Антропология коммуникации; социальная психология
В своем обосновании социальной психологии Мид исходит не из поведения отдельного организма, а из кооперированной группы
it. Творчество
специфических человеческих организмов. Начальным для Мида является не некая робинзонада, не рассмотрение одиноко действующего человека, который только еще должен вступить в социальные связи и утвердить общеобязательные ценности, но социальный акт, комплексная групповая деятельность. Для социальной психологии целое (общество) важнее части (индивида), не часть важнее целого; часть получает объяснение с точки зрения целого, а не целое с точки зрения части или частей.
Группы человеческих организмов имеют условия, которые отличаются от условий дочеловеческой стадии развития. В противоположность, например, колониям насекомых за счет физиологической дифференциации уже не гарантируется система жесткого разделения труда. Даже действующий применительно к позвоночным животным принцип регулирования групповой жизни посредством инстинктивно жестких форм поведения, которые изменяются только в результате завоевания статуса в однолинейной иерархии господства, оказывается невозможным при органических предпосылках человеческого рода. Для человеческого общества, напротив, существует проблема интеграции индивидуального, но не предопределенного природой поведения в групповую деятельность через взаимные ожидания определенных типов поведения. Мид с пытается с помощью антропологической теории происхождения ' специфически человеческой коммуникации выявить механизм, который позволяет достичь этого. Тем самым коммуникация оказывается прежде всего в центре анализа, однако было бы ошибкой упрекать Мида в том, что сформулированное им понятие общества сводится лишь к коммуникационным процессам. «Механизм человеческого общества, — утверждает он со всей определенностью, — заключается в том, что физические индивиды путем манипулирования физическими вещами в процессе своей кооперативной деятельности помогают или мешают друг другу».
Дарвиновский анализ проявления эмоций у животных и понятие жеста, выработанное Вундтом, послужили важными импульсами для разработки Мидом собственной концепции. Он разделяет их представление, что жест представляет собой «синкопированный акт», начальную фазу некоего действия, которая может быть использована для регулирования социальных отношений. Это оказывается возможным тогда, когда животное уже реагирует на эту начальную фазу деятельности другого животного таким образом, каким оно прореагировало бы на весь акт деятельности. Например, оскаливание зубов у собаки воспринимается другой собакой как начало нападения, на которое она отвечает либо бегством, либо таким же оскаливанием. Если устанавливается именно такое отношение, то начальная фаза действия может послужить «знаком» для всего акта действия или заменить его. Правда, Мид дает отличное от Дарвина толкование, который предполагает, что за
Глава 15. Джордж Мид и символический интеракционизм.
жестом скрываются намерения поведения: животное ничего не намерено выражать, его поведение скорее является неконтролируемым выходом энергии импульса. Но вместе с тем Мид не разделяет и концепцию Вундта, который полагал, что понимание происходит через подражание жестам; та же самая эмоция, которая в одном животном выражается в виде жеста, вызывается и в другом животном в результате подражания этому жесту. Слабым местом данной концепции является тезис о том, что подражание представляет собой импульсивный и простой механизм, который безоговорочно может быть использован для объяснения. Для Мида дело обстоит как раз наоборот: само подражание является трудной работой, нуждающейся в объяснении. В самом деле, каким образом достигается понимание через жесты, которые имеют одно и то же содержание для обоих участников коммуникационного процесса? Для того чтобы жест для обоих участников коммуникационного процесса имел одинаковое значение, необходимо, чтобы исполнитель одного жеста мог вызвать в себе именно ту реакцию, которую он вызовет у партнера. Тогда в нем будет представлена реакция партнера. Таким образом, жест должен быть воспринят самим исполнителем. Подобное имеет место прежде всего у людей в отношении определенного вида жестов, которые к тому же могут производиться в зависимости от ситуации и весьма дифференцированно. Речь идет о голосовом «жесте». Это не означает, как нередко утверждается, что Мид преувеличивал значение голосового жеста: он не говорит о его повышенной частоте, но отмечает, что он в наибольшей степени подходит для самовосприятия [21]. Сами по себе голосовые жесты представляют собой необходимую, однако недостаточную предпосылку для возникновения самосознания; в противном случае этот путь был бы также открыт и птицам. Решающей для Мида является, кроме того, типичная для людей неопределенность реакций и возможная благодаря нервной системе задержка реакций. Это приводит к тому, что предполагаемая реакция исполнителя на свой собственный жест происходит не просто одновременно с реакцией партнера, но что собственная виртуальная реакция предшествует. Она также регистрируется в своей начальной фазе и может быть заторможена другими реакциями еще до того, как она найдет свое выражение в поведении. Таким образом становится возможной упреждающая репрезентация поведения другого. Сам по себе воспринимаемый жест приводит не к возникновению знаков как замены раздражителей, но имеет своим следствием проявление схемы «раздражение — реакция» в поведении вообще и к утверждению значимых символов. Собственное поведение стало направляемым на потенциальные реакции партнера. Тем самым оказывается возможной целенаправленная связь действий. Действие ориентируется на ожидаемое поведение, а так как партнер в принципе располагает такой спо-
2. Творчество
собностью, то общеобязательный образец взаимных поведенческих ожиданий является предпосылкой коллективной деятельности.
