Социал-дарвинистские концепции 9 страница

том виде редко встречается в реальности. Именно целерациональное дей­ствие есть наиболее важный тип социального действия, оно служит образ­цом социального действия, с которым соотносятся все остальные виды действия.

Итак, по Веберу, понимание в чистом виде имеет место там, где перед нами - целерациональное действие. Сам Вебер считает, что в этом случае уже нельзя говорить о психологическом понимании, поскольку смысл дей­ствия, его цель лежат за пределами психологии. Но поставим вопрос по-другому: что именно мы понимаем в случае целерационального действия: смысл действия или самого действующего? Допустим, мы видим челове­ка, который рубит в лесу дрова. Мы можем сделать вывод, что он делает это либо для заработка, либо для того, чтобы заготовить себе на зиму топ­ливо, и т. д. и т. п. Рассуждая таким образом, мы пытаемся понять смысл действия, а не самого действующего. Однако та же операция может по­служить для нас и средством анализа самого действующего индивида. Трудность, которая возникает здесь, весьма существенна. Ведь если со­циология стремится понять самого действующего индивида, то всякое действие выступает для нее как знак чего-то, в действительности совсем другого, того, о чем сам индивид или не догадывается, или, если догады­вается, то пытается скрыть (от других или даже от себя). Таков подход к пониманию действия индивида, например в психоанализе Фрейда.

Возможность такого подхода Вебер принципиально не исключал, но считал его проблематичным, а поэтому и необходимо ограничивать этот подход, применяя его лишь спорадически как подсобное средство. Про­блематичность его Вебер усматривает в том, что в таких случаях субъек­тивно, хотя и незаметно целерациональное и объективно правильно-рациональное оказываются в неясном отношении друг к другу. Вебер име­ет в виду следующее весьма серьезное затруднение, возникающее при «психологическом» подходе. Если индивид сам ясно осознает поставлен­ную им цель и только стремится скрыть от других, то это нетрудно понять; такую ситуацию вполне можно подвести под схему целерационального поведения. Но если речь идет о таком действии, когда индивид не отдает себе отчета в собственных целях (а именно эти действия исследует психо­анализ), то возникает вопрос: имеет ли исследователь достаточные осно­вания утверждать, что он понимает действующего индивида лучше, чем тот понимает сам себя? В самом деле: ведь нельзя забывать о том, что ме­тод психоанализа возник из практики лечения душевнобольных, по отно­шению к которым врач считает себя лучше понимающим их состояние, чем они сами его понимают. Ведь он - здоровый человек, а они - боль­ные. Но на каком основании он может применять этот метод к другим здоровым людям? Для этого может быть только одно основание: убежде­ние о том, что они тоже «больны». Но тогда понятие болезни оказывается

перенесенным из сферы медицины в общесоциальную сферу, а лечение в этом случае оказывается социальной терапией, в конечном счете - лечением общества в целом.

Очевидно, именно эти соображения заставили Вебера ограничить сфе­ру применения такого рода подходов в социальном и историческом иссле­дованиях. Но тогда как же все-таки он сам решает вопрос о понимании? Что именно мы понимаем в случае целерационального действия: смысл действия или самого действующего? Вебер потому выбрал в качестве иде­ально-типической модели целерациональное действие, что в нем оба эти момента совпадают: понять смысл действия - это и значит в данном слу­чае понять действующего, а понять действующего - значит понять смысл ! его поступка. Такое совпадение Вебер считает тем идеальным случаем, от которого должна отправляться социология. Реально чаще всего эти оба момента не совпадают, но наука не может, согласно Веберу, отправляться от эмпирического факта: она должна создать себе идеализованное про­странство. Таким «пространством» является для социологии целерацио­нальное действие.

