Статистические возможности анализа причин преступности, личности правонарушителей и мотивации преступного поведения

В теории криминологии причины преступности, конкретных преступлений и личность преступника обычно рассматриваются как относительно самостоятельные, хотя и взаимосвязанные про­блемы. Мотивация преступного поведения чаще всего тяготеет к проблеме личности, но нередко рассматривается в структуре ком­плекса объективных и субъективных причин. В реальной жизни и практике правоохранительных органов четко развести причины преступности, конкретных преступлений, личность преступни­ков и мотивацию преступного поведения непросто.

Объективные причины преступности реализуются в конкрет­ных противоправных актах через личность субъекта и его мотива­цию. Причинами преступного поведения выступает вся совокуп­ность социальных воздействий прошлого, настоящего и возмож­ного будущего во взаимодействии с личностью правонарушите­лей. В момент совершения преступления многие причины давно перестали объективно существовать, но оставили свои «следы» в личности виновного, «спрессованные» в его взглядах, привыч­ках, побуждениях. Поэтому причины и условия, действующие в момент совершения преступления, осознанно или неосознанно, но избирательно отбираются субъектом в качестве личностно зна­чимой информации, которая преломляется через его мотивационную сферу, сформированную предшествующими воздействи­ями, и реализуются через конкретные мотивы, цели, желания.

В момент следственного или судебного разбирательства мно­гие причины преступлений, особенно прошлые, отдаленные и косвенные, далеко не всегда могут быть выявлены и поняты сле­дователем или судом. В снятом виде они наличествуют в более или менее устанавливаемой характеристике личности виновного. В силу этого в уголовном деле и документах первичного учета отражается лишь то, что установлено.

Задача статистического анализа причин преступности, лич­ности преступника и мотивации преступного поведения — выя­вить и измерить имеющуюся связь между теми признаками, ко­торые отражены в криминальном учете, и признаками соци­альных, экономических и других явлений, которые сопровожда­ли жизнь и деятельность правонарушителя.

Объединение анализа возможностей статистического изуче­ния причин преступности, личности преступников и мотивации преступного поведения в одном параграфе определяется их объек­тивной взаимосвязанностью и неразрывностью отражения в до­кументах первичного учета и отчетности. Раздельный анализ ста­тистических возможностей изучения данных явлений вполне осу­ществим и необходим, но в учебнике это привело бы к много­численным повторам. Сказанное, однако, не может служить ме­тодическим препятствием для обособленного статистического ана­лиза причин преступности, конкретных преступлений, личнос­ти преступников и мотивации преступного поведения в научных или практических целях. Хотя и в этом случае не следует забы­вать о реально существующих взаимосвязях между данными объек­тами изучения.

Преступность детерминируется огромным количеством соци­альных, экономических, демографических, организационных, идеологических и иных причин и условий, «растянутых» во вре­мени и пространстве. Система детерминирующих обстоятельств глубоко разработана в фундаментальных криминологических ис­следованиях, и она вполне применима в эмпирических изуче­ниях.

1. Статистические возможности анализа причин преступнос­ти иные, чем при количественном изучении самих уголовно-на­казуемых деяний. С одной стороны (в рамках юридической стати­стики), эти возможности намного уже, с другой (в рамках дру­гих отраслей статистики) — заметно шире. Собственно юриди­ческая (уголовная) статистика отслеживает причины преступно­сти не прямо, а лишь косвенно и в ограниченном, можно ска­зать, условном виде. Но статистическое изучение причинности не замыкается на криминальном учете и отчетности. Во взаимо­связи с ними может использоваться экономическая, социальная, демографическая, культурная, медицинская, моральная и иные виды статистики. Что касается использования в этих сопоставле­ниях собственных методов статистического анализа (сводки и группировки, относительных и средних величин, корреляции и др.), то универсальность применения для любых количествен­ных явлений позволяет использовать их и при изучении причин без каких-либо ограничений.

