Глава ii. эгоистическое самоубийство 1 страница

Рассмотрим, каким образом различные вероисповеда­ния влияют на самоубийство.

I

Если посмотреть на европейскую картину само­убийств, то с первого взгляда бросится в глаза, что в чисто католических странах, как-то в Италии, Пор­тугалии и Испании, самоубийства развиты очень мало, тогда как максимум их наблюдается в протестантских странах, в Пруссии, Саксонии и Дании. Нижеследу­ющие средние цифры, выведенные Морселли, подтвер­ждают это первое впечатление.

Среднее число самоубийств на 1 млн жителей:

Государства протестантские 190

" смешанные (прот. и кат.) 96

" римско-католические 58

" греко-католические 40

Впрочем, низкий уровень самоубийств у греко-католиков не может быть с уверенностью приписан влиянию религии, так как цивилизация этих стран резко отличается от цивилизации других европейских наций, а следовательно, эти культурные различия и могут оказаться причиной неодинаково выраженной наклон­ности к самоубийству. Но нельзя сказать того же самого относительно большинства католических и протестантских обществ. Бесспорно, не все эти стра­ны находятся на одинаковом моральном и интеллектуальном уровне, но сходство между ними настолько велико, что мы имеем некоторое право приписать различию вероисповедного культа тот очевидный кон­траст, который они собой представляют по отноше­нию к самоубийству.

Это первое сравнение носит, однако, слишком сум­марный характер; несмотря на свое несомненное сход­ство, та социальная среда, в которой живет население этих различных стран, не вполне однородна. Цивили­зация Испании и Португалии во многом уступает Гер­мании, и это обстоятельство может быть причиной того, что развитие самоубийства в них неодинаково. Для того чтобы избежать этой ошибки и с большей достоверностью определить влияния католичества и протестантизма на наклонность к самоубийству, на­до сравнить роль этих двух религий внутри одного и того же общества.

Среди больших государств, входящих в состав Гер­манской империи, наименьшее число самоубийств при­ходится на долю Баварии. Там едва насчитывается до 90 годовых случаев на 1 млн жителей начиная с 1874 г., тогда как в Пруссии в 1871 —1875 гг. их было 133, в герцогстве Баденском — 156, в Вюртемберге — 162, в Саксонии — 300; в то же время именно здесь более всего католиков: 713,2 на 1000 жителей. Если мы, с другой стороны, сравним различные провинции это­го королевства, то увидим, что число самоубийств прямо пропорционально числу протестантов и обрат­но пропорционально числу католиков.

Вышеизложенный закон подтверждается не только соответствием средних чисел, но все числа первого столбца превышают числа второго, а числа второго превышают числа третьего, без всякого исключения. То же самое мы видим и в Пруссии. В 14 сопоставлен­ных провинциях мы имеем только два незначительных исключения: Силезия, которая в силу относительно высокого числа самоубийств должна была бы стоять во втором столбце, находится только в третьем, тогда как, наоборот, Померания стоит в первом столбце, в то время как ее место должно бы быть во втором.

В этой стране встречается и немецкое, и французс­кое население, и потому в ней можно наблюдать в от­дельности влияние культа каждой из этих двух рас. Католические кантоны независимо от национальности их населения дают в 4 или в 5 раз меньше самоубийств, чем протестантские. Следовательно, влияние религии так велико, что превышает всякое другое.

Мы видим, что везде, без всякого исключения, сре­ди протестантов насчитывается большее число самоубийств, чем среди населения других вероисповеданий. Отклонения наблюдаются между минимумом в 20— 30% и максимумом в 300%. Напрасно Мауг против такой согласованности фактов приводит исключение в лице Норвегии и Швеции, где хотя население и про­тестантское, но число самоубийств невелико. Прежде всего, как мы уже заметили в начале этой главы, эти международные сравнения недостаточно убедительны, если они не относятся к большому числу сравниваемых стран; но даже и в этом последнем случае они не могут играть большой роли. Между жителями Скандинавс­кого полуострова и населением Центральной Европы существует слишком явное различие, вследствие чего протестантизм, естественно, не в состоянии оказывать на тех и других вполне одинакового влияния. Кроме того, хотя сам по себе процент самоубийств в этих двух странах недостаточно высок, он все же представ­ляется относительно довольно значительным, если принять во внимание то скромное место, которое за­нимают эти страны среди цивилизованных народов Европы. Нет никакого основания предполагать, что эти народы находятся на более высоком интеллекту­альном уровне, чем Италия, хотя в них население лишает себя жизни в 2—3 раза больше (вместо 40—67. 90—100 случаев на 1 млн жит.). Не является ли проте­стантство определяющей причиной этого относитель­ного возрастания? Таким образом, данный факт не только не подрывает установленного нами закона, но, напротив, служит его подтверждению.