Поскольку, однако, Вебер рассматривает целерациональное действие как идеальный тип, постольку он вправе заявить, что «рационалис­тический» характер его метода вовсе не предполагает рационалистической трактовки самой социальной реальности. Целерациональность - это, по Веберу, лишь методологическая, а не «онтологическая» установка социо­лога, это средство анализа действительности, а не характеристика самой этой действительности.

Хотя Вебер заботится о том, чтобы отделить целерациональное дейст­вие как конструируемый идеальный тип от самой эмпирической реально­сти, однако проблема соотношения идеально-типической конструкции и эмпирической реальности далеко не так проста, как можно было бы ду­мать, и однозначного решения этой проблемы у самого Вебера нет. Как бы ни хотелось Веберу раз и навсегда четко разделить эти две сферы, но при первой же попытке реально работать с идеально-типической конструкцией эта четкость разделения исчезает.

Какие предпосылки, важные для социологической теории, содержит в себе целерациональное действие? Выбирая целерациональное действие в качестве методологической основы для социологии, Вебер тем самым от­межевывается от тех социологических теорий, которые в качестве исход­ной реальности берут социальные «тотальности», например: «народ», «общество», «государство», «экономика».

Принцип «понимания» оказывается, таким образом, критерием, с по­мощью которого отделяется сфера, релевантная для социолога, от той, ко­торая не может быть предметом социологического исследования. Поведе­ние индивида мы понимаем, а поведение клетки - нет. Не «понимаем» мы

также - в веберовском значении слова - и «действия» народа или народ­ного хозяйства, хотя вполне можем понять действия составляющих народ (или участвующих в народном хозяйстве) индивидов. Такой подход обяза­телен, по Веберу, для социолога, но не является обязательным для всех вообще наук о человеке. Так, юриспруденция при известных обстоятель­ствах может рассматривать в качестве «правового лица» также и государ­ство или тот или иной коллектив; социология же не вправе этого делать. Ее подход предполагает рассмотрение даже таких социальных образова­ний, как право, лишь в той форме, как оно преломляется через целерацио-нальное действие (а стало быть, через сознание) отдельного индивида.

Поскольку, таким образом, согласно Веберу, общественные институты (право, государство, религия и др.) должны изучаться социологией в той форме, в какой они становятся значимыми для отдельных индивидов, в какой последние реально ориентированы на них в своих действиях, по­стольку снимается тот привкус «метафизики», который всегда присутству­ет в социальных учениях, принимающих за исходное именно эти институ­ты (как и вообще «целостности»). Этот привкус неизбежно ощущается в социальных теориях, создаваемых на основе методологических предпосы­лок реализма в средневековом значении этого понятия. Такой точке зре­ния Вебер противопоставляет требование исходить в социологии из дейст­вий отдельных индивидов. Его позицию можно было бы охарактеризовать как номиналистическую. Однако это не вполне адекватная характеристи­ка, и вот почему. Требование исходить из индивидуального действия вы­ставляется Вебером как принцип познания, а в силу неокантианской уста­новки Вебера характеристика принципов познания отнюдь не есть в то же время и характеристика самой социальной реальности. Реальность пла­стична в том смысле, что ее можно изучать также и по-другому, результа­том чего может быть наука, отличная от социологии, например юриспру­денция или политическая экономия. Стало быть, говоря об индивидуаль­ном целерациональном действии, Вебер не утверждает, что оно есть ха­рактеристика самой реальности социальной жизни, а принимает его в ка­честве идеального типа, который в чистом виде редко встречается в дей­ствительности. Поэтому целесообразно было бы говорить о методоло­гическом номинализме, или, точнее, о методологическом индивидуа­лизме, Вебера.

Основной методологический исходный пункт Вебера можно было бы сформулировать так: человек сам знает, чего он хочет. Разумеется, в дей­ствительности человек далеко не всегда знает, чего он хочет, ведь целера-циональное действие - это идеальный случай. Но социолог должен исхо­дить именно из этого идеального случая, как из теоретико-методо­логической предпосылки.

