DMZ – демилитаризованная зона 4 страница

– Ричард, – окликнул меня жесткий голос.

Сэл стояла, наполовину скрытая росшим у тропинки кустарником. Без сомнения, она пряталась там, подстерегая меня.

– Ты пряталась, – выпалил я правду от удивления.

– Да, Ричард, ты абсолютно прав. – Она выступила вперед, изящно раздвинув пухлой рукой папоротники. – Хотела избавить тебя от необходимости прибегать к какому-нибудь из твоих нехитрых приемов уклонения от наших встреч.

– Уклонения? Я не укло…

– Уклоняешься.

– Да нет же.

– Перестань, Ричард.

Она в третий раз назвала меня по имени, поэтому я понял, что у нее ко мне есть какое-то дело. Я бросил притворяться и теперь лишь слабо ухмылялся.

– Убери с лица эту глупую улыбку, – сказала она. – Знаешь ли ты, сколько хлопот ты мне доставляешь?

– Извини, Сэл.

– Извинение не решит проблемы. Ты просто настоящая головная боль. Какие ты получил инструкции?

– Очень простые, Сэл.

– Очень простые, однако ты уже забыл их.

– Нет, я…

– Ну-ка, повтори их.

– Инструкции?

– Да.

Я приложил некоторые усилия, чтобы не напоминать тоном дерзкого школьника.

– Пока Джед присматривает за Христо, я – ответственный за то, чтобы держать тебя в курсе насчет… – я запнулся, и моя шея похолодела. Я чуть было не назвал имен Зефа и Сэмми.

– Насчет? – переспросила Сэл.

– Наших возможных гостей.

– Совершенно верно. Теперь ты, наверное, сможешь объяснить мне, почему ты считаешь это пустяковое задание таким трудным.

– Сегодня просто не о чем рассказывать. Ничего нового, то же, что и всегда…

– Неправда. – Сэл ткнула в меня пальцем. Я видел, как у нее под мышкой неприятно задвигались жировые складки. – Неправда, неправда, неправда. Если рассказывать не о чем, я хочу знать об этом. Иначе я буду волноваться, а у меня и так достаточно поводов для беспокойства, поэтому незачем усугублять мое положение. Ясно?

– Да.

– Хорошо. – Она опустила палец и вздохнула, чтобы собраться с мыслями. – Не хочется тебя ругать, но я просто не могу сейчас заниматься еще какими-то проблемами. Настроения… настроения в лагере плохие.

– Прорвемся.

– Я знаю, что прорвемся, Ричард, – отрывисто ответила она. – Я не сомневаюсь. Но чтобы быть до конца уверенной, мне хотелось бы, чтобы ты передал всем своим друзьям мое сообщение.

– Конечно.

– Да. Я хочу, чтобы ты сказал им, что последние три дня, по понятным причинам, я мирилась с этим абсурдным расколом в лагере.

Я сделал довольно глупую попытку притвориться невинным:

– С расколом?

– С расколом! Одна половина лагеря не разговаривает с другой! Одни угрожают проткнуть острогами глотку другим!

Я покраснел.

– В курсе ли ты, что завтра утром мы собираемся похоронить Стена? Я хочу, чтобы эти похороны покончили с напряженностью, чтобы эта ужасная трагедия сделала всех добрее. И знай, что то же самое я скажу Багзу. Мне не хочется, чтобы все думали, что я его, как моего друга, особо выделяю. Договорились?

– Договорились.

Сэл кивнула. Затем она приложила ладонь ко лбу и несколько секунд оставалась в этом положении.

Бедная Сэл, подумал я. Я не очень задумывался о том, как тяжело ей приходилось, и решил, что буду более чутким. Я даже не понимал, почему избегаю встречаться с ней. Ведь у меня были сложности в отношениях с Багзом. Я безосновательно позволил своей неприязни к нему перейти на нее.

– Итак, – сказала она, подводя черту, – куда ты направлялся, когда я тебя поймала?

– На пляж. Поискать Франсуазу… и посмотреть, как дела у Карла.

