Манифест радикальной социологии

Книга «Социологическое воображение» занимает особое место в творчес­кой биографии Р. Миллса и в истории современной социологии⁵³. В ней ав­тор выносит приговор святая святых американской социологии — эмпиричес­кой методологии П. Лазарсфельда и «большой теории» Т. Парсонса. Если и было чем гордиться американским социологам в середине XX в., так это дву­мя великими достижениями — мощной эмпирической индустрией, выпуска­ющей каждый месяц десятки и сотни изготовленных по всем требованиям научного метода образцовых исследований, и самой грандиозной теоре­тической системой в современной социологии, затмившей все уже созданное.

Работа Миллса явилась, быть может, самым сильным вызовом социоло­гическому истеблишменту США, который когда-либо был ему брошен. На­писанная ярким публицистическим языком, она содержала аргументы, ко­торые мог выдвинуть только опытный исследователь и проницательный ана­литик. Р. Миллс выявил действительные болезни современной социологии, которые назвал «абстрактным эмпиризмом» и «большой теорией».

Абстрактный эмпиризм

К середине XX в. американцы как никто другой умели на высоком профессиональном уровне проводить эмпирические исследования. Со сту­денческой скамьи будущих социологов учили отлаженной технологии тща­тельного составления анкет из стандартных вопросов, определения выбороч­ной совокупности, операционализации понятий, сбора и анализа данных, их группировки в сложные и простые таблицы.

Символом эмпирической индустрии являются опросы общественного мнения. Они достаточно просты по технологии и представляют собой пе­речень вопросов: кто говорит, что говорит, кому говорит, через какие сред­ства массовой пропаганды и с каким результатом? Правда, нередко вопро­сы сопровождаются чрезмерным количеством сложных терминов. Так, «мнение» определяется как совокупность обычных высказываний на мест­ные, международные или даже «эфемерные» темы, а также установок, чувств, ценностей и иной информации, измеренной при помощи вопрос­ников, интервью, прожективной и шкальной техники⁵⁵. Все это, считал Миллс, можно выразить гораздо проще, ибо за наукообразными фразами «абстрактных эмпириков» скрывается весьма тривиальный смысл: посколь­ку мнения принадлежат людям, чтобы провести опрос, надо с ними пого­ворить. Если люди не хотят или не могут выразить своих мыслей, исполь­зуют прожективную или шкальную технику. То, что надо изучить, подме­няют тем, как это надо сделать. Иными словами, проблему сводят к методу.

За примерами далеко ходить не надо. Четырехтомный труд С. Стауффера «Американский солдат» дает меньше ценной информации, чем однотомная

⁵⁴ Mills C.W. The sociological imagination.... N.Y., 1959.

⁵⁵ Ibid. P. 51.

работа С.Л.А. Маршалла «Люди в огне», основанная на репортажной техни­ке сбора информации. По мнению Миллса, Стауффер не решает серьезных социальных проблем. Досталось от Миллса и социологам, изучающим клас­совую стратификацию. Он не называет имен, но можно догадаться, что речь идет о знаменитых исследованиях Л. Уорнера, проведенных в 30—40-е гг. Уорнер опросил жителей небольших американских городов и, применив ме­тод определения «социоэкономического статуса», установил шесть соци­альных классов. Миллс заявляет: 1) по сравнению с теорией классов Вебера, это шаг назад; 2) исследования Уорнера проведены не на общенациональной, а на локальной выборке, что не позволяет судить о социальной структуре всего общества (надо отметить, что последний аргумент Миллса не ориги­нален: Уорнера в этом обвиняли многие специалисты).

Таким образом, стремясь к конкретному изображению реальности, соци­ологи на самом деле удаляются от нее. То, что «абстрактные эмпирики» на­зывают эмпирическими данными, представляет собой весьма абстрактный взгляд на повседневный социальный мир. Обращаясь к живым людям, они каталогизируют их по формальным группам в соответствии с возрастом, полом, доходом, семейным положением.

«Абстрактный эмпиризм» — не особая методология или философия, а специфический стиль социального исследования, при котором метод счита­ется важнее проблемы, форма — содержания, детали — существа дела. Тех­нология эмпирических исследований, поставленная на индустриальные рель­сы, порождает малоквалифицированных техников⁵⁶, которым остается только штамповать тривиальные результаты по заранее известным шаблонам, по­скольку все методические премудрости давно подробно рассмотрены в учеб­никах. Их исследования не индивидуализированы, но не индивидуализиро­вана и их ответственность за качество результатов.

