Глава 17. В районе аэропорта Хартсфилд дождь постепенно слабеет, оставляя позади чистое, металлического цвета небо с низкими облаками и унылым холодом
В районе аэропорта Хартсфилд дождь постепенно слабеет, оставляя позади чистое, металлического цвета небо с низкими облаками и унылым холодом. Однако, у них потрясающие ощущения, после преодоления такого расстояния всего за час времени. На 85 шоссе было намного меньше аварий, блокирующих переезд, чем на 20 автомагистрали, и численность мертвых была значительно ниже. Большинство придорожных зданий невредимы, их окна и двери заколочены и надёжно закреплены. Случайные ходячие то тут, то там сейчас выглядят как часть пейзажа, смешиваясь с лишёнными листьев деревьями, словно жуткий грибок, заразивший леса. Сама земля словно бы заразилась этой неведомой роковой болезнью и обречённо прощается с жизнью, покрываясь язвами и чудовищными трупными пятнами. Города вымерли. Поездка через этот район оставляет впечатление опустошения и приближающегося конца света.
Единственная безотлагательная проблема в том, что каждая заброшенная бензозаправка или стоянка для грузовиков кишит Кусаками и Брайан опасается за Пенни. С каждым пит-стопом, на котором они останавливаются, чтобы сходить в туалет, или добыть еду или воду, её лицо становится всё более измождённым, а крошечные тюльпаноподобные губы всё больше трескаются. Брайан волнуется, что это обезвоживание. Чёрт, он переживает, что они всё обезвоживаются.
Одно дело пустые желудки - они могут находиться без еды довольно долго, но нехватка воды становится серьёзной проблемой.
В десяти милях к юго-западу от Хартсфилда, пейзаж превращается в мозаику сосновых лесов и бобовых ферм, когда Брайан уже задается вопросом, могут ли они выпить воду из радиаторов мотоциклов, он видит зелёный направляющий знак, внезапно показавшийся впереди, с благословенным сообщением: ЗОНА ОТДЫХА — 1 миля. Филип делает им знак двигаться, и они поворачивают на следующем съезде с основной дороги.
Они с рёвом мчатся в гору к стоянке, которая ограничена небольшим каркасным туристическим центром, и облегчение омывает Брайана как бальзам: место милосердно заброшено и свободно от любых признаков проживания или мёртвых.
* * *
- Что на самом деле произошло тогда, Филип? - Брайан сидит за столиком для пикника, расположенном на маленьком заросшем травой выступе позади домиков зоны отдыха. Филип расхаживает, потягивая бутылку Эвиана, которую он вывернул из сломанного торгового автомата. Он уже находится на расстоянии пятидесяти ярдов от Ника и Пенни, в пределах видимости. Ник мягко кружит Пенни на ветхой старой карусели под пораженным болезнью дубом. Девочка просто сидит сгобившись, безрадостно, словно горгулья, смотрит прямо и кружится, кружится, кружится.
- Я уже просил однажды не приставать ко мне с этим, - ворчит Филип.
- Я считаю, что ты должен дать мне ответ.
- Я никому ничего не должен.
- Что-то произошло той ночью, - упорствует Брайан. Он более не боится своего брата. Он знает, что Филип может в любой момент выбить из него дерьмо, а скрытая жестокость между Блейками сейчас кажется более неизбежной чем когда-либо, но Брайан больше не переживает об этом. Что-то глубоко внутри Брайана Блейка сдвинулось как сейсмическая плита ландшафта.
Если Филип желает схватить Брайана за горло, пусть сделает это.
- Что-то между тобой и Эйприл?
Филип замирает и смотрит вниз.
- Какая теперь, твою мать, разница!
- Это имеет большую разницу - для меня. Наши жизни сейчас на ниточке. У нас был довольно заслуженный шанс выжить там, а теперь, что за... твою мать?
Филип поднимает взгляд. Его глаза останавливаются на брате, и что-то очень тёмное проскальзывает между двумя мужчинами.
- Брось это, Брайан!
