В системе времен русского глагола

Для системы времен современного русского глагола характерно морфо­логически подчеркнутое противопоставление форм прошедшего времени и форм настоящего-будущего времени*. Грамматическая сфера прошедшего

• Следует, не углубляясь в теоретически спорные предпосылки, признать чрезмерно упро­щенной предложенную Gustave Guillaume схему соотношений форм времени русского глагола, графически изображаемую в таком виде:

				А
	пью	W
пил .				бычью
	J
Плен прошлого		/7/7ДЯ	будущего

(См. книгу «Temps et verbe. Theorie des aspects, des modes et des temps» par G. Guillaume. P., 1929, p. 105-109.)

времени наиболее глубоко и резко очерчена ь русском языке²⁹⁶. Это сильная грамматическая категория. Поэтому-то формы прошедшего времени с трудом и сравнительно редко поддаются субъективному переносу в план будущего или активного настоящего.

Прошедшее время несовершенного вида — вне очень сложного синтакси­ческого контекста — вообще не может выражять значений настоящего или бу­дущего времени (ср. невозможность непосредственно отнести формы я гулял, я чистил, я спал, он любил, ты учил и т. п. к настоящему или будущему времени).

Нередко приводятся в качестве примеров употребления формы прошед­шего времени несовершенного вида в переносном значении такие эмоцио­нальные предложения: Плакали мои денежки (т. е. «непременно пропадут», иногда — «уже пропали»), или: Хотел я плевать на него! Гораздо чаще упо­требляются с оттенком будущего формы прошедшего времени совершенного вида {Пропала моя головушка !).

Такое экспрессивное представление объективно-будущего действия в фор­мах прошедшего времени совершенного вида, т. е. изображение будущего действия уже осуществившимся, достигшим цели, предела, всегда предпола­гает субъективную пережитость факта как прошлого. Такое употребление формы прошедшего совершенного основывается на субъективной убежденно­сти в наличии результата. Этот временной сдвиг, мотивированный резкой экс­прессивностью сообщения, свойствен либо эмоциональному, изобразительно­му языку, либо языку непреложных логических умозаключений, т. е. убе­ждающему, волевому языку. Во всяком случае, для такого экспрессивного переноса всегда есть особая стилистическая мотивировка. Например: Мы по­гибли.— Если ваше предсказание исполнится, вы выиграли. Ср. у Л. Толстого в «Крейцеровой сонате»: «Предполагается, ^то болезнь можно лечить и что есть такая наука и такие люди — доктора, и они знают. Не все, но самые луч­шие знают. И вот ребенок болен, и надо попасть на этого, самого лучшего, того, который спасает, и тогда ребенок спасен: а не захватишь этого доктора или живешь не в том месте, где живет )тот доктор, и ребенок погиб».

Ср. здесь же употребление прошедшего времени вместо условного накло­нения: «А вот у Петровых вовремя, по совету доктора, разъехались по гости­ницам и остались живы, а не разъехались бы — и померли дети». Ср. у Чехова в рассказе «Исповедь, или Оля, Женя, Зоя»: (Отнимите у меня перо — и я по­мер. Вы смеетесь, не верите... Клянусь, что гак». Ср. у Тургенева в рассказе «Стучит» тоже о будущем действии: «Одно мне жаль, барин: пропала моя троечка,—и братьям-то она не достанется». Ср. у Чехова: «Ох, батюшки!-вздыхала за дверью старуха, — пропала твоя головушка! Быть беде, родимые мои, быть беде!» Ср. также (обращение к вознице): «Ну, поехали»; «Ну, я спать пошла» (Островский, «Не все коту масленица»); «Бери кулек, догоняй, я на рынок пошел» (Островский).

Ср. у Л. Толстого в «Войне и мире» — о французском генерале Бельяре: «Он клялся честью, что русские погибли, если император даст еще дивизию». Очень сложным переносом временных значений характеризуется разговорное употребление прошедшего времени совершенного вида в значении будущего с яркой экспрессией презрительного отрицания или отказа. Например: Как же! Пошла я за него замуж! (ни за что не пойду); Так я и отдал тебе эти деньги — держи карман шире! В этом употреблении выступает ироническое изображение отрицаемого факта уже осуществившимся *.

