Непредвиденный, аномальный и стратегический исходный факт 10 страница

Дальнейшие подходящие данные и идей (в центре которых ско­рее личность, чем исполнение роли в определенных типах ситуаций) обнаружены в исследованиях, направленных на «нетерпимость нео­пределенности»⁴⁷. Недостаток этих исследований в отсутствии систе­матического включения переменных и динамики социальной струк­туры, что в основном компенсируется с помощью точной характери­стики компонентов, которые, вероятно, входят в ритуалистические реакции на сформированные ситуации, а не только в структуру ри­гидной личности. В итоговом беглом перечислении компоненты «не­терпимости неопределенности» включают: «чрезмерное предпочте­ние симметрии, подобия, определенности и регулярности; тенденцию к черно-белым решениям, сверхупрощенную дихотомизацию, безо­говорочные решения «либо—либо», преждевременное завершение дискуссии, настойчивость и стереотипность; тенденцию к излишне «правильной» форме (то есть чрезмерную сосредоточенность на буду­щем образе организации), они возникают либо благодаря чрезмерно­му распространению всеобщности, либо благодаря сверхакцентирова­нию конкретных деталей; умственная ограниченность, ограниченность стимулов; стремление избежать неопределенности дополняется суже-

⁴⁶ Emilio Mira у Lopez, Psychiatry in War (New York: Academy of Medicine, 1943), as
quoted by Liddell, op. cit., 70. — Примеч. автора.

⁴⁷ Также Frenkel-Brunswik, «Intolerance of ambiguity as an emotional and perceptual
personality variable», Journal of Personality, 1949, 18, 108—143; T.W. Adorno et al., The
Authoritarian Personality (New York: Harper & Brothers, 1950); Ricard Christie and Marie
Jahoda, editors, «Studies in the Scope and Method of «The Authoritarian Personality»
(Glencoe: The Free Press, 1954). — Примеч. автора.

нием целей, недоступностью опыта, механическим повторением оп­ределенного набора действий, а отчасти — произвольным выбором или абсолютизацией тех аспектов реальности, которые должны быть сохранены»⁴⁸.

Существенное значение каждого из этих компонентов не может стать очевидным из краткого перечисления; детали изложены в мно­гочисленных публикациях. Но даже из приведенного перечня видно, что понятие «нетерпимости неопределенности» относится к «чрезмер­ному проявлению» определенного рода восприятия, установок и по­ведения (на что указывают такие термины, как «чрезмерная исполни­тельность», «сверхупрощение», «безоговорочность», «сверхпредпочте­ние» и тому подобное). Нормы, которые осуждаются как «крайности», тем не менее не нужно ограничивать статистическими нормами, на­блюдаемыми в данной совокупности личностей, или нормами «функ­циональной уместности», закрепленными рядом рассматриваемых лю­дей, абстрагируясь от их социального окружения. Из стандартизиро­ванных нормативных ожиданий также можно вывести нормы, кото­рые признаются в различных группах, и поведение, которое благодаря первому ряду стандартов может быть рассмотрено как «психологичес­ки сверхригидное», может иногда рассматриваться с помощью второго ряда стандартов как адаптивная социальная конформность. Это гово­рит только о том, что хотя, возможно, существует связь между поняти­ем сверхригидных личностей и понятием социально продуцируемого ритуалистического поведения, они далеко не идентичны.

Бегство

Модель бегства состоит из существенного отрицания как уважае­мых когда-то культурных целей, так и социальной практики, направ­ленной на эти цели. Близкое соответствие этому образцу в настоящее время можно найти в описании «проблемных семей» — проще гово­ря, тех семей, которые не соответствуют нормативным ожиданиям, преобладающим в их социальном окружении⁴⁹. Дополнительные дан-

⁴⁸ Также Frenkel-Brunswik, in Christie and Jahoda, op. cit., 247. — Примеч. автора.

⁴⁹ W. Baldamus and N oel Timms, «The problem family: a sociological approach», British
Journal of Sociology, 1955,6, 318—327. Авторы заканчивают следующими словами: «Хотя
индивидуальные характерные черты структуры личности, кажется, влияют сильнее...
чем мы ожидали, основания девиантных убеждений и ориентации являются отдель­
ными детерминантами, что по-прежнему доказывает необходимость более глубоких
исследований природы и значения этого фактора. Таким образом, видно, что с опре­
деленными оговорками наиболее крайний случай расстройства и неэффективности в
проблемах семьи граничит с ситуацией «бегства»... возникает отказ от конформности

ные об этом способе реакции находим среди рабочих, у которых воз­никает состояние психической пассивности в ответ на некоторую за­метную степень аномии⁵⁰.