- Просто скажи мне одну вещь. Ты казался таким чертовски одержимым свалить оттуда - у тебя был какой-то план?
- Что ты имеешь в виду?
- У тебя была, ну типа, стратегия? Хоть какая-то идея, к каким чертям мы направляемся?
- Ты что, грёбаный гид?
- Что если бы Кусаки снова собрались в толпу? Для борьбы с ними у нас были лишь деревяшки.
- Мы бы нашли еще что-нибудь.
- К чему ты клонишь, Филип?
Филип отворачивается и поднимает воротник своего кожаного пиджака, глядя в сторону тротуара, вьющегося змейкой к западной части горизонта.
- Ещё месяц-другой и начнётся зима. Я думаю, нам надо продолжать двигаться в сторону юга… к Миссисипи.
- И куда ты нас ведешь?
- Самая лёгкая дорога ведёт на юг.
- И?
Филип поворачивается и смотрит на Брайана. Смесь намерения и мучений искажает испещрённое глубокими морщинами лицо Филипа, будто он сам не верит тому, что говорит.
- Мы найдём место, где будем жить... постоянно… под солнцем. Место похожее на Мобайл или Билокси. Новый Орлеан, возможно…я не знаю. Где тепло. И будем жить там.
Брайан издаёт опустошенный вздох.
- Легко сказать. Просто двигаться на юг.
- Если у тебя есть лучший план, то я весь - внимание.
- Далеко идущие планы - это такая роскошь, о которой я даже не мечтал.
- У нас получится.
- Мы добудем еды, Филип. Я особенно волнуюсь за Пенни, её обязательно нужно накормить.
- Давай я сам буду беспокоиться о своей дочери.
- Она даже Twinkies не съела. Представляешь? Ребёнок, который не хочет Twinkies.
- Еда для тараканов. - Проворчал Филип. - Не стал бы винить её за это. Мы что-нибудь найдём. Она будет в порядке. Она крепкая девчонка...как её мать.
Брайан не может с этим поспорить. В последнее время девочка демонстрировала настоящий бойцовский дух. В самом деле, Брайан начал задумываться: возможно, Пенни - тот самый клей, который удерживает их всех вместе, останавливая их от самоуничтожения.
Он оглядывается и видит, как Пенни Блейк мечтательно кружится на ржавой карусели маленькой заброшенной детской площадки. Нику надоело вращать её, и теперь он просто немного попинывает карусель сапогом.
За детской площадкой земля превращается в заросший лесистый холм с небольшим кладбищем, освещённым бледным солнечным светом. Брайан замечает, что Пенни разговаривает с Ником, забрасывая его вопросами.
Ему интересно, о чём же они говорят, и почему девочка выглядит такой взволнованной.
* * *
- Дядя Ник!, - Лицо Пенни, медленно кружащейся на карусели, очень напряжено и сосредоточено. Она называла Ника "дядя" в течение многих лет, даже хорошо зная, что он не является её настоящем дядей. Это несоответствие всегда вызывало у Ника тайный приступ тоски из-за нереализованного желания быть чьим-то реальным дядей.
- Да, солнышко? - на Ника Парсонса навалилась свинцовая тяжесть предчувствия обречённости и он с отсутствующим видом продолжал подталкивать карусель.
Периферическим зрением он видел, как братья Блейк о чем-то спорили.
- Папа злится на меня? - спрашивает малышка. Ник смотрит оценивающе. Пенни тихонько вращается, потупив взгляд. Ник взвешивает каждое своё слово.
- Конечно нет. Он вовсе не злится на тебя. О чём это ты? Как ты могла такое подумать?
- Он больше не разговаривает со мной, как раньше.
Ник осторожно останавливает карусель. Малышка немного отклоняется назад на сидении. Ник мягко придерживает её за плечо.
- Послушай-ка. Я даю тебе честное слово. Твой папочка любит тебя больше всего на свете.
- Я знаю.
- На нём сейчас лежит очень большая ответственность. Только и всего.
- Значит, ты думаешь, он не злится на меня?
- Ни за что на свете. Он безумно любит тебя. Поверь. Просто он...очень напряжен сейчас.