В какой-то степени «абстрактному эмпиризму» открыл дорогу Пауль Ла-зарсфельд, который стал «знаменем» новой школы. Беда в том, что Лазаре-фельд дает не содержательное, а методологическое определение социологии: она отличается от других социальных наук не тем, что изучает специфичес­кие проблемы (скажем, социальную структуру или институты общества), а тем, что поставляет для других наук подходящий метод исследования. Со­циолог — методолог для всех социальных наук. Таким образом, методологи­ческая сторона социологии возводится во главу угла.

Стремясь заменить язык понятий языком переменных, «абстрактные эмпирики» сводят социологические реалии к психологическим величи­нам⁵⁷. Социологическая теория превращается в совокупность терминов, легко поддающихся экспериментальной и статистической интерпретации. Склонность к психологизму оборачивается маломасштабностью проводи­мых исследований, а значит, неисторичностью и несопоставимостью ре­зультатов. Правда, в статьях эмпириков приводится обширный список литературы и содержится множество ссылок. Но не надо обманываться, предупреждает Р. Миллс: они сделаны после сбора данных. Библиография и ссылки указывают на связь конкретного исследования с предыдущими, а также со сложившейся теоретической традицией. Окружить эмпиричес­кое исследование «теорией» и тем самым «придать ему значимость»

Mills C.W. The sociological imagination... P. 56. Ibid. P. 63.

равносильно тому, чтобы приукрасить его или создать подходящую «ле­генду». А у постороннего человека складывается впечатление, что иссле­дование, получившее подкрепление в научной традиции, проверяет тео­ретические гипотезы и концепцию в целом⁵⁸. Ничего этого в действитель­ности не существует.

Бюрократический этос

Абстрактный эмпиризм очень быстро бюрократизируется. Эмпирические исследования требуют больших финансовых затрат, поэтому их проведение под силу только крупным институтам и центрам, промышленным корпора­циям, правительству, армии, газетам, а также фондам. В 20-е гг. XX в. эм­пирическими исследованиями занимались в основном агентства по марке­тингу, в 30-е гг. — корпорации и избирательные агентства, в 40-е гг.— ака­демические центры и исследовательские отделы федерального правительства. Сегодня нет единого институционального учреждения, ответственного за эм­пирическую социологию.

В корпорациях, бюро и центрах ученый неизбежно подчиняется бюро­кратическим правилам. Наука катастрофически бюрократизируется. Ученых все меньше интересует суть проблемы и ее решение, на первое место выдви­гается отчетность. Прикладной социо­лог адресуется уже не к общественнос­ти, а к могущественным клиентам.

Р. Миллс прямо указывал, что амери­канская школа представляет собой фео­дальную систему, где студент выражает лояльность одному профессору, чтобы защититься от другого. Позже А. Гоулд-нер и И. Горовитц согласились с тем, что Американская социологическая ассоци­ация превратилась в феодальную импе­рию с разветвленной иерархией чинов. Научные школы выполняют особую функцию. Они воспитывают своих по­следователей в духе верности определен­ным традициям, нормам, принципам. Академический успех и карьера молодо­го ученого непосредственно зависят от лояльности и преданности его данной школе. Лидеры школы, участвующие в почетных комиссиях, коллегиях и фон­дах, обеспечивают своим последователям режим наибольшего благоприятство­вания и финансирования. По мере роста стоимости научных разработок по­являются исследовательские команды, формируется корпоративный дух и ужесточаются меры контроля. Исследовательский институт — это по большей части еще и центр подготовки кадров. Он подбирает молодых ученых опреде­ленного типа (интеллектуал-администратор и исследователь-покровитель) и вознаграждает их только за определенные достижения. В научной школе все­гда есть поколение основателей, или лидеров, и их последователей. Первые открывают новое, вторые идут проторенным путем. Молодое поколение уче-

Mills C.W. The sociological imagination... P. 69.

ных воспринимает методы, символы, понятия и концепции как нечто священ­ное. Миллс отмечает, что современное ему поколение социологов в Америке наименее творческое и наиболее догматичное, оно строже придерживается ме­тодических канонов, раньше начинает специализацию, рассматривает соци­альное исследование как карьеру, индифферентно к социальной философии. Подготовленные таким образом специалисты создают монографии, факти­чески переписывая чужие книги. «Слушая их разговоры, пытаясь понять при­роду их пытливости, мы обнаруживаем жуткую ограниченность ума»⁵⁹. Тако­вы порождения бюрократического стиля мышления, утвердившегося в аме­риканской социологии.