Что касается евреев, то их наклонность к самоубий­ству всегда слабее, чем у протестантов; в большинстве случаев она слабее также, хотя и в меньшей пропор­ции, чем у католиков. Но тем не менее случается, что это последнее соотношение нарушается, особенно в но­вейшее время. Вплоть до половины XIX в. евреи лиша­ли себя жизни меньше, чем католики всех стран, ис­ключая Баварию; только начиная с 1870 г. они стали утрачивать свою привилегию в этом отношении, но и то очень редко случается, чтобы число самоубийств среди евреев было многим выше, чем среди католиков. Не надо забывать, что евреи более, чем какие бы то ни было другие вероисповедные группы, живут в городах и занимаются интеллигентными профессиями. В связи с этим у них наклонность к самоубийству должна развиться сильнее, чем в людях, исповедующих другие веры, под влиянием причин, не зависящих от религии.

Раз, не смотря на это отягощающее влияние, процент самоубийц иудейского вероисповедания так слаб, то если бы положение евреев было одинаково со всеми другими народностями, эта религия давала бы, несом­ненно, всего меньше самоубийств. Перейдем теперь к объяснению установленных фактов.

II

Если вспомнить, что повсюду евреи являются ничтож­ным меньшинством и что почти во всех подвергшихся наблюдению странах в меньшинстве оказались и като­лики, то естественно и соблазнительно именно в этом обстоятельстве видеть причину относительно малого количества добровольных смертей среди этих двух культов.

Нельзя не признать того факта, что наименее мно­гочисленные культы в стране, принужденные бороться против враждебности окружающего их населения, обя­заны для поддержания своего существования установить в своей среде суровый контроль и подчиниться исключительно строгой дисциплине. Для того чтобы оправдать оказываемую им терпимость, к тому же крайне непрочную, им приходится развивать в себе особенно высокую нравственную устойчивость.

Помимо этих общих соображений некоторые фак­ты действительно подтверждают, что этот специальный фактор имеет известное влияние на процент само­убийств. В Пруссии мы имеем резко выраженное като­лическое меньшинство: католики составляют только '/ общего населения и лишают себя жизни в 3 раза меньше, чем протестанты. Разница эта уменьшается в Баварии, где / населения — католики; число добро­вольных смертей³среди этих последних относится к чи­слу самоубийств среди протестантов как 100 к 275, а в некоторые периоды даже как 100 к 238. Наконец, в Австрии, почти всецело католической стране, на 155 случаев самоубийства среди протестантов приходится 100 случаев среди католиков. Поэтому кажется, что там, где протестанты составляют меньшинство, на­клонность к самоубийству вообще уменьшается.

Но во-первых, самоубийство встречает, вообще го­воря, очень снисходительное отношение к себе; и боязнь легкого порицания едва ли может оказать на неготакое сильное воздействие, даже если дело идет о мень­шинстве, положение которого заставляет обращать усиленное внимание на общественное мнение. Самоубийство является актом, никого собой не задева­ющим, и потому обилие самоубийств не приносит никакого ущерба той группе, которая более других предрасположена к нему, и не может восстановить общество против этой группы, как это было бы, без сомнения, при наличности в ней большого числа убийств и преступлений. Кроме того, религиозная не­терпимость, когда она особенно сильно выражена, приводит часто к обратным результатам. Вместо того чтобы заставить диссидентов более уважать мнение большинства, она побуждает их совершенно не счи­таться с этим последним. Когда люди чувствуют себя под гнетом непобедимой враждебности, то у них про­падает всякая охота бороться с нею, и сплошь да рядом гонимые элементы лишь с большим упорством начинают отстаивать в своих нравах и обычаях как раз то, что вызывает особенное порицание. Именно это и происходило чаще всего среди евреев, и поэтому подлежит большому сомнению, чтобы их исключи­тельное преимущество в смысле самоубийства не име­ло других причин, кроме относительной малочислен­ности.