- Да...наверное так.
- Как и мы все.
- Да.
- Да и никто из нас особо не разговаривал в последние дни.
- Дядя Ник?
- Да, детка?
- А как ты думаешь, дядя Брайан злится на меня?
- Боже, нет. С чего бы дяде Брайану злиться на тебя?
- Может, потому что ему приходится носить меня на себе всё время?
Ник печально улыбается. Он изучает выражение лица девочки, её крохотный лобик очень напряжён от задумчивости.
Он гладит её по щеке.
- Послушай меня. Ты сама храбрая малышка из всех, кого я встречал. Я серьёзно.
Ты настоящая Блейк....и этим стоит гордиться.
Она задумывается над этим и улыбается. - Ты знаешь, что я собираюсь сделать?
-Нет, милая. Что же?
- Я починю всех сломанных кукол. Вот увидишь. Я их всех починю.
Ник ухмыляется. - Звучит как план.
Малышка улыбается такой улыбкой, какую Ник Парсонс мечтал бы увидеть снова.
* * *
Мгновением позже, с другой стороны зоны отдыха, между столиками для пикника, Брайан Блейк что-то замечает уголком глаза. На расстоянии сотни ярдов, за детской площадкой среди разрушающихся надгробий, несмываемых опознавательных знаков и оборванных пластмассовых цветов, что-то движется.
Брайан не отрывает свой взгляд от трех далеких фигур, появившихся из теней деревьев. Неуклюже шаркая ногами, они приближаются как ленивые ищейки, почуявшие запах свежей крови. Сложно сказать с этого расстояния, но они выглядят так, будто их одежда побывала в молотилке, а их рты приоткрыты в бесконечном мучении.
- Время уносить задницы, - говорит Филип поторапливая, и направляется к детской площадке тяжёлым, механическим шагом.
Спешащему следом Брайану на мгновение чудится, глядя на то как идёт его брат, прихрамывая и качаясь из стороны в сторону, словно неся на мускулистых плечах тяжесть всего мира, что с большого расстояния он легко может сойти за зомби.
* * *
Они оставляют за собой множество миль. Они огибают меленькие города, такие пустые и неподвижные, словно диорамы в огромных музеях. Синий свет сумрака отбрасывает оттенок на пасмурное небо, ветер пронизывает сквозь защитные маски. Они объезжают аварии и оставленные трейлеры, двигаясь на запад по 85 шоссе. Брайан раздумывает о том, что им необходимо где-то остановиться на ночлег.
Сидя в седле позади Ника, со слезящимися глазами, оглушённый ветром и рёвом двигателя Харлея, Брайан успевает помечтать о прекрасном месте для усталого путника на земле мёртвых. Он представляет огромную, растянувшуюся крепость с садами и дорожками, с неприступными рвами, охранными и сторожевыми башнями. Он отдал бы свой левый орешек за стейк или картошку фри. Или бутылку Колы. Или даже за кусок сомнительного мяса, которым они питались у Чалмерсов.
Отражение на внутренней стороне его шлема прерывает поток его мыслей.
Он оглядывается через плечо.
Странно. Одно мгновение, совершенно точно он видел тёмное пятно внутри шлема, и почувствовал что-то затылком: нечто похожее на поцелуй холодных губ. Это могло быть просто его воображение, но ему действительно показалось, что он видел мерцание в зеркале. Лишь на мгновение. В тот момент, когда они сделали поворот на юг.
Он оглядывается через плечо и не видит ничего позади, кроме пустых переулков, удаляющихся и исчезающих за поворотом. Он пожимает плечами и возвращается к своим быстрым, хаотичным мыслям. Они продвигаются дальше в сельскую глубинку, но не видят ничего кроме миль и миль разбитых ферм. Холмистая местность с обеих сторон шоссе усыпана бобовыми полями и валунами, гравием, песком и глиной. Это - старая земля, доисторическая, усталая, на которой до смерти работали поколениями. Каркасы старой техники повсюду валяются в бездействии, похороненные в сорняке и грязи.