Предварительное статистическое выявление причин преступ­ности начинается с количественной характеристики ее состояния, уровня, структуры, динамики. Особенно важны структурные по­казатели различных обстоятельств совершения преступлений и удельные веса распределения преступных проявлений по объек­тивным признакам, таким как:

- места и способы совершения преступлений,

— объекты и предметы посягательства (незаконного оборота),

- способы и орудия совершения преступлений,

— квалификация и категоризация преступлений,

- административно-территориальное деление,

- социальные сферы,

- отрасли хозяйства,

— формы собственности,

— организационно-правовые формы хозяйствующих субъектов,

— применение оружия, взрывчатых веществ и боеприпасов.

Эти знания помогают относительно точно сориентироваться в наи­более криминогенных зонах, территориях, сферах, отраслях и т. д.

Объем показателей по многим из названных признаков дос­таточно большой: по способам совершения преступлений -29 признаков, организационным формам хозяйствующих субъек­тов при посягательствах экономической направленности — 54, предметам посягательства — 103, месту совершения преступления — 105, отраслям хозяйства — 286, составам деяний — более 500 и т. д.

Определение направленности изучения может быть плановым или случайным. Например, регистрация высокого удельного веса преступности в каком-то регионе, городе, районе по сравнению со средними данными по стране или субъекту Федерации, либо по сравнению с данными предыдущих лет может привлечь вни­мание изучающего к более глубокому осмыслению положения дел на данной территории. Может случиться так, что высокий удельный вес обусловлен наличием миграционного прироста на­селения. Дополнительный расчет коэффициента преступности на 100 тыс. или 10 тыс. всего населения и населения в возрасте уго­ловной ответственности способствует более точному раскрытию состояния преступности в данном районе. Если оно и по коэф­фициенту преступности выделяется в худшую сторону, то это мо­жет служить достаточным основанием к более глубокому крими­нологическому изучению.

Анализ преступности по ее другим объективным показателям, месту и способу совершения преступлений, объектам и предме­там преступного посягательства, квалификации и категориям де­яний, отраслям хозяйства и т. п. помогает уточнить особо крими­ногенные обстоятельства. К примеру, если преступность распрос­транена на улицах и в общественных местах, круг причин может быть один, на предприятиях — другой, в квартирах — третий. Если объект посягательства — коммерческая деятельность, то в сово­купность причин будут входить одни обстоятельства; порядок при­ватизации — другие; половая неприкосновенность женщин — тре­тьи; порядок государственного управления — четвертые. И так по каждому объективному показателю.

В первичных документах учета преступности регистрируется дополнительная характеристика преступлений. Там отражается: сколько преступлений связано с приватизацией, земельными от­ношениями, внешнеэкономической или финансовой деятельно­стью, операциями с недвижимостью, незаконным оборотом ва­лютных ценностей, потребительским рынком, стратегическими материалами; сколько преступлений совершено в сфере пасса­жирских или грузовых перевозок и связано с хищениями грузов на разных стадиях их доставки; сколько преступлений сопряже­но с разбоем, вымогательством, бандитизмом, захватом залож­ников и другими «попутными» преступлениями; сколько преступлений совершено в отношении лиц, находящихся в беспо­мощном состоянии, при исполнении служебной деятельности или выполнении общественного долга; сколько преступлений повлекло причинение тяжкого вреда здоровью или смерть потерпевших и другие общественно-опасных последствия; сколько преступлений связано с различными нарушениями правил предпринимательс­кой или банковской деятельности и т. д., и т. п.

Многие из перечисленных показателей могут быть установ­лены почти по всем учтенным преступлениям, независимо от того, раскрыты они или нет, а остальные — только по раскры­тым деяниям и при выявлении виновных лиц. Раскрытие пре­ступлений и установление лиц, их совершивших, дает возмож­ность уточнить предварительные выводы о некоторых объек­тивных обстоятельствах совершения преступлений, а также по­знакомиться с обобщенной характеристикой выявленных пра­вонарушителей и мотивацией их преступного поведения.

2. В статистических карточках на лицо, совершившее преступ­ление, отражается более 200 обобщенных признаков личности, текстуальных и закодированных. С учетом использования кодов справочников и Особенной части УК РФ — около 1500: фами­лия, имя, отчество, дата рождения, пол, образование, граждан­ство, страна и место проживания, цель приезда, социальное по­ложение, материальное обеспечение, семейное положение, на­циональная принадлежность, психическое состояние во время совершения преступления (алкогольное, наркотическое, токси­ческое опьянение), отношение к группам хронических алкого­ликов, наркоманов, токсикоманов, отношение к другим мар­гинальным слоям населения, распределение по видам соучаст­ников и формам соучастия, по повторности, прежней судимо­сти, общему и специальному рецидиву и т. д.