– Карл… – Сэл забормотала что-то неразборчивое и посмотрела вверх, на лиственный шатер. Когда она опустила глаза, то удивилась, что я еще здесь.

– Ну иди же, – сказала она, жестом прогоняя меня. – Чего ты ждешь? Исчезни.

Я добрался до пляжа к шести. Сухой песок уже остыл настолько, что можно было идти не спеша. Правда, подобная прогулка не привлекала меня. Я играл в одну из своих игр, а для нее требовался влажный песок возле самой воды.

Цель игры заключалась в том, чтобы оставлять четкие следы. Это было намного труднее и увлекательнее, чем может показаться. Если мокрый песок присыпан сухим, след рассыпается; а пройдитесь по сырому песку – и след исчезнет после того, как в него просочится вода. Важное значение в игре имеет сила давления. При обычном шаге носок погружается слишком глубоко и портит след. Какова альтернатива? Неестественные шаги с равномерным давлением по всей ступне. Так вы оставите хорошие следы, но идти неудобно. Я изо всех сил бился над достижением компромиссного результата.

Развлекаясь таким образом, я шел по пляжу, подпрыгивая, останавливаясь, тяжело вздыхая, раздраженно уничтожая неудачные следы. Мои глаза все время были опущены, поэтому я заметил своих друзей, только когда оказался в двух-трех метрах от них.

– У тебя крыша поехала, Рич? – услышал я слова Кити. – Если да, то скажи об этом прямо. Тогда ты, наверное, сможешь лучше нас наладить контакт с Карлом.

– Я стараюсь, чтобы получился четкий отпечаток ноги, – не поднимая глаз, ответил я. – Это очень трудно.

Кити засмеялся таким смехом, что до меня сразу дошло: он накурился.

– Четкий отпечаток, говоришь? Да, отсюда уже совсем недалеко до безумия. Это оригинальнее, чем пытаться нарисовать идеальный круг.

– Круг?

– Обычное занятие сумасшедших.

– А! – Я в последний раз оставил след и нехотя подошел к ним, с разочарованием убедившись, что среди них не было Франсуазы. – Именно этим и занимается Карл?

– Нет. Он слишком спятил, чтобы рисовать круги.

– На самом деле, – вмешался Этьен, явно не расположенный поддержать легкомысленный тон Кити, – Карл не сумасшедший. Просто он en etat de choc.

Кити удивленно поднял брови:

– Ага. Так я и думал… А теперь скажи-ка нам, что это значит.

– Я не знаю, как это правильно по-английски. Поэтому и сказал по-французски.

– Твои слова сильно помогут Карлу.

– Если бы ты хотел помочь, то отвез бы Карла на Пханган, – твердо проговорил Этьен и встал. – Я устал с тобой спорить. Извини, Ричард, я пойду обратно в лагерь. Скажи, пожалуйста, об этом Франсуазе, когда она вернется.

– Хорошо, – встревоженно ответил я. Очевидно, я появился в самый разгар перепалки. Меня совсем не радовало то, что мои друзья спорят. Мы должны быть вместе, пусть даже завтра Сэл и призовет нас к миру.

Этьен зашагал прочь. Секунду-другую спустя Кити обернулся к Грегорио и зашипел:

– Почему ты, черт возьми, не поддержал меня?

Грегорио задумчиво посмотрел на свои руки:

– Я не знаю… Я подумал, что он, наверное, прав.

– Он неправ. Как он может быть прав?

– Подожди-ка, – вмешался я, предварительно обернувшись, чтобы убедиться, что Этьен уже отошел от нас на достаточное расстояние. – Он что, серьезно говорил насчет Пхангана?

Кити кивнул. Его дредлоки были еще короткими, торчали прямо и подчеркивали недоверчивое выражение его лица:

– Слишком серьезно. Он весь день без умолку говорит об этом. Сказал, что собирается обсудить эту идею с Сэл.

