Внешняя однозначность преступления и наказания, подвига и награды

Если теперь перейти к анализу состава карательного и наградного акта, то, к нашему крайнему удивлению, нельзя не заметить, что этот состав их, по существу, тождествен с составом акта преступного и акта услужного.

I. В самом деле, в каждом карательном и наградном акте или в их переживании мы точно так же можем различить:

а) представление субъекта карательного и субъекта наградного акта,то есть лиц, выполнявших эти акты. Этими субъектами в представлении различных людей были: и сверхъестественные существа (боги, духи, души предков, ангелы, бесы и т. д.), и естественные (люди, животные, растения, неодушевленные предметы) и конкретно-единичные и абстрактно-групповые;

б) представления объектные: всякая кара или награда есть прежде всего акт; а все эти акты, как выше было указано, размещаются в трех группах: facere, abstinere и pati (делания, воздержания и терпения);

в) представления адресатов: лиц, по адресу которых направляется соответствующий карательный или наградной акт. История и здесь показывает, что адресатами кар и наград были все те существа, которые были и адресатами преступлений и подвигов;

г) представления: времени, места, вещей, даруемых или отнимаемых, и т. д. — ив этом смысле карательный акт по составу равен преступному акту, наградной — услужному.

Это тождество состава каждой пары идет несравненно дальше.

II. Оно проявляется в том, что и преступление выражается вовне в виде причинения того или иного зла адресату его или обществу, и наказание выливается в те же страдательные акты по отношению к преступнику. Услуга реализуется в ряде "добродетельных" актов, и награда — в ряде таких же актов. Значит, по характеру актов члены каждой пары весьма сходны и тождественны...

III. Мало того, если произвести "очную ставку" актов преступных и карательных, услужных и наградных, то и здесь обнаружится или полное тождество, или полная эквивалентность. Доказательством служит закон талиона, некогда имевший повсеместное распространение. Он указывает на полную тождественность акта преступного и карательного.

Согласно ему: преступления: наказания:

вырвать око, вырвать око,

вырвать зуб, вырвать зуб,

сломать ногу сломать ногу и т. д.

"Око за око, зуб за зуб, рука за руку, нога за ногу" и т. д. — так гласит оно в выразительной формулировке Библии. Но и в тех карах, которые не являются талионом в таком чистом виде, соотношение наказания и преступления, перестав быть тождеством, превращается в эквивалентность, что видно из изречения "воздай злом за зло", лежа­щего в основе почти всех карательных систем.

Та же тождественность выступает и в области услуг и наград. И они одинаковы по своей материальной природе, которая у обоих членов положительна. Здесь соблюдается принцип воздаяния добром за добро. Если взять первоначальные услужные отношения между человеком и его богом, то они представляют простой обмен "полезных" тому и другому благ.

"Do, ut des"¹* — такова формула этих взаимоотношений. "Вот тебе пища, дай нам за это корову" — так молятся многие первобытные народы. Это значит, вот я тебе совершаю услугу (или даю награду), отплати и ты тем же мне, то есть вознагради меня или соверши мне услугу. Еще яснее этот талион выступает в таких молитвах: "Если вы требуете от меня пищи, которую вы сами дали мне, не следует ли мне дать ее вам?"

Потом с историческим развитием талион как обмен акта на другой, ему подобный, постепенно принимает, подобно средству обмена, различные формы. Преступление определенного вида вызывает наказание, но не абсолютно тождественное по форме с первым. За удар или изувечение уже не следует то же, но выступает система композиций, и виновный платит деньги или же отбывает несколько иное наказание. Эволюция взаимоотношений преступлений и на­казаний, как и услуг и наград, есть лишь частный случай эволюции обмена: сначала идет обмен одной вещи на такую же, подобную (око за око или спасение за спасение), а затем за преступление преступник платит по-прежнему, но не тем же товаром (то есть актом), а его эквивалентом (например, посылается в каторжные работы, присуждается к штрафу, к тюрьме и т. д.). То же и в области наград и услуг.

Сначала услуга влечет награду, состоящую в акте, аналогичном акту услуги. Но затем услуга может вызвать наградной акт, эквивалентный самому акту услуги, но конкретно не тождественный с ним.

Принцип возмездности есть общий закон социальной жизни. Даже самые слова "возмездие" (Entgelten) и "воздаяние" (Vergelten), проис­ходящие от слова gelten (стоить), обозначали предположение равноцен­ности или действительную равноценность. Отсюда слово "Geld (первоначально gelt), то есть, с одной стороны, равноценное (в прямом смысле), с другой же — нечто по отношению к ценности уравнитель­ное. Социальную организацию возмездия представляет собою граж­данский оборот, организацию воздаяния за социальное зло мы встречаем в уголовной юстиции, в воздаянии за социальное благо принимают участие: государство, общественное мнение и история. Поэтому не мудрено, что история обмена и, в частности, "средств обмена" (денег) есть лишь другая сторона обмена злом за зло и добром за добро.

