Концепция М. М. Ковалевского об эволюции семьи

В силу известных жизненных обстоятельств – увольнения из Московского университета «за отрицательное отношение к русскому государственному строю» - М. Ковалевский был вынужден почти два десятилетия провести за границей, читая курсы лекций в высших учебных заведениях Стокгольма, Брюсселя, Лондона, Парижа.

Теоретик в своих научных изысканиях придерживался принципов генетической социологии, то есть учение об исходных моментах в развитии семьи, рода собственности, политической власти и психической деятельности. Таким образом, генетической социологией называют ту часть науки об обществе, его организации и поступательном ходе, которая занимается вопросом о происхождении общественной жизни и общественных институтов, каковы: семья, собственность, религия, государство, нравственность и право. Генетическая социология располагает не более, как эмпирическими законами или приблизительными обобщениями. Материалом служат данные этнографии о быте отсталых, недоразвившихся племён. Летурно справедливо говорит, что без помощи поставляемого этнографией материала немыслимо было бы заглянуть в отдалённое прошлое исторических народов, так всё это прошлое лежит за рубежом истории, или, точнее говоря, за рубежом письменности. Вопросы генетической социологии, науки о происхождении общественных институтов, имеют особый интерес для русских, ввиду чрезвычайно богатого этнографического материала, находящегося в их руках и далеко ещё не разработанного, несмотря на целые поколения исследователей. Ковалевский считает, что всякому, занимающемуся генетической социологией предстоит обращение одновременно к разным научным дисциплинам: и история религий, и древнейшие правовые институты, и народное литературное творчество, и пережитки, держащиеся в форме обычаев и обрядов не в одном современном быту, но и при тех порядках, которые отошли уже в область прошедшего. Необходимо вносить в общую сокровищницу все эти разбросанные следы архаических порядков.

Перед тем как делать какие-либо общие выводы на основании частного факта, Ковалевский призывает искать объяснение ему в современной ему обстановке или в недавнем прошлом.

Ещё опаснее поспешных выводов фактические ошибки. В пример Ковалевский приводит Мак-Леннана, который обобщил факты, полученные в исследовании убийств новорожденных девочек их родителями, и стал говорить о них как об обычае женского детоубийства. Эта фактическая ошибка дала ему возможность построить целую теорию для объяснения этого обычая. По отношению к этнографическому материалу необходимо наиболее правильное его толкование. Опасность, с одной стороны, лежит в обобщении частного факта, с другой, в построении неверной гипотезе о действительном источнике сказания, потерявшего ныне всякий смысл и значения, но способного пролить свет на наше отдалённое прошлое. В своей работе Ковалевский наибольшее предпочтение отдаёт этнографическому методу. Приложение же статистического метода к этнографии встречает свои трудности, поэтому автор не придерживается статистического метода. Ковалевский говорит, что необходимо у всех и у каждого из народов учитывать их архаические черты и из их сравнения строить выводы.

Ковалевский указывает ещё один способ изучения данной проблемы – это анализ старинных кодексов и юридических сделок. По словам социолога, выводы, добытые этим путём, должны быть сопоставлены с теми, какие даёт нам сравнительная этнография.

Вкус социолога к этнографии пробудился в период его пребывания в Лондоне, особенно в общении с Г. Мэном. Последующее ознакомление с трудами Дж. Мак-Леннана и Л. Моргана содействовало переоценке им патриархальной концепции Мэна и формированию нового взгляда на экзогамию, тотемизм, патри- и матрилинейность. Помимо того для российского учёного оказался чрезвычайно продуктивным его собственный полевой опыт – совместные экспедиции с лингвистом В. Миллером на Кавказ.