– Но он же должен понимать, что мы не можем отвезти Карла на Пханган. Что мы там скажем? «Вот наш друг, на которого напала акула. У него, на нашем укромном пляже, случился нервный срыв. В общем, мы поехали. Еще увидимся…»

– Он считает, что мы можем отвезти Карла туда и высадить возле Хатрина.

– Ерунда. Даже если Карл ничего не разболтает, как мы узнаем, что с ним все в порядке? Там же целый миллион отморозков. Ну, кто-то увидит его, умирающего на песке, и пройдет мимо. – Я покачал головой. – Нет, Карлу лучше всего остаться здесь.

– Я весь день втолковывал это Этьену. Но погоди, это еще не все. Он хочет отвезти туда еще и Стена.

– Стена?

– Да.

– Но он же мертвый! Какой смысл…

– Родственники. Этьен считает, что мы должны сообщить семье о том, что случилось с их сыном. Видишь ли, если мы оставим их обоих на берегу, то Карла наверняка заметят, и семью Стена поставят в известность.

Я недоверчиво улыбнулся:

– Ага, а тем временем нас тоже наверняка обнаружат. И всему конец. Самая глупая идея, о которой я когда-либо слышал!

– Кому ты это объясняешь? – сказал Кити. – Но пока ты здесь, – добавил он и указал на Грегорио, – может, тебе удастся убедить его?

Грегорио лег на спину, избегая наших взглядов.

– Я просто считаю, что нам нужно подумать над предложением Этьена. Если Карл ни с кем тут не разговаривает, может, он и на Пхангане поведет себя так же.

– Нет, – ответил Кити. – В конце концов он заговорит. И когда это случится, я бы предпочел, чтобы он заговорил с нами. Не с каким-нибудь чертовым таиландским полицейским и не с психиатром-шведом…

Я бы не выразился точнее.

Фьють, ба-бах

После нашего спора о Карле я решил сам повидать его, то есть я сказал так Кити и Грегорио для отвода глаз. На самом деле мне хотелось встретиться с Франсуазой, которую последние несколько дней я видел лишь мельком. Причиной тому были наши различные обязанности и сумасшедшая обстановка, но вообще-то я не слишком усердно разыскивал ее. После неправильно понятого поцелуя я стремился не давать Этьену поводов для подозрений.

Я нашел Франсуазу возле берлоги Карла, примерно в четырехстах метрах от Кити и Грегорио. Карл выкопал себе ее после ухода из лагеря. В общем-то, это была не совсем берлога – яма, скрывающая ноги, если в ней встать, или же глубиной по грудь, если сесть. Более впечатляющим выглядел сооруженный Кити и Этьеном навес. Поскольку Карл целыми днями не вылезал из берлоги, они забеспокоились, что его может хватить солнечный удар. Поэтому они нашли три длинных пальмовых листа и связали их вместе так, что получилось подобие вигвама. Листья пальм хоть и пропускали дождь, но зато Карл, по крайней мере, сидел теперь в тени.

Я думал, что Франсуаза, как и все тогда, будет в плохом настроении, но она приятно удивила меня, когда подбежала ко мне и обняла.

– Ричард! – сказала она. – Спасибо тебе! Я ведь еще не поблагодарила тебя! Поэтому огромное тебе спасибо!

Я в замешательстве остановился:

– За что это вдруг?

– За твою помощь во время болезни. Ты был так добр ко мне. Я хотела поблагодарить тебя раньше, но мне не представлялось возможности. Так много дел всегда! Теперь нам приходится ловить рыбу за всех, потом я остаюсь с Карлом, а ты часто возвращаешься очень поздно.

– Франсуаза, не бери это себе в голову. Ничего особенного не произошло. Кстати, однажды ты сделала для меня то же самое.

– Да, когда у тебя была лихорадка. – Она улыбнулась, посмотрела мне прямо в глаза, и ее улыбка неожиданно сменилась хитрой усмешкой. – Ты поцеловал меня!

Я вытаращил глаза от удивления:

– Я думал, ты спала…

– Я действительно спала. Мне на другой день обо всем рассказал Этьен.

