DMZ – демилитаризованная зона 1 страница

Я передал Джеду его бинокль и лег на спину. Несмотря на быстрый утренний бросок наверх в скалы, моя голова еще была в тумане после наркотиков, которые я курил накануне вечером, и я никак не мог настроиться на резкость, чтобы разглядеть крошечные фигурки.

– В основном, – рассказывал я, заложив руки за голову, – ощущение такое, как у человека в космосе. Я парил среди множества звезд и комет. Одно из самых изумительных зрелищ получилось, когда я спугнул стаю рыб.

Джед перенастроил для себя окуляры:

– Я уже видел свечение раньше.

– Но ты не видел его под водой.

– Нет. Звучит заманчиво.

– Да. Действительно заманчиво. – Я вздохнул. – Я тебе не рассказывал о Багзе и о папайях?

– Нет еще.

– Недели две назад я обнаружил папайевый садик, а теперь Багз так представил все дело, как будто это он его нашел. Правда, я не запомнил к садику дорогу, но ведь первым его нашел я. – Я сел, чтобы посмотреть на реакцию Джеда. Никакой реакции не последовало. – Но, вероятно, это не так уж важно. А ты как думаешь?

– Гм, – рассеянно ответил Джед.

– «Гм» – значит важно или «гм» – неважно?

– Ну… наверное…

Я оставил эту тему. В том-то и заключалась проблема с Багзом. Если не знать особенностей его характера, то вы и не поймете, как он может достать. Я вновь лег на спину и начал наблюдать за облаками, чувствуя досаду.

Она появилась у меня раньше – еще с того момента, когда, два часа назад, мы заняли свой наблюдательный пост, чтобы в который раз убедиться, что Зеф с Сэмми по-прежнему находятся на пляже соседнего острова. Я понимал, что это повод вздохнуть с облегчением, но данный факт, наоборот, подействовал мне на нервы, и по мере того, как пролетали утренние часы, я тщательно обдумывал возникший парадокс. Первой моей мыслью было, что его причина кроется в неопределенности ситуации. Я устал ждать, и мне хотелось, чтобы поскорее наступила развязка. Даже если события станут развиваться по наихудшему варианту, и те люди направятся к нам, тогда ситуация, по крайней мере, прояснится. В таком случае мы смогли бы повлиять на ее развитие.

Но мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что моя догадка неверна. В процессе проработки наихудшего варианта я неизбежно перешел к самому благоприятному. Я представил, что Зеф и Сэмми исчезли, вернулись на Пханган или Пхелонг и что я их больше никогда не увижу. Именно в тот момент я и понял, в чем заблуждался, ведь эта оптимистичная мысль вызвала у меня разочарование. Непостижимая правда заключалась в том, что мне не хотелось, чтобы они возвращались. Я досадовал еще и потому, что не хотел, чтобы они оставались на месте. А тогда самый худший вариант представал самым лучшим. Я хотел, чтобы они добрались до нашего острова.

– Тоска, – беззаботно пробормотал я.

Джед рассмеялся.

– Тоска – это хорошо, Ричард, – сказал он. – Тоска – безопасная штука.

Я не ответил ему. Я еще не поделился с Джедом мыслями о Зефе и Сэмми, полагая, что такие мысли не очень-то ему понравятся. Но я колебался. Возможно, он думал так же, как и я. Я знал, что он испытывает удовольствие, ускользая от охранников полей, что было опасным делом, и я не забыл, что о нем говорил Кити. Я решил незаметно прощупать почву.

– Джед, – спросил я, зевая, чтобы подчеркнуть этим случайный характер своего вопроса, – ты помнишь войну в Персидском заливе?

– Конечно.

– Меня просто интересует одна вещь… Ты помнишь, из-за чего заварилась каша? Когда мы велели им убираться из Кувейта, грозя в противном случае раздавить их в лепешку, и Саддам что-то там говорил?

– Он отказывался, так ведь?

– Верно. – Я приподнялся на локтях. – Мне просто интересно, что ты тогда думал?