Эмпирики-бюрократы не интересуются оригинальной теорией. Они не теоретизируют — они собирают, измеряют и считают. Чем дороже исследо­вание, тем сильнее зависимость от спонсора. Но чем меньше автономия на­уки, тем меньше ее ответственность. Работая иа клиента, ученый становит­ся зависимым от бюрократов: клиент (администрация предприятия, местные власти) ждет от него научных способов манипулирования поведением лю­дей. Социолог может даже не подозревать, пишет Миллс, что он превраща­ется в просвещенного деспота. «Американский солдат» С. Стауффера — пре­красный образец того, как социолог помогает армейскому командованию тонтрозтарототъ дейетьта родот>ъта. тояйтол© та адита. «Для Фкурокрита vkwp — это мир фактов, которые должны быть проинтерпретированы в соответствии с жесткими правилами. Для теоретика мир — это мир понятий, которыми можно манипулировать без определенных правил. Теория различными пу­тями служит идеологическому оправданию власти. Исследование, предпри­нятое ради бюрократических целей, направлено на то, чтобы сделать власть более эффективной и продуктивной, оно обеспечивает планировщиков на­учной информацией»⁶⁰.

«Абстрактный эмпиризм» используется скорее бюрократически, нежели идеологически. Напротив, «большая теория» не имеет непосредственного бюрократического применения — она обладает идеологическим значением, представляя собой другую крайность социологии. Если «абстрактный эмпи­ризм» фетишизирует метод, то «большая теория» фетишизирует понятие, что выражается в построении крайне усложненных теоретических текстов. Этим всегда грешили сочинения мэтра американской социологии Т. Парсонса.

Социологическая классика

Крайностям «абстрактного эмпиризма» И теоретической схоластики Р. Миллс противопоставил конструктивную программу возрождения соци­ологии. «Моя концепция противостоит социальной науке как совокупности бюрократических приемов, которые сдерживают социальный поиск, навя­зывая ему свои методические претензии, благодаря чему научная деятель­ность перенасыщается обскурантистскими понятиями либо сводится к три­виальностям вследствие того, что социологи уходят от решения социальных проблем, ограничиваясь частными вопросами. Ограничение, обскурантизм, тривиальность обусловливают кризис социальных исследований»⁶¹.

Mills C.W. The sociological imagination... P. 105. Ibid. P. 117. Ibid. P. 20.

Каков же выход из кризиса? Миллс видит его в возвращении к классикам. В трудах Конта, Маркса, Спенсера и Вебера социология приобрела энцик­лопедический вид; она объясняет социальную жизнь человека в ее целост­ности. Это означает историчность и систематичность рассмотрения: историч­ность — потому, что вовлекаются огромные пласты прошлого; систематич­ность — потому, что изучаются все стадии и закономерности исторического развития. Социальный аналитик классического толка избегает жесткого на­бора процедур, он использует в своей работе социологическое воображение, которое подсказывает ему, что вводить новые понятия в оборот следует не в том случае, когда не хватает слов, а когда есть уверенность, что новые поня­тия углубляют мышление, анализ, аргументацию. Метод отступает на вто­рой план перед содержанием. «Классик» как интеллектуальный ремесленник не сковывает себя методом. «Метод нужен для постановки вопросов и полу­чения ответов с некоторой гарантией того, что ответы достаточно верны. Те­ория нужна для привлечения внимания к используемым словам, особенно к обобщающей способности и логичности. Основная цель метода и теории — прояснить концепцию и уменьшить число процедур, развивая, а не сдержи­вая социологическое воображение»⁶².

Образ интеллектуального ремесленника у Миллса не случаен. Он неодно­кратно сравнивает современного социолога с человеком, выполняющим ру­тинную работу. Социолог подобен рабочему у конвейера: и тот и другой выполняют чужое задание, и тому и другому методы, содержание и темп работы навязаны извне. В условиях поточной, массовой социологии ученый неизбежно превращается в робота, у которого все стандартизировано, он сам себе не хозяин. Но Вебера или Маркса нельзя уподобить наемному работни­ку. Эти гиганты мысли были сами себе хозяевами, они все решали сами. И поэтому они были «сами себе методологами».