* Форма пошел в значении повелительного наклонения резко обособилась от системы форм прошедшего времени. Ср. у Гончарова в его произведении «Фрегат Паллада»: «Пошел все наверх!»

Мысль о грамматическом противопоставлении прошедшего времени на­стоящему-будущему настойчиво развивал проф. Д. Н. Кудрявский²⁹⁷, подчер­кивая условность традиционного разграничения форм настоящего и будущего времени в русской грамматике. По его мнению, в современном русском языке можно говорить только о прошедшем и, соотносительно с ним, о непрошед­шем времени. Форма «настоящего времени» может вовсе не иметь значения времени, «обозначая и то, что относится ко всякому времени». Употребле­ние форм настоящего времени в описании прошедших событий также обусло­влено тем, что «по первоначальному своему значению формы эти живописа­ли события, не означая вовсе времени»²⁹⁸. Будущее время тоже «часто употребляется без всякого оттенка времени, подобно настоящему, сохраняя неизменно лишь свое видовое значение. Так бывает чаще всего в описа­ниях...»²⁹⁹. Например, у С. Т. Аксакова: «Вечером также рыба берет охот­нее... особенно поздно вечером: тогда и крупшя рыба начнет смело ходить около берегов».

Давнопрошедшее время

В современном русском языке четыре формы прошедшего времени. Из них две принадлежат совершенному виду, одна — несовершенному и одна — «многократному». Эти четыре формы прошедшего времени грамматически неравноправны и стилистически неравноценны. Про форму прошедшего вре­мени «многократного вида», или лучше — про «давнопрошедшее время» (на­пример: я сиживал, бирал, гащивал и т. п.), прямо надо сказать, что она не­продуктивна, что она в русском литературном языке постепенно угасает, вытесняемая формами прошедшего времени несовершенного вида с наречия­ми количества или степени. Поэтому с «давнопрошедшего времени» целе­сообразно и начать анализ форм прошедшего времени.

Был период, когда форма давнопрошедшего времени ставилась грамма­тистами в центре всей системы прошедших времен русского глагола. Доста­точно сослаться на «Российскую грамматику» М. В. Ломоносова, на «Россий­скую грамматику, составленную Академией Российской» (1-е изд. 1802 г., 2-е изд. 1809 г.). Из ломоносовского перечня глаголов, имевших форму давнопро­шедшего времени, видно, что в XVIIIв. эта форма была очень продуктивна и употребительна, особенно в разговорной речи.

Тогда-то и установился термин давнопрошедшее время. Его можно сохранить*.

А. М. Пешковский, бегло коснувшись этой формы в своем «Синтаксисе», склонился к старинному ее пониманию: «Категории вида и времени здесь оригинальнейшим образом переплетаются. Можно сказать, что у нас есть особое, давнопрошедшее время, но только от многократного вида, или что у нас есть многократный вид, но употребляется он только в давнопрошед­шем времени» *°⁰.

Старые грамматики правильно указывали, что давнопрошедшее время употребляется, когда говорят «о многократном действии, происходившем давно... и притом в неопределенное время»³⁰¹, «ибо, когда мы говорим о чем-либо, происходившем многократно на прошлой неделе или в прошлом меся­це, и вообще о времени, которое мы по недавнести определить можем, тогда вместо читывал, говаривал, делывал и пр. скажем: читал, говорил, делал неоднократно».

* Конечно, в приложении к этой форме термин «давн<'прошедшее время» не соответствует тому значению, которое связывается с ним в грамматиках античных и современных западно­европейских языков.

