Глава 5. Я проснулась от бряканья металлических вешалок

Я проснулась от бряканья металлических вешалок. Белокурая девушка перебирала мои вещи, миссис Талбот развесила их вчера в шкафу.

– Привет, – сказала я.

Девушка обернулась и улыбнулась.

– Красивые вещицы. Хорошие бренды.

– Я – Хло.

– А я – Лиза. Как Лиззи МакГир. – Она махнула рукой в сторону выцветшей журнальной вырезки на стене. – Только я не люблю, когда меня называют Лиззи, потому что это… – она понизила голос до шепота, словно боясь оскорбить фотографию Лиззи, – как‑то по‑детски.

Она продолжала болтать, только я не слушала ее. Я никак не могла отделаться от мысли, что с ней что‑то не так. Ведь если она тут, в пансионе Лайл, значит, с ней точно что‑то не так. Какое‑нибудь «умственное расстройство».

Но она совсем не похожа на сумасшедшую. Ее длинные волосы забраны в аккуратный хвост. На ней – модные джинсы и хорошая футболка. Не знай я точно, где нахожусь, я бы подумала, что проснулась в обыкновенной школе‑пансионе.

Она продолжала без умолку болтать. Может, именно в этом все дело?

Но она казалась совершенно безобидной. Да ведь так и должно быть. Они бы не стали помещать сюда кого‑то опасного. Или по‑настоящему сумасшедшего.

О, нет, Хло, они не помещают сюда настоящих сумасшедших. Только тех, кто слышит голоса, видит обгорелых сторожей и дерется с учителями.

У меня заныл желудок.

– Ты давай вставай, – сказала Лиза. – Завтрак через пять минут, и они очень злятся, если опаздываешь. – Я открыла ящик шкафа, но Лиза махнула рукой. – На завтрак можно идти и в пижаме. Парни обедают и ужинают с нами, а вот завтрак у них попозже, так что мы можем позволить себе немного вольности.

– Парни?

– Симон, Дерек и Питер.

– Так тут совместное обучение?

– А‑ха. – Лиза глянула в зеркало и, сжав губы, отшелушила сухой лоскуток кожи. – Нижний этаж у нас общий, а верхний разделен.

Она открыла дверь и показала мне короткий коридор.

– Они занимают вторую половину. Здесь даже нет двери между половинами. Можно подумать, что мы стали бы ходить к ним тайком по ночам. – Она хихикнула. – Хотя Тори пошла бы. Я бы тоже могла, если бы было ради кого. А Тори запала на Симона. – Лиза придирчиво осмотрела мое отражение в зеркале. – Тебе может понравиться Питер. Он симпатичный, но слишком мал для меня. Ему тринадцать. Вернее, почти четырнадцать.

– Мне пятнадцать.

Лиза прикусила губу.

– Ох ты. Впрочем, неважно. Все равно Питер тут долго не пробудет. Я слышала, он скоро поедет домой. – Она помолчала. – Так, значит, пятнадцать? В каком ты классе?

– В девятом.

– Как Тори. А я в десятом, как Симон, Дерек и Рэ. Хотя я думаю, что Симону и Рэ еще по пятнадцать. Не помню, я говорила, что мне нравятся твои волосы? Я тоже хотела так покраситься, только с голубыми прядями, но мама сказала…

Лиза продолжала отпускать комментарии по любому поводу, когда мы спустились вниз и встретили целый сонм персонажей. Во‑первых, доктор Джил, психолог, но она приходила сюда только в рабочие часы, как и учитель, мисс Ванг.

Двух из трех нянечек я уже встречала. Миссис Талбот – ту, что постарше, которую Лиза охарактеризовала как «очень милую», и молодую мисс Ван Доп, «не такую хорошую», как шепнула мне Лиза. Третья, миссис Абдо, работала только по субботам и воскресеньям, давая двум другим выходной. Они жили здесь же и присматривали за нами. Они были скорее воспитателями, но Лиза упорно называла их нянечками.