Р. Миллса часто неверно толкуют, считая его лозунг «Каждый сам себе методолог!» доказательством ненужности научной методологии вообще. В действительности же Миллс хотел сказать иное: «Каждый работающий со­циальный ученый должен быть собственным методологом и собственным теоретиком в том смысле, что он должен быть интеллектуальным ремеслен­ником». Слово «ремесленник», считает Р. Миллс, должно звучать гордо. Ремесленник сам себе хозяин, он изготовляет продукт от начала до конца, не пользуется чужими шаблонами, а творит свое, заимствуя у других только самое лучшее. «Каждый ремесленник, конечно, может кое-чему научиться в ходе бесконечных попыток кодифицировать методы, но часто это не боль­ше чем некоторая общая форма осознания... Мастерски овладеть "методом" и "теорией" — означает стать сознательным мыслителем, знающим, что и за­чем он делает... Без осмысления способов, какими осуществляется мастер­ство, результаты исследования окажутся нестрогими; без определения тех ре­зультатов, к каким должно привести исследование, метод останется беспо­лезной претензией»⁶³.

Для социологов-классиков теория и метод неразрывно связаны. Нечто можно назвать методом не вообще, а относительно некоторой проблемы. Нечто можно назвать теорией не вообще, а относительно определенного круга

⁶² Mills C.W. The sociological imagination... P. 120.

⁶³ Ibid. P. 121.

явлений. Теория и метод уподобляются языку той страны, в которой каждый из нас живет. «Вы не можете похвалиться, что умеете разговаривать на этом языке, но вам будет стыдно и вы станете испытывать неудобства, если ока­жется, что не умеете говорить на нем», — пишет Миллс.

У классиков социологии понятие — это идея, нагруженная эмпирическим содержанием. Если идея перевешивает содержание, то мы попадаем в запад­ню «большой теории»; напротив, если содержание перевешивает идею, то мы впадаем в крайности «абстрактного эмпиризма». Эмпирики захлебываются в фактах, теоретики задыхаются в абстракциях. «Большинство классических работ (в этом смысле иногда называемых макроскопическими) лежит меж­ду абстрактным эмпиризмом и большой теорией»⁶⁴. Классики не игнориру­ют проблемы повседневной жизни, напротив, отталкиваются в своем анализе именно от них, но обязательно связывают их с социальными и историчес­кими структурами. Часто они не кодифицируют повседневные проблемы, не выстраивают их в статистические закономерности и не обезличивают при помощи коэффициентов и математических формул, как это делают современ­ные эмпирики. Они сохраняют их первозданность, целостность, адресность. Так поступали Вебер, Маркс, Дюркгейм.

Каждое событие уникально и в то же время типично. Но это не значит, что труды классиков неэмпиричны; они не менее, а часто и более эмпиричны, заявляет Миллс, чем исследования абстрактных эмпириков. Работы Ф. Ней­мана о социальной структуре нацистской Германии не менее эмпиричны, чем изучение С. Стауффером морального климата в армии. Работы М. Вебера о китайской бюрократии и Б. Мура о Советской России не менее эмпиричны, нежели «эмпирические» исследования П. Лазарсфельда, проведенные в г. Эл-мира. Можно расширить список, включив в него книгу «Властвующая элита» Р. Миллса, значительная часть которой посвящена описанию персональных характеристик, социального происхождения и моральных качеств трех поко­лений миллиардеров. Хотя в заключение автор приводит статистические рас­пределения, основанием для главных теоретических выводов книги послужили все-таки не они, а результаты «биографического» метода.

Современная социология занята не тем, что верифицируется, а тем, как верифицируется. «Как-верификации» подчинены и «абстрактный эмпи­ризм», склонный к индуктивной верификации, и «большая теория», пред­почитающая дедуктивную верификацию. Напротив, классическая социоло­гия на первый план выдвигает «что-верификацию». Поскольку «классики» разрабатывают идеи в тесной связи с проблемой, выбор того, что верифици­ровать, подчиняется строгому правилу: пытайся верифицировать те черты разрабатываемой идеи, которые, как кажется, больше всего относятся к делу (являются релевантными). Эти черты называются стержневыми.

Характеризуя стиль работы Вебера, Маркса, Дюркгейма, Р. Миллс писал: «Обычно классики не составляли одной большой программы для одного большого эмпирического исследования. Они придерживались той точки зре­ния, что между макроскопическими понятиями и конкретными утвержде­ниями существует постоянная обратная связь по типу челнока. Достигалось это благодаря конструированию серии маломасштабных эмпирических ис­следований (которые, конечно же, могли включать в себя микроскопичес-

lills C.W. The sociological imagination... P. 124.