Для вопросов, которые изучал Ковалевский, большое значение имеет открытие великого закона эволюции, которым Ч. Дарвин обогатил биологию. Идея эволюции захватывает всё более обширный круг явлений практической жизни. «Эволюция отвергает возможность переворотов и неподвижность». Задача эволюционной философии, как видит её Ковалевский, – «изучить прошедшее и настоящее» для того, чтобы предвидеть будущее. Ещё раз необходимо напомнить, что данный исследователь использует историко-сравнительный метод, а именно соединение методов исторического и этнографического, уточняя результаты методом «пережитков». Сторонники этого метода рассматривают человеческое общество как единое целое. Объектом наблюдений являются не отдельные феномены, вызванные действием какого-нибудь закона общественного развития у какого-либо отдельного народа той или другой расы, а эволюция форм общественной жизни всего человечества.

М. М. Ковалевский подверг сомнению утверждения о беспорядочности общения полов (промискуитет и гетеризм), доказывая, что родство по матери и экзогамия предполагают регуляцию и организацию половых отношений, подчинённые на первобытной стадии сохранению и воспроизводству поколений. «Явление экзогамия – запрещение половых сношений между лицами одной и той же общественной группы, имеющей одно и то же название, «тотем». Это значит, что в самом начале существования общества половые отношения подчинялись обычным требованиям обычая и религии, известным предписаниям морального порядка». Профессор М. О. Косвен отмечает, что Ковалевский прав в своих доказательствах о предшествовании матриархата патриархату, но «существование беспорядочных отношений полов предполагается для самой ранней эпохи существования человечества, периода стадного состояния, при котором родство не осознавалось и не имело общественного значения; экзогамия же возникла на более поздней ступени развития, лишь с возникновением рода». Таким образом, Косвен находит расхождение, с одной стороны, в теориях Л. Моргана и Ф. Энгельса, а с другой – М. М. Ковалевского. Следовательно, у автора данного исследования другая периодизация развития семьи, а именно:

I. Матриархальная семья.

II. Патриархальная семья.

III. Индивидуальная семья.

Значит, первой ступенью развития семьи у Ковалевского можно считать матриархальную семью. Как известно, в этой форме счёт родства вёлся по матери, но главным добытчиком пищи и защитником считался брат матери, то есть дядя. Здесь, замечает Косвен, Ковалевский в известной мере солидаризируется с тем искажением матриархата, которое распространилось в буржуазной науке. Тезис в данном вопросе с этой точки зрения состоит в том, что в действительности и при матриархате женщина не занимала не только господствующего, но даже равноправного с мужчиной положения в обществе и семье; если муж и отец не мог при существующей организации общества быть главой семьи, то таковым всё же был мужчина – брат матери или материнский дядя. Особое положение материнского дяди, то есть авункулат, по словам профессора, создаётся лишь в распаде матриархата, в процессе превращения материнской общины в патриархальную, большую семью. В развитом же матриархате, как это подтверждается обширным этнографическим и историческим материалом, господство принадлежало женщине, уточняет Косвен.

Далее необходимо обратиться вопросу о том, как Ковалевский видит эволюционное движение от матриархата к патриархату. Это движение происходило тремя различными путями.

1. Прежде всего, путём самопроизвольного процесса должна была установиться всё более прочная связь между супругами.

2. Затем возникла определённая власть, присвоенная мужу, который в дальнейшем будет играть по отношению к жене ту роль покровителя, которая раньше принадлежала её брату.

3. И, наконец, вновь возникшая власть отца увенчает новое здание патриархальной семьи.

Ковалевский изучает каждую из трёх сторон досконально.

Этапом эволюции человеческой семьи считается процесс кражи невесты, а потом это трансформировалось в покупку невесты. Таким образом, такой союз постепенно становится нерасторжимым, по мнению Ковалевского. Освещение брака религиозными обрядами, придающими ему характер нерушимости на всю жизнь, отмечается последним этапом в эволюции семьи. С этого момента отношения между супругами стали иными; новая власть, власть мужа и отца, заменила прежнюю власть матери. Опекуном вместо дяди становится отец.