Тем не менее бегство в целом выглядит как реакция на острую аномию, включая резкий разрыв с привычной и признанной норма­тивной структурой и с установившимися социальными отношения­ми, особенно когда попавшие в такие условия люди считают, что это состояние будет продолжаться бесконечно. Как заметил Дюркгейм с характерной для него проницательностью⁵¹, подобный разрыв может быть обнаружен в «аномии успеха», когда Фортуна улыбается и мно­гие переходят в гораздо более высокий статус по сравнению с при­вычным, а не только в «аномии депрессии», когда Фортуна хмурит брови и явно не сулит добра. Большинство подобных аномических состояний часто возникают в тех структурированных ситуациях, ко­торые «освобождают» людей от широкого круга ролевых обязаннос­тей, как, например, в случае «отставки» от работы, навязанной лю­дям без их согласия, и в случае вдовства⁵².

к установленным ценностям, особенно в отношениях к стандартам поведения». По всем показателям «бегство» выглядит наиболее заметным среди самых низших соци­альных слоев, как это описал W. Lloyd Warner and Paul S. Lunt, The Social Life of Modern Community (New Haven, Yale University Press, 1941). — Примеч. автора.

⁵⁰ Ely Chinoy, Automobile Workers and the American Dream (New York: Doubleday &
Company, 1955); и по этому вопросу см. обзор книги: Paul Meadows, American Sociological
Review, 1955, 20, 624. — Примеч. автора.

Как мы отмечали при первом описании типов адаптации, это относится «к роле­вому поведению... а не к личности». Из этого, конечно, не следует; что адаптация остается жестко закрепленной в течение жизни человека; напротив, здесь остается место для систематического исследования образцов последовательной смены ролей, которая развивается при определенных условиях. Например, за конформистскими усилиями может последовать ритуалистическая адаптация, а она, в свою очередь, может уступить место ретритизму; другие типы последовательности ролей можно так­же определить. Интересные исследования, которые начинают обращаться к после­довательности ролевыхадаптаций,см.: Leonard Reissman, «Levels of aspiration and social class», American Sociological Review, 1953, 18, 233—242. — Примеч. автора.

⁵¹ Как и большинство проницательных открытий в области человеческого пове­
дения, это также было «предвосхищено». Например, в кн. Samual Butler «The Way of
All Flesh» автор отмечает: «Несчастья, если они осаждают человека мало-помалу, боль­
шинство людей принимают с большим самообладанием, чем большой успех, достиг­
нутый один раз в жизни» (глава V). Различие, конечно, в том, что Дюркгейм со вре­
менем включил эту проницательную мысль в организованную систему теоретичес­
ких идей, которую он завершил их полным осмыслением; Батлер не занимался этим,
но зато он пришел к другим многочисленным, хотя и не связанным между собой глу­
боким представлениям о человеке и человеческом обществе. — Примеч. автора.

⁵² Здесь снова литератор понимает то, что социолог продолжает подробно изучать
и осмысливать. В классическом эссе Charles Lamb, Tlie Superannuated Man автор опи­
сывает синдром дезориентации, переживаемый теми, кто освобожден от своей обя-

В исследовании вдовствующих и тех, кто отстранен от работы, Зена С. Блау исследует в деталях обстоятельства, создающие бегство как один из нескольких образцов реакции⁵³. Как она отмечает, и вдов­ствующие, и «отстраненные» потеряли свою основную роль и до не­которой степени испытывают чувство изоляции. Она считает, что бегство чаще возникает среди одиноких вдов и вдовцов, среди вдов даже чаще, чем среди вдовцов. Бегство проявляется в ностальгии по прошлому и в апатии к настоящему. Люди, склонные к бегству, еще больше сопротивляются вхождению в новые социальные отношения сдругими, чем те люди, которые описываются как «оставленные», по­скольку они стремятся продолжать свое апатическое состояние.