кие или статистические работы), каждое из них могло оказаться стержневым для той или иной части задачи, которую ставил перед собой ученый»⁶⁵. В этом смысле «абстрактный эмпиризм» и «большая теория» — только «паразиты» на фоне классической традиции. Она не впадает в крайности, индукция и дедукция в ней не разведены, а присутствуют в каждом действии аналитика; формулировка и переформулировка проблемы происходят постоянно.

Отличие классической традиции от современных подходов в социологии начинается с постановки проблемы. Классики формулируют проблему таким образом, что в каждом утверждении содержится связь общественных проблем и личных забот (частных вопросов).

Наряду с Т. Парсонсом и Р. Мертоном Р. Миллса относят к классикам мировой социологии. В послевоенное время он был самым читаемым соци­ологом в мире. И хотя его часто называли социальным философом и идео­логом от социологии, труды Миллса воплотили в себе идеал настоящей со­циологии, восходящей к работам Вебера и Дюркгейма. Обаяние его идей ощущали представители многих поколений. Не случайно на его лекции в США и Польше приходило столько народа, сколько не ходило на выступле­ния известных проповедников, а по частоте цитирования он не уступал Пар-сонсу и Мертону.

⁶⁵ Mills C.W. The sociological imagination... P. 126.

НОВЫЕ ОТРАСЛИ СОЦИОЛОГИИ

Современная наука — это постоянно расширяющаяся сфера познания. Она молода, агрессивна и напориста. Ее аппетиты растут по мере того, как к старым знаниям прибавляются новые. Количество наук, специали­заций и отраслей превысило 2500. Их число увеличивается чуть ли не каждый год, если не месяц. Не отстает в этом познавательном марафо­не и социология. Еще совсем недавно, каких-нибудь 7- 7 О лет назад, го­ворили о тендерной социологии как о совершенно новой отрасли. В конце XX и начале XXI в. к ней добавились новые социологические направле­ния и тематические области. В общих чертах познакомимся с ними.

ВИЗУАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ

Визуальная социология — достаточно новое направление исследований, в котором ученые используют технику фотографирования для более глубокого раскрытия социальной реальности. Один из активных адептов нового направ­ления — известный американский социолог Говард Беккер. В своей статье о визуальной социологии, документальной фотографии и фотожурналистике он' пишет, что созданные социологами фотографии мало чем отличаются от тех, которые делают фотожурналисты или фотолюбители. На первый взгляд в них нет социального содержания. Однако обыденность запечатленной обстанов­ки, бытовые сцены, беседа друзей или сослуживцев, поведение футбольных фанатов и многое другое дают богатейший материал социологу, стремящему­ся выяснить статусные распределения в группе, типы социального действия, субкультурный контекст поведения исполнителей ролей.

Исторический предшественник визуальной социологии — фотожурнали­стика, появившаяся в XIX в. Ее отличительные черты — документальность, объективность, информативность и полнота изображения. Фотографии, осо­бенно запечатлевшие прошлые эпохи, являются для социолога бесценным документальным материалом. Фотокорреспонденты бывали там, где, быть

:ker H.S. Visual Sociology, Documentary Photography, and Photojournalism: It's (Almost) All a Matter Context // Visual Sociology. 1998. 10 (1-2), 5-14.

может, никогда не доведется бывать ученому: в глубоких шахтах, на фронте, среди боевиков и заложников, среди бомонда и в президентском окружении.

На протяжении 100 лет содержание и характер журналистики сильно ме­нялись. Из простых иллюстраторов исторических событий фотокорреспон­денты превратились чуть ли не в соавторов. От того, в каком ракурсе, под каким углом зрения, в каком свете, наконец, в каком окружении подано то или иное событие или та или иная фигура, зависит и то, какое впечатление на зрителя они произведут, какой объем информации содержит в себе фото­графия. Фотожурналистика постепенно превращается в род искусства. У современных журналистов есть не только собственный стиль, но и соб­ственный подход к жизни, собственнаяй философия и идеология. События не просто фиксируются, но незримо интерпретируются журналистом. Совре­менные фотографии помогают раскрыть анатомию городской жизни, исто­рического события, коллективного действия. Фотографии можно не только изучать, используя их как объект вторичного анализа, но и воспринимать их как отчет фотокорреспондентом о проведенном накануне исследовании.

Даже процесс газетного заказа журналисту, действия главного редактора или цензуры, размещение фотографии на журнальной или газетной полосе могут стать предметом социологического исследования — в частности, Е. Эп-стайна², С. Холла³, Г. Тачмена⁴, Дж. Рудда⁵ и др.

