ГЛАВА 2. Переступив порог, мы окунаемся в море шляп всех цветов, фасонов и размеров

Переступив порог, мы окунаемся в море шляп всех цветов, фасонов и размеров. Страусовые перья и шелковые вуальки колышутся в потоке воздуха от вентиляторов. Зал набит под завязку. Гости сидят, прижавшись друг к другу поролоновыми плечами, нервно ерзают в духоте и обмениваются последними сплетнями. Двое пацанят, явно скучая, теребят ярлычки — ценники, что ли? — на огромных букетах, установленных по обе стороны от входа, словно охранники-вышибалы. Где-то плачет ребенок.

Мы с Брайаном входим через заднюю дверь, никем не замеченные — кроме распорядителя у кафедры. При виде нас он расплывается в улыбке облегчения и по проходу бежит к нам. Точнее, я бы сказала, семенит. Пестрая рубашка и открытые сандалии не оставляют сомнений, что он поклоняется тому же божку, что и Грэм Нортон[2].

— Ну неужели! — громко шипит он. — Еще немного — и народ взбунтовался бы! — Пощипывая эспаньолку и театрально закатив глаза, распорядитель кивает в сторону гостей.

— Без паники, кавалерия прибыла. — Брайан достает из кармана маленькую черную коробочку и, держа ее в вытянутой руке, поворачивается в разные стороны.

— Это еще что? — Распорядитель озадачен.

— Экспонометр. — Я шагаю к составленным в углу футлярам, открываю черный чехол, достаю штатив и принимаюсь его раскладывать. — Нужно определить экспозицию и прочее.

Распорядитель кивает:

— Ясно...

— Как официальный свадебный фотограф, я должен гарантировать, что счастливые молодожены получат именно те снимки, о которых мечтали всю жизнь. — Брайан достает из кофра фотоаппарат, объектив. — Потому как воспоминания тускнеют...

В этом месте традиционно подключаюсь я.

— ... но фотография будет жить вечно! — задорно скандируем мы хором.

— Таков девиз компании "Вместе навсегда"! — с нескрываемой гордостью добавляет Брайан, передавая мне крышечку от линзы и нацеливая объектив на распорядителя. — Сам сочинил.

— Правда? — Похоже, тот не слишком впечатлен. — А мне казалось, это расхожая фраза...

Неожиданный щелчок затвора застает распорядителя врасплох.

— Ой, мамочки!

Ослепленный вспышкой, служитель Гименея моргает, по-рыбьи приоткрыв рот. Звук привлекает к нам всеобщее внимание, и публика в креслах взволнованно и выжидающе поворачивается.

Все глаза обращены в нашу сторону, гомон стихает. Конечно, я понимаю, что смотрят не на нас — мы всего лишь фотографы. Взгляды гостей устремлены за наши спины, на двери, которые как раз в этот момент распахиваются. В ту же секунду кто-то включает магнитофон, звучит саксофон, и Уитни Хьюстон принимается завывать: "Я вечно буду тебя любить". Распорядитель спешит по проходу к кафедре, и мы с Брайаном занимаем свои места. Все готово.

Затаив дыхание, жду. Сейчас торжественно вплывет невеста — и я увижу платье. Мой любимый момент. Что скрывать, большинство из нас хотя бы раз в жизни предавались мечтам о свадебном наряде. Когда мне было лет шесть, я обожала "понарошку" выходить замуж за Барни, своего плюшевого медвежонка. Наряжалась я при этом в белую ночнушку до полу и старую фату. Однажды при полном параде плюхнулась в лужу в нашем саду, но мама заверила меня, что я все равно красавица, потому что все невесты — красавицы. Только устроившись на эту работу, я поняла, что мама, мягко говоря, привирала.

Разумеется, я видела немало эффектных невест в роскошных платьях. Но видела и чудовищные пирожные-безе с воланами, при взгляде на которые так и тянет в ужасе зажмуриться. Видела фамильные сокровища, которым лучше бы оставаться на дне прабабкиного сундука. Видела корсеты, затянутые до такой степени, что телеса новобрачной выплескивались наружу, придавая всей конструкции форму рожка с мороженым. Я уж молчу про куцые тюлевые лоскуты вместо фаты, уродливые диадемы со стекляшками и расшитые блестками шлейфы десятиметровой длины. Тринни и Сюзанне[3] работы — непочатый край. Впрочем, кто это говорит? Женщина, у которой между пальцами ног клочья туалетной бумаги?