– Вот оно что, – протянул я, мысленно проклиная Этьена за его длинный язык. – Ну… Я надеюсь, ты не против!.. Это был по-своему непростой…

– Конечно же нет! Знаешь, когда ты болел, я тоже поцеловала тебя.

– А я так и не понял, приснилось мне это тогда, или все происходило наяву.

– Нет, тебе это не приснилось. И помнишь, что было на следующее утро? Ты прямо места себе не находил!

Я кивнул, совершенно отчетливо вспомнив свое замешательство и вопросы Франсуазы.

– Но объясни мне, – продолжала она, – почему ты сказал – непростой?..

– Ну… непростой – это, наверное, неподходящее слово… Все это не было похоже на поцелуй… поцелуй не был… – Я запнулся и начал снова: – Не знаю, что там тебе наговорил Этьен, но он понял поцелуй неправильно. Я поцеловал тебя, потому что ты очень страдала, и все вокруг страдали, и когда я начал… было трудно остановиться.

– А как его воспринял Этьен?

Фьють, подумал я. Ба-бах.

– Ну, по-моему, он подумал, что это… ну, в общем, ты понимаешь…

– Сексуальный поцелуй.

– Да.

Франсуаза рассмеялась. Потом она наклонилась ко мне и быстро поцеловала меня в щеку:

– Это сексуальный поцелуй?

– Нет, – ответил я, слегка привирая. – Конечно нет.

– Поэтому беспокоиться не о чем. Все просто.

– Я рад, что ты понимаешь.

– Всегда, – ответила она, – я всегда все понимаю.

Мы смотрели друг на друга целое мгновение – достаточно долго для того, чтобы испытать легкое возбуждение. Оно напомнило мне о других мгновениях несколько месяцев назад: о многозначительных беседах на Самуе, о полуночном разговоре про параллельные миры с Млечного Пути. А потом мгновение завершилось, так как Франсуаза отвернулась, чтобы взглянуть на Карла.

– Он больше не ломает навес, – сказала она через несколько секунд.

– Да. Я видел, что навес на месте. Возможно, это хороший знак. Улучшение или какой-то сдвиг.

Она вздохнула:

– Нет. Это ничего не значит. Мы поняли, что он ломал навес из-за листьев… Ему просто не было видно пещер. Ему нравится смотреть на них. Когда мы оставили ему щель для обзора, он перестал трогать навес.

– А…

– Но, может, он идет на поправку… Он ест то, что я приношу.

– Все-таки сдвиг. Правда, это не так уж много.

Франсуаза кивнула:

– Да… Бедный Карл… Это совсем немного.

В конце того дня Сэл еще раз поймала меня. Мы с Франсуазой долго сидели на берегу после заката, и Сэл подстерегла меня, когда я уже собирался зайти в дом, чтобы завалиться спать.

– Ты передал мое сообщение? – спросила она.

Я хлопнул себя по лбу:

– Ах, черт. Сэл, оно совершенно выскочило у меня из головы. Мне правда очень жаль. Я забыл, потому что мы говорили о Карле, а потом…

Сэл милостиво кивнула головой:

– Хорошо, хорошо. Я знаю, что произошло, поскольку вечером разговаривала с Этьеном. Похоже, завтра на похоронах много чего придется обсудить, и… Только, пожалуйста, не говори мне, что ты забыл о похоронах.

– Сэл, – возмущенно ответил я, вероятно, переиграв с изображением гнева. – Конечно же нет!

– Да, с тобой нелегко разговаривать… Впрочем, после беседы с Этьеном я внесла в свои планы некоторые изменения. Я решила быть с людьми немного строже, чем планировала раньше… Трудные времена – крутые меры: кажется, так звучит выражение… – Она запнулась. – Похороны в некотором роде сплачивают людей, тебе не кажется, Ричард?

– Возможно, – с сомнением в голосе произнес я.

– Очень даже возможно… В общем, спи спокойно и не мучай себя из-за того, что не передал сообщение.