– Что я думал?

– Насчет повода к войне в Персидском заливе.

Джед опустил бинокль и почесал бороду:

– Я думал, что все это – куча лицемерного дерьма, если я правильно помню.

– Да нет, я имею в виду, что ты думал насчет возможности начала войны. Ты испытывал из-за этого тревогу?

– Ну… в общем-то, нет.

– А ты не испытывал… нетерпеливого ожидания, когда же она начнется?

– Нетерпеливого ожидания?

– Да… Между нами… – я глубоко вздохнул, – я надеялся, что Саддам не отступит… Знаешь, мне просто хотелось посмотреть, что из этого выйдет.

Глаза Джеда сузились.

– Послушай, Ричард, – сказал он. – Я совершенно не понимаю, почему ты заговорил об этом.

Я почувствовал, как покраснел:

– Да я и сам не пойму. Просто эта мысль почему-то вдруг пришла мне в голову.

– Ага. Ну, я думаю, что в какой-то степени ждал начала войны в Персидском заливе. Это было драматично и возбуждающе, и, как ты сказал, мне хотелось посмотреть, что из этого выйдет. Но когда я увидел по телевизору дорогу в Басру и разбомбленное бомбоубежище, мне стало не по себе. Я чувствовал себя так, как будто сначала чего-то не понимал, а теперь понял, но слишком поздно. Такой ответ тебя удовлетворит?

– О да, – быстро ответил я. – Полностью.

– Хорошо. – Джед усмехнулся. – Итак, Ричард, тебе скучно.

– Ну, не то чтобы скучно…

– В общем, тебя охватило безразличие.

– Может быть.

– Что бы там ни было, тебе нужно немного встряхнуться. Прекрасно. Давай сходим на поле и стащим травки.

– Мм… мы? – слегка заикаясь, спросил я, потому что одновременно горел желанием отправиться туда и сильно удивился. С тех пор как я начал работать с Джедом, он только один раз ходил за травкой, причем оставил меня тогда на нашем наблюдательном пункте. – Ты хочешь сказать, что мы пойдем вдвоем?

– Конечно. У нас в запасе уйма времени, рискнем предположить, что они ничего такого не сделают, пока нас не будет. Кроме того, я заметил, что запасы в лагере подходят к концу.

– По-моему, это замечательная идея!

– О'кей. – Он встал. – Тогда пошли.

С седловины между двумя островными пиками можно было точно определить местонахождение полей с марихуаной, хотя их и закрывали деревья. В лиственном шатре виднелись неожиданные провалы там, где одна терраса сменялась другой. С высоты казалось, что террасы представляют собой единый, сплошной склон со случайными разрывами в шатре листвы. Иллюзию создавал приподнятый угол обзора. Я предположил, что из-за этого полей и не замечали с воздуха.

Когда мы подошли к седловине, Джед подал мне знак вытянутой вперед ладонью с сомкнутыми пальцами, и мы начали спускаться в DMZ – так я решил называть это место. Во время спуска я внимательно смотрел на ноги Джеда. Я обратил внимание, что он ходит намного тише меня, хотя мы двигались по одному и тому же покрову из опавшей листвы и веток, и мне очень хотелось понять, каким образом ему это удается. Одна из причин заключалась в том, что он наступал на всю подошву, а не на носок. Я же, наоборот, наступал на носок, поскольку, пытаясь двигаться бесшумно, инстинктивно стремился идти на цыпочках. Понаблюдав за ним, я догадался, что моя манера ходьбы лишена здравого смысла. Равномерно распределяя давление по всей ступне, он с меньшей силой опускал ногу на ветки и, в то же время, разглаживал под ступней целый участок листвы. Когда я перенял его метод, я сразу же уловил на слух перемену. Вдобавок к этому, он довольно высоко поднимал ноги, поэтому они не скользили над поверхностью земли и не цеплялись за то, что на ней лежало.