Ф. И. Буслаев различал три значения в ферме давнопрошедшего времени. Во-первых, эта форма выражает прошедшее многократное, «прошедшее дав­него обыкновения», например: «Идол был пустой, и саживались в нем жрецы вещать мирянам» (Крылов); «Я за уши его дирала» (Грибоедов) и др. В этом случае прошедшее «давнего обыкновения» мыслится как цепь осуществляв­шихся, возобновлявшихся и повторявшихся в отдаленном прошлом актов, ко­торые в совокупности составляют один сложный давнопрошедший процесс. К этому значению близко и второе значение эгой формы, значение прежде-прошедшего времени, но тоже с отте?ком давно минувшего действия. Например: «Ослы, не знаю, как-то знали, по прежде музы тут живали» (Крылов). Ср. «Читать Карамзина не буду: я его читывал и прежде» ³⁰² и др. Наконец, с отрицанием не форма давнопрошедшего времени выражает силь­нейшее отрицание события в прошлом (т. е. еовсе не, ни разу, никогда не), на­пример: «Бедный отец насилу решился спросить у дьячка, была ли она у обедни. Дьячок отвечал, что не бывала» (Пушкин, «Станционный смотри­тель»)³⁰³; «Ты не пьешь, сказывают? — продолжал я — Нет-с, не пивал и не пью ничего, кроме чаю да воды!» (Гончаров, «Слуги старого века»); «Что слышал? — Ничего не слыхал.— Что видел?--Ничего не видал» (Короленко, «Сон Макара»)*.

Любопытны свидетельства грамматистов середины и второй половины XIX в. об употреблении этой формы давног рошедшего времени.

М. Катков о форме давнопрошедшего времени писал в своей диссерта­ции : «Эта форма назначена преимущественно к изображению давности дей­ствия, и с этим новым назначением входит она в область прошедшего вре­мени. Предлагаемая в грамматиках форма давывать есть один субститут; форма будут давывать невозможна ни в чутье современной речи, ни в памят­никах. Зато встретим часто прошедшее давывал и т. п. В памятниках по­добные формы давнопрошедшего времени дышат особенною прелестию, если представим себе движение голоса, каким, по нсему вероятию, отличалось ста­ринное произношение... Символическое изображение давности распространен­ною формою совершенно согласно с общим воззрением нашим на соответ­ствие глагольного образования с представлением самого действия»³⁰⁴. К. С. Аксаков заметил: «Действие же как ряд моментов {двигивать) необходи­мо является только в прошедшем (двигивал)>>^ЗО5.

Но уже к половине XIX в. формы давнолрошедшего времени типа я би­рал, ты говаривал, он хаживал и т. п. подвергаются подозрению и гонению со стороны разных кругов столичного общества, преимущественно со стороны петербургской чиновничьей бюрократии и со стороны разных слоев интелли­генции, тяготевших к книжному языку. Их литературное употребление сокра­щается. Стабилизация грамматической системы русского языка, опиравшаяся преимущественно на нормы книжного языка, привела во второй половине XIX в. к утеснению этой формы. Дуализм видов — совершенного и несовер­шенного — также содействовал ее постепенному вымиранию. Значения и от­тенки кратности у параллельных форм, осложненных приставками, растворя­лись в категории вида несовершенного ³⁰⁶. Правда, грамматические концепции Г. П. Павского, К. С. Аксакова и Н. П. Некрасова, устанавливавшие видовую лестницу трех степеней глагола (двигать — двинуть — двигивать; махать -махнуть — махивать), свидетельствуют, что формы «прошедшего времени многократного вида» еще очень живо ощущались тогда в литературном язы-

* А. А. Потебня ставил в связь это употребление многократной формы при отрицании с оттенком постоянства, присущим этой форме: «Под гонятие постоянства и всеобщности под­ходит отрицание, относящееся не к данному моменту совершения действия, а к продолжитель­ному периоду времени, занимаемому действием или бытием»^ЗОЗа.

ке. Однако за иллюстрациями их употребления чаще всего приходилось обра­щаться к народной словесности (преимущественно к былинному стилю) и к крестьянскому языку³⁰⁷. Даже у писателей, широко пользовавшихся форма­ми устной народной речи и народной поэзии (например, у Н. А. Некрасова), давнопрошедшее время встречалось не очень часто*. Книжные, в том числе и газетно-публицистические стили, определявшие во многих отношениях грамматическую систему русского литературного языка, со второй половины XIX в. во всяком случае избегали употребления этой формы.

Д. П. Размусен в 90-х годах писал о давнопрошедшем времени: «Без сло­жения с частицами они теперь, в образованном языке, употребляются почти только — и то редко — в... значении повторения, и притом тогда только, когда речь идет о давних событиях. Усиление наглядности соответствует усилию, с каким стараются воскресить пред собою и другими образ давно минувше­го» 308**.