Сумрак переходит в ночь, цвет неба изменяется от бледно-серого до глубокого индиго. Время уже после семи, и Брайан полностью забыл о специфической вспышке, отразившейся от внутренней поверхности его шлема. Они должны найти укрытие. Фара мотоцикла Филипа продвигается вперёд, бросая луч серебряного света в сгущающиеся тени.
Брайан собирается крикнуть что-нибудь о том, что необходимо найти укрытие, когда замечает, что Филип подаёт знак: резкий взмах, а затем палец в перчатке, указывающий направо. Брайан смотрит на север и видит то, на что указывает брат.
Невдалеке от повторяющихся сельхозугодий, возвышаясь над неровностью деревьев, различим силуэт дома, так далеко, что он похож на тонкое очертание чёрной плотной бумаги. Если бы Филип не указал на него, Брайан никогда бы его и не заметил. Но теперь он видит то, что зацепило Филипа - дом словно великий старый пережиток девятнадцатого века, возможно даже восемнадцатого столетия, вероятно когда то бывший дом плантатора.
Уголком глаза Брайан фиксирует очередную вспышку тёмного движения, мелькающую со стороны зеркала. Это что-то позади них, появляется только долю секунды на границе его зрения, и тут же исчезает, стоит Брайану повернуться на сидении, чтобы посмотреть через плечо.
* * *
На следующем повороте они выезжают на пыльную дорогу. Когда они приближаются к дому, одиноко стоящему у обширного подножья горы в полумиле от шоссе, Брайана охватывает холод. У него ужасное предчувствие, несмотря на то, что фермерский дом выглядит вполне располагающим по мере их к нему приближения. Эта часть Джорджии знаменита своими фруктовыми садами: персиковыми, фиговыми и сливовыми. И, когда они выворачивают на дорожку, ведущую к дому, то убеждаются в красоте этого места.
Перед ними предстаёт окружённый персиковыми деревьями, разрастающимися вдаль, как спицы колеса, массивный двухэтажный кирпичный особняк с декорированными мансардами и слуховыми окнами, вырастающими из крыши. Всё имение окутано ореолом ветшающей итальянской виллы. Подъезд длиной пятьдесят футов представляет собой портик с колонками, балюстрадами и сводчатыми окнами, оплетенными лозами коричневого плюща и бугенвилии. В меркнущем свете он похож на корабль-призрак некой армады времён до гражданской войной.
Звук и выхлопные газы Харлеев вьются в пыльном воздухе, когда Филип проводит их через парадный въезд, ограниченный массивным, декоративным фонтаном, сделанным из мрамора и каменной кладки. Очевидно пришедший в упадок, бассейн фонтана покрыт тонкой пленкой пены. Несколько служебных построек, вероятно конюшни, расположены на некотором расстоянии справа. Трактор лежит наполовину похороненный в ползучем сорняке. Налево от переднего фасада стоит массивный гараж, достаточно большой, чтобы вместить шесть автомобилей.
Ни одно это старинное роскошество не запечатлевается Брайаном, когда они осторожно открывают боковую дверь между гаражом и главным домом.
Филип останавливает свой Харлей в пыли, в любой момент готовый завести мотор. Он заглушил двигатель и пристально рассматривает оранжевое кирпичное чудовище. Ник подтягивается к нему и опускает выдвижную подножку. Довольно долго они не говорят ни слова. В конце концов, Филип опускает подножку, слезает с мотоцикла и говорит Пенни:
- Подожди здесь секунду, тыковка.
Ник и Брайан тоже слезают с мотоцикла.
- У тебя с собой та удобная бейсбольная бита? - спрашивает Филип, не оглядываясь.
- Ты думаешь, здесь кто-то есть? - спрашивает Ник.
- Есть только один способ узнать это.
Филип ждёт пока Ник обойдёт Электра Глайд и достанет биту, вложенную с одной стороны багажника. Он приносит и передает её.
- Вы двое, останьтесь с Пенни, - говорит Филип и направляется к портику.
Брайан останавливает его, хватая за руку.