Чтобы лучше запомнить эти уроки, я начал играть сам с собой, когда мы медленно пробирались через DMZ. Если я задевал прутик, это означало, что я натыкался на мину; если же я слишком громко наступал на лист – с шорохом, не похожим на обычно раздававшиеся в джунглях звуки, – это означало, что меня снял снайпер. Я также решил, что попадавшаяся время от времени на дороге паутина – это противопехотная мина «клеймор», и старательно переступал через нее, если только ее уже не разорвал до этого Джед. Памятуя о видеоиграх, я взял себе три жизни, а также еще одну жизнь в запас, если увижу какое-нибудь животное больше жука раньше, чем оно заметит меня. Единственным недостатком в этой игре было отсутствие наказания в случае потери всех жизней – а подобное случилось уже несколько раз. Но стыд сам по себе служил довольно сильным наказанием, и, за исключением этого единственного изъяна, игра оказалась замечательной.

Я так здорово развлекался, что даже немного расстроился, когда мы подошли к полю. Несколько минут мы молча сидели на корточках на краю джунглей, стараясь удостовериться, что поблизости никого нет. Потом Джед обернулся ко мне. «О'кей, – одними губами произнес он, указывая на меня. – Иди».

Мои брови поползли вверх, и я коснулся рукой груди. Он кивнул. Я усмехнулся и поднял большие пальцы рук. Затем я пригнулся как можно ниже к земле, только не опускаясь на четвереньки, и устремился вперед.

Между деревьями и границей поля было не менее трех метров хорошо утоптанной земли: именно по этому участку и ходили охранники. Выбравшись из-под укрытия деревьев, я сначала посмотрел налево и направо, а затем быстро проскочил это свободное пространство. Я учитывал, что охрана может появиться в любой момент, поэтому, не тратя времени зря, попытался сорвать несколько приличного размера веточек. Здесь у меня сразу же возникли трудности. Стебли марихуаны оказались на редкость жесткими. Я как можно тише скручивал их и разрывал отдельные волокна, но был не в состоянии оторвать веточки от главного стебля. В довершение ко всему мои руки вспотели и стали ужасно скользкими, и я не мог как следует схватиться за веточки. Я оглянулся на Джеда. Он в отчаянии прижал руку к голове. «Что мне делать?» – беззвучно спросил я его.

Он поднял нож и саркастически помахал им над головой. Я понял, что ринулся вперед, прежде чем Джед успел дать мне нож. Кляня себя за спешку, я сложил руки ковшиком – я показывал, что Джеду лучше бросить мне нож. Нож промелькнул в воздухе, и я наконец смог справиться с непокорными стеблями. В качестве компенсации за просчет я задержался на минуту дольше, чем следовало, и поэтому вернулся обратно с внушительной охапкой веточек в руках.

– В чем дело, Ричард? – спросил меня Джед, когда мы достигли нашего безопасного наблюдательного пункта. – Я думал, ты будешь доволен таким возбуждающим приключением. – Он дружески похлопал меня по спине. – Я думал, что ты от счастья запоешь эту смешную песенку про мышку.

Я покачал головой и положил охапку на землю:

– Я в порядке, Джед.

– Дело не в ноже, нет? Знаешь, это я виноват. Я велел тебе идти до того, как дал тебе нож.

– Нет, нет. Нож тут ни при чем… ну, почти ни при чем… и ты в этом не виноват. Мне надо было самому сообразить. Но я действительно в порядке.

Мои слова, по-видимому, не убедили Джеда.

– Я знаю, в чем тут дело. Ты хотел посмотреть на охранников?

– Ну… – Я пожал плечами. – Интересно было бы на них взглянуть.

– Не знаю, Ричард, но мне кажется, что ты попусту расстраиваешься. Поверь мне на слово – нам повезло, что мы ни на кого не напоролись.

– Конечно… – Я на мгновение задумался и рассеянно сорвал бутон-другой. – А любопытно, что бы, по-твоему, случилось, если бы они заметили нас?

– Гм… не знаю. Лучше не попадаться им на глаза.

