Глава 14. Удивленно смотрю на Свету – мы с ней сидим вроде как на скамейке запасных, пока Арс с Ромой гоняют туда-сюда вдоль полустертой белой полосы на дорожке

– Иди сюда.

– Кто?

–Ты, блин.

Удивленно смотрю на Свету – мы с ней сидим вроде как на скамейке запасных, пока Арс с Ромой гоняют туда-сюда вдоль полустертой белой полосы на дорожке стадиона. Колеса скейта мягко шуршат по асфальту.

Когда Арс позвонил, я долго решал, а стоит ли мне идти. Вопрос был один: нужно ли рассказывать про Константина Алексеевича? С одной стороны, как друг, Арс должен знать, но с другой – если Илья так оберегал свою тайну… А это своего рода наследство, да?

И факт – не лжи, нет, но все же секрета, еще одного в череде других – напрягал. Будто камни, которые ты тащишь с собой. И только когда Константин Алексеевич вдруг сказал: эй, давай я помогу тебе нести один – я понял, насколько это тяжело. И теперь вес самого маленького дополнительного камешка – ощущается.

Но я не хотел идти домой. И сейчас даже рад, что когда приехал на стадион, там были и Дима со Светой. Я не знаю, оставалась ли у Арса на ночь вчерашняя девица или… Не стоит и думать об этом. Наплевать.

Сползаю со скамейки, прикладываю ко лбу ладонь – солнце слепит на полную катушку, апрельское, освободившиеся из камеры зимы солнце.

– Зачем?

Арс наступает носком кеда на край доски, перехватывает пальцами другой.

– Попробуешь.

Смотрю на свои ботинки – шнурок я так и не купил новый, и связанные концы торчат, как уши зайца.

– Не, я не умею.

– Мы научим, да, Ромаш?

Улыбка Арса – как у голодной лисы, и тон такой, что я себя Колобком чувствую. Щурится, убирает за ухо длинную челку. Золотистый.

Вытираю ладони о джинсы, пожимаю плечами:

– Нефиг ставить на мне свои педагогические эксперименты. Ее учите.

Светик смеется, потянувшись, пихает меня в спину.

– Мальчики смотрятся гораздо лучше. Так что не трусь и иди. Я на вас полюбуюсь.

Сердце испуганно ухает вниз и заходится частым стуком. Дурацкое волнение - снова провожу ладонями по бедрам, нервно фыркаю:

– Вот ты очень зря это сказала.

Но негнущиеся ноги уже деревянно вышагивают по ступеням вниз. Бодро и уверенно. Как будто я точно знаю, что делать. Хотя это совсем не так.

Выдергиваю из пальцев Арса скейт, кидаю на землю и встаю. Закономерно, что доска уезжает вместе с моей ногой. Взмахнув руками, стараясь уцепиться за что-нибудь, успеваю соскочить на асфальт.

– Е-мое, ну, не так же резво.

Ромка хватает меня за рукав куртки, помогая восстановить равновесие. Светка ржет, спрятав лицо в коленях.

– Может, не стоит?

Ну, уж нет. Азарт. Чувствую, как кровь приливает к щекам и в животе сладко ноет. Качаю головой, осторожно подкатываю к себе доску, двигаю ею туда-сюда. Скользко. Но все получится. Арс встает напротив.

– Давай. Ничего сложного.

Снова киваю и глубоко вздыхаю. А он вытягивает вперед обе руки, смотрит внимательно, слегка хмурится. Глаза – темные, блестящие, и хрен поймешь, о чем думает. Но про себя я знаю наверняка: если грохнусь, никогда в жизни себе не прощу.

– Держись.

Пытаясь сконцентрироваться, облизываю губы – ничего не вижу, ничего не слышу. Только лицо горит. Осторожно опускаю ладони на локти Арса, сжимаю пальцами и шагаю вперед.

Стою, балансируя – как будто на краю пропасти. Не упасть – не упасть – не упасть. Кажется, земля опрокидывается. Или нет, подо мной нет никакой земли. Сосредоточенно смотрю на свои колени и носки кед, переступаю. Спускаю левую ногу на асфальт и отталкиваюсь. Рывком, резко – едва не опрокидываюсь. Чувствую, как руки Арса подхватывают, возвращая назад. Как в детстве. Когда учился кататься на велосипеде. Илья все умел раньше меня, и он… или отец? Я не помню. Но вряд ли отец – он, когда не пил, тупо пялился в телевизор. Так что Илья держал велик за багажник, не позволяя завалиться. А я злился, пытался обернуться и шипел: отпусти, я могу сам. Сам.