У истоков визуальной журналистики, по мнению Г. Беккера, стоит изве­стный представитель Чикагской школы Роберт Парк, который работал в качестве журналиста в газетах Миннеаполиса, Денвера, Детройта, Чикаго и Нью-Йорка. Его фоторепортажи, позже продолженные в серии глубоких эмпирических исследований, показывали социальную «изнанку» большого города, жизнь социальных аутсайдеров (преступников, нищих, проституток), тяжелый труд детей и подростков, привлекая внимание общественности ктем проблемам, которые правительство намеревалось замолчать.

Несмотря на свои давние традиции, визуальная социология — событие наших дней. Отправной точкой следует считать подборку материалов, сде­ланную Дж. Вагнером⁶ в 1979 г., монографический обзор Е. Чаплин⁷ в 1994 г., а также серию публикаций Международной ассоциации визуальной социо­логии (International Visual Sociology Association). Столь позднее появление визуальной социологии объясняется тем обстоятельством, что академичес­кая социология, долгое время ориентировавшаяся на каноны естествознания, не признавала фотографию в качестве достойного внимания исследователь­ского инструмента, в отличие от антропологии, истории и археологии, где фотография давно признана в качестве вполне законного метода сбора по­левой информации⁸. В социологии долгое время фото- и фильмоматериал

Epstein E. J. News from Nowhere. N.Y.: Random House, 1973.

Hall S. The Determination of News Photographs // S. Cohen and J. Young (eds.). The Manufacture of

News: A Reader. Beverly Hills: Sage, 1973. P. 176-190.

Tuchman G. Making News. N.Y.: Free Press, 1978.

Rudd J. Picture Possibilities: An Ethnographic Study of Newspaper Photojournalism // M.A. thesis,

Department of Sociology, University of Washington. 1994.

Wagner J. (ed.) Images of Information: Still Photography in the Social Sciences. Beverly Hills: Sage

Publications, 1979.

Chaplin E. Sociology and Visual Representation. L.: Routledge, 1994.

Collier J., Collier M. Visual Anthropology: Photography as a Research Method. Albuquerque: University of

New Mexico Press, 1986.

использовался лишь в педагогических целях — как средство иллюстрации текста. Длительное пренебрежение фотоматериалами привело к тому, что люди, получившие профессиональное журналистское образование и пере­шедшие затем в сферу академической социологии, начали развивать визуаль­ную социологию. Немало усилий было потрачено на то, чтобы убедить себя и других втом, что фотографии — это не «картинки», иллюстрирующие текст, а серьезное занятие профессионального социолога⁹. Дуглас Харпер, один из ведущих специалистов в области визуальной социологии, так определил воз­можности фотографии как исследовательского метода: изучение социального взаимодействия, выражение эмоций, использование фотографий для сбора более глубокой информации в ходе интервью, исследование материальной

irvnwrvro.T'"

Для социолога фотография является весьма «говорящим» материалом, мно­гое раскрывающим в социальной дей­ствительности. Для ученого в изображе­нии важны все детали: время и место события, обстановка на улице или в жилище, одежда, поза, жесты, мимика человека и т.п. Все это социально значи­мая информация, требующая теорети­ческой интерпретации.

Некоторые работы социальных уче­ных, в частности «Байкеры» Д. Лайона¹' и «Карнавал» (автор — С. Мейзалас¹²), выполненные в документальном жанре, представляют собой серию велико­лепно сделанных фотографий, снабженных текстом из интервью самих уча­стников событий. Комментарии ученых ограничивались заголовками либо небольшими справками, выполненными в традиции работ Доротеи Ланге, Льюиса Хайне или портретов железнодорожных рабочих Жака Делано. Ком­ментарий последнего выглядел так: «Фрэнк Уильяме, рабочий железнодо­рожной дрезины в Иллинойсе. Мистер Уильяме имеет восемь детей, двое из которых служат в американской армии. Чикаго, ноябрь 1942». Если соци­альные фотографии используются не в статьях, а в книгах, то предваряются научным введением и историческими эссе.

В визуальной социологии образ доминирует над текстом. Роберт Франк в цикле «Американцы»¹³ почти не давал текста к своим фотографиям, пола­гая, что они самодостаточны и способны помочь зрителю сделать собствен­ные выводы. Однако зритель волен интерпретировать фотографии так, как считает нужным; иногда он видит совсем не то, что хотел показать автор. В своей книге Р. Франк задумал представить все слои американского обще­ства, поэтому в ней множество фотографий ковбоев, политиков, рабочих,

Зескег H.S. Visual Sociology, Documentary Photography, and Photojournalism: It's (Almost) All a Matter >f Context //Visual Sociology. 10 (1-2), 5-14.