В конце лестницы в нос мне ударил сильный запах лимонного очистителя. Здесь пахло, как в доме у бабушки. Даже папа никогда не чувствовал себя уютно в безукоризненно чистом доме своей матери, под ее строгим взором, в котором читалось: «если ты прольешь содовую на белый кожаный диван, можешь не рассчитывать на подарок ко дню рождения». Однако всего один взгляд на эту гостиную, и я выдохнула с облегчением. Здесь было так же чисто, как у бабушки, – ковер без единого пятнышка, мебель надраена и блестит – но все выглядело уютно и по‑домашнему поношенно, так и тянуло свернуться калачиком на диване.

Стены были выкрашены в самый популярный в Лайле цвет – в бледно‑желтый. Темно‑синий диван и два кресла‑качалки были завалены подушками. В углу тикали старинные часы. На столиках по краям дивана стояли вазочки с маргаритками и нарциссами. Ярко и жизнерадостно. Я бы даже сказала, чересчур ярко и жизнерадостно, как в той гостинице возле Сиракуз, где мы с тетей Лорен останавливались прошлой осенью – там так отчаянно старались создать домашний уют, что это больше напоминало декорации, чем реальный дом.

Здесь, я думаю, все то же самое: бизнес, старающийся убедить тебя в том, что это не бизнес, и заставить тебя почувствовать себя как дома. Заставить забыть, что ты в доме для душевнобольных детей.

Лиза остановила меня возле двери в столовую, и мы заглянули туда.

С одной стороны стола сидела высокая девушка с короткими темными волосами.

– Это Тори. Вообще‑то Виктория, но ей больше нравится Тори. Она моя лучшая подруга. У нее бывают приступы дурного настроения, я слышала, что она попала сюда именно из‑за этого. Но она хорошая. – Лиза дернула подбородком, указывая на другую девушку за столом – красотку с бронзовой кожей и длинными волнистыми волосами. – Это Рэчел. Рэ. У нее пунктик насчет огня.

Я вгляделась в эту девушку. Пунктик насчет огня? Значит ли это, что она устраивает поджоги? А я‑то думала, что тут все должно быть абсолютно безопасно.

А как насчет парней? Вдруг кто‑то из них агрессивен?

Я потерла ноющий живот.

– Я смотрю, кое‑кто проголодался, – пропел чей‑то голос.

В дверь, которая, видимо, соединяла столовую с кухней, вошла миссис Талбот с кувшином молока в руках. Она улыбнулась мне.

– Проходи, Хло. Давай я тебя всем представлю.

Перед завтраком мисс Ван Доп раздала нам всем таблетки и проследила, чтобы мы их выпили. Выглядело это немного жутковато. Никто не произнес ни слова – все просто протягивали ладонь, закидывали таблетки в рот и запивали водой. А потом как ни в чем не бывало возвращались к разговору.

Видя, как я недоверчиво смотрю на таблетки в своей руке, мисс Ван Доп сказала, что попозже доктор мне все подробно объяснит, а пока я просто должна их выпить. Что я и сделала.

Поев, мы все направились наверх, переодеваться. Первой шла Рэ, за ней – Лиза, потом – Тори, и замыкала шествие я.

– Рэчел? – окликнула Тори.

Плечи Рэ напряглись, но она не обернулась.

– Да, Виктория?

Тори поднялась еще на две ступеньки, сократив расстояние между ними.

– Ты постирала вещи? Сейчас твоя очередь. А я хочу надеть ту новую рубашку, которую купила мне мама.

Рэ медленно обернулась.

– Миссис Талбот сказала, что я смогу постирать сегодня. Вчера нам велели сидеть и не высовываться, пока… – Она перевела взгляд на меня и чуть улыбнулась, как бы извиняясь. – …Хло обустраивалась.

– Так, значит, ты не постирала?

– Именно это я и сказала.

– Но я хочу…

– Свою рубашку. Я поняла. Ну, так надень ее. Она же совершенно новая.

– Да, но ее могли мерить в магазине другие люди. И это ужасно.

Рэ вскинула руки и пошла дальше. Тори ругнулась. Как будто это я была в чем‑то виновата. Она повернулась ко мне, и между нами что‑то мелькнуло. Я отступила назад и схватилась за перила.

Она криво усмехнулась.

– Господи, да не собираюсь я тебя бить.