Как же так? У него получалось, а у меня – нет.

А сейчас – только радость. Странная, болезненная – от нее сжимается горло и пальцы на руках Арса – сильнее и сильнее. Я смотрю на него, он вопросительно выгибает брови. Качаю головой и выдыхаю только:

– Еще.

Ромка идет рядом и улыбается так, словно он счастливый папа.

Россыпь золотых светлячков на воде, я врезаюсь в лужу, вспугивая их, уверенный: сейчас они вспорхнут брызгами и опустятся на ладони. Ручные. Теплые.

– Ну, куда ты рулишь, блин?

Арс, ругаясь, перепрыгивает лужу.

– Отпусти меня, - пытаюсь освободиться. Ноги мелко дрожат от напряжения. Арс, усмехнувшись, качает головой:

– Не-а. Не сейчас. Вот минуем эту задницу, в которую ты вляпался.

За скейтом тянутся ленточками темные мокрые следы. И я не замечаю, в какой момент пальцы, держащие меня, разжимаются. Отталкиваюсь и еду. И два метра до трибуны сейчас длиною в Великую китайскую стену. Но когда борт упирается в ступени, чувствую себя тем самым альпинистом, покорившим самую высокую вершину. Заорать хочется. Или стрелой, гладко и быстро – назад. Как ну… который по воде ходил. Это возможно, я знаю теперь. Все, наверное, возможно.

– Эй-эй, притормози, лихач.

Ромка смеется, когда я снова взмахиваю руками и спрыгиваю на землю.

– Тебе просто практиковаться нужно.

Вытираю рукавом влажное лицо, качаю головой.

– Да не…

Денег на бессмысленную покупку мне все равно не выделят. Стащить такую сумму тем более не получится – у Андрея в карманах сотни пачками не водятся. Да и время…

– Возьми Илюшкин. Если вы не выбросили, конечно, - Арс поднимается на трибуны, ставит на скамейку свой рюкзак.

Предложение звучит так… странно. Царапает. Я молча слежу за его движениями: достает бумажные пакеты, бутылку колы. В тишине. Потому что и Рома, и Света тоже ни слова не говорят. Будто жизнь замирает – и холодок по позвоночнику. Илья услышит. Ему не понравится. И остальные думают об этом. А я – знаю наверняка. И только Арс выпрямляется, так же спокойно продолжает:

– Доска раздолбанная, насколько я помню. Но тебе пока пойдет.

Это так похоже на «прощай».

– Что? – с вызовом, оглядывая нас. – Илья никогда не был жадным.

Не был. И тот велик мы делили на двоих. Но он не орал на меня и терпеливо ждал. А когда мать подарила Илье часы на день рождения, засекал время: пятнадцать минут – ему, пятнадцать – мне.

Как же так вышло… В какой момент мы просто повернулись друг к другу спиной? И это не могло произойти сразу. Я помню столько «вместе». Его пересказы параграфов из учебника истории. Он это делал так, что полночи можно было пролежать на своем «втором этаже», слушая его хрипловатый тихий голос. Привирал, конечно. И я раз попался, когда на уроке повторил его байку про изобретение лодки первобытным человеком. А еще мы вместе пытались вскрыть замок на чердачной двери, чтобы устроить там убежище. И голубя подбитого лечили вместе. Тогда… кто отнял его у меня?

– Не был, - эхом моим мыслям. Светик шуршит пакетами, разбирает сэндвичи. – Язвой был, правда, порядочной.

– Ой, да ладно. Он просто считал, что девочки в компании лишние.

Рома ловит недовольный взгляд Светы и поспешно добавляет:

– Но первым предложил навалять тем уродам. Помнишь, когда к тебе этот ушлепыш с компанией приставал?

– Что он против девочек имел?

– Ничего. Он благополучно встречался с этой… из параллельного… - Ромка морщит лоб, шумно вдыхает воздух, - оторва такая…

– Но с офигенной грудью, - подсказывает Арс.

– Ага, да-да.