- Филип… - Брайан хочет рассказать о тёмной таинственной вспышке, отразившейся в боковом зеркале на шоссе, но останавливает сам себя. Он не уверен, что хочет, чтобы это услышала Пенни.
- Что происходит с тобой, твою мать? – раздражённо спрашивает Филип.
Брайан делает глубокий вдох.
- Я думаю, кто-то преследует нас.
* * *
Прежние жители виллы давно уехали. Фактически, внутренняя часть здания выглядит так, будто оно опустело задолго до того, как вспыхнула эпидемия. Старинная мебель покрыта пожелтевшими листами. Множество комнат пустуют, покрытые застывшей во времени пылью. Высокие часы с маятником всё ещё тикают в комнате. Изысканности прошлой эры украшают дом: декоративные лепные украшения, французские двери, круглые лестницы и два отдельных массивных камина с очагами, каждый размером с вместительный шкаф. Под одним покрывалом стоит рояль, под другим - фонограф Victrola, под третьим - дровяная печь.
Филип и Ник осматривают верхние этажи в поисках Кусак и не находят ничего, кроме пыльных реликвий Старого Юга: библиотеку, коридор с портретами генералов Конфедерации в позолоченных рамках, детскую с пыльной старой колыбелью Колониальных времен. Кухня удивительно маленькая - другой пережиток девятнадцатого века, когда только слуги марали руки, готовя пищу. Огромная кладовая заполнена полками с пыльными консервами. Крупы и злаки все мучнистые и с ползающими червями, но обилие фруктов и овощей ошеломляет.
* * *
- Ты видел зомби, спортсмен, - шёпотом говорит Филип тем вечером перед потрескивающим огнём в парадной комнате. Они нашли поленья в сарае на заднем дворе и теперь грели свои кости, впервые после отъезда из Атланты. Теплота и защита виллы, а также консервированные персики и бамия, немедленно вырубили Пенни. Сейчас она дремлет под роскошным одеялом в детской на втором этаже. Ник спит в комнате рядом с ней. Но у обоих братьев бессонница.
- Кому к чертям надо было преследовать нас? - Добавляет Филип, делая глоток дорогого хереса, который он нашёл в кладовой.
- Говорю тебе, я видел то, что видел, - говорит Брайан, нервно раскачиваясь на кресле-качалке с другой стороны камина. На нём сухая рубашка и пара штанов, и он снова чувствует себя человеком. Он пристально смотрит на своего брата и видит, что Филип не отрывает взгляда от огня, словно разгадывает секретное зашифрованное сообщение.
Почему-то вид измождённого, обеспокоенного лица Филипа, с отражениями вспышек света от камина, разбивает сердце Брайана. Он вспоминает прошлое с их грандиозными детскими поездками в лес, с ночёвками в походных палатках и хибарах. Он вспоминает свою первую кружку пива, выпитую с братом, когда Филипу было только десять лет, а Брайану уже было тринадцать, и он не забыл способность Филипа даже тогда перепить его.
- Возможно, это был автомобиль, - продолжает Брайан. - Хотя может и фургон, я не уверен. Но клянусь Богом, я видел его только секунду... и уверен, что это выглядело так, будто кто-то выслеживает нас.
- Итак, даже если кто-то и преследует нас, кому это вообще надо?
Брайан задумался на секунду об этом.
- Может быть... они настроены дружелюбно... они, словно, хотели догнать нас. Подать нам сигнал.
- Кто знает…- Филип смотрит на огонь, его мысли где-то далеко. - Кем бы они не были.. если они поблизости, скорее всего, они также затраханы жизнью, как и мы.
- Так и есть, полагаю… - Брайан продолжает размышлять об этом. – Наверное, они … напуганы. Возможно только…проверяют.
- Никто не сможет подкрасться к нам здесь, говорю тебе.
- Да, я полагаю.