– Думаешь, они убили бы нас?

– Может быть. Вообще-то у меня есть некоторые сомнения на этот счет, потому что подобная вещь не имеет смысла. Они знают, что мы здесь, мы тоже знаем об их присутствии, и никто из нас не хочет, чтобы наши секреты были раскрыты, поэтому…

– Я слышал, что Даффи как-то разговаривал с ними…

Джед удивился:

– Кто тебе сказал?

– Гм… По-моему, Грег.

– Я думаю, он ошибся. Сэл обязательно сообщила бы мне, если бы подобное произошло, но она ничего такого не говорила.

– Слушай… А что если они схватят Зефа и Сэмми? Это совершенно другое дело, ведь эти парни не связаны с нами.

– Да. Они могут убить Зефа и Сэмми.

– По крайней мере, тогда решится наша проблема, – осторожно предположил я, ожидая, что Джед возразит мне, но он не возразил. Он лишь кивнул мне.

– Да, – с безразличием произнес он. – Тогда проблема решится.

Зомби – пожиратели рыбы

К тому времени как мы вместе прыгнули с водопада, уже стемнело. Нам пришлось прыгать в полной темноте, не видя ни берегов озера, ни белой пены в том месте, куда низвергался водопад. Потом нам пришлось пробираться через лес. Я бы точно заблудился, если бы не Джед.

Я хотел быстро поесть и провести остаток вечера, плавая посреди свечения. Мне также не терпелось рассказать своим друзьям о спящем охраннике, что совершенно выскочило у меня из головы вчера из-за возбужденного состояния. Однако, подойдя к хижине-кухне, я не нашел там привычной еды, завернутой в банановые листья. Я нашел лишь немного холодного вареного риса. Тогда я поискал большой кухонный котел, предположив, что Грязнуля просто-напросто забыл выложить из него рыбу и овощи, но в котле тоже ничего не оказалось. Это было странно, ведь обычно повара оставляли кое-что на завтрак. Я в раздумье погладил пустой живот и огляделся по сторонам. Тут я заметил нечто еще более странное. Кроме Джеда, сидевшего в нескольких метрах от меня, в лагере никого не было. Я не видел в темноте ни огоньков от косяков, ни горевших в палатках фонариков.

Я подошел к Джеду:

– Тебе ничего не кажется странным? – спросил я его.

Он пожал плечами:

– Странно только, что я не вижу своей еды.

– Да… точно. Еды нет. И людей тоже.

– Людей? – Джед посветил вокруг своим фонариком «Мэглайт».

– Понимаешь, о чем я?..

– Да. – Он встал. – Странно все это…

Несколько секунд мы оглядывались по сторонам, следя за желтым лучом света. Неожиданно поблизости раздался громкий стон – кто-то стонал от боли.

– Господи, – прошептал Джед и выключил фонарик. – Ты слышал?

– Конечно.

– Кто это был?

– Откуда мне знать?

Мы замолчали, внимательно прислушиваясь. Затем мы снова услышали стон, от которого у меня встали торчком волосы на затылке.

– Боже мой, Джед! Включи фонарик снова! Эти стоны действуют мне на нервы.

– Если они действуют тебе на нервы, то почему же ты улыбаешься?

– С чего ты взял, что я улыбаюсь?

– В твоем голосе слышится смех.

– Включи же этот чертов фонарь!

– Нет, – прошептал он. – Мы же не знаем, что происходит.

Мы снова прислушались. Я вспомнил свое первое утро на острове, когда очнулся после лихорадки и бродил по пустой площадке. Довольно неприятное ощущение даже при дневном свете. Вы как-то неуютно чувствуете себя в пустынном месте, где, как вы точно знаете, должно быть полно народу. С жуткими стонами в темноте здесь было раз в десять страшнее.

– Похоже на фильмы о зомби, – мрачно пробормотал я и захихикал. – «Зомби – пожиратели плоти».

Джед не ответил мне. В следующий раз, когда мы услышали стон, мы сумели определить, откуда он донесся. С левой стороны от нас, оттуда, где было раскинуто большинство палаток.