Над ее плечом появилась рука. Тонкие бледные пальца извивались, словно черви.

– Хло? – окликнула меня Лиза.

– Я‑я‑я‑я… – Я с трудом оторвала взгляд от бледной руки. – Я споткнулась.

– Послушай, девочка… – прошептал мне в ухо мужской голос.

Лиза спустилась на пару ступенек и положила руку мне на плечо.

– С тобой все в порядке? Ты побледнела.

– М‑м‑мне просто п‑п‑показалось, что я что‑то слышу.

– Почему она так странно разговаривает? – спросила Тори у Лизы.

– Это называется заикание. – Лиза сжала мою руку. – Это ничего. Мой брат тоже заикается.

– Твоему брату всего пять лет, Лиза. Многие дети в его возрасте заикаются. Но не подростки. – Тори взглянула на меня. – Ты заторможенная?

– Что?

– Ну, ты ездишь на длиииинном автобусе… – она широко развела руки, а потом снова свела их вместе, – или на коротком?

Лиза вспыхнула.

– Тори, это не…

– Да ладно! Она говорит, как маленькая, да и выглядит так же…

– У меня проблемы с речью, – сказала я, тщательно произнося каждое слово, словно это Тори была заторможенной. – И я стараюсь справиться с этим.

– У тебя отлично получается, – вставила Лиза. – Ты сейчас сказала целое предложение, не заикаясь.

– Девочки? – Миссис Талбот выглянула из гостиной первого этажа. – Вы же знаете, что нельзя баловаться на лестнице. Урок начнется через десять минут. Хло, мы еще не получили данные от твоих преподавателей, поэтому у тебя сегодня урока не будет. Как оденешься, мы обсудим твое расписание.

В пансионе Лайл обожали расписания, как любят дисциплину в лагере новобранцев.

Подъем у нас был в 7.30. Мы завтракали, умывались, одевались и к 9.30 были в классе. Там мы занимались индивидуально, под присмотром мисс Ванг выполняя задания наших учителей из школы. В 10.30 перерыв на небольшой перекус – весьма питательный, само собой. И снова в класс. Перерыв на обед в полдень. И опять в класс с 13.30 до 16.30 с двадцатиминутной переменой в 14.30. Еще во время занятий у нас проходила индивидуальная часовая терапия с доктором Джил. Мой первый сеанс пройдет сегодня сразу после обеда. С 16.30 до 18.00 у нас было свободное время… ну, или что‑то вроде того. Вдобавок к занятиям и терапии у нас еще были бытовые обязанности. Довольно много, если судить по списку. И их надлежало выполнять в свободное время до и после ужина. Плюс мы еще должны были втиснуть во все это тридцать минут ежедневной физкультуры. А потом, после вечернего чая, в 21.00 мы отбывали в постель. Свет гасили в 22.00.

Питательные полдники? Сеансы терапии? Список поручений? Обязательные физические упражнения? Спать в девять часов?

Лагерь для новобранцев мог показаться куда привлекательнее.

Мне здесь не место, это точно.

После того как мы поговорили, мисс Талбот кто‑то позвонил, и она заспешила, пообещав вскоре вернуться со списком моих поручений. Красота.

Я сидела в гостиной и пыталась обдумать сложившееся положение. Но неослабная жизнерадостность интерьера действовала на меня, словно яркий свет в глаза, не давая сосредоточиться. Несколько дней желтого цвета с маргаритками, и я превращусь в счастливого зомби, как Лиза.

Я почувствовала укол совести. Лиза дала мне почувствовать, что мне здесь рады, и не задумываясь вступилась за меня перед своей лучшей подругой. Если жизнерадостность – это душевное заболевание, то не самое неприятное – уж куда лучше, чем видеть обгоревших людей.

Я потерла шею и закрыла глаза.

Пансион Лайл оказался вовсе не так плох, правда. Лучше, чем обитые мягким комнаты и бесконечные коридоры с настоящими зомби – едва волокущими ноги пациентами, настолько обколотыми всякими лекарствами, что им даже не до собственного внешнего вида. Может, меня тревожила иллюзия дома? Может, мне в какой‑то степени было бы спокойнее с уродливыми кушетками, белыми стенами и решетками на окнах, чтобы не было никаких фальшивых ожиданий? И то, что я не вижу решеток, еще не значит, что здесь все так свободно и открыто, как кажется. Так просто не может быть.