Вторым обязательным моментом социального действия Вебер считает ориентацию действующего лица на другого индивида (или других инди-

видов). Разъясняя, о какой именно ориентации здесь идет речь, Вебер пи­шет, что социальное действие может быть ориентировано на прошлое, на­стоящее или ожидаемое в будущем поведение других индивидов (месть за нападение в прошлом, оборона при нападении в настоящем, меры защиты против будущего нападения). В качестве «других» могут выступать из­вестный индивид или неопределенно многие и совсем неизвестные (на­пример, «деньги» означают средство обмена, которое действующий инди­вид принимает при обмене, так как ориентирует свое действие на ожида­ние того, что в будущем при обмене их в свою очередь примут неизвест­ные ему и неопределенно многие другие).

Введение в социологию принципа «ориентации на другого» представ­ляет собой попытку внутри методологического индивидуализма и средст­вами последнего найти нечто всеобщее, принять во внимание ту, если так можно выразиться, субстанцию социального, без которой целерациональ-ное действие остается классической моделью робинзонады.

Однако здесь может возникнуть вопрос: почему Веберу понадобился столь «окольный» путь, чтобы прийти к признанию существования «все­общего»? Дело в том, что таким путем Вебер только и может показать, в какой форме выступает «всеобщее» для социологической науки: наука не должна рассматривать «социальность» вне и помимо индивидов, она не должна допускать и тени субстанциализации социального; лишь в той ме­ре и настолько, в какой и насколько «всеобщее» признается отдельными индивидами и ориентирует их реальное поведение, оно существует. Вебер поясняет, что существование таких общностей, как «государство», «союз», с точки зрения социологии означает не что иное, как большую или мень­шую возможность того, что индивиды в своих действиях принимают во внимание эти образования. Когда эта возможность уменьшается, сущест­вование данного института становится более проблематичным, сведение этой возможности к нулю означает конец данного института (госу­дарственного, правового и т. д.).

Веберовская категория «ориентации на другого», несомненно, ведет свое происхождение из области нрава и представляет собой социологиче­скую интерпретацию одного из ключевых понятий правоведения и фило­софии права - «признания».

Таким образом, социология права - это не только один из частных разделов социологии Вебера: «признание», составляющее важнейший принцип правосознания, объясняется Вебером конститутивным моментом всякого социального действия вообще.

Особенно важное значение приобретает рассматриваемая нами про­блема в учении Вебера о формах господства; здесь она выступает в виде вопроса о «легитимной власти» и вообще о природе «легитимности». Од­нако необходимо отметить, что проблема «легитимности», а соответст-

венно и «признания», не получила у Вебера однозначного и последова­тельного решения. Как в юриспруденции, так и в социальной философии эта проблема была всегда тесно связана с идеей «естественного права». Что же касается Вебера, то он считает «естественное право» ценностным постулатом, которому не место в социологии, поскольку последняя хочет быть эмпирической" наукой, а должна быть свободной от ценностей. По­этому задача теоретического фундирования таких категорий, как «ожидание», «признание», «легитимность», остается в сущности до конца не решенной.

Итак, наличие субъективного смысла и ориентация на других - два не­обходимых признака социального действия. В соответствии с этим опре­делением не всякое действие, как подчеркивает Вебер, может быть назва­но социальным. Так, если действие индивида ориентировано на ожидание определенного «поведения» не со стороны других индивидов, а со стороны вещественных предметов (машин, явлений природы и т. д.), то оно не мо­жет быть названо социальным действием в принятом Вебером смысле слова. Точно так же не является социальным действием религиозная акция индивида, предающегося созерцанию, одинокой молитве и т. д. [102. S. 549]. Хозяйственная деятельность индивида только тогда становится социальным действием, если при распоряжении определенными экономическими бла­гами во внимание принимается другой (или другие) индивид(ы) и дейст­вие протекает с ориентацией на этих других. Нельзя, например, считать социальным действие многих индивидов, если оно определяется по харак­теру и содержанию ориентацией на какое-либо природное явление. «Если на улице, - пишет Вебер, - множество людей одновременно раскрывают зонты, когда начинается дождь, то при этом (как правило) действие одно­го не ориентировано на действие другого, а действие всех в равной мере вызвано потребностью предохраниться от дождя» [102. S. 549].