Ковалевский пытается объяснить, как произошли все эти перемены. Для этого он обращается к вопросу о влиянии на семейную организацию естественного прироста населения в пределах одного какого-нибудь матриархального общества. Оказывается, это явление вызывает распадение группы на несколько более ограниченных групп. Подобная перемена произошла ещё и вследствие самого образа жизни матриархального общества. Конечно, все эти изменения происходили с чрезвычайной медленностью, отмечает исследователь. В последствии автор поставил вопрос, каково было поступательное движение права собственности в течение такого периода, когда устанавливалась власть отца и мужа.

«Движимость, за некоторыми исключениями, была коллективной собственностью одной какой-нибудь группы охотников и рыболовов. Это объясняется тем, что охота и рыбная ловля требуют одновременно участия многих человеческих групп. Частная собственность могла, следовательно, установиться лишь по отношению к тем предметам, производство которых составляет результат личных усилий отдельного человека. Частная собственность вовсе не исключает при самом своём появлении первобытный коммунизм. Она развивается очень медленно по мере исчезновения коммунизма. Когда переход от охотничьего быта к пастушескому и земледельческому уже вполне закончился, движимое имущество начинает делаться объектом если не личной, то семейной собственности. Этот факт совпадает с появлением патриархальной семьи. Развитие патриархальной семьи начинается в такое время, когда из всех предметов природы одна земля остаётся нераздельной».

Таким образом, Ковалевский перешёл к рассмотрению второго периода развития семьи – патриархальной семьи. От патриархальной теории исходили сторонники семейной теории государства, чтобы установить необходимость абсолютной монархии, неограниченной власти государя – отца своего народа.

Патриархальная семья, второй этап эволюции, имеет вид общины, состоящей из людей, которые находятся в родстве друг с другом, так как являются потомками одного отца, живут под одной кровлей и владеют своим имуществом сообща. Ковалевский изучает данную общественную организацию в двух её видах: как религиозную ассоциацию, состоящую из нескольких лиц, имеющих общий культ предков, и как ассоциацию кооперативную, сообща распоряжающуюся своим имуществом.

Культ предков неразрывно связан с самим существованием патриархальной семьи, он появляется вместе с ней и в свою очередь становится одной из причин её устойчивости на протяжении ряда веков. Семейная община является в то же время и общиной религиозной. Следует признать, что существует тесная связь между этой древней фазой общественного развития и этой не менее древней верой в духов. Коренясь в понятии о будущей жизни, по существу своему однородной с жизнью земной, культ мёртвых неизбежно проявляется лишь с установлением патриархальной семьи, так как это культ, переходящий от мужчины к женщине и дающий мужу преимущество перед женой. В обоих своих видах – в виде социальной организации и в виде самостоятельной религиозной группы – семейная община, родоначальником которой является отец, порождает все учреждения, характеризующие ту эпоху человеческого развития, которая получила название патриархальной.

Ковалевский изучал семейную общину, её обычаи, какие учреждения проистекали из постоянной заботы о поддержании культа предков. Здесь необходимо обратиться к критике профессора М. О. Косвена, где он отмечает, что «Ковалевский правильно развил мысль о значении и роли культа предков, как специфической черты патриархальной семьи, но он не понял значения и исторического места этого культа». В свою очередь критик отмечает, что «в религии эта семья ищет охрану своей целости и в культе предков находит своё выражение чисто хозяйственная идея солидарности членов семьи, непрерывности смены поколения и прочее».

Далее Ковалевский ведёт своё рассуждение об отношениях внутри семейной общины. Особенно большой интерес вызывает его анализ семейной общины у славян. Южные славяне называли такую общину «братством», или «задругой». М. М. Ковалевский подробно описывает структуру общины. Глава-домоправитель, или «домочин», избирается из числа пожилых, хотя иногда делалось исключение и домочином назначался молодой, но женатый человек. Домочин управлял общинным имуществом, заведовал общинной казной, приобретал всё необходимое для общины. После домочина почётом и уважением пользовалась «домочица», то есть домохозяйка. Ею обычно была жена домочина. В некоторых местностях женщины назначали сами домочицу, но их выбор должен был утвердить семейный совет. Права и обязанности домочицы касались внутренней жизни дома. Она вела домашнее хозяйство, распределяла работу между женщинами, смотрела за порядком, улаживала ссоры и давала советы относительно брака девушек. Таким образом, как показал М. М. Ковалевский, функция лидерства распределялась в общине по полу и укрепляла семейную организацию.