IV. Тождественность материальной природы каждой пары видна из того, что на протяжении истории акты преступления и наказания, с одной стороны, наград и услуг — с другой, приблизительно одинаковы...

Убийство считалось за преступление, убийство же было и наказани­ем. Разбой и грабеж были преступлением, конфискация и отдача на поток и разграбление (что является актом разбоя и грабежа по отноше­нию к преступнику) были и наказанием. Различные акты насилия были в рубрике преступлений, такая же строка имеется и в рубрике наказаний. Оскорбление чести считалось преступлением, лишение чести выступает как вид наказания. Истязание во многих случаях составляет преступле­ние, истязания же фигурируют и в качестве наказаний. Я не буду продолжать эту "очную ставку" наказаний и преступлений. По мате­риальному своему содержанию они тождественны, или эквивалентны. То же следует сказать и о взаимоотношении наградных актов и актов

¹ * Даю, чтобы ты дал (лат.).

услужных. И они по материальному содержанию одинаковы или аб­солютно, либо представляют обмен одного акта на другой, ему эк­вивалентный. Всякая награда есть услуга по отношению к услужнику, и наоборот, всякая услуга есть награда по отношению к тому, в пользу кого совершается услуга.

Точно так же всякое преступление есть наказание того, против кого направлено преступление, и наоборот, всякое наказание по своему материальному характеру есть преступление по отношению к преступнику.

Итак, как по составу, так и по характеру актов и их направлению преступление и подвиг ничем не отличаются от наказания и награды...

В чем же в таком случае их различие? Оно заключается не в мате­риальном характере актов, а исключительно в том, что преступление есть причина, а наказание — следствие, услуга — причина, а награда — следствие... С внешней точки зрения здесь нет никакого различия. Поэтому, анализируя извне цепь преступлений и наказаний, подвигов и наград, в каждом данном случае мы можем рассматривать как престу­пление и подвиг лишь акты, вызывавшие наказание и награду.

Правда, как уже выше мы сами подчеркнули, между каждыми члена­ми пары есть еще и психологическая разница: преступление всегда морально-отрицательно, наказание может и не быть таковым, оно с точ­ки зрения карающего индивида есть всегда воздаяние, и воздаяние законное. Но эта глубокая разница между ними дана лишь тогда, когда мы встанем на точку зрения одного и того же индивида. Да, в этом случае разница дана, и она бесконечно глубока. Но стоит допустить двух индивидов, "должные шаблоны" поведения которых различны: из кото­рых один считает должным одно, а другой этот же акт считает преступ­ным, что тогда получится? Один совершает акт, вовсе не думая, что он преступный. Другой квалифицирует его как преступление и реагирует на него карательными актами. Первый, в свою очередь, принимает эти "незаслуженные" кары за преступление и реагирует на это наказанием; второй рассматривает их как новое преступление, снова реагирует кара­ми и т. д. Завязывается бесконечная цепь, в которой с точки зрения одной стороны психологическое различие преступления и наказания мы най­дем. Но если встанем вне сторон, выше их, то это различие исчезает, и в наших руках остается лишь временная причинность, в силу которой мы акт предшествующий должны будем считать преступлением, а после­дующий — наказанием и затем чередовать их, разбив цепь акций и реакций на пары...

С этой точки зрения, следовательно, основным различием между преступлением и наказанием (услугой и наградой) остается лишь времен­ная последовательность. Правда, могут возразить на это то, что престу­пление, дескать, нарушает права, оно незаконно, несправедливо, тогда как наказание составляет акт вполне справедливый, закономерный, вне точки зрения индивида или стороны, что преступлением оскорбляется сознание всего общества, тогда как наказание оскорбляет только пре­ступника.

На подобное заявление мне ничего не остается делать, как напом­нить то, что какой-нибудь акт является преступлением не по своей "извечной'' природе, а просто потому, что он оскорбляет и нарушает чьи-то шаблоны и сам очень часто является реализацией тоже опреде­ленных, но не совпадающих с первыми должных шаблонов. Большинст­во преступлений есть просто конфликты разнородных шаблонов поведе­ния, а не столкновение "абсолютной несправедливости" с "абсолютной правдой"... Каждый должный шаблон для его носителя свят, поэтому приходится игнорировать эти абсолютные оценки в конфликте раз­личных шаблонов¹.

Что же касается того, что преступление всегда нарушает со­циальные интересы, что оно оскорбляет сознание всего общества, то это положение представляет некоторое недоразумение в силу того, что ведь и шаблоны поведения преступника есть также продукт социальных отношений, что и преступник составляет также часть данного общества, следовательно, преступление оскорбляет уже со­знание не всего общества, а только его части, исключая всех тех, кто имеет шаблоны, тождественные с шаблонами преступника, которые, в свою очередь, часто оскорбляются наказанием и для которых само наказание превращается в преступление. А велика ли в каждый данный момент часть, солидарная с преступником, и часть, противоположная ей, это не имеет принципиального значения. Вопрос о количестве и величине каждой части — это уже вопрос побочный.