Брайан точно знает, о чём говорит его брат. Местоположение виллы просто идеально. Выстроенный на возвышении, с видом на мили прореженных деревьев, дом обладает великолепной предупреждающей способностью, благодаря множеству открытых линий видимости. Даже в безлунную ночь, окружающие дом сады так тихи и спокойны, что никто не сможет подкрасться к ним неслышимым и невидимым. И Филип уже поговаривает об установке мины-ловушки с проводами по периметру, чтобы предупредить их о возможных злоумышленниках.
Кроме того, место предлагает им всевозможные блага, которые могли бы поддержать их некоторое время, может быть, даже в зимний период. Здесь отличный задний двор, трактор заправлен топливом, полно места для Харлеев, мили плодовых деревьев до сих пор покрытых съедобными, хотя и сморщенными от холода плодами, и достаточно древесины, чтобы топить печи и камины в течение нескольких месяцев. Единственной проблемой является отсутствие у них оружия. Они обыскали всю виллу и обнаружили в сарае лишь ржавые старые косы, вилы, но никакого огнестрельного оружия.
- Ты в порядке? - спрашивает Брайан после затянувшегося молчания.
- В охренительно-добром здравии и чертовски хорошем настроении.
- Уверен?
- Да, бабуля. - Филип уставился на огонь. "Мы все будем себя чувствовать охренетительно великолепно после пары денёчков в этом раю".
- Филип?
- Что ещё?
- Можно сказать?
- Ты уже говоришь. - Филип не отрывает глаз от огня. Он одет в майку и сухую пару джинсов. Через одну из дырок в его носках, торчит большой палец ноги. Вид искривленного ногтя на пальце ноги Филипа в свете камина раздирает Брайану душу. Из-за этого его брат, возможно впервые за всё время, кажется почти уязвимым. Весьма маловероятно, что любой из них был бы жив сейчас, если бы не Филип. Брайан сдерживает эмоции.
- Я твой брат, Филип.
- Это-то меня и пугает, Брайан.
- То-есть, я хочу сказать....Я не осуждаю тебя и никогда не буду.
- В чём проблема?
- Да не проблема... я вообще-то хочу сказать, что ценю всё, что ты сделал...ты рисковал своей задницей, защищая нас. Хочу, чтобы ты знал. Я это очень ценю.
Филип продолжает молчать, но уже как-то по-другому смотрит в огонь. Он смотрит сквозь пламя и его глаза блестят от нахлынувших чувств.
- Я знаю, ты хороший человек, - продолжает Брайан. - Я знаю это. - Наступает короткая пауза. - Но кажется, что-то гложет тебя.
- Брайан...
- Погоди, просто выслушай меня. - Беседа только что перешла Рубикон и достигла точки невозврата. - Если не хочешь рассказывать, что произошло там между тобой и Эйприл - это нормально. Я больше не стану тебя расспрашивать. - Наступает долгая пауза. - Но ты можешь рассказать мне всё, если хочешь, Фил. Ты можешь мне всё рассказать, потому что я твой брат.
Филип оборачивается и глядит на Брайана. Одинокая слеза стекает по грубому, обветренному лицу Филипа. От этого у Брайна всё сжимается в животе. Он не помнит, чтобы его брат когда-либо плакал, даже в детстве. Однажды их папаша нещадно выпорол двенадцатилетнего Филипа хлыстом, оставив так много рубцов на заднице Филипа, что ему пришлось много ночей спать на животе, но и тогда он не заплакал. Он не плакал назло. Но теперь, встречаясь в мерцающих тенях взглядом с Брайаном, Филип произносит дрожащим голосом:
- Я облажался, дружище.
Брайан молча кивает и просто ждёт. Огонь потрескивает и шипит. Филип не поднимает взгляда.