Этот антропологический анализ, который Мид неизменно распространяет на сравнение человеческой и животной социальности, создает основу для формирования важнейших понятий его социальной психологии [7, р. 36—40]. Понятие роли как раз и обозначает образец поведенческого ожидания; присвоение роли другого является предвосхищением поведения другого, а не занятием, скажем, его положения в организованной социальной связи. Эта внутренняя репрезентация поведения другого ведет к тому, что в отдельном индивиде формируются различные моменты. Отдельный индивид делает теперь свое поведение аналогичным образом объектом своего рассмотрения, как и поведение своих партнеров, он видит себя самого с точки зрения другого. Наряду с величиной побудительного импульса теперь, таким образом, появляется момент ее оценки, которая включает в себя ожидания реакций на проявление этих импульсов. Мид говорит о «Я» и «мое». Понятие «Я» обозначает в философской традиции принцип творческого начала и спонтанности, но одновременно оно имеет для Мида и биологический смысл — характер побудительного импульса человечка. Нередко это воспринимается как некое противоречие, ибо с понятием «побуждение» ассоциируется неосознанное природное принуждение. Однако Мид, напротив, понимает человека как индивида, обладающего «конституциональным избытком импульса» (Гелен), индивида, который, помимо удовлетворенности, создает в своей фантазии пространство и может быть канализирован только путем нормирований. «Мое» означает мое представление о том образе, которое имеет обо мне другой, или на примитивной ступени мое восприятие его ожиданий в отношении меня. «Мое» как проявление соответствующего лица во мне является оценочной инстанцией для структурирования спонтанных импульсов, а также элементом возникающего самообраза. Если же я затем вступаю во взаимодействие с несколькими существенными для меня партнерами, то я обретаю несколько различных «мое», которые должны быть синтезированы в некий единый самообраз, чтобы стало возможным консистентное поведение. Если такая синтезация удается, то возникает «сам» (Self), идентичность «Я» в качестве единой самооценки и ориентации действий, однако открытой и гибкой в отношении достижения взаимопонимания со все возрастающим числом партнеров; одновременно развивается стабильная, с определенными потребностями структура личности. Модель Мида иначе, чем модель Фрейда, ориентирована на диалог побудительных импульсов и общественных ожиданий; не обусловленное культурой подавление или анархическое удовлетворение побуждений в качестве безвыходной альтернативы, но открытая полемика, диалог, в ходе которого общественные нормы поддавались
Глава 15. Джордж Мид и символический интеракционизм
бы коммуникативному изменению, а побудительные импульсы добровольной, либо удовлетворяющей, переориентации.
Теория личности Мида переходит в логику развития формирования идентичности, действительную как для вида, так и для индивида. Центральными видами являются виды детской игры, обозначаемые понятиями Play и Game. Play — это игровое взаимодействие ребенка с воображаемым партнером, причем ребенок исполняет обе роли. В этой форме игры вырабатывается способность мысленного представления поведения: поведение другого представляется непосредственно и дополняется собственным соответствующим поведением. Ребенок достигает этой стадии, если он способен к взаимодействию с любыми отдельными лицами и к восприятию перспективы другого лица; если, таким образом, принимается во внимание уже не только более высокое по положению с точки зрения побуждения лицо. К этой стадии развития примыкает способность к Game, к участию в групповых играх. Для этого оказывается уже недостаточной антиципация поведения отдельного партнера; теперь поведение всех прочих партнеров должно стать ориентиром деятельности. Эти другие представляют собой отнюдь не разрозненные и не зависящие друг от друга части, но являются носителями функций в целенаправленных группах с определенным разделением труда. Действующее лицо должно ориентироваться на некую цель, общую для всех действующих лиц. Эту цель Мид, исходя из психических основ, называет «генерализованным другим». В данном примере поведенческие ожидания этого «генерализованного другого» представляют собой правила игры, а вообще говоря, нормы и ценности определенной группы. Конечно, ориентация на некоего определенного «генерализованного другого» вновь создает то же ограничение, что и ориентация на определенного, конкретного другого на новой ступени. Связанная с этим проблема ориентации на все более широкого «генерализованного другого», как мы покажем ниже, становится руководящей идеей этики Мида.
Мид не ставит свою модель развития в систематическую взаимосвязь с мотивационным развитием. Этот пробел в его теоретических разработках нередко служил поводом для упрека его в когнитивистской и даже рационалистской ограниченности. Однако этот упрек несправедлив. Ведь и без того представляется невероятным, чтобы мысль, исходящая явно не от познавательных связей, но из места организма в окружающей среде, ограничивалась бы одним лишь когнитивным аспектом. Фактически у Мида была разработана концепция, весьма близкая психоаналитической антропологии. Он берет естественные агрессивные и солидарные импульсы, которые, однако, сами по себе дают лишь материал для мотивов: внутренне воспринятый коллективизм контролирует их и задает им соответствующие формы проявления [22]. Все ин-
2. Творчество
стинктивные импульсы у человека являются редуцированными и поддаются торможению; лишь через интерпретацию и опыт входят они в структуру побуждений. Правда, у Мида нет четкого Критического анализа применения концепции инстинктов к человеку.