Формирование методологического консенсуса

Таким образом, мы были в русле некритического восприятия основной идеи лейбницианского идеала (даже тогда, когда отвергали другие его импликации), ибо мы обсуждали ситуации, в которых ученые, разделяющие общие познавательные цели и методологические правила, расходятся в некоторых вопросах фактуального характера. Иногда случается, что разногласие еще более глубокое. Мы временами видим ученых, которые не способны договориться даже о методологических и процедурных правилах, позволяющих произвести выбор гипотез или теорий. Один ученый, например, может вместе с Поппером полагать, что теория, чтобы быть осмысленно принятой, должна делать удивляющие и даже поражающие предсказания, подтверждающиеся затем опытом. Другой может желать принять гипотезу, поскольку она объясняет широкий диапазон явлений, даже если она не делает поражающих предсказаний. Третий может вслед за Нагелем заявить, что теория не стоит своего имени, пока она не проверена и не получила поддержки в широком многообразии ситуаций. Четвертый может полагать, что имеет значение большое число подтверждений безотносительно к их разнообразию. Пятый может настаивать на том, чтобы сущности, постулируемые гипотезой, были поддержаны прямыми и независимыми эмпирическими свидетельствами, в противном случае они не могут быть осмысленно приняты. Все эти известные методологические принципы принятия теории не согласуются друг с другом, но каждый из них находит видных поборников в сегодняшней науке и философии.

Что же следует сказать о ситуации, в которой ученые расходятся в правилах научной игры? есть ли хоть малая надежда на то, что они, не испытывая искусственно подогреваемого побуждения извне, осмысленно разрешат свои методологические разногласия? Или они попадут в ту отвратительную нормативную несоизмеримость, которая делает невозможным рациональное разрешение? Согласно иерархической модели, ответ на этот вопрос зависит от нашей способности разрешать такие методологические противоречия, делая по познавательной лестнице обоснования один шаг вверх.

Чтобы понять, какова здесь иерархия, нам надо вспомнить функцию и рациональное содержание правил. В общем мы согласны с тем, чтобы деятельность (будь то наука, игра в шахматы, парламентские дебаты) управлялась конкретным набором правил, если думаем, что эти правила позволят нам достигнуть целей, вытекающих из предназначения (telos) деятельности. По-видимому, ученые работают с методологическими правилами, так как полагают, что, следуя этим правилам, они осуществят или во всяком случае приблизят реализацию своих познавательных и доксиче-ских намерений. Методологические правила, таким образом понятые, не представляют собой ничего иного, кроме пробного инструментария для реализации чьих-то познавательных целей, одним словом, правила науки замысливаются просто как средства для реализации познавательных целей или инструменты для решения задач. Помыслив правила таким образом, мы немедленно предполагаем ответ на наш вопрос, каким образом разрешаются диспуты о правилах и, продвигаясь дальше, находим выход из несоизмеримости, которая, по-видимому, возникает, когда люди не могут договориться играть по одним и тем же правилам. Теперь должно быть ясно, что если два ученых расходятся в понимании уместности тех или иных правил, но сходятся в отношении более "высоких" познавательных ценностей и целей, то мы можем в принципе разрешить это разногласие о правилах, оценивая, какой набор правил наиболее правдоподобен как средство реализации общих познавательных целей. Если мы знаем ответ на этот вопрос, то мы знаем, какие методологические правила отвечали бы своему назначению, и мы достигаем разрешения методологического разногласия (по крайней мере постольку, поскольку это разрешение основывается на разделяемой учеными аксиологии).