Во всяком случае, этого объяснения недостаточно для понимания взаимоотношения между католиками и протестантами. Если в Австрии и Баварии, где пре­обладает католицизм, оказываемое им умеряющее влияние на развитие самоубийств действует с меньшей интенсивностью, то все же оно еще очень значительно; значит, своим влиянием католицизм обязан не тому, что в некоторых странах он является меньшинством. Какова бы ни была относительная часть каждого из этих двух культов в общей массе населения, всюду, где удалось сравнить их влияние на самоубийство, можно было констатировать тот факт, что протестанты лиша­ют себя жизни значительно чаще, чем католики.

Есть даже страны, как, например, Верхний Пфальц, Верхняя Бавария, где население почти исключительно католическое (92—96%) и где все-таки приходится 309 и 423 случая самоубийства среди протестантов на 100 самоубийц-католиков. Соотношение это поднимается даже до 528% в Нижней Баварии, где не насчитывается и одного протестанта на 100 жителей. Поэтому еслив таком значительном колебании числа самоубийств, представляемом двумя данными религиями, и играют некоторую роль неизбежная осторожность и осмотри­тельность, присущие меньшинству, то в главной своей части это различие вызвано какими-нибудь другими причинами.

Мы находим объяснение в самой природе двух интересующих нас религиозных систем. Та и другая в одинаковой степени запрещают и осуждают само­убийство; на него не только обрушиваются самые су­ровые моральные кары, но обе религии учат, что за гробом начинается новая жизнь, где люди будут нести наказание за свои грехи, к числу которых и протестан­тизм, и католицизм относят самоубийство. Наконец, и в том и в другом культе запрещение убивать себя носит божественный характер; мы имеем здесь не ка­кое-нибудь логическое умозаключение, а авторитет са­мого Бога. Поэтому если протестантизм благоприят­ствует большому числу самоубийств, то вовсе не пото­му, что относится к нему иначе, чем католицизм. Но раз в этом частном случае обе религии выставляют одно и то же нравственное требование, то неодинако­вая степень влияния их на число самоубийств должна иметь своей причиной какое-нибудь из более общих свойств, отличающих их друг от друга.

Единственным существенным различием между ка­толицизмом и протестантизмом является тот факт, что второй в гораздо большей степени допускает сво­боду исследования, чем первый. Уже одним тем, что протестантизм представляет собой идеалистическую религию, он дает гораздо больше места для мысли и размышления, чем греко-латинский политеизм или монотеизм евреев. Он не довольствуется машиналь­ными обрядами, но хочет управлять сознанием людей. Он обращается к человеческому сознанию и даже в тот момент, когда призывает разум к слепому подчине­нию, сам говорит на языке разума. С другой стороны, не подлежит сомнению, что католик принимает свою веру в готовом виде, без всякого критического следо­вания. Он не может подвергать ее даже исторической проверке, так как ему запрещено пользоваться ориги­налами тех текстов, на которые она опирается. Для того чтобы религиозное предание осталось неприкос­новенным, с поразительным искусством построена це­лая организованная иерархия авторитетов. Все, чтоявляется новизной, внушает ужас правоверной католи­ческой мысли.

Протестант в большей степени является творцом своей веры; Библия находится в его руках, и ему не запрещено толковать ее в любом направлении. Даже самая структура протестантского культа обнаружива­ет его религиозный индивидуализм. Нигде, кроме Ан­глии, не существует иерархической организации протестантского духовенства; священник так же, как и каж­дый верующий, подчинен только самому себе и своей совести; он представляет собой только более осведом­ленного руководителя, чем все обыкновенные веру­ющие, но не облечен никаким специальным авторите­том в сфере толкования догмы. Но что лучше всего доказывает, что эта свобода мысли, провозглашенная деятелями реформации, не осталась только платоническим утверждением, так это непрекращающийся рост различных сект, являющих собой такой живой контраст по сравнению с нераздельным единством ка­толической церкви.