Я кивнул:

– Не буду.

– Хорошо. Тогда до завтра.

– Пока.

Моше лег спать последним, поэтому он и задул последнюю свечку. Игра «Спокойной ночи, Джон-бой» выглядела сейчас совершенно неуместной, но у меня все же мелькнула мысль попробовать. Мне было интересно, что из этого выйдет. Наверное, мы сможем сыграть в нее, выкрикивая только имена своих друзей, пока какой-нибудь бедняга не окажется вынужденным передать эстафету сторонникам Багза. Наверное, посредниками станут югославки, подумал я, или Сэл.

Потом мои мысли обратились к Франсуазе, – это была целая цепочка мыслей, которые, едва возникнув, завладевали мной практически на неопределенный срок. Неопределенный срок продлился, по меньшей мере, целый час. Именно столько времени я пролежал, бодрствуя, прежде чем понял, что остальные обитатели дома тоже не спят. Открытие оказалось не из приятных. Поскольку в дом совсем не проникал свет, все чувствовали себя в темноте, как в уютном коконе. Парадоксально, но храп и издаваемые людьми во сне звуки лишь усиливали это ощущение, и спящие были отгорожены от вас своим бессознательным.

При отсутствии размеренного дыхания иллюзия кокона исчезала. Исчезала и, что хуже всего, сменялась мучительной головоломкой. Я не спал, потому что думал о Франсуазе, но почему не спали остальные? Мне потребовалось еще полчаса, чтобы догадаться, что причиной было волнение по поводу предстоящих похорон Стена. Через пять минут после того, как я справился с этой головоломкой, я крепко уснул.

Прах в землю

Несмотря на вонь от разлагавшегося трупа Стена, неожиданно ударившую горячей струей в нос, когда его ноги выскользнули из спального мешка, похороны прошли довольно торжественно. Мы все окружили могилу, которую накануне вырыл Жан: она находилась достаточно близко к водопаду, удачно вписываясь в окружающий пейзаж, и одновременно была удалена от источника питьевой воды, не угрожая заразить его. Сэл сказала несколько слов о неизменной преданности Стена лагерю и о том, что всем нам его будет очень не хватать. Грязнуля, как шеф-повар, сказал больше. Он говорил о том, что Стен всегда вылавливал самую крупную рыбу, которая не обязательно была вкуснее мелкой рыбы из лагуны, но в большей степени способствовала наполнению наших желудков. Грязнуля также напомнил, что, хотя Стен и не отличался общительным характером, он всегда был готов влиться в лагерную жизнь при организации футбольного матча и никогда не играл грубо. Последнее замечание вызвало два-три невнятных одобрительных возгласа из толпы.

Никто, казалось, не горевал, пока не начали закапывать могилу. В этот момент заплакали несколько девушек. Особенно Элла; как и все повара, она больше общалась со Стеном, чем остальные. Я понимал причину этих слез: в зрелище сделанного из спального мешка савана, который медленно покрывала земля, было что-то пронзительное. Нельзя было не осознать всю абсолютность исчезновения Стена из этого мира.

Наконец Багз установил деревянное надгробие. К чести для него нужно сказать, что он выполнил отличную резьбу по дереву, сделав вокруг имени Стена и даты небольшие изящные завитушки. Но если придираться, то надо упомянуть об отсутствии на надгробии фамилии Стена и даты его рождения. Проблема заключалась в том, что Христо был не в состоянии ответить на вопросы о Стене, а Карл не хотел разговаривать, и вопросы остались без ответа. Но, может, это было и к лучшему. Фамилия привязывала человека к миру, указывала на дом и семью, поэтому фамилиями в лагере никогда не пользовались и даже не спрашивали их. Если сегодня по какой-то необъяснимой причине мне захочется разыскать кого-нибудь из тех, с кем вместе я жил на пляже, то придется отталкиваться от национальности и постепенно стирающихся в памяти черт лица.