Мама невесты громко всхлипывает. Престарелые родственницы взволнованно кудахчут. У одного из мальчишек, что играли с ценником, вырывается смешок, и папаша тут же награждает отпрыска подзатыльником.

А я, раскрыв рот, издаю едва слышное "Ах!".

И причиной тому вовсе не мои мозоли.

В ослепительно-розовом наряде (держу пари — с плеча танцовщицы фламенко) пред наши очи является невеста... годящаяся мне в матери. Нет, постойте-ка, вношу поправку: в бабушки.

— Великолепно, дорогая! Выглядите роскошно! — с придыханием восклицает Брайан, без устали щелкая затвором.

Что тут скажешь? Профессионал.

— Платье сногсшибательное... можно чуточку влево?.. просто сногсшибательное... А теперь улыбочку...

Передавая очередную кассету, я поглядываю на него с восхищением. Брайан так давно этим занимается, что его глубоко и безнадежно поразил вирус свадебной горячки. Не важно, масштабная церемония или скромная, традиционная или с выкрутасами, — он неизменно в восторге. Когда-то Брайан сам был женат — на некой манекенщице по имени Фиби. Они поженились, когда ему было немного за двадцать, и расстались друзьями через пару лет (не знаю, до или после того, как он открыто признал свою ориентацию). С тех пор его личная жизнь — череда интрижек, причем всегда неудачных.

Однако от романтизма это его не излечило, скорее наоборот. При виде шелковой ленточки, трепещущей на капоте "роллс-ройса", глаза у него затуманиваются, первые же аккорды "Свадебного марша" заставляют промокать глаза рукавом, а когда молодожены произносят брачные обеты, он стреляет у матери невесты бумажные платочки и трубно сморкается. Человек напрочь теряет контроль над собой. Чуть только доходит до слов "пока смерть не разлучит нас", Брайан сломя голову бросается наружу глотнуть свежего воздуха.

А кто остается лежать на амбразуре? Ваша покорная слуга. Официально я всего лишь ассистентка, но большинство фотографий, как правило, приходится делать именно мне. Согласно неписаным правилам, существующим в обществе, женщины обязаны пускать слезу при виде младенцев, щеночков, плюшевых мишек и — piece-de-resistance[4] — свадебных церемоний, но так уж сложилось, что меня эти мероприятия не особенно трогают. Не то чтобы я была противницей браков. Меня очень даже привлекает перспектива влюбиться до умопомрачения и жить вместе долго и счастливо. А кто бы отказался? Но с некоторых пор я начала задаваться вопросом: а реально ли это самое "долго и счастливо"? По-моему, реальнее иные варианты: "счастливы сейчас, а что дальше — плевать" или "счастливы, пока не осточертели друг другу". Или же, как в случае со мной и моим бывшим, "счастливы, пока он не начнет трахать девицу из отдела маркетинга". Не подумайте, что во мне говорит обида. Я всего лишь констатирую факт.

От размышлений меня отвлекает громкое шмыганье. Брайан уткнулся в платок, глаза у него красные и опухшие, и он из последних сил старается держать в фокусе новобрачных — те как раз произносят обеты. Похлопав шефа по спине, сую свеженький платочек и осторожно отбираю фотоаппарат. Ловлю в видоискатель счастливую парочку и навожу на резкость.

— Присцилла Кляйн, я хочу, чтобы ты знала: пусть я был женат восемь раз, наш с тобой союз я заключаю навечно.

— Дэвид Уолстенхьюм, обещаю любить и почитать тебя, несмотря на то что тебе придется вернуться за решетку...

У меня немедленно рождается новое желание:

• вот бы выйти замуж в чем угодно, только не в розовом наряде для фламенко. И не за уголовника

Видите, я совершенно неисправима.

Щелк. Вспышка.

Молодые (так сказать) поженились, и мы с Брайаном пакуем аппаратуру. Он предлагает подбросить меня до метро, но из-за дорожных работ Мэрилебон-роуд превратилась в одну гигантскую пробку, и мы незамедлительно увязаем.

Задрав босые ноги на приборную панель, я опускаю стекло. Брайан водит фургончик с названием фирмы "Вместе навсегда", выписанным на боку романтическими завитушками. Изначально Брайан хотел заказать надпись на фоне конфетти, но это работа долгая и трудоемкая, а художник брал почасовую оплату. Пришлось удовлетвориться серебряной подковкой и парой колокольчиков.