Harper D. Visual Sociology: Expanding Sociological Vision // The American Sociologist, 1988. 19 (1), )4-70.

Lyon D. The Bikeriders. N.Y.: MacMillan, 1968.

Weisalas S. Carnival Strippers. N.Y.: Farrar, Straus, and Giroux, 1976.

~ook J. Robert Frank's America//Afterimage. 1982. (March). 9-14.

клерков, показанных в самой разной обстановке; все фотографии отличает высокое мастерство и любовь фотографа к своим типажам. Р. Франк стре­мился дать фотомонтаж социальной структуры американского общества, но, например, Г. Беккер оценил его лишь как свидетельство того, как проявля­ется и как влияет на людей политическая система. Автор хотел показать, какими разными бывают американцы, а читатель увидел, какими одинако­выми их делает общество. Но кто-то третий увидит в этих фотографиях на­стоящие символы американской культуры и американского общества: тен­дерное неравенство, стремление к успеху и демократизм, городскую жизнь и стратификацию богатства, отношение к национальным меньшинствам и др. Фотографии, являясь своеобразными обобщениями, дают скорее не ин­дивидуальные образы, а социальные типажи, мир статистически средних людей, носителей определенной культуры и выразителей определенных цен­ностей.

Ежедневно открывая утренние газеты, мы обнаруживаем там десятки фотографий, часть которых может вполне служить сырьем для визуальной социологии. За исключением индивидуальных портретов политиков, спорт­сменов или звезд эстрады, остальные служат обобщенными социальными образами. Подписи под ними часто не раскрывают фамилий участников. Фотографии, как и социологические анкеты, в таком случае анонимны. Искусство фотожурналиста заключается в очень точной и правильной под­писи под фотографией. Она имеет такое же значение, как и точный ответ в социологической анкете. Г. Беккер, преподающий курс визуальной социо­логии чикагским студентам, учит их основам достижения аутентичности текста и видеоряда.

Эта проблема весьма актуальна для социологии. В книге Дугласа Харпе-ра «Хорошая компания»¹⁴ (1981) помещена фотография, на которой мужчи­на сбривает двухдневную щетину. Автор интерпретировал текст так: этот человек отрицает принятые в обществе нормы, не следит за собой или ему лень это делать. Небритое лицо, которое приводят в порядок, должно вызы­вать совсем иное представление о человеке, чем образ подтянутого и свеже­выбритого джентльмена. Однако процесс бритья не совсем точно передает девиантность, которая может быть выражена другими более яркими образа­ми, например обнаженный человек, сидящий на лавке в центре Нью-Йор­ка. Если бы Харпер не снабдил свою фотографию текстом, то было совершен­но непонятно, какую социологическую реальность он иллюстрирует.

Когда специалист берется делать социологические фотографии, он дол­жен четко представлять себе, совпадут ли его представления с читательски­ми, какие зрительные образы в массовом сознании совпадают с такими по­нятиями, как одиночество, бездомность, социальный успех, подростковый возраст, конфликт отцов и детей, социализация и т.д.

В одном из номеров «Литературной газеты» (1988,4 мая) известный журна­лист Юрий Рост поместил фотографию женщин, занимающихся ремонтом железнодорожных путей. Название очерка сразу определяло профессию его ге­роинь — «Женщины в оранжевых жилетах». Особой радости или творческого горения в этих усталых пожилых лицах разглядеть не удается даже в сильное увеличительное стекло. «Любят ли они свою работу? — задает вопрос Ю. Рост. —

¹⁴ Harper D. Good Company. Chicago: University of Chicago Press, 1981.

Вряд ли. Да и что там любить? С кайлом и лопатой, в ватных штанах и тело­грейках, оживляя пейзаж оранжевыми жилетами, они возятся со смерзшимся балластом и тяжелыми черными шпалами, отходя в стороны, чтобы пропустить фирменные поезда, летящие в будущее по проложенным ими рельсам».