Возможно, поскольку бегство представляет форму девиантного поведения, которое не регистрируется в социальной статистике по-добнотаким бесспорным примерам девиантного поведения, как пре­ступление и правонарушение, и поскольку оно не имеет такого же драматического и слишком очевидного воздействия на функциони­рование групп как нарушение закона, то социологи (если не психи­атры) склонны пренебрегать им как предметом для изучения. Однако синдром бегства был определен еще столетия назад и назван accidie (acedy, acedia, accedia)*, Римская католическая церковь считала его одним из смертных грехов. Как леность и глупость, из-за которых «ис­точники духа иссушаются», равнодушие интересовало теологов на­чиная со Средних веков. Оно привлекало внимание мужчин и жен­щин в литературе по крайней мере со времен Ленгленда и Чосера, че­рез Байрона к Олдосу Хаксли и Ребекке Вест. Множество психиатров имели с ним дело в форме апатии, меланхолии или отсутствия чув­ства радости жизни⁵⁴. Но социологи уделяют этому синдрому исклю­чительно мало внимания. Все же видно, что эта форма девиантного

зательной роли — быть прикованным к конторке, со всей, возможно, монотонной, но вполне комфортабельной рутиной, которая приводит в порядок каждодневное су­ществование. И он продолжает: «Предусмотрительным людям, состарившимся в ак­тивном бизнесе, нелегко, не имея на то своих веских оснований, отказаться от своих привычных занятий сразу, поскольку это было бы опасно для них». Выделенное кур­сивом обращает внимание на то, что Дюркгейм, Батлер и Лэмб рассматривали как суть вопроса: внезапность изменения статуса и роли. — Примеч. автора.

⁵³ Zena Smith Blau, Old Age: A Study of Change in Status, неопубликованная доктор­
ская диссертация по социологии, Columbia University, 1956. — Примеч. автора.

* равнодушие. — Примеч. пер.

⁵⁴ Среди многих описаний accidie: Langland's/Vera Plowman and Chaucer's «Parson's
Tale»; Burton's Anatomy of Melancholy; эссе Aldous Huxley in On The Margin; Rebecca
West, The Trinking Reed. Further, F.L. Wells, «Social maladjustments: adaptive regression»,
in Carl A. Murchison, ed., Handbook of Social Psyhology, 869 ff. и статья A. Meyerson,
«Anhedonia», American Journal of Psychiatry, 1922, 2, 97—103. — Примеч. автора.

поведения имеет свои социальные предпосылки, так же как свои оче­видные социальные последствия, и мы можем ожидать больше соци­ологических исследований на эту тему, похожих на упомянутое ис­следование Зены Блау.

Остается рассмотреть, можно ли виды политической и организа­ционной апатии, в настоящее время исследуемые социологами, в те­оретической форме соотнести с теми социальными силами, которые, согласно этой теории, создают бегство как форму поведения⁵⁵. Воз­можно, это лучше изложено в следующей цитате:

«...отрицание норм и целей включает в себя феномен культурной апатии по отношению к стандартам поведения. Качественно различным аспектам последнего состояния придают различные дополнительные значения с помощью таких терминов, как индифферентность, цинизм, моральная усталость, разочарование, отказ от аффектов, оппортунизм. Одним из известных типов апатии является потеря связи с ранее близки­ми культурными целями. Так происходит, когда продолжительная борь­ба заканчивается постоянной и, по-видимому, неизбежной фрустраци­ей. Утрата главных жизненных целей переносит человека в социальный вакуум, лишает его жизнь центрального направления или значения. Дру­гой очень серьезный вид апатии, по-видимому, возникает в условиях боль­шой нормативной сложности и/или острой перемены, когда люди вовле­чены на такой путь, на котором сталкиваются с многочисленными проти­воречивыми нормами и целями, в этих случаях человек становится бук­вально дезориентированным и деморализованным, неспособным твердо следовать тем нормам, с которыми он согласен. При определенных усло­виях, еще не понятых, в результате возникает «отказ от ответственнос­ти»: обесценивание принципиального поведения, недостаток интереса к поддержанию моральной общности с другими людьми. По-видимому, такая потерянность является одним из основных состояний, из которых возникают некоторые типы тоталитаризма. Люди отказываются от мо­ральной автономии и подчиняются внешней дисциплине⁵⁶.

