Взаимосвязь внутренней и внешней политики.

Проблема взаимосвязи и взаимовлияния внутренней и внешней поли­тики — одна из наиболее сложных проблем, которая была и продолжа­ет оставаться предметом острой полемики между различными теоре­тическими направлениями международно-политической науки — тра­диционализмом, политическим идеализмом, марксизмом и такими их современными разновидностями, как неореализм и неомарксизм, тео­рии зависимости и взаимозависимости, структурализм и транснационализм. Каждое из этих направлений исходит в трактовке рассматри­ваемой проблемы из собственных представлений об источниках и дви­жущих силах политики.

Так, например, для сторонников политического реализма, внешняя и внутренняя политика, хотя и имеют единую сущность, которая, по их мнению, в конечном счете, сводится к борьбе за силу, тем не менее, составляют принципиально разные сферы государственной деятель­ности. Но убеждению Г Моргентау внешняя политика опре­деляется национальными интересами. Национальные интересы объек­тивны, поскольку связаны с неизменной человеческой природой, гео­графическими условиями, социокультурными и историческими тра­дициями народа. Они имеют две составляющие: одну постоянную — это императив выживания, непреложный закон природы; другую пере­менную, являющуюся конкретной формой, которую эти интересы при­нимают во времени и пространстве. Определение этой формы принад­лежит государству, обладающему монополией на связь с внешним миром. Основа же национального интереса, отражающая язык народа, его культуру, естественные условия его существования и т.п., остается постоянной. Поэтому внутренние факторы жизни страны (политичес­кий режим, общественное мнение и т.п.), которые могут меняться и меняются в зависимости от различных обстоятельств, не рассматрива­ются реалистами как способные повлиять на природу национального интереса: в частности, национальный интерес не связан с характером политического режима. Соответственно, внутренняя и внешняя политика обладают значительной автономией по отно­шению друг к другу. Напротив, с точки зрения представителей ряда других теоретичес­ких направлений и школ, внутренняя и внешняя политика не просто связаны друг с другом, но их связь детерминирована. Существует две версии их детерминации. Согласно ортодоксальному марксизму, внешняя политика является отражением классовой сущности внутриполитического режима и зависит в конечном счете от определяющих эту сущность экономических отношений общества. Отсюда и международ­ные отношения в целом носят «вторичный» и «третичный», «перенесенный» характер.

Согласно версии сторонников геополитических концепций, теорий «богатого Севера» и «бедного» Юга», а также неомарксистских теорий зависимости, «мирового центра» и «мировой периферии» и т.п., исключительным источником внутренней политики являются внешние при­нуждения. Так, например, чтобы понять внутренние противоречия и политическую борьбу в том или ином государстве, И. Валлерстайн считает необходимым рассматривать его в более широком контексте; в контексте целостности мира, представляющего собой глобальную империю, в основе которой лежат законы капиталистического способа производства — миро-экономика». «Центр империи» — небольшая группа экономически развитых государств, - потребляя ресурсы «мировой периферии», является производителем промышленной про­дукции и потребительских благ, необходимых для существования со­ставляющих ее слаборазвитых стран. Таким образом, речь идет о существовании между «центром» и «периферией» отношений несимметричной взаимозависимости, являющихся основным полем их внешнеполитической борьбы. Развитые страны заинтересованы в со­хранении такого состояния (которое, по сути, представляет собой со­стояние зависимости), тогда как страны «периферии», напротив, стре­мятся изменить его, установить новый мировой экономический поря­док. В конечном счете, основные интересы тех и других лежат в сфере внешней политики, от успеха которой зависит их внутреннее благопо­лучие. Значение внутриполитических процессов, борьбы партий и движений в рамках той или иной страны, определяется ролью, которую они способны играть в контексте «миро-экономики».

Для представителей таких теоретических направлений в междуна­родно-политической теории, как неореализм и структурализм (приобретающий относительно самостоятель­ное значение), внешняя политика является продол­жением внутренней, а международные отношения - продолжением внутриобщественных отношений. Однако решающую роль в опреде­лении внешней политики, по их мнению, играют не национальные ин­тересы, а внутренняя динамика международной системы. При этом главное значение имеет меняющаяся структура международной систе­мы: являясь, в конечном счете, опосредованным результатом поведения государств, а также следствием самой их природы и устанавливающихся между ними отношений, она в то же время диктует им свои законы.Таким образом, вопрос о том, детерминируется ли внутренняя поли­тика государства его внешней политикой или наоборот, решается в пользу внешней политики.