– Что-о-о?

– Я не пялился. Но там же не заметить сложно.

– Вообще-то он ее отшил через два дня, – Арс смеется. – Просто взял с меня клятву не сдавать этот секрет вам.

– С какого хрена?

– Сказал, что она его слюнями извазюкала, когда они поцеловались.

– Эстет, блин. Великий ценитель. Сам типа эксперт по поцелуям.

– Нормально он целовался.

Рома закусывает ноготь, насмешливо смотрит на Арса.

– О-о…

Скомканная обертка ударяет его ровно в лоб. Я не могу удержаться, улыбаюсь.

– Вообще-то это Оксана сказала.

Невозмутимый Арс. Ромка отпрыгивает, стряхивает с себя бумажный комок.

– Он и с ней успел?

– Ма-а-альчики, это мрак.

– Ты можешь быть спокойна, Светик. От тебя Ромаша ни-ни… Он самый верный. Вот прямо за всю компанию.

– Выгораживай дальше, Арс.

Я успеваю только головой вертеть. Кусочки мозаики – разноцветные, на первый взгляд, абсолютно не подходящие друг к другу. Но нужно просто иметь терпение – складывать их, подгонять. Чтобы увидеть тот самый парусник, покачивающийся на волнах, готовый отправиться в путь. Тоска по путешествиям, холодному свежему ветру, пахнущему невиданными странами, дорогими тканями, сладостями и чужими людьми. Не хватает только одного фрагмента: «Почему он это сделал?» Любовь? Якорь и ветер – одновременно.

Пузырьки колы покалывают язык, бьют в нос. Я едва не опрокидываю на себя полбутылки.

– Хорош переводить добро. Иначе сам метнешься к метро, - Ромка выглядывает из-за плеча Светика. Мир налажен. Обнимает ее одной рукой – пальцы спрятались под футболку, полусогнутые – то поглаживают, то легко тычут, щекоча.

Сидеть так – скрестив ноги, между ними и Арсом – уютно. И остывший сэндвич с липким, пристающим к зубам сыром – кажется самой офигенной едой. Половину я слопал, едва не оттяпав себе пальцы. На второй притормозил, чтобы растянуть удовольствие.

Соус течет по пальцам. Арс, растопырив их, выхватывает салфетку из пакета и только потом – из кармана телефон, орущий что-то агрессивное, с нераспознанным английским текстом.

– Здорово. Мы? Отлично. Никакого похмелья, что ты. У нас спортдень. У всех. Даже у Вали. А вы? Стоите? Ну, приятного стояния. Подожди, сейчас… - осторожно кладет сотовый на скамейку, переключает на громкую связь.

Вместе с шипением и автомобильными гудками я слышу Диму:

– Потому что я говорил им: давайте выйдем пораньше, но кто ж…

И сразу – усталый женский голос:

– Димка, не наговаривай.

– Он прав, а что.

Сережа. Как будто совсем близко. Под ладонями – шершавое дерево скамейки с облупившейся краской. Откидываюсь назад и закрываю глаза.

Тепло. Хотя солнце уже не такое яркое. И легкие – будто самыми кончиками пальцев – касания ветра. Запах дыма – серая ниточка, плывущая по воздуху. Арс закурил – слышу, как он выдыхает, кладет зажигалку на лавку. Глотаю аромат – глубоко, жадно, даже голова начинает слегка кружиться.

Я знаю: еще чуть-чуть – и нужно будет возвращаться домой. Но пока…

К шести я, конечно, не успел. Пока мы попрощались, пока шли с Арсом до меня. Он сказал, что прогуляется и поймает тачку на остановке за домом. Обычные «десять минут от метро» растянулись на полчаса, не меньше. По крайней мере, у подъезда я уже стоял порядком замерзший. Но заставить себя сказать «счастливо» никак не мог. Зябко поводил плечами и кутался в спортивную куртку. Пока это самое «счастливо» не произнес Арс, щелкнув меня по потерявшему чувствительность носу.

Странное ощущение. Как будто… не знаю. Температура под сорок – то холодно, то жарко. Вернее, все вместе – слоями, которые при каждом движении взбалтываются, перемешиваясь. И ведет. Стоял возле лифта, вжавшись лбом в створки, вслушивался в далекий, такой знакомый гул спускающейся кабины и чуть не грохнулся, когда двери открылись.