Таким образом, мы пришли к первому выводу, что наклонность протестантов к самоубийству должна находиться в зависимости от того духа свободомыслия, которым проникнута эта религия. Постараемся подробно разобраться в этой зависимости, так как сама свободная мысль есть следствие других причин. Когда протестантство только что появилось на свет, когда люди, после того как они в течение долгих лет воспринимали свою веру в незыблемо традиционном виде, потребовали себе права творить ее самим, то произош­ло это не в силу внутренних преимуществ свободного искания, ибо свобода несет с собой столько же страда­ния, сколько и радости. Свобода стала для них отныне неустранимой потребностью. И эта потребность в сво­боде имеет только одну причину: упадок традицион­ных верований. Если бы традиция действовала с неослабевающей силой, то не было бы повода зародиться критике; если бы авторитет предания оставался непо­колебленным, то не явилась бы дерзкая мысль прове­рить самый его источник. Критическое мышление раз­вивается только под давлением необходимости, т. е. лишь тогда, когда известная группа непроверенных разумом идей и чувств, которые до этого времени оказывались достаточными для того, чтобы руково­дить человеческими поступками, теряет свою силуи значение. Рефлексия заполняет образовавшуюся пу­стоту, а не создает эту последнюю. Равным образом критическое мышление начинает угасать по мере того, как мысль и воля людей превращаются в автоматичес­кие привычки, и, наоборот, пробуждается только одно­временно с дезорганизацией установившегося обихода. Критика только тогда восстает против общественного мнения, когда оно уже не имеет прежней силы, т.е. не является уже в полной мере общественным. Если тре­бования критики не носят характера только времен­ного и преходящего кризиса, а принимают хроничес­кую форму, если индивидуальное сознание настойчиво и неуклонно настаивает на своей автономии, то это значит, что новые мысли не успели еще кристаллизо­ваться, что мысль еще мечется по всем направлениям и не в состоянии заступить место старого убеждения. Если бы образовалась новая система верований, кото­рая представилась бы всем настолько же неоспоримой, как и предыдущая, то никто бы и не подумал ее оспаривать. Самое обсуждение таких верований кажет­ся чем-то недозволенным, потому что идеи, разделяемые всем обществом, приобретают авторитет, дела­ющий их неприкосновенной святыней и ставящий их выше всякой возможности спора и необходимости до­казательства. Для того чтобы убеждения сделались более терпимыми, надо, чтобы они стали менее пол­ными и общими и чтобы назревшие уже противоречия поколебали их силу.

Поэтому если можно утверждать, что провозгла­шенная свобода мысли умножает ереси, то надо при­бавить, что сама порождается ересями, что она может стать желанной и получить фактическое осуществление лишь как принцип, позволяющий скрытым или полу­явным ересям развиться вполне свободно. Следователь­но, если протестантизм уделяет больше места индиви­дуальной мысли, нежели католичество, значит, он бед­нее верованиями и меньше зависит от установившихся обычаев. Религиозное общество не может существо­вать без коллективного credo, и оно тем более едино и тем более сильно, чем более распространено это credo. Оно не соединяет людей путем обмена вза­имных услуг — этой временной связи, которая мирится с различиями и даже предполагает последние, но не в состоянии их примирить. Религия объединяет людей, только привязывая их к одной и той же системе учений, и единство это тем сильнее, чем более широкое поле охватывает данная система и чем солиднее она построена. Чем больше лежит религиозного отпечатка на образе мыслей и действий данного общества, чем полнее, следовательно, исключена здесь возможность свободного исследования, тем сильнее мысль о Боге проникает во все детали человеческого существования и направляет к одной цели все индивидуальные воли. Наоборот, чем сильнее в группе верующих проявляют­ся частные суждения, тем менее ее роль в жизни людей, тем слабее ее сплоченность и жизненность. Мы при­шли, таким образом, к заключению, что перевес на стороне протестантизма в сфере самоубийств проис­ходит оттого, что эта церковь по существу своему менее целостна, нежели католическая.

