать своим старым товарищам и Кити было очень тяжело. Однако у меня не было выбора. Пока мы не убедились в том, что Зеф и Сэмми попадут на пляж, не имело смысла поднимать панику. Самое лучшее, что я мог сделать, – это удовлетворить любопытство Кити насчет того, чем занимается Джед, но мой рассказ удивил Кити меньше, чем я ожидал.

– Хорошая идея, – равнодушно сказал он. – С тех пор, как появились шведы, в лагере беспокоятся, кто еще может здесь оказаться.

– А когда в лагерь попал я?

– Тебе обо всем рассказал Даффи. Это другое дело.

– В лагере шведов не принимали?

– В основном Даффи.

– Джед сказал, что Даффи его тоже не переваривал.

Кити вытер экран «Геймбоя» о шорты:

– Ему никто из них не нравился, но раз уж они были здесь… Знаешь… Ну что он мог поделать?

– Из-за этого он и покинул пляж?

Вопрос повис в воздухе, а Кити внимательно изучал небольшую стеклянную панель.

Я повторил свой вопрос.

– В основном да, – в конце концов ответил он. Потом вставил картридж с Марио и включил приставку. – Ты уже прошел эту игру до конца?

– Раз двадцать, не меньше.

– А я думал, на что это уходят батарейки… – Он уставился на «Нинтендо», но так и не начал игру. – А что ты будешь делать, если выяснится, что кто-то приближается к нам? – спросил он как бы невзначай.

– Наверное, буду просто наблюдать за ними.

Кити усмехнулся:

– Ты хочешь сказать, что вступишь с ними в единоборство, да? Искоренишь зло.

– Я сообщу тебе, когда это произойдет, – деланно засмеявшись, ответил я. От дальнейших расспросов меня избавил приход Джессе, который искал ризлу.

В дальнейшем мне, так или иначе, удавалось избегать разговоров о своих новых обязанностях. Это оказалось не так уж сложно. Кити сильно увлекся новой работой, и надо было лишь слегка подтолкнуть его, чтобы он пускался рассказывать о ней. К моему облегчению, то же относилось и к моим бывшим коллегам, поэтому я всегда мог с легкостью перевести разговор на тему о рыбалке. По-моему, они пытались разговорами о совместном опыте подчеркнуть мою принадлежность к их группе. Что до меня, то я был просто счастлив поговорить о вещах, сохранявших иллюзию, что все идет нормально.

Первые несколько дней, в период моей паники, эти беседы требовали от меня некоторых усилий. Учитывая мое состояние, внешнее спокойствие давалось мне ценой постоянной сосредоточенности. Когда я терял бдительность, тревожные мысли одолевали меня во время разговора. В таких случаях мне оставалось лишь ссылаться на кайф или на крайнюю усталость.

Правда, в постоянной сосредоточенности были и свои плюсы: у меня никогда не возникало зависти к Кити, с такой легкостью заменившего меня, или сожаления о том, что секреты, которыми я теперь владел, воздвигли неожиданные барьеры между мной и моими друзьями. Да, неожиданные, ведь сначала я боялся, что мои новые обязанности отдалят меня от моих друзей, но вскоре понял, что моя новая роль, наоборот, отдаляет их от меня. Хотя я по-прежнему жил их жизнью. Я был в курсе событий. Я знал, что они поймали странную рыбу, знал, что Жан пытается уговорить Кити вернуться на огород, что Кэсси хочет уйти из плотников, чтобы работать вместе с Джессе, а Багзу это совсем не нравится.

Но потом я уже не нуждался в притворном внешнем спокойствии. Теоретически я, наверное, должен был сразу проникнуться завистью к Кити и испытывать угрызения совести из-за своей лжи, но этого не случилось. Странно, но происходящее даже несколько успокоило меня. Я понял, что у меня стало одной проблемой меньше, так как если я способствовал появлению дистанции, в моих же силах было ее уничтожить. Если Зеф и Сэмми не смогут до нас добраться, я снова без труда сближусь со своими друзьями. Нужно будет только перестать им врать, что окажется совершенно простым делом, поскольку врать будет нечего. Это если Зеф и Сэмми не доберутся до нас. В противном же случае Сэл, без сомнения, узнает о карте, и у меня возникнут серьезные неприятности.