В каждом данном обществе уголовные нормы защищают не всех его членов, а только определенную часть, или, иначе говоря, в каждом обществе шаблоны поведения у различных его частей различны, в силу чего и возникают сами преступления и наказания. В зависимости от того, шаблоны какой части мы примем ("пре­ступной" или "непреступной"), решается вопрос о правоте и за­кономерности тех или иных актов. Если в современном обществе мы примем шаблоны буржуа, то с точки зрения этих шаблонов акты забастовки, саботажа, "экспроприации экспроприаторов" и т. п. будут преступлением, и наказание покажется справедливым, должным, законным и т. д. Если же встанем на точку зрения рабочих, то акты наказания превратятся в "преступление", и правовая психика потребует, в свою очередь, их наказания... Наказание революционера, вполне законное с точки зрения официальных шаблонов поведения, есть преступление с точки зрения революционера и его единомышленников.

Нельзя вообще представлять себе дело так, что вот на одной стороне стоит преступник, а на другой — все общество, которое оскорбляется его преступлением. Социальная действительность более сложна и такой простой картины не дает. У преступника всегда есть единомышленники, и не малочисленные. Общественная группа всегда делится на подгруппы, классы, сословия, касты и т. д., шаблоны поведения которых могут быть весьма различны. Отсюда ясно, что абсолютная точка зрения, устанав­ливающая какие-то "извечные" пределы между преступным и не пре­ступным, ошибочна.

Таких извечных пределов нет. Извечны (в логическом смысле) только сами понятия преступного и не преступного. А каким содержанием они будут наполнены у того или иного индивида, у той или иной социальной

¹ "В обществе мало развитом, — справедливо говорит Е. В. Де-Роберти, — содержание индивидуальных сознаний чрезвычайно разнородно: сумма приоб­ретенных знаний и их сложность изменяются здесь по мере перехода одного члена социальной группы к другому. Рано или поздно, следовательно, должен появить­ся конфликт мнений, который заставляет возникнуть партии, более или менее компактное большинство и более или менее активное меньшинство. Прошлое искало решение этой тяжелой проблемы в исключительном господстве идей и чувств, освященных долгим обычаем, над идеями и чувствами диссидентов. Настоящее представляет с этой точки зрения нечто среднее, вид полуподчинения и полудавления социального индивида" (Qu'est-ce que le crime. P., J899. P. 6—7).

группы и чье содержание будет "лучше", "выше", "чище", здесь аб­солютных критериев нет и не может быть.

Вполне резонно, говорит Ваккаро, что "основная ошибка классичес­кой школы состояла в том, что она искала то в Боге, то в абсолютной справедливости, то в морали, то в иных фантастических и туманных понятиях права наказания, тогда как в действительности такое основа­ние находится в самом факте сохранения установившейся власти, то есть юридического порядка, выражением которою она является".

Как и везде в других областях знания, в социальных науках должна быть принята точка зрения относительности. Нет акта, который по своей природе был бы преступлением или услугой, а всякий акт является тем или другим для кого-нибудь, в силу определенных и ограниченных условий (характера шаблонов). А результатом этого в данном пункте является то, что различие преступлений и наказаний, услуг и наград покоится с внешней стороны лишь на принципе причинной последовате­льности: первые в причинном ряду являются причиной, вторые — след­ствием, а материальное содержание их может быть тождественным или эквивалентным.

Если преступление вообще — зло, то в силу сказанного такое же зло и наказание. Кто видит в преступлениях лишь одно отрицательное явление, тот должен видеть то же и в наказании. Нельзя с этой точки зрения не согласиться с Биндингом, определяющим наказание как меч без рукоятки, который наносит раны и тому, кто им действует.

Мы не являемся такими "монистами" и, как видно будет ниже, за преступлением и наказанием, а равно и за подвигом и наградой призна­ем не только отрицательные грехи, но и положительные достоинства и ценности.

Итак, по "составу" преступление и наказание однородны. То же применимо к подвигу и услуге. Различие между членами каждой пары заключается с точки зрения "внешней" лишь в причинной последовате­льности: преступление и подвиг — "независимые переменные", наказа­ние и награда — "зависимые". Если же встать на точку зрения индивида или "стороны", то к указанному различию присоединяется еще различие окраски психических переживаний при преступлении и услуге, с одной стороны, наказании и награде — с другой.

Однородность "состава" карательного и преступного акта, услужно-го и наградного позволяет классифицировать их вместе. Классификация преступления в силу этого и будет классификацией наказания, клас­сификация услуг — классификацией наград. Так как и здесь между преступно-карательным и услужно-наградным рядами существует пол­ное соответствие, то в дальнейшем мы будем говорить лишь о подвигах и наградах, предполагая, что все сказанное о них применимо и к преступ­лениям с наказаниями.