– О'кей, – сказал Джед. – Пошли на разведку. В авангарде пойдешь ты.

– Я? Фонарик же у тебя.

– Мне нужно держать его, а у тебя будут свободны обе руки.

– Свободны для чего?

– Чтобы сражаться с зомби.

Джед зажег фонарик и осветил палатку Грязнули, а я пробормотал ругательство и медленно двинулся по направлению к ней.

Я сделал всего несколько шагов, когда полог палатки откинулся и оттуда высунулась голова Эллы.

– Джед? – спросила она, заслоняясь рукой от света.

– Ричард. И Джед. Что случилось, Элла?

Она покачала головой:

– Забирайтесь сюда. Катастрофа.

– Это все Кити, – рассказывала Элла, вытирая лоб Грязнули. Именно его стоны мы только что слышали, и во время нашего разговора он продолжал стонать. Он лежал с закрытыми глазами и обеими руками мял свой огромный коричневый живот. По-моему, он даже не осознавал, что мы сидим в палатке. – Идиот.

Я удивленно поднял брови:

– Почему? Что он такого натворил?

– Он положил в одно из ведер кальмара, а мы нарезали кальмара на куски и перемешали с остальной рыбой.

– Ну и что?

– Кальмар был уже дохлый, когда он проткнул его острогой.

Джед прерывисто вздохнул.

– Почти все отравились. Душевая хижина забита рвотой, а к Хайберскому проходу лучше не подходить.

– А ты? – спросил я. – Ты вроде бы в порядке.

– Всего пятеро или шестеро легко отделались. У меня немного поболел живот, но мне, похоже, повезло.

– Зачем же Кити бросил острогу в дохлого кальмара?

Глаза Эллы сузились:

– Я бы тоже хотела знать. Нам всем хотелось бы спросить его об этом.

– Да… А где же он? У себя в палатке?

– Наверное, там.

– Хорошо. Пойду схожу к нему…

Я выбрал подходящий момент для ухода, потому что, когда я вылезал наружу, Грязнуля сел прямо, и его рвота брызнула во все стороны. Я быстро выскользнул в темноту. В ушах звенело от визга Эллы.

Прошла целая вечность, прежде чем я нашел Кити. В палатке его не было, и, когда я позвал его, никто не откликнулся. В конце концов я решил поискать его на пляже. Он был там. Освещенный лунным светом, он сидел невдалеке на берегу.

Когда он увидел, что я приближаюсь к нему, он сделал движение, как будто собирался удрать.

– Привет, – произнес он упавшим голосом.

Я кивнул и уселся рядом с ним.

– Я не гвоздь сезона, Рич.

– Кальмар тоже.

Он не засмеялся.

– Так что же все-таки произошло?

– Разве ты еще не знаешь? Я отравил весь лагерь.

– Да, но…

– Я был под водой в маске Грега. И увидел этого кальмара. Мы же ели кальмаров сотни раз. Поэтому я метнул в него острогу, а потом бросил его в ведро. Откуда я знал, что он уже подох?

– Так он же не двигался.

Кити посмотрел на меня:

– Теперь я понимаю! Но я думал… я думал, что кальмары, как медузы. Колышутся в воде, и… их щупальца создают иллюзию, что они живые.

– Ты ошибся. Но ты не виноват.

– Да, Рич. Верно. Во всем виноват Жан. – Он замолчал и ткнул кулаком в песок между ногами. – Разумеется, это моя вина! Господи!

– Ладно… виноват ты, но ты не должен…

– Рич, – перебил он меня. – Пожалуйста, не надо.

Я пожал плечами и отвернулся. Лунный свет освещал изломанную расщелину, спускавшуюся по утесам в кораллы.

– Кпау, – тихо сказал я.

Кити подался вперед:

– Что ты сказал?

– Кпау.

– О чем это ты?

– Молния издает похожий звук. – Я показал на расщелину. – Видишь?