Несомненно, фотографические зарисовки Ю. Роста принадлежат к жан­ру визуальной социологии или, как ее еще называют, социологическому фотографированию. Его цель — подсмотреть в жизни типичные формы со­циального поведения людей, характерные для них отношения. Именно ти­пичное, а не исключительное. «Женщины в оранжевых жилетах» прекрасно иллюстрируют непрестижную, малопривлекательную работу. Ведь они дела­ют дело, которое никто, кроме них, не хочет делать. Эти женщины в букваль­ном смысле стоят на обочине дороги; для них характерны неустроенный быт и жилье, которое не всегда можно назвать домом, непрестижная работа, зар­плата, не способная компенсировать глубокое отчуждение от своего труда либо смирение и безучастность к нему.

КИБЕРСОЦИОЛОГИЯ¹⁵

Киберсоциология — некоммерческая мультидисциплинарная отрасль зна­ния, использующая технологии веб-дизайна и имеющая целью критический анализ проблем, связанных с Интернетом, киберпространством, киберкуль-турой и жизнью интернет-сообщества. Другие названия данной отрасли — интернет-социология, веб-социология, виртуальная социология. Так, в Нор­вегии, в Университете Осло развивают веб-социологию [http://www.uio.no/ iroggen], в США, в Университете Бредли [http://lydia.bradley.edu/las/soc/syl/ 391] — социологию киберпространства; в Аргентине в Университете Буэнос-Айреса — гиперсоциологию [http://www.anice.net.ar/infoysoc]. Социология ки­берпространства представлена такими темами, как виртуальные сообщества, гипертекстовая революция, постмодернизм и киберпространство, физика и метафизика киберпространства, женщины в киберпространстве, секс и эро-

писано в соавторстве со студентом 2-го курса социологического факультета МГУ им. М.В. Ломо-ова (2002 г.) К. Абоянцем.

тизм в киберпространстве, виртуальная субъективность и фрагментация личности, компьютеры и будущее частной жизни, киберкапитализм и др.¹⁶

Сегодня это активно развивающаяся (главным образом за рубежом) дис­циплина, в рамках которой функционируют международные симпозиумы и семинары, подготавливаются специалисты, созданы многочисленные учеб­ные курсы, кафедры, исследовательские центры, издаются журналы, моно­графии, учебная литература.

Так, международный электронный журнал (e-zine) «Cybersociology Magazine» служит для социальных ученых форумом для изучения киберпрос-транства и виртуальных сообществ. Его авторы — профессиональные иссле­дователи и выпускники гуманитарных вузов. В номерах за 1997—1999 гг. пуб­ликовались статьи, посвященные этнографическому подходу к исследованию киберсексаи киберэротизма (Robin Hamman), драматургии И. Гоффмана и он­лайн отношениям (Nikki Sannicolas), исследованиям киберкультуры (Sandy Stone), сообществу киберигроков (Mary Anne Breeze), социологическому ана­лизу киберпанков (Markus Wiemker), нет-идеологии: от киберлиберализма к киберреализму (Francisco Millarch), чат-общению и письменному творчеству в Интернете (Sue Thomas), киберкафе в Латинской Америке (Madanmohan Rao), глобальной культуре солидарности (Peter Waterman), высоким техноло­гиям и сети Интернет (Richard Barbrook), Интеренту и цензуре (Drazen Pantic), созданию фильмов о киборгах (Rachel Armstrong), методология исследования он-лайн (Bella Dicks), цифровой этнографии (Bruce Mason), реальности вир­туального тела (Kerrie Smyres), он-лайн религии, техноспиритуализму и др. Ав­торы журнальных статей — социологи из США, Англии, Бразилии, Германии, Индии, Австралии, Нидерландов, Индонезии и т.д. Большой вклад в разви­тие данной отрасли внесли книги Шерри Текля (Sherry Turkle), в частности «Жизнь на экране: идентичность в эпоху Интернета».

В результате социальной глобализации и интернационализации изменился характер самой научной деятельности, форм воспроизводства научного зна­ния и коммуникации в сообществе. На базе сети Интернет в науке началось образование универсального информационного пространства, в рамках ко-

¹⁶ Соколова И.В. Структура и функции социологии информатизации как новой специальной социо­логической теории // Информационное общество. 1999. Вып. 5. С. 30—33.

торого преодолеваются междисциплинарные разграничения внутри отдель­ных отраслей знания, складываются сетевые научные коллективы, происхо­дит обмен диверсифицированной научной информацией в профессиональ­ных «виртуальных сообществах» (virtual communities, по терминологии запад­ных исследователей). Социальная организация науки в условиях компьютерных коммуникаций трансформируется от более формальных устоявшихся иерархических институтов к менее формальным «невидимым колледжам» или, точнее, «кликам» (т.е. научным сообществам, в которых пре­обладают неформальные коммуникации).