Следующую мысль мне бы хотелось выразить словами автора данной концепции. «Ходячее мнение о полном порабощении жены в патриархальную эпоху совершенно не согласуется с фактами, которые можно установить на основании изучения древних законодательств, в особенности римского, германского, славянского. <…> Жена была не рабой своего мужа, а его подругой. И это явствует самым несомненным образом из той роли, которая ей принадлежала в семейном культе».

Данному тезису о положении женщин в рассматриваемый период противоречит примечание профессора М. О. Косвена: «Пытаясь демонстрировать, что женщина в патриархальной семье была равноправной мужу, его «подругой» и прочее, Ковалевский делает грубую ошибку, идеализируя патриархальную и буржуазную семью. Проводимы Ковалевским отдельные черты благоприятного положения жены в частности, некоторые элементы её имущественных прав, представляют собой на самом деле лишь пережиточные осколки её былого равноправия. Весь ход развития отношений в патриархальной семье ведёт к полному запрещению и обезличению женщин». Профессор ссылается на работу Ф. Энгельса, а значит, находится и ещё одно важное отличие от концепций и Моргана, и великого материалиста. М О. Косвен делает вывод в дальнейшем, что «вся характеристика патриархальной семьи оказывается у Ковалевского и неполной, и частично неверной». На мой взгляд, Ковалевский рассматривает патриархальную семью в рамках своей последовательности развития форм брака и семьи, и она вовсе не совпадает с концепциями Моргана и Энгельса.

Далее этнограф заостряет внимание на вопросе о влиянии патриархальной семьи на развитие моногамии. Ковалевский указывает, что патриархат восходит от полигамии к моногамии, значит, патриархальная семья это та форма, когда изменяется способ заключения брака, а именно, если раньше полигамия господствовала, считалась обычной, то теперь моногамия занимает её место. Здесь необходимо заметить, что исследователь объясняет термин многожёнство, как способ получения рабочей силы. К экономическим мотивам присоединяются ещё и социальные: необходимость завязать дружеские связи, чтобы заменить состояние непрерывной войны, характерное для междуплеменных отношений, более или менее длительным миром. Многожёнство уничтожалось, по мнению автора данного очерка, тем, что среди большого количества жён выделялась одна, которая в последствии и становилась единственной. Вспомним, как Морган и Энгельс смотрели на этот вопрос, они описывали его как исключение, как роскошь, доступная только богатым. Естественно, из исключения не следует правило. Таким образом, Ковалевский представляет нам процесс перехода от полигамии к моногамии плавным, на протяжении всего существования патриархальной семьи, в отличие от Моргана и Энгельса, которые выделяли отдельные этапы, на протяжении которых происходили значительные изменения, например, обычай «пуналуа». На самом деле переход к единожёнству в общем, процессе перехода от группового брака сначала к парному, а затем к моногамному совершается, в конечном счете, на основе роста производительных сил в зависимости от целого ряда взаимодействующих обстоятельств, в числе которых особую роль играют «возникновение частной собственности и превращение индивидуальной семьи в самостоятельную экономическую ячейку», так построена и теория Моргана и теория Энгельса.

К вопросу об эволюции отцовской власти Ковалевский говорил, что первоначально она была только придатком к власти мужа, затем участие в воспитании детей увеличивало власть отца. Однако Ковалевский говорит, что «власть отца не была произвольной в эпоху существования патриархальной семьи и проявлялась в очень ограниченной форме», а именно ограничивал её семейный совет. Это положение этнографа тоже критикуется профессором Косвеном. Причину его ошибок он видит в том, что Ковалевский рассматривает большую патриархальную семью статически, а не в её развитии, и, с другой стороны, не видит отражения и нарастания в большой семье возникающих в распаде родового строя классовых отношений. Таким образом, Косвен отвергает вывод Ковалевского о том, что власть отца в патриархальной семье «проявляется в очень ограниченной форме».