Многие причины могут быть раскрыты только через те или иные сведения о лицах, подозреваемых и обвиняемых в совер­шении преступлений. В 1996 г., например, в структуре установ­ленных правонарушителей было выявлено 11,9% несовершен­нолетних, 15,9% — женщин, 48,1% — лиц, не имеющих по­стоянного источника дохода, 22,1% — ранее совершавших пре­ступления, 28,0% — совершивших преступление в группе и 36,4% -- находились во время совершения преступления в со­стоянии алкогольного опьянения. Одни только эти данные ори­ентируют изучающего на недостатки воспитания подростков в семье и школе, исключительную криминогенность лица без по­стоянного источника дохода, серьезные пробелы ресоциализации лиц, ранее совершавших преступления, криминогенную роль групповой психологии и пьянства. В 1997 г. рассматривае­мые показатели соответственно составили: 11,8; 13,6; 52,4; 25,9; 32,6; 33,8%. Заметный рост в течение года удельного веса лиц, не имеющих постоянного дохода, ранее судимых и совершив­ших преступление в группе указывает на определенные тенден­ции и причины преступных проявлений.

Из этих же данных видно, что характеристика выявленных правонарушителей существенно сдвигается к маргинальным груп­пам населения, тогда как реально преступления совершают субъекты из самых разных социальных слоев, не исключая поли­тической и правящей элиты, но они с трудом выявляются, ре­гистрируются, расследуются и т. д. Характеристика лиц, совер­шивших нераскрытые и латентные деяния, могла бы заметно по­влиять на удельные веса названных признаков, но этих данных в официальной статистике нет. Их можно получить лишь при спе­циально организованном статистическом наблюдении.

При статистическом изучении таких сложных систем как лич­ность человека следует проявлять максимум критичности к полу­чаемым показателям и принимать меры для проверки их надеж­ности путем привлечения иной информации. Всем известно, что состояние опьянения субъекта — серьезный криминогенный фак­тор. Удельный вес названного обстоятельства в структуре выяв­ленных правонарушителей или учтенных преступлений колеблет­ся в пределах 30—35%. Он особенно высок при совершении хули­ганских действий. В 60-е гг., когда хулиганство составляло около трети всей учтенной преступности, состояние опьянения нали­чествовало в 6-9 случаях из 10. Этот фактор признавался самым главным. Но посмотрим на этот фактор с другой стороны.

Возьмем за базу, т. е. за 100%, не число лиц, совершивших хулиганство, а общее количество граждан, которые употребля­ют спиртные напитки, и вычислим среди них долю хулиганов. На 1000 пьющих мужчин в начале 80-х гг. хулиганские действия совершали 2-4 человека в год. Если соотнести случаи хулиган­ства с количеством выпивок, поскольку криминогенным фак­тором признается состояние опьянения во время совершения преступления, то доля его среди пьющих окажется мизерной. При этом была принята минимальная частота употребления ал­коголя пьющими: 1—2 раза в месяц или 12—24 раза в год.

Состояние опьянения при таком подходе в абсолютном боль­шинстве случаев напрямую не приводит к совершению хулиган­ских действий или иных «пьяных» преступлений. Все оказывает­ся намного сложнее и без обращения к биологическим и психо­логическим особенностям личности, которые взаимодействуют с состоянием опьянения, трудно понять криминогенное влия­ние последнего. Тем не менее этот фактор криминологически ва­жен, но его нельзя рассматривать в отрыве от других обстоятельств как самодостаточный, хотя его доля в структуре правонарушите­лей существенна, но она традиционно является разной для раз­личных регионов страны и различных народов.