Бунт

К настоящему времени должно быть ясно, что рассматриваемая теория считает конфликт между культурно-определенными целями и институциональными нормами одним из источников аномии; она

⁵⁵ Cf. Bernard Barber, «Mass Apathy» and Voluntary Social Participation in the United States,
неопубликованная докторская диссертация по социологии (Harvard University, 1949);
В. Zawadski and Paul F. Lazarsfeld, «The psychological consequences of unemployment»,
Journal of Social Pssychology, 1935, 6. — Примеч. автора.

⁵⁶ Robin M. Williams, h. American Society (New York: A.A. Knopf, 1951), 534-535. -
Примеч. автора.

не считает тождественными конфликт ценностей и аномию⁵⁷. Напро­тив, конфликт между нормами, которых придерживаются различные подгруппы в обществе, конечно, часто заканчивается возросшей при­верженностью нормам, преобладающим в каждой подгруппе. Деви-антное поведение и разрушение нормативной системы возникает из-за конфликта между культурно-принятыми ценностями и социально структурированными трудностями для тех, кто станет жить согласно этим ценностям. Такое последствие аномии тем не менее может быть только прелюдией к развитию новых норм, и оно является ответом, который мы описали как «бунт» в типологии адаптации.

Когда бунт ограничен относительно небольшими и относительно слабыми элементами в обществе, он создает возможность для форми­рования подгруппы, отчужденной от остального общества, но объеди­ненной внутри себя. Примерами этого образца являются отчужденные

⁵⁷ Впервые сформулированная теория, очевидно, не осветила этот вопрос. По крайней мере к такому выводу приводят две дискуссии, предполагавшие, что конф­ликт между нормами равносилен безнормности (культурный аспект аномии). Ralph Н. Turner, «Value conflict in social disorganization», Sociology and Social Research, 1954, 38, 301—308; Christian Bay, The Freedom of Expression, не опубликована, глава HI.

Представитель исторической социологии описал основные черты процесса ра­зочарования как в культурных целях, так и в институциональных средствах в конце 30-х годов в Соединенных Штатах, например, об этом свидетельствовали мнения, опубликованные после смерти Джона Рокфеллера. Социолог пишет. «Ясно, что не­согласные с друг другом люди не встречались для обсуждения мер по реформирова­нию общества, но, с точки зрения защитников Рокфеллера и предпринимательства, несогласие было, по-видимому, менее важно, чем доказательство недоверия режиму предпринимательства и отчуждения (особенно на нижних ступенях социальной орга­низации) от целей и стандартов, которые обеспечивают его идеологическую безопас­ность. Согласно критикам, цели и стандарты больше не обладают легитимностью и не могут служить для требуемой лояльности. А когда лояльность нарушена, как могут биз­несмены-предприниматели с уверенностью ожидать рутинной деятельности и реак­ций, которые характеризуют поддерживаемую индустриальную дисциплину? Но в об­личительных речах критиков таилось нечто большее, чем расхождения и неудовлетво­ренность. Если деятельность такого предпринимателя, как Рокфеллер, являлась функ­цией социальной организации, которая сама была причиной недовольства — бедности и безработицы, то ее критики утверждали, что такая организация больше не заслужи­вает поддержки и что «молодые люди» больше не будут равняться на ее культурные стандарты. При соответствующих изменениях (в этом вопросе сами критики расходи­лись) может быть создана новая и лучшая социальная организация. Это было (или мог­ло стать) чем-то большим, чем просто дискуссия; это было планом действия. И по­скольку планировалась деятельность для ограничения масштабов и свободы предпри­нимательства, то его защита журналистами сталкивалась с возражениями. Привержен­ность к риску нуждалась в подтверждении, и каждое новое доказательство, что они рисковали — от сидячей забастовки в Флинте до нового политического и экономичес­кого законодательства в Вашингтоне, — делало задачу безотлагательной». Sigmund Diamond, The Reputation of the American Businessman, 116—117. — Примеч. автора.

подростки, объединяющиеся в банды или становящиеся участниками различных молодежных движений в их собственной субкультуре⁵⁸. Эта реакция на аномию склонна тем не менее к неустойчивости, если толь­ко новые группы и нормы не изолированы в достаточной мере от ос­тального общества, которое отвергает их.