В таком вот состоянии – встревоженном, но одновременно почти спокойном – я открыл еще один аспект моей новой работы. Впервые я, наверное, обратил внимание на него на пятый день, проснувшись на полчаса раньше Джеда и нетерпеливо отсчитывая минуты до нашего ухода. А может, я обратил на него внимание на шестой день, когда Зеф с Сэмми не появлялись на своем пляже, и мы в течение трех часов молча рассматривали море – крутые профессионалы, дальше некуда, – пока они не вернулись. Точнее, первым происходившее со мной заметил Кити, хотя тогда он ничего не понял. «Готов поспорить, что в глубине души ты очень рад, что все произошло именно так», – пошутил он, когда я рассказал ему о моем перемещении, но у меня было слишком погано на душе, чтобы подумать и согласиться с тем, что он прав.

Ничего странного. Мы с Джедом выполняли секретное задание. У нас был бинокль, джунгли, объект наблюдения, угроза, скрытое присутствие, АК-47 и косоглазые. Не хватало только музыки «Дорз».

Слишком знакомо, чтобы казаться странным, и слишком захватывающе, чтобы пугаться. Спустя некоторое время уже невозможно не испытывать удовольствия.

Старина Блу

Подошел к концу десятый день нашего наблюдения, и мы, как обычно, спешили вернуться в лагуну до наступления темноты. Солнце уже скрылось за западным склоном морских скал; оранжевый свет раннего вечера сменялся синим. Когда мы шли куда-то, мы всегда молчали, и наше общение ограничивалось лишь жестами. Сжатый кулак указывал, что нужно остановиться и замереть на месте; повернутая к земле ладонь означала, что нужно спрятаться; вытянутая вперед ладонь с сомкнутыми пальцами означала, что нужно двигаться осторожно. Мы никогда не договаривались о значении этих жестов, впрочем, как и не оговаривали значения новых, вошедших у нас в обиход слов. Мы говорили: «Я пойду в авангарде» вместо: «Я пойду первым» и описывали расстояния при помощи отрезков. На самом деле, я просто не помню, как и когда мы начали пользоваться подобными вещами. Я думаю, что в создавшемся положении это был самый подходящий словарь.

В тот вечер в авангарде пошел Джед. Он всегда делал это, когда темнело, потому что знал остров намного лучше меня. Поспевать за ним было трудновато: я не мог двигаться так быстро и осторожно, как он. И я не заметил, когда он подал мне сигнал сжатым кулаком, и налетел на Джеда сзади. То, что он не рассердился и не выругался, навело меня на мысль, что случилось что-то серьезное. Я отстранился от него и замер.

Впереди джунгли редели и сменялись зарослями трав и кустарника, поэтому сначала я предположил, что Джед увидел там кого-то. Затем я обратил внимание, что он смотрит прямо себе под ноги. На секунду-другую мы замерли на месте. Я все еще не понимал, в чем дело, поскольку, стоя позади Джеда, ничего не мог разглядеть. После затянувшегося молчания я осторожно вытянул руку и похлопал его по плечу. Джед никак на это не среагировал, а у меня неожиданно возникла мысль, что перед ним на земле лежит ядовитая змея. Я оглянулся по сторонам в поисках палки, но не нашел ни одной, потом я сдвинулся сантиметра на три в сторону, чтобы рассмотреть все получше.

Я едва не задохнулся от изумления. Впереди, меньше чем в метре от ноги Джеда, лежал таиландец. Он лежал на спине с закрытыми глазами, и на сгибе его руки небрежно покоился АК. Джед медленно повернул ко мне голову, как будто боялся, что человек проснется от движения воздуха. «Ну, что будем делать?» – одними губами произнес он. Я ткнул пальцем в том направлении, откуда мы появились, но он отрицательно покачал головой. Я яростно закивал, но Джед снова покачал головой и нахмурился. Затем он показал себе под ноги. Он стоял прямо на стволе АК. Под тяжестью его тела приклад на несколько сантиметров приподнялся над голой рукой таиландца. Убери Джед ногу – и приклад упадет таиландцу на руку.

«Черт», – произнес я беззвучно, и Джед в отчаянии закатил глаза.

Я раздумывал с минуту. Потом начал пятиться по дороге. Джед смотрел на меня, всем своим видом как бы говоря: «Куда ты, черт возьми, направляешься?» Но я поднял руку, прося его успокоиться. Я знал, что нужно делать, потому что смотрел фильм «Боевое дежурство».

Я не запомнил имен героев. Отчасти потому, что весь сериал просто ужасен, а отчасти – оттого, что они прошли ту же школу, что и герои сериала «Полицейский блюз» (лейтенант-негр, неординарно мыслящие полицейские, добивающиеся результатов). Итак, в «Боевом дежурстве» вы видите крутого сержанта, который знает выход из любой ситуации, зеленого лейтенанта, который учится у него всем премудростям, неотесанного парня с Юга, который пробует подружиться с нахальными неграми, латиноамериканца, на которого можно положиться во время стрельбы, и жителя восточного побережья, который носит очки и, наверное, читает книги. Имена в действительности не имеют значения.