Ср. у Чехова в «Чайке» (слова Шамраева): «Не забудьте навести справоч­ку, где теперь актер Суздальцев? Жив ли, здоров ли? Вместе пивали когда-то».

В учебниках русского языка второй половины XIX в. для иностранцев ре­комендовалось употребление форм типа сиживал, гуливал «в устной речи» «в воспоминаниях о давних событиях»³¹⁰.

Подводя итоги своим наблюдениям над употреблением времен русского глагола в конце XIX в., Л. П. Размусен констатировал: «Знаменательно, что в то время, когда в русском языке все более и более исчезает самое созерца­тельное из видовых обозначений, дитя патриархального быта,— «покойный дед мой говаривал», «мы в столице живали», к дверям литературного языка все ближе и ближе подступают простонародные времена предшествия» (т. е. формы типа он был выпивши и т. п.— В. В.) ^!11.

Проф. A. Mazon³¹², акад. А. А. Шахматов, В. И. Чернышев и др. отмети­ли вымирание этой формы в литературном языке конца XIX — начала XX в.³¹³ Однако она еще довольно употребительна и в современном литератур­ном языке, хотя и ограничена узким кругом беспрефиксных глаголов нагляд­ного, конкретного действия, легко поддающихся счету и учету. Например: «Он пошел в сад, сел на скамеечку над прудом,— здесь еще он никогда не си­живал» (Ф. Сологуб, «Мелкий бес»); «Теперь уж не бьют так, как раньше би­вали» (Горький); «Вот странность, будто сроду я здесь не хаживал и никогда не глядел на эту Невскую зыбь» (Д. Лаврухин, «Невская повесть»); «Братья Пушкины, случалось, гащивали у генерала-цехиейстера» (Ю. Тынянов, «Пуш­кин»). Ср.: «Арина будто слышала даже, как отарушка сказала про себя, что до сих пор у арапов не живывала» (Тынянов, «Пушкин»); у Б. Пастернака во «Втором рождении»:

И гам ворвался. Ливень заслан

К чертям, куда Макар телят

Не ганивал... И солнце маслом

Асфальта б залило салат.

Ср. в языке классической литературы XIX в.:

Старушка ей: «А вот камин; Здесь барин сиживал один Здесь с ним обедывал зимсю Покойный Ленский, наш сосед...»

(Пушкин, «Евгений Онегин»)

• См. статью Добровского (Филологические записки, 1883, т. 4, с. 262), насчитавшего в стихотворениях Некрасова лишь 10 подобных форм.

" Ср. замечание А. А. Потебни: «Древний язык и современный литературный нередко фор­мально не различают категорий непрерывной длительности, с одной, и обычности и многократ­ности, с другой стороны, там, где чешский и отчасти народные русские говоры различают»³⁰*.

«...заснул тяжелым сном, как, бывало, сыпал а Гороховой улице» (Гончаров, «Обломов»); «Песельников держал, сам певал и плясал мастерски» (Тургенев, «Мой сосед Радилов»); «Вы знали Якова Ивановича? — продолжал я.— Знава-ла-с, — проговорила она...» (Тургенев, «Яков Пасынков»); «У меня дядя был псовый охотник, — продолжала она.— Я с ним езживала весною» (Тургенев, «Вешние воды»); «Здесь в необыкновенно жаркие дни, и то раз в год, и то в прежние времена, пивали чай» (Тургенев, «Дневник лишнего человека»); «В молодости он отлично певал» (Тургенев, «Постоялый двор»); «Ведь я знаю, как ты живал, как проводил ночи и с кем» (Л. Толстой, «Крейцерова сона­та»); «Давно ли,— думал он,— этот самый Батрищев кучивал с нами» (Л. Тол­стой, «Севастополь в августе 1855 г.»); «И Наташа тем быстрым бегом, ко­торым она бегивала в горелки, побежала по зале, в переднюю» (Л. Толстой, «Война и мир»)³¹⁴; «А ведь покойник не то чго за десять тысяч, а за десять целковых на тот свет сживывал» (Достоевский, «Идиот», слова чиновника Ле­бедева) и др.