Представители концепций взаимозависимости мира в анализе рас­сматриваемого вопроса исходят из тезиса, согласно которому внутрен­няя и внешняя политика имеют общую основу — государство. Для того чтобы получить верное представление о мировой политике, следует, как считает, например, профессор Монреальского университета Л. Дадлей, вернуться к вопросу о сущности государства. Любое суве­ренное государство обладает двумя монополиями власти. Во-первых, оно имеет признанное и исключительное право на использование силы в рамках своей территории, во-вторых, обладает здесь легитимным правом взимать налоги. Таким образом, территориальные границы го­сударства представляют собой те рамки, в которых осуществляется первая из этих властных монополии ~ монополия на насилие — и за пределами которых начинается поле его внешней политики. Здесь кон­чается право одного государства на насилие и начинается право дру­гого. Поэтому любое событие, способное изменить то, что государство рассматривает как свои оптимальные границы, может вызвать целую серию беспорядков и конфликтов. Пределы же применения силы в рамках государства всегда обусловливались его возможностью контро­лировать свои отдаленные территории. Эта возможность зависит от уровня развития военных технологий. Поскольку современный уро­вень развития транспорта и вооружения позволяет значительно сокра­тить государственные издержки по контролю над территорией, по­стольку увеличились и оптимальные размеры государства. Таким образом, для сторонников описанных позиций вопрос о пер­вичности внутренней политики по отношению к внешней или наобо­рот не имеет принципиального значений: по их мнению, и та, и другая детерминированы факторами иного, прежде всего, технологического характера.

Еще дальше в этом отношении идут сторонники школы транснационализма. По их мнению, в наши дни отношения между государствами уже не являются основой мировой политики. Многообразие участников (межправительствен­ные и неправительственные организации, предприятия, социальные движения, различного рода ассоциации и отдельные индивиды), видов (культурное и научное сотрудничество, экономические обмены, родственные отношения, профессиональные связи) и «каналов» (межуни­верситетское партнерство, конфессиональные связи, сотрудничество ассоциаций и т.п.) взаимодействия между ними вытесняют государст­во из центра международного общения, способствуют трансформации такого общения из «интернационального» (т.е. межгосударственного) в «трансна­циональное» (т.е. осуществляющееся помимо и без участия госу­дарств). Для новых акторов, число которых практически бесконечно, не существует национальных границ. На наших глазах возникает гло­бальный мир, в котором разделение политики на внутреннюю и внеш­нюю теряет всякое значение.

Значительное влияние на подобный подход оказали выдвинутые Дж. Розенау еще в 1969 г, идеи о взаимосвязи внутренней жизни об­щества и международных отношении, о роли социальных, экономических и культурных факторов в объяснении международного поведения правительств, о «внешних» источниках, которые могут иметь чисто «внутренние», на первый взгляд, события.Розенау был и одним из первых, кто стал говорить о «раздвоеннос­ти» мира: современность характеризуется сосуществованием, с одной стороны, поля межгосударственных взаимоотношений, в котором дей­ствуют «законы» классической дипломатии и стратегии; и с другой — поля, в котором сталкиваются «акторы вне суверенитета», т.е. него­сударственные участники. Отсюда и «двухслойность» мировой по­литики: межгосударственные отношения и взаимодействие негосударственных акторов составляют два самостоятельных, относительно не­зависимых, параллельных друг другу мира «пост-международной» политики.

Продолжая эту мысль, французский политолог Б. Бади останавли­вается на проблеме импорта странами «Юга» западных политических моделей (в частности — государства как института политической ор­ганизации людей). В широком смысле можно, считает он, констатиро­вать явный провал универсализации западной модели политического устройства.