По данным 1996 г. в России было зарегистрировано 34,6% преступлений, совершенных субъектами в состоянии опьянения. Разрыв по субъектам Федерации достигает 6-кратного размера и определенным образом связан с общим уровнем преступности. В Республике Тува в состоянии опьянения было совершено 50,6% преступлений, в Волгоградской области — 52,5%, в Республи­ке Коми — 53,6%, в Ингушской Республике — только 8,8%, в Республике Адыгея -- 13,2%, в Республике Северная Осетия -Алания (которая заполонила страну некачественной и фальси­фицированной водкой) -- 14,0%. Имеющиеся различия неслу­чайны. Они требуют более широкого и глубокого статистичес­кого и теоретического анализа.

Удельные веса показателей личности правонарушителей це­лесообразно сопоставлять с удельными весами тех же признаков среди правопослушных граждан. Когда мы регистрируем долю мужчин среди преступников в пределах 84—87%, то есть все ос­нования утверждать об особой криминогенности этого пола. Но если мы рассчитаем коэффициенты преступности полов на 100 тыс. мужчин и женщин, то криминогенность мужчин еще более увеличится, так как их доля в структуре населения меньше 50%. Эти соотношения устойчивы. В большинстве стран мира пре­ступная активность мужчин в 6—7—8 раз выше, чем женщин.

То же можно сказать о криминогенности лиц, не имеющих постоянного источника дохода. Их в структуре российских пре­ступников 1997 г.— 52,4%. Это очень много. Мы не имеем точ­ных данных о доли данной категории граждан в структуре всего населения. Но по некоторым приблизительным оценкам она составляет около 15—20%. Если это так, то криминогенность анализируемого фактора еще более очевидна.

Сопоставительный статистический анализ тех или иных дан­ных о личности правонарушителей выводит исследователя на очень серьезные криминологические проблемы. В конце 80-х гг. при анализе преступности несовершеннолетних автор нашел сле­дующие данные: среди школьников 1988 г. было совершено 1 пре­ступление на 278 учащихся общеобразовательных школ, среди учащихся ПТУ — 1 преступление на 77 учащихся, среди работа­ющих подростков — 1 преступление на 24—26 человек, а среди не работающих и не учащихся подростков — 1 преступление на 5—6 таких лиц. Получалось, что преступная активность несовер­шеннолетних, «выпавших» из школьной и трудовой жизни, была в 4—6 раз выше, чем работающих подростков, в 10—15 раз выше, чем учащихся ПТУ и в 40—45 раз выше, чем школьников.

Иерархия криминогенности различных категорий несовер­шеннолетних в этом случае закономерно переходила на иерар­хию криминогенности школ, ПТУ, заводов, улицы. В 90-е гг. все это только усугубилось. Но сейчас об этом можно только гадать, поскольку системного и полного учета нет не только в отноше­нии детей, которые нигде не учатся и не работают, но и в отно­шении всех категорий учащихся. Подобные сведения можно по­лучить лишь при выборочном специально организованном об­следовании. На основе приведенных данных можно делать и еще более общие выводы: рост правонарушаемости подростков — се­рьезная база для будущей взрослой преступности.

3. Особо ценные сведения о возможных причинах и условиях совершения преступлений наличествуют в мотивах преступного поведения. Первичные учетные документы отслеживают преступ­ления, совершенные по корыстным побуждениям; по мотивам приобретения (получения) наркотических средств, психотроп­ных, сильнодействующих веществ, прекурсоров, спиртных на­питков, денежных средств, кредита; совершение преступлений с целью завладения транспортным средством, грузом, оружием, взрывными устройствами, взрывчатыми веществами, боеприпа­сами; с целью сбыта или промысла; из хулиганских, сексуальных, бытовых (ссора, ревность, иные бытовые мотивы) побуж­дений; по мотивам вражды, ненависти, мести (расовой, нацио­нальной, религиозной), иной личной заинтересованности; в це­лях раздела сфер влияния, облегчения совершения или сокрытия других преступлений, сокрытия прибыли от налогообложения, в целях трансплантации человеческих органов и многие другие.