Я подошла к окну. Закрыто, несмотря на солнечный день. В раме была дыра, раньше там, наверное, располагалась щеколда. Я выглянула наружу. Много деревьев, тихая улица, старинные особняки на больших участках. Никакой электрической изгороди, никаких плакатов, возвещавших: ПАНСИОНАТ ЛАЙЛ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ ДЕТЕЙ. Все очень обычно. Но что‑то подсказывало мне, что возьми я сейчас стул и разбей им окно, немедленно сработает сигнализация.

Так где же расположена сигнализация?

Я вышла в холл, взглянула на входную дверь и увидела – вот она, мигает. Никаких попыток спрятать. Думаю, это своего рода напоминание. Будьте как дома, но не пытайтесь выйти наружу.

А как насчет черного хода?

Я прошла в столовую и выглянула в окно. Во внутреннем дворике было тоже много деревьев, как на лужайке у парадного входа. Еще там был навес, плетеные кресла, грядки. На одном из стульев лежал футбольный мяч, а над небольшой асфальтированной площадкой висело баскетбольное кольцо, значит, нам все же дозволялось выходить на улицу – видимо, для тех самых тридцати минут «занятий физкультурой». Интересно, видеонаблюдение ведется? Я не заметила никаких камер, зато окон здесь было предостаточно, чтобы нянечки могли присматривать во дворе за каждым. И двухметровый забор тоже был хорошей защитой.

– Ищешь, как сбежать?

Я развернулась и увидела мисс Ван Доп. В ее глазах мелькали озорные огоньки, но лицо при этом оставалось серьезным.

– Н‑н‑нет. П‑п‑просто осматриваюсь. Да, и еще: когда я одевалась, я заметила, что на мне нет моего рубинового колье. Наверное, оно осталось в больнице. Мне бы хотелось удостовериться, что мне его вернут. Оно особенное.

– Я передам твоему папе, но, пока ты здесь, мне придется подержать колье у себя. Мы не разрешаем нашим девочкам носить ювелирные украшения. А теперь насчет плана побега…

Другими словами, хорошая была попытка, но отвлечь мисс Ван Доп не удалось. Она выдвинула стул и жестом пригласила присесть. Я села.

– Уверена, ты заметила систему безопасности у парадной двери, – сказала она.

– Я не…

– Не пыталась сбежать. Я знаю. – Улыбка тронула ее губы. – Большинство наших постояльцев – не из тех детей, кто убегает из дому. Разве что в знак протеста. Они достаточно умны, чтобы понять, что на улице их ждет что‑то пострашнее, чем то, что бывает внутри. А здесь совсем не так плохо. Не Диснейленд, конечно, но и не тюрьма. У нас было всего несколько попыток побега, да и то ребята просто хотели повидать своих друзей. Ничего серьезного, но родители ждут от нас лучшей организации безопасности. И хотя мы гордимся тем, что создаем обстановку, близкую к домашней, я считаю, что очень важно с самого начала обозначить все ограничения, которые у нас неизбежно возникают.

Она замолчала, ожидая от меня какого‑нибудь ответа. Я кивнула.

– Окна подключены к сигнализации, как и входные двери. Вам дозволяется выходить только на задний двор, там нет ворот. Из‑за сигнализации вы должны уведомлять нас каждый раз, когда собираетесь пойти погулять, чтобы мы могли отключить сирену и – конечно! – держать вас под наблюдением. Если у тебя будут какие‑то вопросы относительно того, что можно делать и чего нельзя, обращайся ко мне. Я не стану приукрашивать действительность, Хло. Я считаю, что честность – лучший шаг для установления доверия, а доверие просто жизненно необходимо в таких местах, как это.

И снова ее взгляд буквально пронзил меня насквозь, прощупывая, убеждаясь, что я уловила скрытый смысл – честность ожидается с обеих сторон, и я должна выполнять свою половину уговора.

Я кивнула.