Вебер не считает социальным и чисто подражательное действие, со­вершаемое индивидом как атомом массы, толпы, такое действие, описан­ное, в частности, Густавом Лебоном, Вебер считает предметом исследова­ния «психологии масс», а не социологии. Хотя и социология, по Веберу, может рассматривать действие многих, а не только одного индивида, но она рассматривает такое коллективное действие по модели индивидуаль­ного, раскрывая субъективно подразумеваемый смысл действий состав­ляющих коллектив индивидов и их взаимную установку друг на друга и на «третьего».

Как историк и социолог, Вебер, разумеется, понимает, что массовые действия - один из важных предметов исследования социолога, но специ­фический угол зрения социолога, по Веберу, предполагает учет «смысло­вого отношения между поведением индивида и фактом его омассовления», т. е. социолог должен понять, какой субъективно подразумеваемый смысл

связывает индивида с другими, на каком основании люди объединяются в массу. «Действие, которое в своем протекании имеет причиной или одной из причин воздействие простого факта массы чисто как такового и опре­деляется этим фактом лишь реактивно, а не отнесено к нему осмысленно, не является «социальным действием» в установленном здесь смысле сло­ва» [102. S. 550].

Характерен оборот Вебера «смысловое отношение к факту своей при­надлежности к массе». Достаточно, стало быть, индивиду, составляющему «атом» массы, осмысленно отнестись к своей «омассовленности», как уже появляется дистанция между ним и его «массовостью», и это обстоятель­ство будет определяющим также и для структуры самой массы. В этом пункте веберовский социологический подход к массовым движениям су­щественно отличается от социально-психологического, предложенного, в частности, Лебоном. Лебон подошел к феномену массы как психолог: он стремился зафиксировать то общее, что имеет место в любой толпе, будь то революционная масса на улицах Парижа или «толпа» римских солдат, толпа зрителей в театре или толпа крестоносцев. Но в поле зрения соци­альной психологии при этом не попадет то, что отличает один тип толпы от другого и что должна изучать, согласно Веберу, уже не психология, а социология толпы. Предметом социологии в этом пункте должно быть не столько непосредственное поведение массы, сколько его смысловой ре­зультат. Характер массового движения, в значительной мере определяе­мый смысловыми установками, которыми руководствуются составляющие массу индивиды, сказывается - с большими или меньшими отклонениями - на характере тех религиозных, политических, экономических и других ин­ститутов, которые складываются в ходе и в результате этих движений. В социологии религии, права и политики Вебер как раз и пытается осущест­вить свой метод анализа массовых движений.

При рассмотрении веберовского разделения видов действия мы смо­жем понять: как применяется «идеальная модель» целерационального действия. Вебер указывает четыре вида действия?:'целерациональное^ цен-ностно-рациональноеЙ'аффективное нетрадиционное. «Социальное дейст­вие, подобно всякому-'действию, может быть определеноО^ целерацио-нально, т. е. через ожидание определенного поведения предметов внешне­го мира и других людей и при использовании этого ожидания как «усло­вия» или как «средства» для рационально направленных и регулируемых целей (критерием рациональности является ycnex)<Tj ценностно-рацио­нально, т. е. через сознательную веру в этическую, эстетическую, религи­озную или как-либо иначе понимаемую безусловную собственную цен­ность (самоценность) определенного поведения, взятого просто как тако­вое и независимо от успеха; 3) аффективно, особенно эмоционально - че­рез актуальные аффекты и чувства;(4| традиционно, т. е. через привычку» [102. S. 551].