Этим же объясняется положение, занимаемое в дан­ном случае иудейством. В самом деле, то осуждение, с которым к нему издавна относится христианство, создало среди евреев необыкновенно сильное чувство солидарности. Необходимость бороться со всеобщим враждебным отношением, невозможность даже свободно общаться с остальною частью населения замкнули евреев в тесный сплоченный круг; поэтому каждая еврейская община сделалась маленьким социальным целым, компактным и единым, и притом весьма ярко сознающим это свое единство. Внутри его все живут и мыслят одинаково, индивидуальные расхождения становятся почти невозможными в силу общих усло­вий существования и тщательного неуклонного наблюдения всех над каждым. Таким образом, религиозный союз евреев, замкнутый в самом себе, в силу той нетерпимости, предметом которой он был, оказался более тесным, чем все другие. Поэтому по аналогии с тем, что мы только что видели по отношению к про­тестантизму, слабая степень предрасположения евреев к самоубийству объясняется именно этою причиной в противовес обстоятельствам разного рода, которые, наоборот, должны были бы усилить в них эту наклон­ность. Конечно, с одной стороны, этим преимуще­ством евреи обязаны окружающей их враждебности; но если она и оказала такое влияние, то не потому, что она внушила им более высокие правила нравствен­ности, а потому, что заставила их вести более сплочен­ный образ жизни; евреев предохраняет от самоубийст­ва тот факт, что религиозное общество, к которомуони принадлежат, крепко сцементировано. Но все же гнетущий их остракизм является только одной из при­чин этой особенности; самый характер еврейской рели­гии оказывает на наклонность к самоубийству немалое влияние. В самом деле, иудейство, как и все религии низшего порядка, представляет собою по существу собрание правил и обычаев, самым тщательным об­разом регламентирующих все детали человеческого существования, не оставляя почти ничего на свободное усмотрение индивидуальной воли.

III

Несколько фактов подтверждают предыдущее объяс­нение. Во-первых, среди всех больших стран с проте­стантским населением {Англия является страной с на­именьшим числом самоубийств: в ней насчитывается около 80 самоубийств на 1 млн жителей, тогда как в реформатских общинах Германской империи мы име­ем от 140—400 случаев. В то же время никто не скажет, чтобы идейная и деловая жизнь была развита в Англии менее сильно, чем в какой-нибудь другой страну Надо принять во внимание, что одновременно с этим анг­ликанская церковь значительно более сплочена, чем другие протестантские церкви. Правда, обыкновенно Англию считают классической страной индивидуаль­ной свободы, но на самом деле факты указывают на то, что число верований и правил поведения общих и обязательных, а следовательно, изъятых из сферы индивидуального усмотрения, более значительно в Ан­глии, чем в Германии. Во-первых, в Англии закон до сих пор санкционирует много религиозных предписа­ний, как, например, закон о соблюдении воскресенья, закон, запрещающий выводить на сцене лиц из Свя­щенного писания, или закон, который еще недавно требовал от каждого депутата чего-то вроде присяги, и т. д. Затем хорошо известно, как сильно и общерасп-ространено в Англии уважение традиций, и, само со­бой разумеется, эта черта проявляется в религиозной области не менее, чем во всех остальных. Сильное развитие традиционализма всегда подавляет самоде­ятельность индивида. Наконец, из всего протестантс­кого духовенства одно только англиканское имеет ие­рархическую организацию. Эта внешняя организацияявляется, конечно, показателем внутреннего единства, которое несовместимо с ясно выраженным религиоз­ным индивидуализмом.