Сумасшедший дом

Я посидел с Кити недолго, потому что мне не терпелось узнать, как дела у Этьена и Франсуазы. Кити остался на пляже, поскольку считал, что он, бедняга, еще не готов показаться людям на глаза. Большое потрясение – столько бороться за право заниматься рыбной ловлей, чтобы потом вляпаться в такую историю! Он чувствовал себя особенно виноватым, потому что оказался одним из немногих, кто избежал отравления. Я пытался уговорить его, чтобы он не сходил с ума окончательно, ведь он вряд ли виноват в том, что у него хорошая иммунная система, но это не помогло.

Когда я увидел, что творится в доме, то в душе порадовался, что Кити остался на пляже. От всего происходившего здесь ему стало бы только хуже. Я и понятия не имел, что последствия отравления были столь тяжелыми, и решил, что Кити тоже не отдавал себе в этом отчета, иначе он бы вернулся в лагерь, чтобы помочь остальным.

Проход вдоль кроватей до самой середины был заставлен свечами. Их поставили там, по-видимому, для того, чтобы их не сшибли корчившиеся на кроватях люди. Кислый запах рвоты ощущался даже сквозь дым от горящего воска. В помещении не утихали стоны. Никто, вероятно, не стонал беспрерывно, просто стоны одних перекрывались стонами других людей, и поэтому звук не смолкал. Каждый, казалось, говорил на своем родном языке. Знакомые мне слова в невнятном бормотании, наполнявшем дом, придавали ситуации еще более сюрреалистический характер. Люди просили воды или хотели, чтобы им с груди стерли рвоту. Когда я проходил мимо Джессе, он ухватился за мою щиколотку и умолял меня отвести его в душевую хижину.

– У меня тут все ноги в дерьме, – задыхаясь, выговорил он. – Все! Посмотри!

Я увидел, как между кроватями сновали Кэсси и Моше, не в силах удовлетворить просьбы всех. Заметив меня, Кэсси сделала отчаянное движение руками и спросила:

– Они умирают?

Я отрицательно покачал головой.

– Откуда ты знаешь, Ричард?

– Они не умирают.

– Откуда ты знаешь?

– Я не знаю. – Я снова покачал головой. – Тебя зовет Джессе.

Кэсси побежала к своему другу, а я пошел дальше по проходу к Этьену и Франсуазе.

Франсуазе было хуже всех – так мне показалось. Этьен спал, я предположил, что он, наверное, в бессознательном состоянии, но он дышал ровно, и его лоб был не таким уж горячим. Франсуаза была в сознании и испытывала дикую боль. Позывы накатывались регулярными волнами – примерно каждые шестьдесят секунд. Она не кричала, как другие, а лишь кусала нижнюю губу. На животе ее виднелись царапины от ногтей.

– Перестань, – твердо сказал я, после того как она закусила губу чуть не до крови.

Она посмотрела на меня невидящими глазами:

– Ричард?

– Да. Ты же поранишь себе рот… Не надо.

– Больно.

– Я понимаю, но… Вот. – Я сунул руку в карман и вытащил сигареты. Затем оторвал от пачки верх и сплющил его. – Кусай лучше это.

– Все равно больно.

Я убрал с ее лица взмокшие волосы:

– Я знаю, но так ты сохранишь свои губы.

– Ого. – Она сделала слабую попытку выразить удивление. Она бы улыбнулась, если бы ей не помешала новая волна боли.

– Что происходит, Ричард? – спросила она после того, как ее мышцы расслабились.

– У тебя пищевое отравление.

– Я имею в виду, какая сейчас обстановка.

– Ну… – Я окинул взглядом дом. Я не знал, как ответить, чтобы не напугать ее. – Людей рвет и… Здесь Моше с Кэсси.

– Ты думаешь, это опасно?

– Нет, нет, – ответил я, ободряюще рассмеявшись. – Завтра тебе станет гораздо лучше. Ты будешь в полном порядке.

– Ричард…

– Да?