На протяжении всей церемонии меня не покидало любопытство, когда же Сэл заговорит о царившей в лагере напряженности. Я предполагал, что она скажет об этом во время своей надгробной речи, и думаю, она сама собиралась так сделать, но ее намерению, вероятно, помешал запах. Он был отталкивающим. Несмотря на то что мы внимательно слушали Сэл и Грязнулю, все, по-моему, испытали настоящее облегчение, когда земля скрыла под собой прорезь для головы в спальном мешке Стена.

Сэл перешла к вопросу о примирении, когда мы решили, что похороны закончились. Джед уже повернулся, чтобы двинуться в лагерь, – он торопился, поскольку не хотел слишком долго оставлять Христо одного, – но Сэл остановила его.

– Подожди, Джед, – приподнявшись на цыпочки, крикнула она поверх наших голов. – Пусть никто не уходит. Я собираюсь сказать кое-что важное и хочу, чтобы все меня слышали.

Джед нахмурился, но остался на месте. В толпе я заметил еще несколько хмурых и недоумевающих лиц. Я также заметил выжидательное выражение на лицах некоторых сторонников Багза, и, к моему смятению, в них проглядывала самоуверенность. Еще более тревожным был маневр Багза, который подошел и встал справа от Сэл. В обычных обстоятельствах это было бы неудивительным, но, обращаясь к Джеду, Сэл сделала шаг-другой вперед, и Багз последовал за ней, толкнув при этом Кэсси. Я ругал себя за то, что забыл передать сообщение Сэл. «Предупрежденный – значит во всеоружии», – пробормотал я себе под нос, отчего Кити посмотрел на меня.

– О'кей! – Сэл хлопнула в ладоши. – Сначала я хотела бы попросить всех вас сесть, чтобы вы меня видели… и тогда я буду уверена, что помимо похорон есть еще несколько вещей, которые мы можем сделать вместе.

Обмениваясь взглядами, мы расположились на траве. Багз специально сел последним.

Сэл наблюдала за нами, пока мы не расселись, а затем кивнула.

– Если кто-то не догадывается или еще не знает, – начала она, – то поясню, что я собираюсь говорить об атмосфере в лагере. У меня нет иного выбора. Никто больше не хочет этого делать, если не считать нескольких несдержанных выходок.

Здесь, к моему изумлению, она посмотрела на Багза. Но моя реакция не шла ни в какое сравнение с изумлением Багза, а когда я увидел, что его щеки стали пунцовыми, я не удержался от широкой усмешки. Сэл исполнила свое обещание быть справедливой, с одобрением подумал я. И меня вдруг заинтересовало, не существует ли в их отношениях каких-то неизвестных нам разногласий. Я с радостью представил, как упадет авторитет Багза в лагере, если Сэл бросит его. Моя усмешка, однако, исчезла, когда Сэл продолжила свою речь, прямо обращаясь ко мне.

– Добавлю, что обстановка ухудшилась из-за некоторых личностей, которые едва ли стремились ее нормализовать. Могу даже сказать, что они фактически умышленно усугубили создавшуюся ситуацию. Да, Ричард, прежде чем ты станешь это отрицать, я потороплюсь подчеркнуть, что имею в виду тебя. Я не хочу повторять все, что говорилось в доме несколько дней назад, но если что-нибудь подобное произойдет снова, бросать остроги буду я. Всем ясно? – Она не ждала ответа. – Ричард вовсе не единственный, кто виноват. По-моему, за очень немногими исключениями, все вели себя, как идиоты. Я не увидела никого в обеих группах, кто попытался бы смягчить ситуацию, поэтому и не считаю, что поведение Ричарда чем-то хуже поведения остальных присутствующих.

К этому времени обмен взглядами прекратился, и все мы стали пялиться на листву над головой или обрывать нитки на обтрепанных шортах. В общем, делали что угодно, лишь бы не смотреть на Сэл.