Обратимся к тому, в чём видел М. М. Ковалевский причины и следствия распадения патриархальной семьи. Зародыш распада патриархальной семьи, по его мнению, заключался в полном подчинении отдельной личности общине и её представителю – отцу и мужу. Следствие из этого полное уничтожение индивидуальной свободы. Ковалевский цитирует Ле-Пле: «… насильно удерживая умы в состоянии морального и материального принуждения, патриархальная община сковывает то свободное развитие выдающейся личности, которое она получила бы при независимом положении». Из сказанного можно сделать вывод, что семейную общину как учреждение подтачивает и разлагает инстинкт индивидуализма; это он побуждает взрослых членов семьи требовать свободного распоряжения тем, что они сами приобрели, и делаться зачинщиками насильственного раздела при жизни отца. Древние и средневековые законодательства, исследованные Ковалевским, подтверждают, что упадок патриархальной семьи происходил именно по этой причине.

Законом установленное совершеннолетие было совершенно неизвестно при режиме нераздельности, характерном для патриархальной семьи. Оно появляется лишь в результате разложения общины. Когда дети получали по достижении известного возраста право принудить своего отца к разделу, только тогда были признаны права связанные с совершеннолетием. Так как обязательный раздел, считает Ковалевский, тесно связан с правом наследования, то возникновение этого права приходится отнести по времени, когда начинается разложение патриархальной семьи. Таким образом, для Ковалевского важным фактором для возникновения новой формы семьи явилось появление права на наследование, а значит, непосредственно частной собственности. Раньше после смерти главы семейства не следовало никаких разделов, утверждал Ковалевский, выбирали только нового главу. С появлением права на наследование возник вопрос о том, каков будет порядок. Автор данной концепции утверждает, что в феодальных странах, с ярко выраженным военным характером, привилегия старшего сына устраняла права младших. С другой стороны, Ковалевский указывает на то, что младший сын также имел преимущественное положение, так как он дольше всех остаётся в родительском доме, в отличие от старших, которые к тому времени создают собственные хозяйства. Это право, «минорат», получило распространение главным образом среди крестьян, то есть людей, занимающихся преимущественно ручным трудом, а не военным делом. Ковалевский сам указывает на то, что ему не удалось полно раскрыть тему о наследовании, объясняет он это тем, что для лучшего результата необходимо более тщательное исследование.

Медленно, но верно мы приблизились к третьей эпохе эволюции семьи –индивидуальная семья. Надо заметить, что Ковалевский называет последнюю стадию развития семьи не моногамной, как это делали Морган и Энгельс. Данную форму семьи Ковалевский называет основой нашего общественного строя. «Характерным для индивидуальной семьи является то, что она представляет собой союз, заключённый по добровольному соглашению, что члены её тесно связаны между собой, что в ней соблюдаются взаимные права и обязанности, что отношения между мужем и женой стремятся к известной степени равенства, что вся семейная группа подчинена контролю государства и его судебной власти». С конца средних веков и даже на несколько столетий раньше законодательные постановления, которые исследовал Ковалевский, уже перестают упоминать о том, что муж может дурно обращаться со своей женой, запирать её и уступать другому. Это относится к законодательствам народов германского происхождения, славян вообще, а русских в особенности. Ковалевский отмечает, что в России женщина, вопреки тому, что об этом думают за границей, не более порабощена своим мужем, чем на Западе. Автор указывает на то, что эволюционировало право на наследование: жена в случае смерти мужа получала половину имущества. Кроме права на наследование жена могла жаловаться на своего мужа и привлекать его к суду. Но у супругов были и обязанности, главная из которых, по мнению Ковалевского, – любить друг друга. Муж обязан содержать жену, а жена в свою очередь жить в доме мужа. Можно сделать вывод, что эта взаимность прав и обязанностей супругов придаёт индивидуальной семье совершенно новый характер союза на равных правах. Что касается развода, то теперь его может требовать не только муж, но и жена, однако, как пишет Ковалевский, общество противится разводам.