Самое главное – сценки, которые разыгрывают эти персонажи: то они заботятся о раненом шрапнелью мальчике-сироте, то мешают взводу противника совершить прорыв, прыгают с вертолетов в водоворот распластавшейся травы, крепко обнимают умирающих товарищей и обезвреживают мины.

Взвод пробирается через джунгли, когда внезапно раздается еле слышный щелчок. Все падают в грязь, кроме одного, – новобранца, который стоит и не может пошевелиться от страха. «Я не хочу умирать, сержант», – быстро говорит он и начинает читать «Отче наш». Сержант подползает к нему на животе. «Не двигайся с места, солдат», – бормочет он. Он знает, что делать. То же самое случилось с ним в пятьдесят третьем в Корее.

Неожиданно сержант начинает рассказывать солдату о совершенно не связанном с ситуацией случае, который произошел с ним, когда он, еще мальчишкой, работал на ферме отца. У сержанта была охотничья собака по кличке Старина Блу, которую он очень любил. Солдат слушает, попавшись на удочку. Тем временем сержант просовывает под ботинок солдата нож, и у сержанта на лбу сквозь грязь проступает дорожка пота.

Однажды Блу застрял в силке для зайцев, рассказывает сержант, и каждый раз, когда пес пытался вырваться, силок затягивался все туже. Солдат кивает, все еще не улавливая связи. «Что же случилось с Блу? – спрашивает солдат. – Вы вытащили его, сержант?» «Конечно, мы вытащили его, солдат», – отвечает сержант. Потом он приказывает солдату поднять ногу, которая теперь свободна. Солдат смущен, напуган, но он верит сержанту. И делает, как ему приказано, а сержант кладет на лезвие ножа камень, сохраняя таким образом давление на мину. Сержант, посмеиваясь, говорит: «Сынок, все, что нужно было сделать Блу, – это хорошенько расслабиться».

Я не собирался рассказывать Джеду историю про Блу. Когда я осторожно опускал камень на ствол АК, даже царапанье камня по металлу походило на стук молотка по железной бочке. После того как камень был надежно установлен, я посмотрел на Джеда. Он спокойно пожал плечами и сделал мне знак, чтобы я встал. Думаю, он хотел, чтобы я был готов дать тягу в случае, если АК упадет.

Джед понемногу, сантиметр за сантиметром, поднимал ногу. Приклад чуть-чуть сдвинулся вниз, и я услышал прерывистое дыхание Джеда, но приклад так и не коснулся руки таиландца. Мы обменялись взглядами, осторожно переступили через ноги таиландца и тихонько двинулись дальше. Драма закончилась.

Нам потребовалось еще минут сорок пять, чтобы добраться до вершины скалы, с которой падал водопад, и всю дорогу с моего лица не сходила усмешка. У меня даже челюсти заболели. Если бы нам не нужно было хранить молчание, я бы громко смеялся.

Украденная заслуга

В тот день я прыгнул с водопада, к большому удивлению для Джеда и для самого себя. Я не планировал этого заранее. Мы стояли на краю скалы и наблюдали закат – безоблачный, прекрасный и, несомненно, достойный, пусть и коротких, раздумий. Иногда, в такие вот безоблачные вечера, со светом творились странные вещи. Вместо ярких лучей от горизонта расходились темные лучи; иными словами, это был полярный образ обычного заката. Сначала вы воспринимаете его как совершенно естественную вещь, лишь смутно осознавая: что-то здесь не то. Потом, как в случае бесконечной лестницы Эсхера, неожиданно понимаете, что в происходящем нет никакой логики. Каждый раз этот эффект заинтриговывал меня, и минут двадцать я пребывал в тихом и приятном недоумении.

Джед тоже не мог объяснить это явление, но каждый раз пытался. «Тени от спрятанных за горизонтом облаков», – утверждал он в тот вечер, когда я схватил его за руку и сказал: «Посмотри-ка». Затем я качнулся вперед. В следующее мгновение я увидел, как мимо меня проносится скала, и испытал смутную тревогу от того, что у меня поджаты ноги. Из-за смещения центра тяжести в них я перевернулся в воздухе и рисковал упасть на спину. Я попробовал выпрямить ноги и через мгновение оказался в озере, где сделал несколько вынужденных отчаянных вращений под водой, истратил весь запас воздуха в легких и вынырнул на поверхность.