Кроме того, Англия является той протестантской страной, где число духовенства особенно велико. В 1876 г. на каждого служителя культа там приходи­лось 908 прихожан, тогда как в Венгрии их было 932, в Голландии —100, в Дании— 1300, в Швейцарии—1440, в Германии —1600. Но число священников отнюдь нель­зя считать незначительной подробностью и только поверхностной чертой, не стоящей ни в каком отноше­нии к внутренней природе религии. Доказательством этого служит уже то обстоятельство, что везде католическое духовенство гораздо многочисленнее, чем про­тестантское. В Италии на одного священника прихо­дится 267 католиков, в Испании — 419, в Португа­лии— 536, в Швейцарии — 540, во Франции — 823, в Бельгии—1050. Это объясняется тем, что священник представляет собою естественный орган для выраже­ния веры и традиции и что здесь, как и всюду, орган развивается в той же мере, как и та функция, которой он служит: чем интенсивнее религиозная жизнь, тем большее число людей нужно для руководства ею; чем больше догм и правил, которые не могут быть предо­ставлены личному толкованию, тем больше надо компетентных авторитетов для объяснения их смысла; с другой стороны, чем многочисленнее авторитеты, тем лучше они проникают в души индивидов и лучше овладевают ими. Таким образом, Англия не только не опровергает нашей теории, но служит для нее подтвер­ждением и проверкой. Если протестантизм не производит в ней тех же результатов, что и на континенте, то это значит, что религиозное общество в Англии имеет очень сплоченную организацию и тем самым приближается к католической церкви.

Но у нас есть и еще один аргумент, более общего характера.

Стремление к свободному исследованию может удиться лишь вместе со стремлением к образова­нию. В самом деле, знание является единственным средством, которым располагает мышление для до­стижения своих целей. Когда лишенные смысла веро­вания и обычаи теряют свой авторитет, то для того, чтобы заменить их другими, необходимо обратиться к просвещенному сознанию, высшей формой которого является наука; в основании своем эти два стремления составляют одно и то же и являются результатом одной и той же причины. В общем, люди стремятся к образованию только по мере того, как они освобож­даются от ярма традиции, так как, пока она владеет умами, она заменяет собою все и не терпит сопер­ничества никакой иной силы. Наоборот, люди начина­ют стремиться к свету с того момента, когда новые потребности перестают находить себе удовлетворение в окружающей темноте устаревших и изживших себя обычаев. Именно поэтому философия, первичная и син­тетическая форма науки, выступает на сцену, когда религия теряет свою власть, но не раньше этого моме­нта; непосредственно за тем она дает начало прогрес­сивно размножающимся частичным отраслям знания, по мере того как в свою очередь развивается вызва­вшая ее потребность. Поэтому если мы не ошиблись, если прогрессивное падение коллективных и обычных предрассудков предрасполагает к самоубийству и если именно этим обстоятельством определяется повышен­ная наклонность к нему среди протестантов, то мы должны ожидать наличности следующих двух фактов: 1) стремление к образованию должно быть сильнее у протестантов, чем у католиков; 2) поскольку стрем­ление это указывает на упадок общепринятых верова­ний, постольку оно должно, вообще говоря, изменять­ся пропорционально числу самоубийств.

Подтверждается ли эта двойная гипотеза фактами?

Если сравнивать только вершины католической Франции и протестантской Германии, т. е. только са­мые высшие классы этих двух наций, то, по-видимому, Франция может выдержать сравнение с Германией. В больших центрах Франции наука находится на той же степени развития, как и у ее соседей; даже можно с достоверностью сказать, что многие протестантские центры уступают ей в этом смысле. Но если в высших слоях этих двух стран стремление к образованию ощу­щается с одинаковой силой, то нельзя сказать того же самого про низы народной массы; и если в обеих сравниваемых странах просвещение достигает почти той же максимальной интенсивности, то средняя интен­сивность во Франции слабее, чем в Германии. То же можно сказать обо всех вообще католических нациях при сравнении их с нациями протестантскими. Можно предполагать, что в области высшей культуры первыене уступают вторым, но совершенно другую картину представляет сравнение интенсивности народного об­разования. Тогда как у протестантских народов (Саксония, Норвегия, Швеция, Баден, Дания и Пруссия) в те­чение 1877—1878 гг. на 1000 детей школьного воз­раста, т. е. от 6—12 лет, 957 человек в среднем посеща­ли школу, католические страны (Франция, Австро-Венгрия, Испания, Италия) за тот же период насчиты­вали только 667 человек на 1000, т. е. на 31% меньше. То же самое мы видим в 1874—1875 и 1860—1861 гг. Пруссия, в которой это число ниже, чем во всех других протестантских странах, стоит в этом отношении все-таки выше Франции, идущей во главе католических стран: в Пруссии 897 обучающихся детей приходится на 1000, а во Франции только 766. Из всей Германии больше всего католиков в Баварии, и она насчитывает больше всего неграмотных. Из всех провинций Бава­рии наиболее сильным католическим духом проникнут Верхний Пфальц, и в нем больше всего число новобран­цев, не умеющих ни читать, ни писать (15% в 1871 г.). То же совпадение мы видим в Пруссии, в Прусской провинции и в герцогстве Познань. Наконец, во всем королевстве в 1871 г. насчитывалось неграмотных на 1000 протестантов 29 человек и на 1000 католиков — 152. То же соотношение наблюдается среди женщин этих двух вероисповеданий.