Когда бунт становится всеобщим в существенной части общества, он создает возможность революции, которая преобразует как норма­тивную, так и социальную структуры. Именно в этой связи современ­ные исследования изменяющейся роли буржуазии во Франции во­семнадцатого века значительно расширяют данную теорию аномии. Это расширение точно и кратко изложено в следующей цитате⁵⁹¹

Предполагается, что... слишком большое несоответствие между ожи­данием мобильности и ее реальным осуществлением приводит к состоя­нию аномии, то есть частичной социальной дезинтеграции, отражающей слабость моральных норм. Та же самая деморализация с большой веро­ятностью возникнет, когда de facto существует мобильность, не сопро­вождаемая моральным одобрением; французская буржуазия XVIII века сталкивалась именно с этими двумя видами несоответствий, все больше и больше в течение века.

Полностью независимо от частностей данного исторического при­мера в центре нашего теоретического внимания — общая концепция, согласно которой аномия может привести к двум видам расхождений между объективной степенью социальной мобильности и культурны­ми определениями моральных прав (и обязанностей) для продвиже­ния в иерархической социальной системе. В течение всего времени мы рассматривали только один тип несоответствия, в котором ценное с точки зрения культуры восхождение является социально ограниченным, и может оказаться, что в истории это наиболее частый образец. Но второе несоответствие, как наблюдает д-р Бербер, также приводит к разру­шающему напряжению в системе. Вообще его можно определить как хорошо знакомый образец, хорошо знакомый для американского об­щества, в котором как кастовые, так и общеклассовые нормы при­знаны в обществе, что приводит к широко распространенной амби­валентности по отношению к классовой и кастовой мобильности de facto для тех, кто причислен многими к нижней касте. Фазу демора­лизации, которая вызвана структурной ситуацией такого рода, иллю-

⁵⁸ См. очень полезное исследование: Howard Becker, German Youth: Bond of Free (London: Routledge & Kegan Paul, 1946); S.N. Eisenstadt, From Generation to Generation: Age Groups and Social Structure (Glencoe: The Free Press, 1956), esp. Chapter VI. — При­меч. автора.

^S9ElinorG. Barber, The Bourgeoisie in 18th Gentry France (Princeton: Princeton University Press, 1955), 56. - Примеч. автора.

стрируют примеры межрасовых взаимоотношений не только в различ­ных частях Соединенных Штатов, но и в большом количестве сооб­ществ, когда-то колонизированных Западом. Эти знакомые факты, как и факты о буржуазии старого режима, которые изложила д-р Бербер в своей теоретической интерпретации⁶⁰, по-видимому, с точки зрения социологической теории, хорошо согласуются друг с другом.

Изменение социальной структуры и девиантное поведение

В соответствии с рассматриваемой теорией, очевидно, различные давления, создающие девиантное поведение, будут продолжать ока­зывать воздействие на определенные группы и слои только тогда, ког­да структура возможностей и социальных целей остается неизменной по своей сути. Соответственно, как только происходят значительные изменения в данных структуре и целях, мы должны ожидать соответ­ствующих изменений среди той части населения, которая наиболее сильно подвержена этому давлению.

У нас часто была возможность отметить, что криминальный «рэ­кет» и иногда действующий совместно с ним политический механизм сохраняются благодаря социальным функциям, которые они испол­няют для различных частей основного населения, которое состоит из их признанных и непризнанных заказчиков⁶¹. Следует ожидать, та­ким образом, что как только созданы легитимные структурные аль­тернативы для исполнения этих функций, это приведет к существен­ным изменениям в социальном распространении девиантного пове­дения. Именно этот тезис развивается Дэниелом Беллом в глубокой аналитической статье⁶².

⁶⁰ Поскольку это скорее теоретический вклад, чем специфический, эмпирические
данные, которые имеют непосредственный интерес, — я не делал общих выводов из со­
держательного материала, изложенного Барбер. Она же, обобщая свой материал, делает
следующий предварительный вывод: «Именно жесткость, ригидность классовой систе­
мы ускорила отчуждение этой (средней) части буржуазии от существующей классовой
структуры, к которой она, вплоть до революции, была лояльна более чем другие. Когда
отвергли его право улучшить свое социальное положение, буржуа обнаружил, что дав­
ление конфликтующих моральных норм совершенно невыносимо, и он всецело отверг
свое прежнее осуждение социальной мобильности». Ibid., 144. — Примеч. автора.

⁶¹ См. наблюдения Уильяма Уйта, цитируемые в главе Ш этой книги, и см. даль­
нейшее обсуждение преступления как средства социальной мобильности в главе VI. —
Примеч. автора.