- Я вроде как...влюбился в неё. - Слеза вновь скатилась по его щеке, но голос так и не дрогнул, остался ровным и слабым: - Не стану утверждать, что это любовь, но что, чёрт возьми, тогда любовь? Любовь это жуткая болезнь. - Он весь съёживается, будто в ответ на адские козни внутреннего демона. - Я так облажался, Брай. У нас ведь могло с ней что-то получиться. Мы бы могли создать прочные отношения, ради Пенни, что-то хорошее. - Он хмурится, будто сдерживая волну горя, слёзы наворачиваются на его глаза, он начинает моргать, и слёзы бегут по его лицу. - Я не смог вовремя остановиться. Она просила остановиться, но я не смог. Я не мог остановиться. Знаешь...дело в том, что мне было так чертовски хорошо. - Слёзы капают. - Даже, когда она меня отталкивала, я получал удовольствие. Молчание. - Ну что со мной не так? - Ещё большее молчание. - Я знаю, мне нет прощения. - Пауза. - Я не тупой... Я просто не думал, что когда-нибудь... Я не думал, что я смогу... Я не думал...
Его голос стихает, пока не остаётся ничего, кроме треска огня и чёрной массы тишины за пределами виллы. Наконец, после бесконечной паузы, Филип поднимает взгляд на своего брата.
В танцующем свете, Брайан видит как иссякают слёзы. Ничего, кроме опустевшего мучения не остается на лице Филипа Блейка. Брайан ничего не ответил. Только кивнул.
* * *
Следующие несколько дней уводят их в ноябрь и они решают остаться и взглянуть, какая их ждет погода.
Однажды утром через сады проносится дождь со снегом. На следующий день, убийственный холод охватывает поля и уничтожает большую часть фруктов. Но даже все сигналы начала зимы, не заставляют их уехать прямо сейчас. Вилла, возможно, их лучший выбор переждать наступающие суровые дни. У них достаточно консервов и фруктов, и при условии что они будут бережливы, им хватит их на месяцы. Достаточно дров, чтобы быть всегда в тепле. Сады кажутся относительно свободными от Кусак, по крайней мере, в непосредственной близости.
В некотором смысле, Филип, кажется, чувствует себя лучше, после того, как снял с себя бремя вины. Брайан хранит в себе секрет, часто думая о нём, но никогда больше не возвращаясь к его обсуждению. Два брата больше не подкалывают друг друга, и даже Пенни, кажется, привыкает к рутине новой жизни, которую они создали для себя.
Она находит антикварный кукольный домик в расположенной наверху гостиной и разграничивает для себя и своих сломанных игрушек немного места в конце коридора второго этажа. Однажды Брайан поднимается туда и находит всех кукол, лежащих на полу аккуратными небольшими рядами, рядом с которыми находятся их соответствующие отделенные конечности. Довольно долго он смотрит на этот странный миниатюрный морг, пока Пенни не выводит его из оцепенения. - Давай, дядя Брайан, - произносит она.
- Ты можешь быть доктором… помоги мне собрать их.
- Да, это отличная идея, - говорит он, кивая. - Давай соберём их.
Однажды, ранним утром, Брайан слышит звук, доносящийся с первого этажа. Он идёт на кухню и находит Пенни, стоящую на стуле, покрытую мукой и грязью, играющую с горшками и кастрюлями, с заляпанными блинным тестом волосами. Кухня напоминает зону бедствия. Подходят остальные, и все трое мужчин просто стоят в дверях кухни и наблюдают.
- Не злитесь, - говорит Пенни, оглядываясь через плечо. - Обещаю убрать весь беспорядок.
Мужчины смотрят друг на друга. Ухмыляясь впервые за недели, Филип произносит:
- Кто злится? Мы не злимся. Мы просто голодны. Когда будет готов завтрак?
* * *
По прошествии дней, они принимают необходимые меры предосторожности. Решают жечь дрова только ночью, когда дым не возможно заметить с шоссе. Филип и Ник окружают периметр вязальной проволокой, натягивая её между маленькими деревянными столбиками в каждом углу, закрепляя консервные банки в ключевых соединениях, чтобы они звоном предупредили о возможных злоумышленниках - Кусаках и людях. Также они находят на чердаке виллы старинную 12-калиберную двустволку.
Ружье покрыто пылью и выгравированными херувимами, и выглядит так, будто может взорваться им в лицо, если они попытаются выстрелить из него. К нему отсутствуют патроны, а само оружие выглядит как предмет интерьера, который вешают на стену рядом со старыми фотографиями Эрнеста Хемингуэя, но Филип ощущает ценность его присутствия здесь. Оружие выглядит достаточно угрожающим - «как скачущая галопом лошадь», говорит бы его отец.