Нельзя сразу же не обратить внимания на то, что два последних вида действия - аффективное и традиционное - не являются социальными дей­ствиями в собственном смысле слова, поскольку здесь мы не имеем дела с осознанным смыслом.

Только ценностно-рациональное и целерациональное действия суть со­циальные действия в веберовском значении этого слова. «Чисто ценност­но-рационально действует тот, кто, не считаясь с предвидимыми послед­ствиями, действует в соответствии со своими убеждениями и выполняет то, чего, как ему кажется, требуют от него долг, достоинство, красота, ре­лигиозное предписание, пиетет или важность какого-либо... «дела». Цен­ностно-рациональное действие ...всегда есть действие в соответствии с «заповедями» или «требованиями», которые действующий считает предъ­явленными к себе. Лишь поскольку человеческое действие ...ориенти­руется на такие требования ...мы будем говорить о ценностной рациональ­ности» [102. S. 552]. В случае ценностно-рационального и аффективного действия целью действия является оно само, а не нечто другое (результат, успех и т. д.); побочные следствия как в первом, так и во втором случае в расчет не принимаются.

В отличие от ценностно-рационального действия последний, четвер­тый, тип - целерациональное действие - во всех отношениях поддается расчленению. «Целерационально, - пишет Вебер, - действует тот, кто ориентирует свое действие в соответствии с целью, средством и побочны­ми последствиями и при этом рационально взвешивает как средства по отношению к цели, как цели по отношению к побочным следствиям, так, наконец, и различные возможные цели по отношению друг к дру­гу» [102. S. 552].

Как видим, четыре указанных типа действия располагаются Вебером в порядке возрастающей рациональности: если традиционное и аффектив­ное действия можно назвать субъективно-иррациональными (объективно оба могут оказаться рациональными), то ценностно-рациональное дейст­вие уже содержит в себе субъективно-рациональный момент, поскольку действующий сознательно соотносит свои поступки с определенной цен­ностью как целью; однако этот тип действия только относительно рацио­нален, поскольку сама ценность принимается без дальнейшего опосредо­вания и обоснования и в результате не принимаются во внимание побоч­ные следствия поступка. Абсолютно рациональным в установленном Ве­бером смысле слова является только целерациональное действие, если оно протекает в чистом виде.

Реально протекающее поведение индивида, отмечает Вебер, ориенти­ровано, как правило, в соответствии с двумя и более видами действия: в нем имеют место и целерациональные, и ценностно-рациональные, и аф­фективные, и традиционные моменты. В разных типах обществ те или

иные виды действия могут быть преобладающими: в традиционных обще­ствах преобладают традиционный и аффективный типы ориентации дей­ствия, в индустриальном - целе- и ценностно-рациональный с тенденцией вытеснения второго первым.

Вводя категорию социального действия, Вебер, однако, не смог разре­шить тех трудностей, которые возникли в связи с применением этой кате­гории. Сюда относится, во-первых, трудность определения субъективно подразумеваемого смысла действия. Стремясь уточнить, о каком «смы­сле» здесь должна идти речь, Вебер много лет бился над разработкой ка­тегории социологического «понимания», так и не сумев до конца освобо­диться от психологизма.

Во-вторых, категория социального действия в качестве исходной «клеточки» социальной жизни не дает возможности понять результаты общественного процесса, которые сплошь и рядом не совпадают с направ­ленностью индивидуальных действий.

Вебер не случайно расположил четыре описанных им типа социального действия в порядке возрастания рациональности, такой порядок - не про­сто методологический прием, удобный для объяснения: Вебер убежден, что рационализация социального действия - это тенденция самого истори­ческого процесса.

Проблема рационализации как судьбы западной цивилизации и в ко­нечном счете судьбы всего современного человечества уже предполагает переход от рассмотрения методологии Вебера к рассмотрению содержа­тельной стороны его социологии, которая, как видим, находится с методо­логическими принципами Вебера в самой тесной связи.