Я увидел, что Джед, подбоченившись, наблюдает за мной с вершины скалы. Он ничего не сказал, но я знал, что он не одобряет моего поступка. Немного погодя, когда мы шли от водопада к лагерю, он прицепился ко мне, хотя причиной этого могла быть песенка, которую я напевал.

В ней были такие слова: «Я видел мышку! – Где? – На лестнице! Взбиралась по ступенькам в деревянных башмаках! Топ-топ, топ-топ. Бежала по ступенькам в деревянных башмаках!»

– Господи, Ричард! – сказал он, когда я добрался до конца мелодии и снова принялся за припев. – Что на тебя нашло?

– Пою, – беззаботно ответил я.

– Слышу. Перестань петь.

– Ты что, не знаешь эту песенку?

– Нет.

– Да наверняка знаешь. Она очень известная.

– Это самая идиотская песня из всех, которые я когда-либо слышал.

Я пожал плечами. Я не мог не согласиться с ним.

Несколько минут мы шли молча. Я мысленно проговаривал слова и тихонько напевал мелодию себе под нос, а потом Джед сказал:

– Знаешь, тебе надо быть осторожнее, Ричард. – Я не понял, что он имел в виду, а через секунду-другую он добавил: – Ты обалдел.

– Обалдел?

– От наркотиков.

– Да я ни одного косяка со вчерашнего вечера не выкурил.

– Вот именно, – многозначительно произнес он.

– Ты хочешь сказать, что мне нужно меньше курить наркотики?

– Я хочу сказать, что они здесь ни при чем. – Ветка преградила нам путь, и Джед держал ее, пока я не прошел за ним, а потом отпустил ветку. – Поэтому тебе и нужно быть осторожным.

Я пренебрежительно фыркнул. Манера его речи напомнила мне о его туманных обвинениях на Пхангане. Иногда Джед умышленно строил из себя человека загадочного, и я со злорадством предположил, что этим, наверное, и объясняется его отчуждение от остальных на пляже – вдобавок к непростым обстоятельствам его появления. Предположение, в свою очередь, навело меня на мысль о моем растущем отчуждении.

– Джед, – произнес я после возникшей паузы. – Как ты думаешь, ничего, если я расскажу всем, как мы налетели на охранника? Ведь это не связано с Зефом и Сэмми…

– Гм.

– Понимаешь, я все время уклоняюсь от разговоров о том, что мы делаем наверху. У меня такое чувство, что этот случай дает мне шанс…

– Расскажи им, – перебил он меня. – Все в порядке. Это, наверное, неплохая идея.

– Да?

– Мы ведь не хотим, чтобы создалось впечатление, что мы все скрываем от других.

– Замечательно, – сказал я и начал насвистывать первые такты песенки про мышку, прежде чем поймал себя на этом.

Лагерь уже полностью погрузился в темноту. Тающий свет с неба не проникал в лагерь из-за лиственного шатра. Единственным источником света оставались видневшиеся через открытую дверь дома свечки, а также мерцавшие вокруг площадки огоньки от сигарет и косяков.

Хотя мне и не терпелось рассказать своим прежним товарищам о спящем охраннике, первой была мысль о еде, поэтому я направился прямо к хижине-кухне. Каждый день Грязнуля оставлял для нас с Джедом пару завернутых в банановые листья порций риса и отборные куски рыбы. Когда мы принимались за еду, обычно она уже была остывшей, но я, как правило, был слишком голоден, чтобы обращать на это внимание. В тот вечер я заметил, что Грязнуля добавил в кашу папайю. Я испытал некоторую досаду, поскольку это означало, что Багз нашел дорогу к моему садику.

Взяв свою порцию, я прошелся по лагерю, всматриваясь в лица курильщиков в поисках друзей. Удивительно, но их нигде не было видно, и никто не знал, где они. В замешательстве я поискал их у палатки Кити, а затем в доме, где увидел играющих в очко Грязнулю, Кэсси и Эллу. Неподалеку сидел Джессе, писавший что-то в своем дневнике.

– А, – произнес Грязнуля, увидев меня, и показал на мою еду. – Ну как тебе?

– Каша?

– Да. Ты обратил внимание на фрукт? Вкусно?

– Еще бы! Такой сладкий и ароматный. Настоящее тайское блюдо.

Грязнуля просиял:

– Знаешь, что я сделал? Я приготовил немного папайевого сока и затушил в нем рыбу, но я добавил его лишь за минуту-другую до того, как рыба была готова, иначе она развалилась бы при высокой температуре. Поэтому сохранились и вкус, и мякоть.

– Вот оно что.

– И еще, Ричард. Это блюдо остается в нашем меню, потому что Жан посадит семена папайи, и мы будем выращивать ее в огороде. Мне очень понравилось это блюдо.