Одна из самых характерных особенностей индивидуальной семьи состоит в том, что с её установлением властью над детьми пользуется уже не один только отец. Рядом с ним появляется мать, так что семейная власть с этих пор становится уделом обоих супругов. Кроме этого Ковалевский отмечает значительную перемену во взаимоотношениях обоих поколений, совокупность которых и составляет семью. На страже интересов детей становится государство, наблюдающее за тем, как родители пользуются своей властью. Ковалевский всё же смягчает характеристику положения так называемых «незаконнорожденных» в буржуазном обществе. На самом деле они находятся в положении совершено отверженных.

Далее Ковалевский ставит вопрос, каким образом совершилась замена отцовской власти властью обоих родителей? Возникновение её тесно связано, считает автор данной теории, с эмансипацией жены и приобретением ею всё более и более заметного значения в индивидуальной семье. «С того времени, как муж, перестав быть господином жены, сделается ей равным, должна была произойти глубокая перемена во взаимных правах родителей по отношению к детям. Мать была призвана играть при них ту роль, которая предоставлена ей самой природой. С другой стороны, семейная власть свелась к праву воспитывать детей, и так как с самого раннего их возраста забота об этом ложилась, главным образом, на мать, то в результате должна была получиться своего рода перемена ролей. По крайней мере, роль матери стала дополнять роль отца, так как оба супруга были одинаково заинтересованы в воспитании детей. Там, где отцовская власть была слабее развита, например, у славян, эта перемена произошла, очевидна, гораздо раньше, чем у других народов. Одной из действительно характерных особенностей славянского права было равенство прав отца и матери. Мать в такой же мере, как и отец, может требовать от детей подчинения и повиновения с самого раннего их возраста, а затем поддержки и содержания её на старости лет».

Взамен всех прав у родителей была главная обязанность – кормить своих детей до совершеннолетия. В свою очередь дети должны помогать своим родителям в случае надобности поддерживать существование.

«Общий результат прогрессивного движения семьи на протяжении ряда веков выразился в замене понятия неограниченной власти и абсолютного права понятием договора и взаимных обстоятельств. Ограничение произвольной власти отца и мужа, расширение прав жены и обеспечение интересов детей, отнюдь не приведя к гибели семьи, только повысили её моральный уровень. Делаясь союзом, всё более и более свободным и равноправным, семья в настоящее время может обеспечить обеим сторонам полное развитие способностей, давая этому развитию новый стимул в виде чистой привязанности, основанной на взаимном уважении, ежедневном обмене услуг и моральной поддержке. Перестав быть угнетающей и жестокой, какой она была в прежние времена, семья является теперь лучшей школой для детей, так как обладает великим даром учить примером и этим развивать как душевные качества, так и умственные способности.<…> Семья становится великой школой альтруизма, того альтруизма, который произведёт революцию в мире». Таков общий вывод сделал Ковалевский, заканчивая анализировать последний этап эволюции семьи. В этих строках можно увидеть то, какой Ковалевский представляет семью будущего. Надо сказать, что его прогнозы не совпадают с прогнозами Энгельса, я думаю это потому, что эти учёные по-разному видели будущее общество. Становление данных концепций как раз и произошло на фоне не утихающих споров о построении будущего общества. Главное отличие в характеристике последней и на данный момент существующей стадии семьи у Ковалевского и Энгельса состоит в том, что наш соотечественник уклоняется от настоящей критики этой формы. Косвен критикует Ковалевского в том, что он воспроизводит тот широко распространённый в буржуазной литературе взгляд, по которому положение женщины на всём протяжении истории общества улучшается и наиболее высокого уровня достигает в классовом строе, при моногамии. Морган и Энгельс в этом вопросе придерживаются другой точки зрения, а именно, власть женщины своего пикового состояния достигла при матриархате, на первых ступенях развития семьи.