– На мой взгляд, дела обстоят следующим образом. На прошлой неделе у нас было два серьезных происшествия. Первое – это пищевое отравление, а потом случилась ужасная трагедия, которая и собрала нас сегодня здесь. По этим причинам атмосфера в лагере, естественно, ухудшилась. Мы не были бы людьми, если бы в состоянии шока у нас не сдавали нервы… Но, – Сэл ударила кулаком в ладонь, – на этом хватит! С похоронами друга все должно прекратиться, чтобы его смерть была как-то оправдана, иначе она становится бессмысленной. И еще. Нам на пляже нет нужды в числах, но я веду календарь, – объявила Сэл. – Может быть, вам будет интересно узнать, что сегодня одиннадцатое сентября.

Мне вообще-то было очень интересно узнать, что в тот день было одиннадцатое сентября. Это означало, что в тот день исполнилось почти пять месяцев с момента, как я покинул Англию. Однако меня удивила реакция других. Раздались выкрики, кто-то присвистнул.

– Тем, кто появился у нас недавно, поясню, что через три дня у нас должен быть праздник Тэт. Тэт, название которого придумал еще один ушедший от нас товарищ, Даффи, – это наш ежегодный юбилей. В этот день мы впервые переночевали на берегу, поэтому мы и отмечаем это событие. – Когда Сэл произносила эти слова, огонек в ее глазах исчез, и теперь она выглядела погрустневшей. – Честно говоря, я не очень рада нынешнему Тэту. Без Даффи – чего уж там скрывать – праздник будет довольно странным. Однако после всех наших происшествий, особенно после потери Стена, я чувствую, что праздник – это как раз то, что нам сейчас нужно. Он напомнит нам, кто мы такие и почему мы здесь. Поскольку это наш юбилей, он станет точкой отсчета нашей новой жизни. – На мгновение Сэл замолчала, очевидно, уйдя в свои мысли. Затем ее лицо посуровело и приняло обычное деловое выражение. – Понятно, что это означает путешествие на Пханган за едой для вечеринки. Обычно я вызываю добровольцев, но на этот раз я поступлю по-другому. Багз и Кити, поскольку вы стали главными виновниками раскола, я хочу, чтобы вы вместе отправились на Пханган.

Я тут же взглянул на Кити, чтобы узнать, как он воспринял эту новость. Его изумление не знало границ. Лица Багза я больше не видел, потому что он теперь сидел, немного откинувшись назад, но я был уверен, что ему уже известно о решении Сэл. Сомневаюсь, чтобы он чувствовал себя от этого счастливым, однако вряд ли он испытал при словах Сэл потрясение – как Кити.

– Вы можете, если хотите, считать эту поездку символическим жестом сближения. Я рассматриваю ее как практическое… Этьен, – перебила она себя, как бы вдруг вспомнив о чем-то. – Я обдумала твое предложение отвезти Карла на Пханган, но, по причинам, которые мы обсуждали, я полагаю, что это невозможно.

Неожиданно я почувствовал, что кто-то ткнул мне пальцем под ребра. Я обернулся и увидел наклонившегося ко мне Джеда.

– Эй, – прошептал он. – Я и не знал, что Этьен хочет отвезти Карла на Пханган.

Я кивнул:

– Да. Он собирался вчера поговорить об этом с Сэл. А что?

Джед опустил глаза.

– Да так, поинтересовался, – произнес он одним ртом.

Я пожал плечами и оглянулся на Сэл, но она, очевидно, уже сделала знак, что ее речь завершена. Люди зашевелились и начали подниматься с земли.

– О'кей, – произнесла она. – Вот и все, что мне хотелось вам сказать. Надеюсь, вы слушали меня как следует. Сегодня все работают на своих обычных местах. Завтра Кити с Багзом отправляются на Пханган.

Я попытался перехватить Джеда, когда мы возвращались от водопада, но он побежал к Христо. Тогда я пошел вместе с Кити и Грегорио.

Разговор, который мы вели, пробираясь через джунгли, носил до смешного сюрреалистический характер. Мы, конечно же, сгорали от нетерпения обменяться мнениями по поводу речи Сэл, но пришлось ограничиться пустяковой болтовней из опасения, что нас могут подслушать. Передо мной шли беседовавшие о созревающих помидорах Жан и Элла, а за мной шагала Кэсси, которая сообщила, что ей нужно заточить мачете.