- Никогда не знаешь, - говорит Филип однажды вечером, прислонив ружьё к камину, и запрокидывая в себя большую дозу хереса.
* * *
Дни продолжают течь с хаотичной регулярностью. Они отсыпаются, исследуют сады и собирают фрукты. Они ставят капканы на случайных животных и однажды даже ловят костлявого рогатого зайца. Ник вызывается его очистить и вечером довольно прилично готовит тушёную зайчатину в дровяной печи.
За всё это время они только несколько раз сталкиваются с Кусаками. Однажды, залезший на середину дерева, чтобы достать несколько засохших слив, Ник увидел в тени соседнего сада прогуливающийся труп в комбинезоне фермера. Он спокойно спустился вниз, подкрался с вилами к существу и пронзил его затылок, словно лопнув воздушный шарик. В другой раз Филип перекачивал горючее из трактора, когда заметил искорёженный труп в соседней водоотводной канаве. С разбитыми и искривленными ногами, женщина-зомби похоже тянула себя мили, чтобы добраться сюда. Филип отрубил ей косой голову и сжёг останки с помощью бензина и вспышки зажигалки Bic.
Проще пареной репы.
Со временем, вилла, кажется, приняла их, как и они приняли её. Сняв покрывала со всей роскошной старинной мебели, они, кажется, могли бы назвать это место домом. У каждого из них была своя комната. И, хотя они все ещё страдали от ночных кошмаров, ничто так их не успокаивало, как спускаться в старую элегантную кухню, залитую ноябрьским солнцем сквозь доходящие до пола окна, и чувствовать аромат кофейника, гревшегося на огне всю ночь.
На самом деле, если бы не периодические ощущения того, что за ними наблюдают, всё было бы почти идеально.
* * *
Чувства Брайана начали обостряться уже на вторую ночь их присутствия на вилле. Брайан только что переехал в свою собственную спальню на втором этаже, в строгий кабинет с причудливой маленькой кроватью с балдахином и гардеробом восемнадцатого века. Внезапно, он подскочил посреди ночи.
Он видел сон, в котором потерпел кораблекрушение, плыл по течению на самодельном плоту в море крови и внезапно увидел вспышку света. Во сне он решил, что это может быть далёкий маяк на отдаленном берегу, призывающий его, спасающий его от этой бесконечной кровавой чумы. Но когда он проснулся, то понял, что только что видел настоящий свет в реальном мире: мелькнувший лишь на секунду прямоугольный кусочек света, скользящий по потолку.
Он моргнул, и свет пропал.
Он даже не был уверен, что действительно видел его, но всеми фибрами своего существа приказал себе встать и подойти к окну. Глядя на чёрную пустоту ночи, он мог бы поклясться, что увидел автомобиль на расстоянии в четверти мили, поворачивающий в точке, где шоссе встречается с дорогой к ферме. Затем всё исчезло, растворившись в пустоте.
Брайан больше не смог заснуть в ту ночь.
Когда он расговорит Филипу и Нику об этом на следующее утро, они просто решили, что это был сон. Кто бы, чёрт возьми, съехал с шоссе, а потом развернулся и...просто улетел?
Но в следующие полторы недели подозрение в Брайане лишь разрасталось. По ночам он продолжал ловить проблески медленно движущихся огней на шоссе или в дальней стороне сада. Иногда в предрассветные часы он мог бы поклясться, что слышит хруст шин по гравию. Мимолетность этих звуков была особенно пугающей. Из-за этого Брайану казалось, что вилла находится под угрозой. Но он так устал от своих параноидальных подозрений, не разделяемых остальными, что просто перестал сообщать об этом. Может быть, он всё это выдумал?
Он не говорит ни слова по этому поводу до двухнедельной годовщины их пребывания на вилле, когда, незадолго до рассвета, грохот жестяных банок вырвал его из глубокого сна.