Перечень мотивов далек от совершенства. Это связано в пер­вую очередь с тем, что содержание мотивов, их иерархия и систе­ма недостаточно разработаны в науке и судебной практике. Выше­приведенный перечень списан нами почти дословно со статисти­ческих карточек о результатах расследования преступления (Ф. № 1.1, п. 26) и на лицо, совершившее преступление (Ф. № 2, п. 35). В них говорится о корыстных побуждениях (код 01), мотивах приобретения (получения) наркотических средств (код 02), спир­тных напитков (код 04), денежных средств (код 05), хищении гру­зов на разных стадиях перевозки {коды 19, 20, 21), о мотивах сопряженности преступления с разбоем (код 30), вымогатель­ством (код 31), бандитизмом (код 32), мотивах сбыта (код 10), промысла (код 11), раздела сфер влияния (код 20), сокрытия доходов (код 22) и т. д. Все перечисленные мотивы носят исход­ный корыстный характер. Если бы в статистических карточках было указано, что «корыстные побуждения» — родовое понятие по отношению к конкретным формам реализации корысти, то это было бы более или менее правильно. Но этого, к сожале­нию, нет. Поэтому при работе с базами данных по мотивам пре­ступного поведения необходимо проявлять высокую критичность.

Тем не менее практическое изучение криминальной мотива­ции помогает глубже разобраться в субъективных и объектив­ных причинах преступности, правильно понять и оценить лич­ность виновных в генезисе преступления, грамотно квалифици­ровать содеянное по субъективной стороне преступления, ин­дивидуализировать наказание и оптимизировать ресоциализацию преступников. Мотивационные характеристики преступности в сочетании с признаками личности и объективными характерис­тиками преступления существенно приближают исследователей к искомым причинам и условиям, способствующим соверше­нию преступлений. На основании этих данных мы узнаем, ка­кие преступления совершаются, где, кем, как и ради чего.

Отсутствие аналогичных сведений по латентным преступле­ниям и недостаток этих данных по учтенным, но нераскрытым преступлениям, не дает возможности изучить подобные обсто­ятельства в полном объеме реально совершаемой преступности. Но наличие информации по учтенным и раскрытым деяниям позволяет более или менее адекватно оценить возможный на­бор причин и условий преступности и их иерархию.

Отслеживание доминирующих криминальных мотивов за дли­тельный период времени свидетельствует о криминологически значимых сдвигах в преступности, ее причинах и об обществе в целом. Обратимся к динамике мотивов умышленных убийств. В 1956 г. 87,5% этих деяний совершалось по следующим мотивам (мотивационным обстоятельствам): на почве ревности, ссоры и других бытовых причин (52,8%), из хулиганских побуждений (19,5%), при убийстве матерью новорожденного (7,5%), разбой­ном нападении (6,3%), изнасиловании (1,4%). В 1966 г. эти пока­затели соответственно составили: 58,5+26,7+3,7+1,8+1,2 = 91,9%. К 1991 г. их криминологическая значимость ослабла (с 91,9 до 35,7%) в 2,6 раза, в том числе мотивация ревности и другие бытовые побуждения — почти в 2 раза, хулиганские побуждения — в 10, детоубийство — в 9, корыстная мотивация при разбоях в 9, сек­суальная мотивация при изнасиловании — в 5. В результате насту­пивших изменений 2 убийства из 3 стали мотивироваться «ото­двинутой» корыстью, желаниями к переделу сфер влияния и уст­ранению конкурентов, местью, национальной и политической нетерпимостью и т. д. Мотивы последних лет раскрывают совсем другие причины, чем мотивы 60-х гг. Это объяснимо происходя­щими в стране серьезными изменениями.

4. Статистическое изучение соответствующих показателей в ди­намике имеет исключительную аналитическую значимость. Об­ратимся к некоторым частным показателям. В 1995 г. были выяв­лены 8222 организованные группы. 1641 группа насчитывали от 4 до 10 человек, 151 — свыше 10 человек; 1628 групп существо­вали от 1 до 5 лет, а 11 — свыше 5 лет; 363 группы имели между­народные связи, 1065 -- межрегиональные, 857 -- коррумпиро­ванные. Организованные группы (выявленные) совершили 26 433 тягчайших преступления. Один перечень названных пока­зателей раскрывает важные криминогенные обстоятельства.