Вообще-то Брайан не всегда занимался свадебной фотографией. Когда-то он был удачливым папарацци, объездил весь мир, посещал громкие премьеры, подлавливал знаменитостей с открытым ртом и соскользнувшими бретельками. Все изменила смерть принцессы Дианы. Брайан — убежденный монархист. У него есть на видео свадьбы всех членов королевской фамилии, чай он пьет из любимой кружки, выпущенной к Серебряной годовщине[5], а когда списали королевскую яхту "Британия", он натурально рыдал. Гибель Дианы глубоко его потрясла. Будучи одним из клана папарацци, он решил, что часть вины лежит и на нем, а потому резко все бросил, зачехлил объективы, убрал в чулан лестницу-стремянку и основал "Вместе навсегда".

Тогда-то и нарисовалась я.

Я только что окончила курс фотографии в колледже и откликнулась на его объявление о поиске ассистента. Не то чтобы я представляла свою будущую работу именно так — в ту пору я с ног до головы рядилась в черное и снимала преимущественно обшарпанные стены сплошь в граффити, — но решила, что для начала сойдет. Наберусь опыта, выплачу кредит за обучение, обзаведусь портфолио и уйду в свободное плавание. Прошло шесть лет, и я все еще здесь.

Шесть лет! Вы только вдумайтесь. Нет, конечно, время от времени я рассылаю резюме, но в моем положении главное — обрасти знакомствами, завести связи и дождаться своего звездного часа. Мой пока не наступил. Но я убеждаю себя, что он непременно придет. И тогда я стану новой Анни Лейбовиц[6], мои выставки будут проходить в самых модных галереях Сохо, мои снимки будут украшать обложки журналов и первые полосы газет...

Э-э... прием! Земля вызывает Хизер Хэмилтон! Прием!

— И как тебе свадьба? — спрашивает Брайан.

В пиджаке, обсыпанном конфетти, он листает "Ивнинг стэндард", разложив газету на руле и затягиваясь сигаретой.

— М-м-м... любопытное зрелище, — уклончиво отзываюсь я. Смахивает на ситуацию, когда ты вдвоем с кем-нибудь выходишь из кинотеатра и не знаешь, понравился ли спутнику фильм. — А ты что думаешь?

— Хм... оригинально, — стряхивая пепел в окно, не менее осмотрительно откликается Брайан.

— Хотя я как-то не уверена насчет платья... (Все еще осторожничаю.)

— По-моему, она забыла кастаньеты!

Я хихикаю, и Брайан разражается хриплым смехом курильщика.

— Фи, какие мы с тобой злые. — Он пытается вернуть себе серьезную мину. — Не так уж все было и плохо.

— Конечно нет. Гораздо хуже! И мы взахлеб начинаем делиться впечатлениями. Это наша традиция — все равно как сходить на вечеринку вместе с приятелем и по дороге домой разбирать гостей по косточкам.

— Ты видела подружек невесты? Неподражаемы!

— Ага, особенно та белобрысая карлица, что нацепила поролоновые кроличьи ушки и наотрез отказывалась их снимать!

— А когда шафер потерял кольца? Ну и видок у него был!

— Он весь покрылся нервной сыпью!

— И стал чесаться!

— Даже сунул руку в штаны, я видела!

— Не может быть!

— Клянусь! Я засняла!

— Фу-у, отличный будет свадебный снимок!

От хохота мы сгибаемся пополам. Возможно, работенка у меня и нелепая, зато веселья-то сколько!

— Завтра когда приходить? — Я вытираю мокрые от слез глаза. — Обещаю не опаздывать. Куплю себе новый будильник.

— Успеешь еще. Завтра у тебя выходной. Отоспись как следует.

Я в недоумении:

— Но завтра же суббота!

Если вы занимаетесь свадьбами, то знаете, что уик-энд в этом бизнесе — самое горячее время.

— Я в курсе. И у тебя завтра выходной.

— Выходной? — переспрашиваю я, не веря своим ушам. — В субботу?

Тут до меня наконец доходит, и я испытываю тот невероятный подъем, какой чувствуешь лишь в те моменты, когда тебе внезапно сообщают, что завтра можно не ходить на работу. Не помню, когда у меня в последний раз был свободный уик-энд. Фантастика, да и только. Можно дрыхнуть до обеда. Можно весь день нежиться на солнышке в садике, почитывая глянец. Можно вообще всю субботу и воскресенье проваляться в постели, смотреть кино и уплетать пиццу из соседнего ресторана. В полном одиночестве...