Что же означает возрастание роли целерационального действия с точки зрения структуры общества в целом? Рационализируется способ ведения хозяйства, рационализируется управление - как в области экономики, так и в области политики, науки, культуры - во всех сферах социальной жиз­ни, рационализируется образ мышления людей, так же как и способ их чувствования и образ жизни в целом. Все это сопровождается возрастани­ем социальной роли науки, представляющей собой, по Веберу, наиболее чистое воплощение принципа рациональности. Наука проникает прежде всего в производство, а затем и в управление, наконец также и в быт - в этом Вебер видит одно из свидетельств универсальной рационализации современного общества.

Рационализация представляет собой, по Веберу, результат соединения целого ряда исторических факторов, предопределивших направление раз­вития Европы за последние 300-400 лет.

Констелляция этих факторов не рассматривается Вебером как нечто заранее предопределенное - скорее, это своего рода историческая случай­ность, а поэтому рационализация, с его точки зрения, есть не столько не-

обходимость исторического развития, сколько его судьба. Случилось так, что в определенный временной период и в определенном районе мира встретились несколько феноменов, несших в себе рациональное начало: античная наука, особенно математика, дополненная в эпоху Возрождения экспериментом и приобретшая - со времени Галилея - характер новой, экспериментальной науки, внутренне связанной с техникой; рациональное римское право, какого не знали прежние типы общества и которое полу­чило на европейской почве свое дальнейшее развитие в средние века; ра­циональный способ ведения хозяйства, возникший благодаря отделению рабочей силы от средств производства и, стало быть, на почве того, что К. Маркс назвал в свое время «абстрактным трудом» - трудом, дос­тупным количественному измерению. Фактором, позволившим как бы синтезировать все эти элементы, оказался, согласно Веберу, протестан­тизм, создавший мировоззренческие предпосылки для осуществления ра­ционального способа ведения хозяйства (прежде всего для внедрения в экономику достижений науки и превращения последней в непосредствен­ную производительную силу), поскольку экономический успех был возве­ден протестантской этикой в религиозное призвание.

В результате в Европе впервые возник новый, прежде никогда не су­ществовавший и потому не имеющий аналогий в истории тип общества, который современные социологи называют индустриальным. Все прежде существовавшие типы обществ в отличие от современного Вебер называет традиционными. Важнейший признак традиционных обществ - это отсут­ствие в них господства формально-рационального начала. Что же пред­ставляет собой это последнее?

Формальная рациональность - это прежде всего калькулируемость, формально-рациональное - это то, что поддается количественному учету, что без остатка исчерпывается количественной характеристикой. Фор­мальная рациональность хозяйства, по Веберу, определяется мерой техни­чески для него возможного и действительно применяемого им расчета. Напротив, материальная рациональность характеризуется степенью, в ка­кой снабжение определенной группы людей жизненными благами осуще­ствляется путем экономически ориентированного социального действия с точки зрения определенных ценностных постулатов. Иными словами, эко­номика, руководствующаяся определенными критериями, лежащими за пределами того, что можно рационально подсчитать и что Вебер называет «ценностными постулатами», т. е. экономика, служащая целям, не ею са­мой определяемым, характеризуется как «материально (т. е. содержатель­но) определяемая». «Материальная» рациональность - это рациональность для чего-то; формальная рациональность - это рациональность «ни для чего», рациональность сама по себе, взятая как самоцель. Не следует, од­нако, забывать, что понятие формальной рациональности - это идеальный

тип, и в эмпирической реальности она в чистом виде встречается крайне ред­ко. Однако движение в направлении формальной рационализации - это, как показывает Вебер во многих своих работах, движение самого исторического процесса. В прежних типах обществ преобладала «материальная рацио­нальность», в современном - формальная рациональность, что соответст­вует преобладанию целерационального типа действия над всеми осталь­ными.