Выявление более 8 тыс. организованных групп в течение од­ного года свидетельствует о широкой распространенности орга­низованной преступности в стране. Однако реальное число этих групп в 2—4 раза выше. Около 17% групп имели международные и межрегиональные связи, каждая десятая была связана с кор­румпированными чиновниками, более 20% действовали от 1 до 5 лет и дольше, но своевременно не были установлены органами правоохраны. Если мы посмотрим на организованную преступ­ность в динамике, то установим важные тенденции: за 6 лет (1989— 1995 гг.) число выявленных преступных групп увеличилось в 17 раз, их число с количественным составом от 4 до 10 человек и более — в 10, с длительностью существования от 1 до 5 лет — в 20, с межрегиональными связями — в 27, с коррумпированны­ми — в 142—172 раза. За эти же годы число выявленных преступ­лений, совершенных установленными организованными группа­ми, увеличилось только в 9 раз. Научились «прятать концы в воду». Сопоставление приведенных данных дает более точные «адреса» причинности организованной преступности и эффективности си­стемы правоохранительных органов.

Обращение к динамике анализируемых показателей в целях вы­явления обстоятельств, способствующих совершению преступлений, имеет важное значение. Именно динамика их, положительно или отрицательно коррелируемая с динамикой самой преступности, позволяет зачислить те или иные обстоятельства в систему крими­ногенных или антикриминогенных факторов, среди которых могут быть и преступления одного вида по отношению к другому.

Между зарегистрированным уровнем хищений огнестрельно­го оружия и учтенными преступлениями, совершенными с при­менением огнестрельного оружия, существует прямая корреля­ционная зависимость (табл. 1).

Таблица I

Соотношение преступлений хищения оружия и его применения

Виды преступлений							Всего
Хищения:
абсолютные пока-
затели						ИЗО
проценты	100,0	147,2	180,6	174,9	172,8	146,2	—
Вооруженные престу-
пления:
абсолютные пока-
затели			19 154		12 160
проценты	100,1	198,0	427,4	403,0	271,4	213,1	—
Число вооруженных
преступлений на одно
хищение оружия	5,8	7,8	13,7	13,4	9,1	8,5

Сопоставляя числа хищений оружия и преступлений, со­вершенных с применением оружия, следует сознавать, что эти деяния коррелируют между собой главным образом потому, что у них практически одни и те же причины. Но хищение ору­жия чаще всего -- лишь стадия приготовления более дерзких преступлений с применением оружия. Это, однако, не означа­ет, что совершение тяжких вооруженных преступлений в том или ином году осуществляется с оружием, похищенным в том же году. На руках населения оружия много.

В 70-е гг. в розыске находились десятки похищенных стволов, в 80-е гг. — сотни, в 90-е гг. — тысячи. В 1996 г. разыскивался 32 121 ствол. Это в 210 раз больше, чем в 1988 г. По неполным данным МВД РФ в нелегальном обороте в 1995 г. находилось не менее 150 тыс. единиц огнестрельного оружия. Кроме того, 3,2 млн огнестрельного оружия (главным образом, охотничьего) в том же году находилось в правомерном владении граждан. Любая еди­ница оружия из этой массы могла быть применена при соверше­нии преступления. Тем не менее между хищениями оружия и при­менением его при совершении других преступлений существует сильная прямая корреляция.

Судя по данным таблицы, в 1992—1993 гг. росло число хище­ний и применений оружия, а в последующие годы снижалось число и хищений, и применения оружия, хотя темпы прироста (снижения) в сопоставляемых видах деяний существенно разли­чались. В среднем на одно хищение приходилось 10 вооруженных деяний. Максимум (13,7 и 13,4) падает на 1993—1994 гг. Пере­фразируя известное выражение (если в первом акте пьесы на стене висит ружье, то в последнем акте оно выстрелит) можно ска­зать, если совершено хищение оружия, то оно с большой долей вероятности может вскоре выстрелить.

Осознание опасностей от вооруженных преступлений в 1992— 1995 гг. и принятие некоторых предупредительных мер по конт­ролю над оружием снизило число учтенного вооруженного на­силия в стране. Аналогичная картина наблюдалась в США в 80-90-е гг. Удельный вес умышленных убийств с применением ог­нестрельного оружия с 1985 по 1994 г. в американском обществе вырос с 54 до 60%. В США оружие свободно продается и покупа­ется. Только по учету там насчитывается примерно один ствол на каждого жителя (от младенцев до стариков). Население страны давно научилось более или менее осторожно пользоваться им. Но интенсивный рост умышленных убийств из огнестрельного ору­жия напугал американское общество, что послужило основани­ем для принятия жесткого законодательства 1994 г., по которому запрещались продажа и хранение 19 видов автоматического ору­жия, расширение применения смертной казни по 50 составам деяний и многие другие репрессивные меры. Они способствова­ли снижению уровня умышленных убийств вообще и совершен­ных с применением огнестрельного оружия, в частности.