– Когда мы с Этьеном были на Суматре, один человек умер, съев несвежего омара.

Я медленно кивнул:

– Да, он, наверное, съел его целиком, а ты ведь съела только небольшой кусочек, поэтому с тобой будет все в порядке.

– Правда?

– Конечно.

Она вздохнула.

– Хорошо… Ричард, я хочу воды… Принеси мне, пожалуйста.

– Конечно. Я вернусь через две минуты.

Когда я встал, у нее снова началась рвота. Мгновение я наблюдал за ней, не зная, уйти мне или подождать, пока боли не прекратятся, а потом побежал к выходу, не обращая внимания на доносившиеся отовсюду вопли.

Кошмар

Неожиданно я увидел Джеда, сидевшего возле хижины-кухни и пожиравшего простой рис. Перед Джедом горел поставленный вертикально, как свечка, фонарь «Мэглайт». Когда я подошел к нему, он протянул мне свою чашку и пробормотал:

– Поешь.

На свету возник целый сноп белых пятен.

– Я не голоден. Ты видел, что творится в доме?

Он сглотнул:

– Я постоял в дверях и увидел достаточно для того, чтобы туда не заходить. Пришлось немало повозиться с обитателями палаток.

– А что в палатках?

– То же, что и в доме. Со шведами вроде бы все в порядке, а остальные ни к черту не годятся.

– Ты боишься?

– А ты?

– Не знаю. Франсуаза сказала, что от этого можно умереть.

– Гм. Действительно. – Он отправил в рот очередную порцию риса и начал его тщательно пережевывать. – Мы должны давать им много воды. Нельзя допустить, чтобы у них наступило обезвоживание. И нам нужно быть в форме, чтобы присматривать за ними. Вот почему тебе надо поесть. Ты же с самого утра ничего не ел.

– Потом, – сказал я, думая о Франсуазе, и опустил кувшин в бочку с водой. – Если шведы чувствуют себя нормально, пойди и скажи им, чтобы пришли помочь.

Джед кивнул. Его рот был набит, и он не мог говорить. Я направился обратно в дом.

В доме я увидел, что Багз в прямом и переносном смысле в штаны наложил. Он сидел на корточках возле ряда свечей с широко раскрытыми, похожими на бильярдные шары глазами, и вокруг его ног собиралась лужица фекалий. Метрах в полутора от него стоял Моше. Он едва сдерживал рвоту, а увидев меня, поспешно ушел, как будто на мне лежала персональная ответственность присматривать за Багзом.

Багз застонал. Изо рта у него потекла слюна и повисла на подбородке.

– Ричард, – захлебываясь, произнес он, – выведи меня наружу.

Я оглянулся. Кэсси находилась за несколько кроватей отсюда, а Моше склонился над одной из югославок.

– Я спешу, – ответил я, закрывая нос и рот локтем.

– Что?

– Я спешу. Мне нужно отнести воды Франсуазе.

– А я хочу выбраться отсюда! Она может подождать!

Я отрицательно покачал головой, а затем невольно скривился. Запах был настолько отвратительным, что у меня начала кружиться голова.

– Она уже и так ждет, – ответил я.

Его лицо исказилось, как будто он собирался наорать на меня. Я равнодушно смотрел на него, пока это выражение оставалось у него на лице, а потом внутри у Багза что-то булькнуло, и на землю выплеснулся новый поток дерьма.

– Нет, – завыл он. Его ноги подогнулись, и он качнулся назад. Я отступил на шаг в сторону, чтобы не испачкаться в расползавшейся темной луже.

– Господи, Багз! Ты что, не можешь потерпеть?

Багз заскулил, оставаясь в том же согнутом положении, попытался выпрямиться, но не смог.

Я продолжал наблюдать за ним, дыша себе в локоть, хотя это не спасало меня от вони. Головокружение усиливалось, и к нему примешивалось сильное раздражение. Где-то позади глаз пульсировала кровь, и мне подумалось, что за его унижением кроется слабоволие. Почему он не может собраться с силами и дотащиться до двери? Он задержал меня с водой для Франсуазы и ужасно напачкал, а ведь убирать придется кому-то другому. Я вспомнил его стоицизм, когда он ушиб себе ногу, и под влиянием этого воспоминания чуть было не рассмеялся во все горло.