Однако, хотя этот сформулированный в общем виде ответ выглядит правдоподобным (я полагаю, что мы на верном пути), он, по всей видимости, слишком сглаживает реальное положение дел и оставляет несколько важных вопросов без рассмотрения. Например, предполагается, что данный набор познавательных намерений и целей связан с единственным определенным набором методологических правил, т.е. может быть показано, что конкретный набор правил является единственным оптимальным средством достижения рассматриваемых ценностей. Вообще говоря, трудно, а в некоторых случаях явно невозможно показать, что конкретный набор правил обеспечивает лучший из возможных способов реализации определенного набора ценностей. Мы, вероятно, можем поступить более скромно, но не менее эффективно, а именно, способны показать, что, следуя конкретному набору правил, мы в самом деле реализуем определенную эпистемиче-скую ценность. Ведь ясно: задача показать, что эти правила — лучшие или единственные средства достижения желаемой цели,— совсем другое дело. И если мы не можем продемонстрировать последнее, то не можем и доказать всеохватывающее превосходство этих правил, превосходство над всеми их мыслимыми конкурентами в борьбе за реализацию рассматриваемых ценностей. Короче, самое главное состоит в том, что познавательные цели, вообще говоря, в принципе недоопределяют методологические правила (точно так же, как методологические правила недоопределяют выбор фактуальной теории или гипотезы). Классическая философия стремилась показать, что через определенные процедуры исследования лежит единственный маршрут к желаемой эпистемической цели. Но это нереальное стремление, ибо мы не можем пронумеровать, не говоря уже о том, чтобы просмотреть, все возможные пути достижения некоторой цели. А без такого просмотра мы обычно не имеем права заключить, что один набор методов превосходит все другие. Выражая это менее абстрактно, заметим, что в отношении таких знакомых познавательных целей, как истина, самосогласованность, простота, предсказательная способность, ученые не способны показать, что существует какой-либо набор правил эмпирического исследования, который специфично проводит их реализацию. Итак, правила, подобно теориям, недоопределены релевантными требованиями (constraints).

И хорошо, что это так. Ибо, если бы для реализации специфического набора познавательных целей существовал только один набор правил, нам пришлось бы заключить, что ученые впадают в иррационализм, когда, разделяя одни и те же цели и ценности, они расходятся в понимании правил, соответствующих обеспечению этих ценностей. Ведь такие диспуты постоянно происходят в истории науки и философии. Обратимся, например, к продолжающемуся уже 150 лет диспуту о так называемом правиле предобозначения (predesignation). Это правило предписывает, что гипотеза проверяется только новыми предсказаниями, выведенными из нее, но не ее возможностью объяснить post hoc то, что уже известно. Каждая сторона этого диспута была представлена рядом известных мыслителей (Уэвелл, Пирс, Поп-пор за предобозначение, Милль и Кейнс в числе тех, кто против него). Я полагаю, что обе стороны дискуссии были привержены тем же самым познавательным целям. Они искали теории, которые были бы истинными, общими, простыми и объясняющими. Однако ни одна сторона не оказалась способной показать, что правило предобозначения является (или, наоборот, не является) лучшим или даже подходящим средством для достижения этих целей (подробнее см.: Laudan, 1981). Эта неудача поистине типична. Между познавательной целью и связываемым с ней методологическим правилом отсутствует взаимно однозначное соответствие. <...>

Скептик, однако, может задать следующий вопрос: если мы никогда не можем оправдать методологическое правило, показывая, что оно является единственным или оптимальным средством для достижения определенной познавательной ценности, то каким образом мы можем, как я заявил, использовать цели и ценности в качестве инструмента разрешения разногласий относительно методологических правил? Цели, разделяемые учеными, часто могут выступать посредниками в дискуссиях именно потому, что они накладывают ограничения на класс допустимых правил. Мы можем иногда показать, что определенные правила не годятся для достижения определенных целей или даже препятствуют их достижению. Если, например, одна из наших познавательных целей — общность теорий и широта сферы их приложения, то совершенно ясно, что любое правило оценки, предполагающее принятие только высоко вероятных теорий, неудовлетворительно. Именно потому что имеется возможность продемонстрировать, следуя Попперу, несовместимость между высокой вероятностью и широкими объяснительными возможностями, мы можем быстро исключить из методологического репертуара тех, кто в число первичных познавательных целей включает общность, правило, настраивающее на максимально высокую вероятность. Следовательно, одна из функций в решении методологических разногласий состоит в том, чтобы элиминировать методологические правила в силу их несовместимости с этими целями.