"Daniel Bell, «Crime as an American way of life, «The Antioch Review, (Summer 1953), 131 —154. — Примеч. автора.

Белл отмечает, что «члены воровской шайки имеют в основном иммигрантские корни и преступление (как показательный образец) является средством социального восхождения, позволяющим занять определенное положение в американской жизни». И как социологи, изучающие этот предмет, часто наблюдают, каждая новая иммигран­тская группа оказывается занимающей нижний социальный слой, недавно оставленный иммигрантской группой, которая пришла пе­ред ними. Например, когда итальянцы прожили поколение или два в американской жизни, они нашли «более открытые в большом городе пути от нищеты к богатству, занятые ранее» евреями и ирландцами. И как Белл пишет далее:

Не допущенные к политической карьере (в начале 30-х годов почти не было итальянцев среди городских рабочих и служащих на высокооп­лачиваемой работе, в книгах этого периода невозможно найти обсужде­ние итальянских политических лидеров) и ищущие какие-либо откры­тые средства к успеху, некоторые из них обращались к незаконным спо­собам. В детской судебной статистике 30-х годов самая большая группа нарушителей была итальянцами...

Белл пишет, что именно бывший рэкетир, ищущий респектабель­ности, «оказывал значительную поддержку итальянцам в предвыбор­ной борьбе за место в структуре власти городского политического механизма». А решающее изменение в источниках финансирования городского политического механизма создало контекст, способству­ющий этому альянсу рэкетира и политической организации. Ибо ос­новные фонды, которые ранее приходили из большого бизнеса, были в этот момент перенаправлены от муниципальных к национальным политическим организациям. Один из замещающих источников для финансирования этого механизма был уже под рукой в «новом и час­то нелегально заработанном итальянском успехе». Это хорошо иллю­стрируется карьерой Костелло и его появлением в качестве полити­ческой силы в Нью-Йорке. Здесь ведущим политическим мотивом был поиск входа — для себя и для этнической группы — в правящие круги большого города. Впервые за все время итальянцы достигли суще­ственной ступени политического влияния.

В кратком заключении Белл прослеживает «особую этническую последовательность в способах достижения незаконного успеха». Хотя Данные все же далеки от адекватности, существует некоторое основа­ние для заключения, сделанного Беллом, что «люди итальянского происхождения появились на первых ролях в высокой драме игроков и воров, также как двадцать лет назад дети восточноевропейских евре­ев были наиболее известными фигурами в организованной преступ-

Мертон «Социальм. теория»

ности, а еще раньше люди ирландского происхождения прославились подобным образом».

Но с изменением в структуре возможностей «растущее число ита­льянцев, получивших профессиональное обучение и законный успех в бизнесе... как побуждало итальянскую группу, так и позволяло ей обладать всевозрастающим политическим влиянием; и все больше и больше именно профессионалы и бизнесмены создают модели для итальянской молодежи сегодня (модели, которые едва ли могли су­ществовать двадцать лет назад)».

По иронии судьбы, принимая во внимание тесную связь Рузвель­та с политической машиной больших городов, в конце концов имен­но фундаментальные структурные изменения, выразившиеся в раци­ональных мероприятиях по улучшению культурно-бытовых условий (то, что некоторые называют «система вэлфер»), в основном повлек­ли за собой упадок политической машины. Образно, но по существу верно, можно сказать, что именно система «вэлфер» и появление слоя более или менее включенных в бюрократическую администрацию ученых, которые прямо критиковали реформаторов, практически све­ли на нет власть политической машины. Как заключает Белл:

После рационализации и включения некоторых ранее нелегальных действий в структуру экономики пришло к своему концу время старшего поколения, которое установило свою гегемонию с помощью преступле­ния и обеспечило продвижение групп меньшинств к ведущим социальным позициям, разрушение городской управленческой системы, а также мо­дель преступления, которую мы обсуждали. Преступление, конечно, ос­тается по-прежнему как страсть и желание наживы. Но большая органи­зованная городская преступность, которую мы знали на протяжении про­шедших 75 лет, базировалась на большем, чем эти общие мотивы. Она ба­зировалась на характерных чертах американской экономики, американских этнических групп и американской политики. Изменения во всех этих об­ластях означают, что преступность в той форме, которую мы знаем, также заканчивается.