Проблема распространения огнестрельного оружия на земле волнует международное сообщество. На Девятом конгрессе ООН о предупреждении преступности и обращении с правонарушителя­ми (Каир, 1995 г.) обсуждался специальный проект резолюции о контроле над оружием. Как мы видим, изучение соотношений толь­ко двух взаимосвязанных деяний, одно из которых условно можно рассматривать как фактор, а другое как следствие, помогает вый­ти на очень важные национальные и транснациональные крими­нологические проблемы. Результаты статистического анализа па­раллельных рядов этих двух деяний — серьезный аргумент против введения в России свободной продажи огнестрельного оружия, которая давно предлагается некоторыми политиками.

5. Следующий шаг в статистическом выявлении причин и ус­ловий, способствующих совершению преступлений, — это сопо­ставление данных криминальной статистики с данными статисти­ки социальной, экономической, демографической, культурной, гео­графической, медицинской, моральной и т. д.

Элементарным примером может служить обращение к коэф­фициенту преступности, который строится на соотношении аб­солютного числа преступлений (юридическая статистика) на 100 тыс. или 10 тыс. жителей (демографическая статистика). Это соотношение помогает решать очень многие проблемы объектив­ной оценки преступности, сравнительного анализа по террито­риям и годам, в том числе и в плане определения криминоген­ное™ той или иной группы населения. Аналогичные сопоставле­ния можно произвести между данными о преступлениях и пло­щадью территории, на которой они совершены, путем исчисле­ния числа преступлений на 1 кв. километр территории.

Более ценные данные для изучения причин преступности за­ключаются в соотношениях уголовной статистики с сущностны­ми статистическими характеристиками общества и государства -политическими, экономическими, социальными, культурными, духовными и т. д. Эти сведения систематически собираются и обнародуются в статистических сборниках Госкомстата РФ. В дан­ном случае статистический анализ является междисциплинарным и базируется на статистическом учете и отчетности по всем от­раслям и сферам жизни и деятельности. Обращение к статистике данных отраслей требует от исследователя достаточного знаком­ства с интересующими его учетом и отчетностью.

Демографическая статистика дает возможность соотнести пре­ступность, распределенную во времени и пространстве, с ана­логичным распределениям численности всего населения, муж­чин и женщин, лиц различного возраста, городских и сельских жителей, с общими и частными показателями воспроизводства населения, браками и разводами, рождаемостью и смертностью, естественным и миграционным приростом и т. д. Все это имеет прямое отношение к изучению причинности преступности или ее особенностей.

Особую роль в этих изучениях играет анализ взаимосвязей уровня преступности с основными общеэкономическими показа­телями, развитием материального производства и различных форм хозяйства страны (субъекта Федерации, города, района), со струк­турой и уровнем валового национального продукта в целом и по отраслям производства, национальным доходом, производитель­ностью труда, потреблением и накоплением, распределением населения по отраслям производства и обслуживания, природ­ными ресурсами и охраной окружающей среды, с научно-техни­ческим прогрессом, производством и оборотом алкогольных на­питков и т. д. Статистика и криминология имеют в проведении подобного анализа богатый опыт.

Любопытные сведения, например, приводятся в Четвертом обзоре ООН о тенденциях преступности по данным 1990 г. на основе изучения взаимосвязей убийств с агрегированными по­казателями развития людских ресурсов. Эти агрегированные по­казатели представляли собой уровень национального дохода, про­должительность жизни и уровень образования (табл. 2).