Выводы:

Во-первых, детерминистские объяснения соотношения внутренней и внешней политики малоплодотворны. Каждое из них - идет ли речь о «первичности» внутренней политики по отношению к внешней или наоборот — отражает лишь часть истины и потому не может претен­довать на универсальность, более того, уже сама продолжительность подобного рода полемики — а она длится фактически столько, сколько существует политическая наука, — свидетельствует о том, что на самом деле в ней отражается тесная связь эндогенных и экзогенных факторов политической жизни. Любые сколь-либо значимые события во внутриполитической жизни той или иной страны немедленно отражаются на ее международном положении и требуют от нее соответствующих шагов в области внешней политики. Верно и об­ратное: важные решения, принимаемые в сфере внешней политики, влекут за собой необходимость адекватных мероприятий во внутриполитической сфере. Так, намерение РФ стать членом Совета Европы потребовало от ее руководства изменения своего отношения к проблеме прав человека, которые в постсоветской России, по свидетельству международных и отечественных правозащитных организаций, повсеместно нарушались.

Во-вторых, в современных условиях связь между «внутренней» и «внешней» политикой становится настолько тесной, что иногда теряет смысл само употребление этих терминов, оставляющее возможность для представлений о двух отдельных областях, между которыми существуют непреодолимые границы, в то время как действительности речь идет об их постоянном взаимном переплетении и «перетекании» друг в друга.

В свою очередь, приоритеты в области внешней политики диктуются необходимостью продвижения по пути объявленных режи­мом внутриполитических целей — политической демократии, рыноч­ной экономики, социальной стабильности, гарантий индивидуальных прав и свобод, или, по меньшей мере, периодического декларативного подтверждения приверженности курсу реформ.

В-третьих, рост числа акторов "вне суверенитета» не означает, что государство как институт политической организации людей уже утра­тило свою роль или утратит ее в «обозримом будущем. Внутренняя и внешняя политика остаются двумя неразрывно связанными и в то же время несводимыми друг к другу «сторонами одной медали», одна из которых обращена внутрь государства, другая — воине.

В-четвертых, усложнение политических ситуаций и событий, одним из источников и проявлении которого выступает рост числа и многообразия акторов (в том числе таких, как мафиозные группиров­ки, преступные кланы, амбициозные и влиятельные неформальные ли­деры и т.п.), имеет споим следствием то обстоятельство, что их дейст­вия не только выходят за рамки национальных границ, но и влекут за собой существенные изменения в экономических, социальных и политических отношениях и идеалах и зачастую не вписываются в привычные представления.

2. Критерии и структура национального интереса

В основе всякого интереса лежат объективные потребности, нужды субъекта или социальной общности, обусловленные экономической, социальной, политической и т.д. ситуациями, в которых они находят­ся. Процесс познания социальных потребностей - это процесс форми­рования интересов людей. Таким образом, интерес — категория объективно-субъективная. При­чем объективным в своей основе может быть не только истинный, но и ложно понятый интерес.

Существуют также мнимые и субъективные национальные интере­сы. Примером мнимого национального интереса может служить такая ситуация, когда идея становится национальным мифом, овладевает умами людей, и доказать им эту мнимость чрезвычайно трудно. Хрестоматийный пример субъективного интереса — поступок Герострата, добившегося бессмертной «славы» поджогом храма. Пример субъективного «национального интереса» в современных международ­ных отношениях — мотивы, которыми руководствовался Саддам Хусейн при вторжении Ирака в Кувейт в 1991 г.

Наряду с основными (коренными, постоянными) и неосновными (второстепенными, временными), объективными и субъективными, подлинными и мнимыми интересами различают также интересы со­впадающие и взаимоисключающие, пересекающиеся и непересекаю­щиеся и т.д.

Исходя из сказанного, понятие «интерес» можно определить как осознанные потребности субъекта (социальной общности), являющие­ся следствием фундаментальных условий его существования и дея­тельности. Но интерес — это и отношение потребности к условиям ее реализации. Соответственно, национальный интерес — осознание и от­ражение в деятельности его лидеров потребностей государства. Это относится и к многонациональным и этнически неоднородным госу­дарствам: фактически под национальным интересом подразумевается национально-государственный интерес.

Р. Арон (и ряд его последователей) считал понятие национального интереса слишком многозначным и потому малооперациональным для анализа целей и средств международных отношений. Б. Рассет и X.Старр предложили выйти за рамки «туманного восприятия национального интереса», а К. Холсти использует в этой связи понятие «внешнеполитические задачи».

В основе традиционного понятия коренного национально-государ­ственного интереса лежат географические, культурные, политические и экономические факторы. Национально-государственный интерес включает следующие основные элементы: военная безопасность, пред­усматривающая защиту государственного суверенитета (националь­ной независимости и целостности), конституционного строя и системы ценностей; благосостояние страны и ее населения, подразумевающие экономическое процветание и развитие, безопасное и благоприятное международное окружение, предполагающее свободные контакты, об­мены и сотрудничество в регионе и за его пределами.