Подарок судьбы мгновенно теряет свою привлекательность. Выходные придуманы для парочек. В эти дни город превращается в Ноев ковчег — каждой твари по паре. На скамейках в скверах, за столиками в уличных кафе, в кинозалах с ведрами попкорна — парочки, парочки, парочки. Я обычно кооперируюсь со своей подругой Джесс. Большинство наших общих знакомых отпочковались в семьи, и мы, одиночки, предпочитаем держаться вместе. Но Джесс — стюардесса, и в эти выходные у нее рейс в Дели.

— Ты уверен? Ведь суббота всегда самая загруженная, — пытаюсь я дать задний ход.

— Раньше была, — поправляет меня Брайан. — Дела идут не очень-то бойко.

Увы, это правда. Я отметила, что в последние несколько месяцев заказов стало меньше, хотя голову этим не забивала. Но сейчас, приглядевшись к Брайану, вижу, что плечи у него ссутулились, а на лбу пролегла морщина глубиной с Большой каньон. Что-то неладно.

— Скоро выходных у тебя станет еще больше, — добавляет он.

— Брайан?.. Бизнес идет хорошо, правда ведь? Долгая зловещая пауза.

— Собственно, именно об этом я собирался с то бой поговорить. — Брайан со вздохом поворачивается ко мне, и меня охватывает страх идущего ко дну человека. У нас явно проблемы. — Ты, пожалуйста, не паникуй...

Я паникую.

— ... поверь, ты замечательная помощница и фотограф талантливый...

Боже, меня увольняют.

— ... и мне всегда нравилось с тобой работать. Нравилось? Он сказал "нравилось"? В прошедшем времени? В животе у меня что-то обрывается, и я начинаю хватать ртом воздух. У меня и в мыслях не было, что я могу потерять работу. Я, конечно, вечно на нее жаловалась и все надеялась, что подвернется что-нибудь получше, но... Теперь, перед лицом безработицы, я понимаю, чего лишаюсь: ведь я могу ходить на работу в сарафанчиках и сандалиях, объедаюсь свадебными тортами и канапе с копченым лососем, в начальниках у меня Брайан...

— Не увольняй меня, пожалуйста!

— Что? — Голос Брайана срывается от изумления. — Господи, да ни за что! С чего бы мне увольнять лучшую помощницу из всех, что у меня были?

— А мне показалось... — Я окончательно запутываюсь.

— Но возможно, я буду вынужден с тобой расстаться.

Сердце ухает в желудок. Брайан ведет себя в точности как мужчина, который хочет с тобой порвать. Он пытается подсластить пилюлю, говоря, что проблема не в тебе, а в нем, но суть-то одна, независимо от упаковки. Тебя бросают.

— Видишь ли, какая история... Я тут приводил в порядок отчетность. Дела идут ни шатко ни валко. — Он сминает в пепельнице сигарету и достает из бардачка баллончик с освежителем воздуха. — Если уж совсем честно, Хизер, пожалуй, имеет смысл начинать поиски новой работы. — Он косится на меня, пытаясь предугадать реакцию.

— Все так плохо? — тихо спрашиваю я.

— Хуже некуда. — По фургончику разливается аромат, в котором лишь при очень богатом воображении можно учуять "океанский бриз". Удовлетворенный результатом, Брайан забрасывает освежитель обратно в бардачок. — Банк требует немедленной выплаты кредита.

Внезапно я вижу перед собой человека, которого гнет к земле тяжелая ноша. Под глазами набрякли мешки, щеки изрезаны морщинами, скорее похожими на овраги. Весь его вид говорит о поражении — таким Брайан предстает передо мной впервые.

— Может, нам еще повезет? — пытаюсь я внести хотя бы нотку оптимизма.

Даже не подозревала, что мы так близки к банкротству. Ужасно переживаю — не за себя, за Брайана. Я всего-навсего могу лишиться работы — Брайан же рискует потерять все, включая дом, который он перезаложил, чтобы получить кредит.

— Все может быть. — Он выдавливает улыбку. — Например, каким-то чудом нам попадутся богатые клиенты и гонорар покроет все долги.

— Ага! — отвечаю я с уверенной улыбкой.

Брайан включает радио, снова утыкается в газету, и улыбка сползает с моего лица. Я чувствую, как над головой сгущаются тучи. Будущее представляется мрачным и неопределенным. Мысленно пробегаюсь по своему списку желаний и быстренько добавляю еще одно:

• вот бы чудеса и вправду случались