Приведенные данные международной статистики подтвер­ждают давно установленную ООН тенденцию: уровень убийств и насилия значительно выше в бедных и развивающихся странах, чем в более обеспеченных и развитых, поскольку борьба за су­ществование и выживание снижает ценность человеческой жиз­ни. В развитых странах с достаточной социальной защитой чрезвычайно высок уровень корыстных деяний, главным образом, краж. Приведенная таблица раскрывает причинные связи убийств с низким уровнем развития людских ресурсов, низким и сред­ним уровнем доходов населения, с недостаточным развитием страны в целом. Коэффициент убийств в странах с низким уров­нем развития людских ресурсов в 4,5 раза выше, чем в странах с высоким уровнем их развития.

Таблица 2

Взаимосвязь убийств с некоторыми агрегированными показателями'

Агрегированные показатели

Развитие людских ресурсов:

низкий уровень

средний уровень

высокий уровень Доходы:

низкий уровень

средний уровень

высокий уровень

Развитие стран: развивающиеся развитые

Уровень убийств на 100 тыс. населения

Система показателей социальной статистики в ее широком по­нимании включает в себя огромное число показателей, выявле­ние взаимосвязей преступных проявлений с которыми помогает адекватно определить всю совокупность криминогенных факторов социального значения. Систему показателей социальной статисти­ки условно можно разбить на четыре большие группы.

1) Статистика общественного и государственного устройства: экономической системы страны, политической системы страны, социальной структуры общества, расслоения общества, обще­ственного мнения и другие параметры.

2) Статистика личности, семьи, коллектива: личности и се­мьи, трудового коллектива, моральных устоев, свободного вре­мени, досуга и другие показатели.

3) Статистика уровня жизни населения: доходов и расходов, социальных условий труда, социального обеспечения, потребле­ния материальных благ и услуг и т. д.

4) Статистика сферы обслуживания населения: торгового и бытового обслуживания, жилищных условий и коммунального обслуживания, транспортного обслуживания и услуг связи, здра­воохранения и физической культуры, продолжительности жиз­ни, образования, культуры, массовой информации и многих дру­гих аспектов обслуживания.

В порядке иллюстрации мы обратимся лишь к одной взаимо­связи, может быть, самой главной, -- взаимосвязи уровня ко­рыстной преступности с величиной социально-экономического расслоения (неравенства) населения, в котором заложена суть социальной справедливости общества.

В 60-е гг. доля корыстных преступлений в структуре всей учтен­ной преступности составляла около 40—45%, в конце 80-х гг. — в пределах 75, в настоящее время — более 80%. С учетом латентной корыстной преступности эта доля будет еще больше, ибо уровень латентности корыстных экономических и должностных преступле­ний чрезвычайно велик. В российских условиях неправового накоп­ления первичного капитала это в первую очередь свидетельствует о криминальном «окорыствовании» всех общественных отношений -экономических, социальных, политических. Значительное число людей в переходное правовое безвременье имеет мотивацию стать собственником, урвать свое или чужое, создать или войти в доход­ную коммерческую структуру, обворовывающую государство, об­щество, а то и непосредственно население.

Именно в эти годы интенсивно увеличивался разрыв в дохо­дах населения (децильный коэффициент, раскрывающий соот­ношение 10% самых бедных и 10% самых богатых). В 1991 г. он составлял 1:4,5, в 1992 - 1:8, в 1993 - 1:10, в 1994 -1:15. По данным Программы социальных реформ в РФ на период 1996-2000 гг., утвержденной постановлением Правительства РФ 26 фев­раля 1997 г., этот разрыв был уже 1:24'. Скрытый разрыв намно­го больше. Данный социально-экономический фактор является особо криминогенным. Это было доказано многочисленными ис­следованиями XVI1I-XX вв. Платон в целях предупреждения пре­ступлений прямо предлагал установить разрыв между бедностью и богатством в пределах 1:4. Эти предложения реализуются во многих цивилизованных странах. В демократических европейс­ких государствах он близок к пятикратному. Социально опас­ным и наиболее криминогенным считается соотношение 1:10. Этот вывод с давних времен базируется на соотношении уго­ловной, моральной и социально-экономической статистики.

Подобные сопоставления многих сведений о преступности могут быть произведены с самыми разными показателями со­циально-экономического развития. В статистической и крими­нологической литературе на сопоставлении уголовной и соци­ально-экономической статистики давно и небезуспешно реша­ются многие проблемы изучения причинности преступных про­явлений.

.