Исходя из этого, Дональд Нойхтерляйн говорит о том, что долго­срочные составляющие американских национальных интересов обу­словлены следующими потребностями: 1) защиты США и их консти­туционной системы; 2) роста экономического благосостояния нации и продвижения американских товаров на зарубежные рынки, 3) созда­ния благоприятного мирового порядка; 4) распространения за рубе­жом американских демократических ценностей и системы свободного рынка.

Указанная классификация отражает содержание официальной Стратегии национальной безопасности США. Национальные интересы США подразделяются в этом документе на три категории: «Первая включает жизненно важные интересы». Вторая категория предполагает ситуации, в которые затрагиваются важные национальные интересы.

Третья категория - это интересы в гуманитарной и других облас­тях.

Подобным же образом эксперты СВОП считают, что «интересы России в отношении стран бывшего СССР подразделяются на 1) жиз­ненно важные — в защиту которых государство должно быть готово применить все средства, в том числе силовые, 2) важные, и 3} менее важные». При этом к первой категории они относят такие интересы, как обеспечение свободы, роста благосо­стояния россиян, территориальной целостности и независимости Рос­сии, предотвращение доминирования, особенно военно-политическо­го, иных держав на территории бывшего СССР; предотвращение фор­мирования в мире враждебных России коалиций, в том число в ответ на те или иные действия России на территории бывшего СССР и др. Во вторую категорию авторы включают обес­печение доступа к сырьевым, трудовым и товарным рынкам государств бывшего СССР, особенно к нефти прикаспийского региона; создание для этого необходимых политических, экономических и правовых ус­ловий, совместное использование границ, территорий и части военных потенциалов соседних государств для предотвращения возникновения военной угрозы России, ее дальнейшей внутренней дестабилизации в результате притока и транзита преступников, наркотикой, оружия, контарабанды сырья, ядерных материалов и изделий «двойного назначения»; использование полити­ческого, экономического, военного и иного потенциала государств бывшего СССР для укрепления (в случае налаживания с ними близ­ких союзных отношений) международных политических позиций и России, и этих государств. Наконец, в третью категорию попадают такие интересы, как: «Обеспечение демократичес­кого развития сопредельных государств. Укрепление многосторонних структур СНГ» и т.п.

В отличие от этого документа, официальная Концепция националь­ной безопасности России не содержит столь четкого разделения ос­новных категорий интересов, которые формулируются с учетом их субъектов и сфер общественной жизни: «Национальные интересы Рос­сии — это совокупность сбалансированных интересов личности, обще­ства и государства в экономической, внутриполитической, социальной, международной, информационной, военной, пограничной, экологичес­кой и других сферах. Они носят долгосрочный характер и определяют основные цели, стратегические и текущие задачи внутренней и внеш­ней политики государства».

В наши дни составные элементы и содержание национального ин­тереса в целом претерпевают существенные изменения под давлением новых фатов и обстоятельств. Бурное развитие производительных сил, средств массовой коммуникации и информации, новые достиже­ния научно-технической революции, усиливающаяся интернациона­лизация всех сторон общественной жизни, возникновение и обостре­ние глобальных проблем, растущее стремление людей к демократии, личному достоинству и материальному благополучию — все это транс­формирует интересы участников международных отношений, ведет к переформулированию целей их взаимодействия.

В таких условиях национальный интерес не может быть обеспечен без таких условий существования государства, как внутренняя стабильность, экономическое благополучие, моральный тонус общества, безопасность не только военно-стратегическая, но экологическая, бла­гоприятное внешнеполитическое окружение, престиж и авторитет на мировой арене. Следует иметь в виду, что обеспечение национального интереса достигается лишь при сбалансированности указанных условий, представляющих собой открытую систему взаимозависимых и взаимодополняющих элементов. Полное обеспечение каждого из них возможно лишь в идеале. В реальной же практике нередки случаи от­сутствия каких-либо элементов и условий и их недостаточного разви­тия, что компенсируется более интенсивным развитием других. В обес­печении подобного баланса — сущность и искусство международной политики. Особое место в структуре национального интереса занимает так называемый бессознательный элемент.