Дома спасло меня лишь то, что Андрей порядочно набрался и успел отрубиться. А мама только удивленно посмотрела, когда я отказался от ужина, сославшись на то, что поел у одноклассника.

Не отпустило даже после получаса под горячим душем.

Натянул теплые носки и бесформенный длинный свитер, чтобы хоть как-то согреться. Наверное, это простуда. Завтра заболит горло и начнется насморк. Иного объяснения нет.

Мама на кухне гладит рубашки. Старательно – на лбу сосредоточенные морщинки. Смотрю на ее руку, держащую утюг. Вспоминаю: «Матушка еще не вернулась, так что дома… скучно». Матушка… Ласково. Неожиданно от Арса, наверное. Как и Илюша. Люди, допущенные в особый, узкий круг.

– Помочь?

Мама ставит утюг на подставку, поворачивается ко мне. Я переминаюсь с ноги на ногу на пороге кухни, барабаню пальцами по дверному косяку.

– Нет. Как твоя подготовка?

– Нормально.

Обещаю себе начать прямо завтра. Я должен сдать. Это единственная возможность.

– Валя… я люблю тебя очень, ты же знаешь, да?

– Знаю.

Шаг. И еще один. Обнимаю ее, прижимаюсь щекой к плечу. Теплый сладковатый запах цветов и кондиционера для белья. Мягкая ткань халата, пальцы скользят по ней, цепляют кончики пояса, теребят.

– Осторожно, не обожгись.

Невесомое касание – затылка, будто от дыхания. Поцелуй, от которого горло будто стискивают.

Прости… Слова – много-много слов – подкатывают, наполняют рот, как бабочки, еще чуть – и выпорхнут. Сжимаю губы, обнимаю крепче. Волоски на теле встают дыбом: теплые руки – спина, шея. Отстраняя.

– Снял бы ты уже эту железку.

Подбородок и уголок рта, возле пирсинга – ее ладонь, шероховатая, легкая. Улыбается устало.

– Мне нравится, - упрямо качаю головой, отступаю послушно. – Мам, а где вещи Илюшки?

Глаза темнеют, глядят настороженно.

– Зачем?

– Взять кое-что хочу.

Я чувствую ее готовое вырваться «не надо». Но мама, вздохнув, вновь берется за утюг.

– На балконе. Только в комнате спит папа.

– Я тихо.

– Смотри не разбуди.

Три больших коробки – всего-то. Аккуратно установленные одна на другую – у стены. Снимаю верхнюю. Сажусь напротив. Совсем не тяжелая.

Сложенные чистые футболки. Я помню: когда Илью уже увезли, мать два дня без остановки стирала и гладила всю его одежду. Будто в дорогу собирала. Такое же было, когда он пару лет назад отправился в летний лагерь. Но на этот раз его путешествие продлится много дольше.

Осторожно, чтобы не нарушить порядок, кладу стопку одежды на коврик. И достаю из коробки несколько библиотечных книг. Из одной торчит закладка – сложенный в четыре раза тетрадный лист. Аккуратные печатные буквы: «Я никогда это не сдам». Глупая мысль: успел?

Несколько коробочек разного размера из-под пазлов. Одна – нераспечатанная. Алый всплеск парусов над тонким, изящным фрегатом. Как там нам рассказывали? Заплати паромщику настоящим золотом, и он переправит тебя на другую сторону туманной реки. Тысяча евро - достаточная плата?

Черные буквы типографской краской: «Секрет». Обвожу их по контуру, полиэтилен липнет к пальцам. Углы коробки сминаются, когда я сжимаю их.

«Ты… не против? Я мог бы собрать его – для тебя».

Молчание. Холод. Как будто я стою на берегу и вглядываюсь… вглядываюсь вперед до слез от ветра.

– Валя, телефон.

Вздрагиваю от маминого голоса. Ноги затекли, и я чуть не спотыкаюсь о порог. Фрагменты пазла глухо гремят в упаковке.

Мобильный орет на всю квартиру. Бросаю коробку на кровать, тычу в кнопку приема.

– Валь, у меня для тебя два предложения – на выбор.

Константин Алексеевич. Прижимаюсь лбом к спинке кровати, ладонью тру глаза:

– Решил взять котенка?