Впрочем, и без напускного добродушия было ясно, что речь произвела на нас именно то впечатление, на которое Сэл рассчитывала. Настроение у всех было приподнятым, а шаг быстрым. Похороны представлялись уже событием далекого прошлого. Если бы не Джед, поспешивший вернуться к Христо, я бы и забыл, что мы собирались у водопада из-за шведов.

Когда мы вернулись в лагерь, наше настроение не изменилось. Я почти ждал, что мы снова разобьемся на кучки и примемся обсуждать утренние события. Но через несколько минут бригады уже разошлись по своим делам, и лагерь опустел. То есть в нем остались только мы с Сэл.

– Я поступила справедливо? – спросила она, подойдя ко мне.

– Справедливо?.. – Я почесал голову, уронил сигарету, которую курил, и затоптал ее. – Да, ты поступила справедливо. Думаю, все прошло очень хорошо. Я даже удивился, что так легко отделался… учитывая, что Багз твой друг и все такое.

– Я против фаворитов, Ричард. Надеюсь, ты уже понял это. Впрочем, ты искупил свою вину, когда спас Христо. Это был очень смелый… просто изумительный поступок.

Я улыбнулся:

– Спасибо.

– Ну, – она улыбнулась мне в ответ, – тебе не пора идти? Наши соседи, наверное, что-то готовят, и я с нетерпением буду ждать твоего вечернего отчета.

– Хорошо.

Я было направился к ведущей на пляж тропинке, но затем, повинуясь инстинкту, остановился и оглянулся. Сэл по-прежнему смотрела на меня.

– Я тебе нравлюсь, Сэл? – спросил я.

Она стояла ко мне довольно близко, и поэтому я заметил, как взметнулись вверх ее брови.

– Извини, Ричард?

– Я тебе нравлюсь. Я хочу сказать, что… ты ругаешь меня, когда я делаю что-нибудь не так, но никогда не сердишься на меня долго.

– Ошибки, совершенные людьми, не восстанавливают меня против них.

– Ты доверила мне поездку за рисом и работу под началом Джеда. Ты легко могла отказать ему в просьбе, ведь я из новеньких. И ты предпочла, чтобы именно я передал твое сообщение о собрании, хотя знала, что на меня нельзя положиться.

– Боже мой, Ричард, ты несешь какую-то околесицу.

– Но ведь я прав, не так ли?

Сэл вздохнула:

– Пожалуй, да. Но это не значит, что…

– Я знаю. Ты против фаворитов. – Я остановился. – Хочешь, я скажу, почему я тебе нравлюсь?

– Валяй.

– Потому что напоминаю тебе Даффи, да?

– Да. Но откуда ты… – она покачала головой. – Да, ты мне сильно напоминаешь Даффи. Очень сильно.

– Так я и думал, – сказал я. И отправился дальше.

Я испугался

Мистер Дак уже поджидал меня на наблюдательном пункте, как и каждое утро после нападения акулы.

Когда я его обнаружил там впервые, то испытал шок, и мы с ним сразу же заспорили. Я считал, что с его стороны было разумно появиться, когда я спасал Христо в пещерах. Со свечением или без него, пещеры все равно походили на кошмар. И это было как раз подходящее место, чтобы ожидать появления мистера Дака. Но увидеть его под ярким солнцем с незажженным косяком в зубах на манер сигары – совершенно невыносимое зрелище.

Пока длилось мое замешательство и я стоял, разинув рот, он ухмылялся и качал головой из стороны в сторону.

Наконец я сказал ему:

– Средь бела дня, мистер Дак!..

Я сказал это раздраженным тоном, потому что в глубине души чувствовал себя оскорбленным его развязным поведением.

– Ну да, средь бела дня, – спокойно ответил он. – Именно так.

Я удивился:

– Я что, не сплю?

– Нет.

– Тогда я схожу с ума.