Но нам, пожалуй, возразят, что первоначальное образование не может служить мерилом для состояния общего образования страны; часто говорили, что не числом неграмотных измеряется степень образованно­сти вообще. Согласимся с этим возражением, хотя, по правде сказать, различные степени образования более связаны между собою, чем это кажется, и трудно раз­виться одной, в то время как другая не развивается одновременно с ней. Во всяком случае, если уровень первоначальной культуры только в очень слабой сте­пени отражает уровень культуры научной, то все же с достаточной точностью указывает, в какой мере народ, взятый в общей массе, испытывает жажду зна­ний; потребность в просвещении должна ощущаться в высшей степени, раз возникло стремление распрост­ранить его элементы вплоть до самых низших слоев населения. Для того чтобы предоставить в общее пользование средства к образованию, для того чтобы объявить невежество наказуемым по закону, народдолжен считать прояснение и развитие сознания непре­менным условием своего бытия. В самом деле, если протестантские нации признали такую важность за образованием, то они это сделали потому, что счита­ют необходимым каждому человеку доставить возмо­жность читать и толковать Библию. В данный момент мы хотим определить среднюю интенсивность этой потребности и то значение, которое каждый народ приписывает науке, а не ценность его ученых и их открытий. С этой специальной точки зрения состояние высшего образования и чисто научного творчества было бы плохим критерием, так как оно показывало бы нам только то, что происходит в ограниченном кругу общества. Народное и общее образование в дан­ном случае является более верным признаком.

Таким образом, доказав наше первое предложение, перейдем ко второму. Правда ли, что потребность в образовании в той мере, в какой она соответствует ослаблению господствующей веры, растет пропорци­онально числу самоубийств? Уже один тот факт, что протестанты более образованны, чем католики, и ли­шают себя жизни чаще, чем они, является, так сказать, первой презумпцией в пользу этого допущения. Но этот закон подтверждается не только сравнением од­ного вероисповедания с другими; он наблюдается в равной степени и внутри каждой вероисповедной группы. Италия — страна всецело католическая; народ­ное образование и самоубийство распределяются в ней совершенно одинаковым образом.

Здесь соответствуют друг другу не только средние числа, но соответствие это простирается вплоть до мельчайших деталей; существует только одно исклю­чение— Эмилия, где под влиянием местных причин число самоубийств не имеет никакого соотношения со степенью образования. Те же наблюдения можно про­извести и во Франции. Больше всего неграмотных супругов в следующих департаментах (ниже 20%): Corrize, Corse, Cotes du Nord, La Dordogne, Finistire, Morlihan, Haute-Vienne', все они относительно мало страдают от самоубийств. Среди департаментов, где свыше 10% супружеских пар абсолютно неграмотны, нет ни одного, принадлежащего к северо-востоку стра­ны— классическому месту самоубийств во Франции.

Если мы будем сравнивать протестантские страны, то найдем такой же параллелизм. В Саксонии процентсамоубийств больше, чем в Пруссии,— в Пруссии боль­ше неграмотных, чем в Саксонии (5,52% вместо 1,3% в 1865 г.). Саксония отличается тем, что число школь­ников превышает в ней обязательную законную норму. На 1000 детей школьного возраста в 1877—1878 гг. было 1031 посещавших школы, т. е. многие из них продолжали свое обучение дальше установленного за­коном времени. Этого не наблюдается ни в какой другой стране. Наконец, Англия есть, как мы знаем, та из протестантских стран, где меньше всего совершает­ся самоубийств, и она больше всех по образованию приближается к католическим странам. В 1865 г. в ан­глийском флоте было 23% матросов, не умевших чи­тать, и 27% — не умевших писать.