Кроме этой элиминирующей функции цели могут иногда играть положительную роль, например, когда мы можем показать, что некоторые методологические правила приближают определенные познавательные ценности. Ибо хотя мы, вообще говоря, и не можем показать, что конкретное правило является лучшим из всех возможных для достижения определенной цели, мы часто можем показать как то, что (1) оно является одним из способов для реализации этой цели, так и то, что (2) оно лучше, чем все его конкуренты, находящиеся в методологическом обороте. И этот результат часто будет достаточным, чтобы разрешить конкретные разногласия о методологических правилах. Если, например, мы можем показать, что одно конкретное правило лучше, чем другое, обеспечивает достижение данных познавательных целей, и если дискуссия идет именно между поборниками этих двух правил (которые, кроме того, разделяют общий набор познавательных целей), то мы обладаем ясной перспективой продвинуть дискуссию к завершению.

Однако важно подчеркнуть, что обращение к целям, разделяемым учеными, хотя и может сделать иногда возможным методологический консенсус, оно не составляет панацеи от всех типов методологических разногласий. Может случиться, например, что обе стороны дискуссии борются за методологические правила, которые, насколько мы можем видеть, равно эффективны для достижения означенных познавательных целей. Даже более серьезно (и более обычно), мы можем обнаружить, что находимся в ситуации, в которой поддерживаем широкий диапазон познавательных целей (скажем, простота, самосогласованность, эмпирическая корректность). И методологическое правило может в принципе, вообще говоря, приближать реализацию одной из этих целей, но затруднять реализацию другой. Будет ли тогда это правило в данной ситуации хорошим или плохим? Ответ частично зависит от того, какой вес мы приписываем той или иной цели. Если правило приближает цель, которая наиболее важна для нас, мы, вероятно, считаем это правило приемлемым. Однако тот, кто привержен тем же познавательным целям, но приписывает им иные веса, будет, вероятно, считать это правило неприемлемым. Такие методологические разногласия, как эти, мало поддаются судебным решениям, явно вводящим в игру цели. В той же степени проблематичной является ситуация, в ко-горой разногласие о правилах вытекает из более глубокого разногласия о познавательных целях (см. обсуждение этой ситуации в главе III). <...>

Итак, мы пришли к смешанным результатам. По всей видимости, действительно существуют ситуации, при которых как фактуальные, так и методологические разногласия путем поиска попущений, разделяемых учеными на более высоком уровне познавательной иерархии, могут быть приведены к рациональному разрешению. Знакомая идея о том, что согласие на фактуальном уровне возможно только среди тех, кто уже принял тождественные методологические правила, оказалась слишком ограниченной, ибо она не способна охватить тот факт, что, двигаясь вверх по иерархии к целям, диссенсус относительно правил может эыть разрешен в консенсус. И этот консенсус относительно правил может оказаться достаточным, чтобы разрешить разногласие э содержании фактического. Но мы открыли также ряд проблематичных ситуаций. Когда правила, разделяемые учеными, оказываются неспособны диктовать предпочтение на фактуальном уровне, когда цели, разделяемые учеными, оказываются неспособны определить методологическое предпочтение, когда ценности, разделяемые учеными, не считаются равнозначными и когда ценности не полностью разделяются, мы, по всей видимости, приходим к необратимому расхождению — необратимому, однако, если мы держимся за ограниченные ресурсы классической иерархической модели. Наиболее опасна из всех ситуация, в которой ученые привержены различным целям. Такие ситуации встречаются достаточно часто, чтобы бросить опасный вызов самой идее науки как рационального и прогрессивного предприятия. Однако (что мы увидим в главе III) этот вызов не всегда так опасен, как может показаться.