– Мне нужно отнести воды Франсуазе, – холодно сказал я, но не двинулся с места. – Я обещал вернуться через две минуты. Я и так уже сильно задержался. – Багз открыл рот, возможно, пытаясь ответить мне, на его губах запузырилась слюна. На этот раз я не выдержал и засмеялся. – Посмотри на себя, – услышал я свои слова. – Кто, черт возьми, должен, по-твоему, убирать за тобой?

Неожиданно на мое плечо опустилась чья-то рука.

– Боже мой, Ричард! Что с тобой? Почему ты не поможешь ему?

Я обернулся и увидел, что на меня смотрит Кэсси. Она выглядела сердитой, но когда наши глаза встретились, гнев сменился чем-то другим. Чем-то похожим на беспокойство, мимоходом отметил я, или на тревогу.

– Ричард?

– Что?

– Ты в порядке?

– Я в порядке.

– Ты… – она замолчала. – Пошли. Нужно сейчас же помочь ему выйти отсюда.

– Мне нужно отнести воду…

– Ты должен вывести Багза на улицу.

Я потер глаза.

– Ну же, Ричард!

– Да… Хорошо. – Я поставил кувшин на безопасном расстоянии от лужи и принялся помогать ей поднять Багза.

Он оказался тяжелым, поскольку был очень широк в кости и не предпринимал никаких усилий, чтобы идти самостоятельно, поэтому нам пришлось фактически волочить его по земле. К счастью, когда мы были на полпути к выходу, к нам подоспел Стен, один из шведов. С его помощью мы выволокли Багза за дверь и подтащили к одному из отведенных от лагеря протоков, куда пристроили таким образом, чтобы Багза омывала вода.

Стен согласился присмотреть за Багзом – наверное, чтобы немного отойти от зрелища, которое он увидел в доме. Кэсси и я направились обратно. Я было пустился бежать, но она заставила меня остановиться и пощупала мой лоб.

– В чем дело? – сердито спросил я.

– Я подумала, может быть, у тебя температура.

– У меня?

– Лоб немного горячий… хотя, слава богу, нет. Нельзя допустить, чтобы кто-то еще заболел. – Она сжала мою руку. – Мы должны быть сильными.

– Да-да.

– Нам нужно сохранять спокойствие.

– Конечно, Кэсси. Я понимаю.

– О'кей.

– Мне нужно отнести воды Франсуазе.

– Да, – ответила она, и я решил, что она нахмурилась, но в темноте этого не увидеть. Мы пошли дальше. – Конечно.

Во время моего отсутствия состояние Франсуазы ухудшилось. У нее еще хватало сил говорить, но она впала в сонное от жара состояние, и щеки у нее буквально горели. Пришлось положить ее голову себе на колени, чтобы влить ей в рот воды, не дав захлебнуться, но даже так большая часть воды пролилась ей на грудь.

– Извини, что меня долго не было, – сказал я, вытирая с нее воду одной из маек. – Там был Багз. Пришлось с ним повозиться.

– Ричард, – прошептала она, а затем что-то добавила по-французски, чего я не смог понять.

Я попробовал угадать, что она сказала:

– Я в порядке. Я не ел кальмара.

– Этьен…

– Он здесь, рядом с тобой… спит.

Ее голова дернулась в сторону.

– Я люблю тебя, – дремотным голосом пробормотала она.

Я моргнул, на мгновение решив, что она говорит со мной. Затем я опомнился, посмотрев в том направлении, куда повернулась ее голова, и понял, что ее слова относились к Этьену. В каком-то смысле это не имело значения. Просто было приятно услышать от нее эти слова. Я улыбнулся и погладил ее волосы, а ее рука потянулась к моей и слабо ее обхватила.