– Не сомневаюсь! У него действительно замечательный вкус. Ты просто молодец!

Грязнуля скромно наклонил голову:

– Скажи спасибо Багзу.

– С чего это вдруг? – подозрительно спросил я.

– Ведь это он нашел в джунглях папайю.

Я поперхнулся рыбной косточкой:

– Что сделал Багз?

– Обнаружил в джунглях целый папайевый сад с обезьянами.

– Не может быть!

– Так оно и есть. Он обнаружил сад вчера.

– Я нашел этот чертов сад! Я нашел его еще две недели назад!

– Правда?

– Базг сказал, что это он обнаружил его?

– Видишь ли…

Кэсси улыбнулась:

– Да.

– Вот скотина! – В гневе я сжал банановый лист, и часть каши просыпалась на землю.

– Осторожней, – сказала Элла.

Я нахмурился. До меня неожиданно дошло, что я устроил сцену.

– Ну, в любом случае… он лжет.

– Не беспокойся, – фыркнула Кэсси, выкладывая на кон сразу ряд карт, от троек до картинок. – Мы тебе верим.

– Хорошо.

Они вернулись к игре, а я направился дальше по дому, к Джессе.

– Я слышал, – сухо сказал он, когда я подошел к нему. – Поздравляю с замечательной находкой.

– Знаешь, это не такое уж большое событие. Но просто подобное…

–… действует тебе на нервы, – закончил он за меня и опустил дневник. – Конечно, действует. Само собой. Ты ищешь Кити?

– Да, – угрюмо ответил я. Из-за истории с папайями у меня ухудшилось настроение. – И остальных тоже. Никак не могу их найти. Похоже, они все вместе ушли куда-то.

– Правильно мыслишь. Кити оставил тебе сообщение.

– А, – сказал я, слегка оживившись. – Ну что ж, давай послушаем его.

– Это записка. Я положил ее на твою кровать.

Я поблагодарил его и пошел к кровати, сгорая от нетерпения узнать, что стряслось.

Записка лежала у меня на подушке, а возле нее – свернутый косяк. В записке говорилось: «Быстрей закуривай! Свечение! Кити».

Я был в полном недоумении.

– Эй, Джессе! – крикнул я. – Что все это значит?

Я подождал, пока он поставит точку. Потом он взглянул на меня:

– Не знаю, приятель. Я не читал ее. А что там написано?

– Свечение! И еще тут косяк.

– А, – Джессе махнул мне карандашом. – Свечение!

– Что это такое?

– А ты разве не знаешь?

– Нет.

Он улыбнулся:

– Иди на пляж. Там ты все поймешь. Но обязательно выкури по дороге косяк.

Свечение

Я шел на пляж быстро, как только мог. Вообще-то не очень быстро, потому что мне не хотелось натыкаться на стволы деревьев и спотыкаться о корни. На ходу я курил косяк, практически беспрерывно, хотя и был один, – ведь я стремился поскорее забалдеть, да и Кити велел мне поскорее выкурить его.

Между тем я весь кипел из-за случая с папайями. Очень скоро я поймал кайф и начал представлять себе сцену избиения Багза. Сначала я представил только нас двоих, но вскоре решил, что мне нужны и свидетели его унижения. Тогда я добавил в фантазию Франсуазу, затем Джеда с Кити, затем Этьена с Грегом и, в конце концов, весь лагерь.

Действие происходило в воскресенье, поскольку это был единственный день, когда все обитатели лагеря собирались вместе. Большинство играло в футбол, несколько человек купались, а некоторые играли во фризби. Я стоял с Франсуазой, и мы смеялись над какой-то шуткой, когда из-за деревьев вышли Багз и Сэл. Багз держал в руках три огромных папайи.

– Вот принес еще папайи, – крикнул он. – Теперь всем хватит.

– Извини, – тихо сказал я Франсуазе. – Мне надо на минутку отлучиться.

Он поймал мой взгляд, когда я направился к нему, и все понял – и подчеркнутый характер моей походки, и застывшую на моем лице усмешку. Сначала на его лице появилась тревога, а затем оно приняло надменное выражение. Я догадался, что он будет выкручиваться.

– Да, – громко произнес он, поднимая фрукты так, чтобы все могли их видеть, и одновременно наблюдая за мной краем глаза. – Вот еще несколько плодов, которые я нашел.

Я остановился в метре от него:

– Папайи, которые ты нашел, Багз?

– Да, так я и сказал.

– Ага. А как насчет того, чтобы прогуляться в сад… прямо сейчас?