Учение о формальной рациональности - это по существу веберовская теория капитализма. Необходимо отметить тесную связь между веберов-ской методологией, в частности теорией социального действия и выделе­нием типов действия, с одной стороны, и его теорией генезиса капитализ­ма - с другой. В самом деле, Вебер подчеркивал, что при создании иде­ально-типической конструкции исследователь руководствуется в конечном счете «интересом эпохи», которая и задает ему «направленность взгляда». Эпоха поставила перед Вебером в качестве центрального вопрос о том, что такое современное капиталистическое общество, каково его происхо­ждение и пути развития, какова судьба индивида в этом обществе и как оно реализовало или реализует в будущем те идеалы, которые в XVII и XVIII веках были провозглашены его идеологами как «идеалы разума». Характер вопроса предопределил методологический инструментарий Ве-бера. Был создан тип «социального действия», в частности целерацио­нального действия, который послужил точкой отсчета для конструирова­ния других типов действия. Сам Вебер считал наиболее чистым эмпири­ческим образцом целерационального действия поведение индивида в сфе­ре экономической. Не случайно примеры целерационального действия Ве­бер приводит, как правило, из этой сферы: это или обмен товаров, или конку­рентная борьба на рынке, или биржевая игра и т. д. Соответственно, когда речь заходит о традиционных обществах, Вебер отмечает, что целерациональ-ный тип действия там встречается преимущественно в сфере хозяйственной.

Мы видели, что веберовская теория «рационализации» самым тесным образом связана с его пониманием социального действия. Не менее тесно с категорией социального действия увязана и веберовская социология вла­сти. Как мы уже отмечали, неотъемлемым моментом социального дейст­вия Вебер считает «ориентацию на другого», которая является не чем иным, как традиционной для правоведения категорией «признания»: если категорию «признания» освободить от того нормативного значения, кото­рое она имеет в юриспруденции, и от того «метафизического» значения, которое она имела в учениях о «естественном праве», то мы получим именно понятие «ожидания», которое Вебер считает необходимым для со­циологического исследования общества. Очень важна роль этого понятия в учении Вебера о типах легитимного господства, т. е. такого господства, которое признано управляемыми индивидами. Характерно веберовское определение господства: господство означает шанс встретить повиновение

11 История социологии

определенному приказ/ Господство предполагает, таким образом, взаим­ное ожидание: того, кто приказывает, - что его приказу будут повиновать­ся; тех, кто повинуются, - что приказ будет иметь тот характер, какой ими, повинующимися, ожидается, т. е. признаете»;- В полном соответствии со своей методологией Вебер начинает анализ легитимных типов господ­ства с рассмотрения возможных (типических) «мотивов повиновения». Таких мотивов Вебер находит три и в соответствии с ними различает три чистых типа господства.

Господство может быть обусловлено интересами, т. е. целерациональ-ными соображениями повинующихся относительно преимуществ или не­выгод; оно может обусловливаться, далее, просто «нравами», привычкой к определенному поведению; наконец, оно может основываться на простой личной склонности подданных, т. е. иметь аффективную базу.

Как видим, пецэвый тип господства (его Вебер называет «легальным» ) в качестве «мотива уступчивости» имеет соображения интереса; в его ос­нове лежит целерациональное действие. К такому типу относятся Вебером современные буржуазные государства: Англия, Франция, Соединенные Штаты Америки и др. В таком государстве подчиняются, подчеркивает Вебер, не личности, а установленным законам: им подчиняются не только управляемые, но и управляющие (чиновники). Аппарат управления состо­ит из специально обученных чиновников, к ним предъявляется требование действовать «невзирая на лица», т. е. по строго формальным и рациональ­ным правилам. Формально-правовое начало - принцип, лежащий в основе «легального господства»; именно этот принцип оказался, согласно Веберу, одной из необходимых предпосылок развития современного капитализма как системы формальной рациональности.